Помоги проекту - поделись книгой:
– Я отнял ее у озера. Страшное озеро! – заикаясь, шептал Паком.
Ближайший сосед Клутье, Жактанс Тибо, услышал их отчаянные крики. Он бегом пустился по грязной дороге, ведущей к узкой полоске земли, где покоилось тело Эммы.
Шамплен, обогнав супругу и дочь, первым подбежал к безжизненному телу, упал перед ним на колени и обхватил голову дочери своими широкими мозолистыми ладонями.
– Господи, почему? Горе нам, горе всем нам! – в отчаянии причитал он. – Я дрожал от страха за свои земли и свой скот, а потерял плоть от плоти моей, Эмму, мою малышку! Как же так?
Подбежав к дочери, Альберта оттолкнула мужа. Крича и стеная, она упала на тело утопленницы. Зрелище было таким страшным, что Паком начал протяжно выть, словно раненое животное, и оглушительное эхо его стонов заставило леденеть кровь в жилах подбегавшего Жактанса Тибо. Он остановился приблизительно в двадцати метрах от ужасающей картины.
– Господи Иисусе! – прошептал он, осеняя себя крестным знаменем. – Но что она тут делала, бедняжка Эмма?
Оцепеневшая от ужаса Сидони беззвучно плакала. Она раньше уже видела мертвых, но это были ее умершая от гриппа бабушка и еще какой-то старик из деревни. В обоих случаях усопшие были почтенного возраста и мирно покоились в своих гостиных, аккуратно причесанные и по-праздничному одетые: лица их светились спокойствием.
– Только не Эмма, нет, только не ты, Эмма, – шептала она пересохшими губами.
– Чтоб они были прокляты, все эти члены правительства и владельцы компаний, – поднимаясь, разразился гневом отец, словно призывая в свидетели всех окружающих. – Они убили мою малышку. Она утонула, не знаю как, но утонула! Господи, что же произошло? Если бы вода не поднялась так высоко!
– Правильно говоришь, Клутье! – подлил масла в огонь сосед, широкими шагами подходя к ним ближе. – Может быть, будут и другие утопленники! Мы боялись за нашу скотину, но вот первая жертва – бедняжка Эмма. Как подумаю, что вчера я еще улыбался, глядя, как резвятся двое моих мальчишек, пуская бумажные кораблики с нашего крыльца. Я говорил себе, что хуже, чем было во времена большого наводнения, быть не может, но каково? Тогда мы смогли пережить буйство озера, но это не похоже на то, что было раньше. Я вам скажу так: если парни из компаний не откроют плотину, мы возьмемся за это сами. Я думаю, что это лишь начало! Да, только начало.
Шамплен не ответил. Заливаясь слезами и словно лишившись рассудка, Альберта продолжала прижимать к себе свое дитя. Ее материнская боль была такой невыносимой, что она сама хотела умереть здесь же, на этом самом месте. Потерять Эмму, не слышать больше ее непринужденного смеха, ее веселого голоса – это казалось ей непостижимым. У нее всегда была какая-то необъяснимая особая привязанность к младшей дочери, она называла ее своим «маленьким цветочком». Не в силах смириться с действительностью, она принялась целовать ледяные щеки и лоб своей дочери, бессознательно баюкая ее тело.
– Нужно отнести ее домой, мама, – мягко произнесла Сидони, пытаясь держаться.
– Домой, – повторила мать. – И как мы будем за ней ухаживать, за нашей малышкой? Сегодня вечером вода зальет весь пол в гостиной.
– Господин кюре что-то придумает, Альберта. Нужно его предупредить, – сухо отрезал Шамплен.
Больше он ничего не сказал. Он резким тоном заставил жену подняться. Глядя прямо перед собой, сжав губы, он поднял тело дочери, взяв ее одной рукой под колени, а другой поддерживая спину. На мгновение он пошатнулся под своей скорбной ношей, однако тут же выпрямился и тяжело зашагал по направлению к ферме.
– Если я могу чем-то помочь… – осмелился предложить Жактанс.
– Иди в деревню и расскажи всем о нашем горе! – ответил Шамплен Клутье. – Пойди с ним, Паком, тебе стоило бы вернуться домой и переодеться. Спасибо, мальчик мой.
– Я вынул Эмму из воды, да, я хорошо сделал.
– Конечно, Паком, мы все очень тебе благодарны, – отозвалась Сидони, думая о том, что ведь через какое-то время тело сестры могло уйти глубоко под воду.
Она бросила взгляд на небо: утренний свет начал блекнуть. Мрачные тучи перекрыли путь робким проблескам солнечного света. Внезапно полил дождь, холодный и настолько сильный, что это похоже было на библейский потоп. После короткой передышки нескончаемый кошмар начинался снова.
– О боже! – стала причитать Сидони. – Если сегодня будет лить так же, как вчера, что же мы будем делать?
Альберта пожала плечами, ее темные волосы рассыпались по спине. Детям достались от матери тонкие черты лица и необыкновенно очаровательная улыбка. Сейчас она следовала за мужем, не отрывая завороженного взгляда от ног дочери, мерно покачивающихся на руках у Шамплена, словно в них еще теплилась жизнь. Они вышли на дорогу, которая вела от озера к Сен-Приму: старенькая прямая тропинка, в конце которой виднелся их дом, окруженный амбаром, овчарней и сараем. Вода все прибывала.
– Пойду запрягу Звонка, чтобы отвезти малышку в деревню, – сухо сказал Шамплен.
– Папа, а про дедушку ты подумал? – взволнованно спросила Сидони. – Плохая новость обрушится на него как снег на голову – ты ведь попросил Жактанса всем рассказать!
Фердинанд Лавиолетт, отец Альберты, будучи вдовцом вот уже шесть лет, жил в небольшом домике на окраине Сен-Прима, напротив одной из муниципальных школ.
– Ты права, нужно ехать как можно скорее, – согласился отец.
Все трое зашли в сарай, механично, словно роботы, с наполненными ужасом и болью глазами. Звонок, уже довольно старый конь, был привязан здесь, в небольшом стойле. Животное приветствовало их пронзительным ржанием.
– Ты чувствуешь смерть, парень, – проворчал хозяин.
Двое женщин стали быстро застилать тележку соломой; все это время Шамплен не выпускал дочь из рук. Наконец он смог уложить ее, и в этот момент нечеловеческий стон вырвался у него из груди.
– Кажется, что она просто спит, – прошептала Альберта. – Если господина кюре не окажется дома, нас нужно будет отвезти к Матильде. Я поднимусь за чистым бельем для моей малышки.
– Не ходи, мама, я сама принесу все, что нужно, – прервала ее Сидони. – Мы наденем на Эмму мое белое платье. Я возьму свой парикмахерский набор. Мы с Матильдой сделаем из нее красавицу.
Возможность позаботиться о своей сестре и говорить о ней, как о живом человеке, успокаивала ее, не позволяя упасть в пропасть отчаяния.
Кюре тревожно вглядывался в надвигающийся неотвратимый апокалипсис. Шел ливень, шквальный ветер свирепствовал вокруг, а до самого горизонта разлилось огромное свинцовое озеро, по которому время от времени пробегали устрашающие волны.
Священник как раз выходил из церкви, когда увидел, что к нему со всех ног спешит Жактанс Тибо – мужчина казался необычайно взволнованным.
– Господин кюре, Эмма Клутье утонула! – крикнул он срывающимся, почти жалобным голосом. – Горе моим несчастным соседям! Ее нашел Паком. Думаю, нужно идти к ним.
А вот и первая жертва непогоды – невинное дитя, которого некогда окрестил кюре.
Не задавая лишних вопросов и не взывая к Господу, кюре немедленно направился к ферме Шамплена, крепко сжимая в руке свой большой черный зонт. Чуть помедлив, Жактанс отправился вслед за ним.
– Знаете, господин кюре, мне нужно будет отвести своих коров на луга Озиаса Руа: до него-то вода никогда не доберется.
– Пожалуй, так будет лучше. Озиас не откажет тебе в помощи. Нам нужно держаться друг за друга – это только начало. Но уже сейчас жителям Сен-Метода приходится гораздо тяжелее нашего.
Накануне в Робервале, расположенном в семи километрах от озера, в верхнем течении реки Тикуапе, священник встретил местного знакомого кюре. Тот показал ему письмо, которое он как раз собирался отправить в газету
Нагнувшись над сиденьем своей повозки, Шамплен еще издалека разглядел силуэты кюре и своего соседа. Он вел лошадь под дикое блеянье своей отары, доносившееся из запертой овчарни. Позади него, укрывшись защищающим от ливня брезентом, Альберта и Сидони тихо молились, сидя на соломе рядом с телом малышки Эммы. У Шамплена было такое чувство, будто его прокляли, изуродовали его тело, разорвали душу; но плакать он не мог, он просто задыхался от бессильной злости. «Господи Боже, за что же ты нас так наказал, что мы натворили? Что я натворил?» – все повторял Шамплен.
А жизнь продолжалась, бросаясь, словно полоумная, в сине-зеленые волны озера Сен-Жан.
Жасент спустилась в столовую, чтобы выпить чашечку кофе. Она чувствовала себя подавленной без явной на то причины, поэтому связывала свою печаль с непрекращающимся ливнем и мертвенной серостью утра.
– Только взгляните на это, мадемуазель Клутье! – пожаловалась монахиня, занятая нарезкой хлеба.
Больница Сен-Мишель, площадь которой три года назад увеличили, была основана в 1918 году сестрами-августинками из больницы Сен-Валье в Шикутими. Та же конгрегация вела дела в больнице, которая, помимо лечения больных, принимала в своих стенах бедняков, сирот и стариков.
Монахиня кивнула в сторону странного зрелища, которое открывалось из большого окна столовой. К крыльцу приближалась лодка с тремя августинками, одна из них стояла на корме, направляя лодку при помощи деревянной жерди. Жасент улыбнулась, преисполненная восхищения перед этими святыми женщинами, которые, несмотря на свои малоподходящие для такого занятия одежды, смело передвигались по затопленному городу.
– Интересно, как можно добраться до улицы Марку, не замочив колен, – задумчиво произнесла она. – Когда я отправила туда брата немного отдохнуть, он вынужден был взять мой велосипед.
– Оставайтесь, мадемуазель Клутье, я возьму для вас раскладушку. На чердаке осталось еще две или три.
– Знаю: я видела их, когда помогала сестре Пьеретте поднять туда ее цыплят. Хоть эти несчастные птички будут в безопасности. Благодарю вас за предложение, но я хотела бы провести несколько часов у себя дома. Я что-нибудь придумаю.
В этот момент в проеме двери, выходящей в коридор, показался доктор Гослен. Лицо у него было таким серьезным, что медсестра и монахиня невольно замерли в ожидании: обе не сомневались в том, что случилось какое-то несчастье.
– Жасент, вас просят к телефону, – произнес доктор. – Ваша сестра Сидони. Поторопитесь.
– Господи, что-то с родителями? – воскликнула Жасент, бросаясь к доктору.
– Идемте, телефон в регистратуре, – ответил Гослен, обнимая ее за талию. – Мне очень жаль, Жасент.
Она сразу же все поняла. Кого-то из ее семьи не стало. Она отчаянно молилась, чтобы это было не так, однако внутренний голос повторял ей, что случилось непоправимое.
– Речь идет об Эмме, – добавил доктор.
– Об Эмме? Это невозможно, она сейчас у меня дома. Как же так! Наверняка она снова что-то натворила.
– Она утонула, Жасент. Возьмите два выходных, если понадобится – три.
Эти слова стучали в голове девушки, но ей не удавалось связать их воедино: Эмма, мертва, Эмма, утонула. Доктор протянул ей трубку. Она судорожно вцепилась в нее в состоянии, близком к обмороку. Но кошмар стал реальностью в тот момент, когда она услышала дрожащий голос Сидони:
– Жасент? О боже, я боялась, что ты уже уехала на улицу Марку. Тогда мне было бы непросто с тобой связаться… Я звоню тебе из дома кюре. Жасент, это ужасно: наша малышка Эмма мертва. Кюре сказал, что она – первая жертва наводнения. Паком нашел ее возле ствола какого-то дерева, она была под водой, в своем красном платье. Жасент, вы с Лориком должны немедленно приехать. Мама словно повредилась в рассудке, я ее не узнаю.
– Конечно, мы сделаем все возможное, чтобы приехать скорее, Сидони. Лорик дома, я ему все расскажу. Мы сядем на поезд – хорошо, что они еще ходят. Не волнуйся, ничто не помешает нам быть рядом с вами. Господи! Эмма, нет, нет…
Жасент медленно положила трубку, доктор Гослен сочувственно на нее смотрел. Ее лицо было мертвенно-бледным, в глазах стояли слезы.
– Мне действительно очень жаль, – сказал он. – Мои искренние соболезнования. Если я могу чем-то вам помочь – только скажите.
– Спасибо, но я не знаю, чем тут поможешь. Моя сестра утонула. А я думала, что она в полной безопасности, дома… Я пока не знаю, как это случилось, что произошло…
– Это ужасная трагедия! – сочувственно произнес Гослен. – Я одолжу у сестер-августинок лодку и отвезу вас на улицу Марку. Мне это не впервые. Вчера я со стетоскопом на шее уже плавал на лодке к своим пациентам. Люди легко поддаются панике, особенно старики. У них сейчас нет возможности приехать в больницу, так как кругом вода, а значит, выезжать нужно нам.
Жасент внимательно его слушала, жадно ловя каждое слово, даже самое банальное, только бы не думать о своей личной трагедии. Она отдала бы все на свете, чтобы повернуть время вспять и не слышать, как Сидони, рыдая, сообщает ей о смерти Эммы.
– Если вы сможете одолжить лодку, то у меня не останется другого выбора, – ответила Жасент безразличным голосом.
Горе и угрызения совести вели в ее душе ожесточенный бой. В развитии событий последних нескольких часов явно произошел какой-то сбой. «Мне не нужно было просить у Эммы помощи; она ехала навестить родителей, остановилась в Робервале по дороге из Сен-Жерома в Сен-Прим, – рассуждала она. – Но в больнице нам не хватало рук. Банки с консервами уже плавали в подвале, нужно было их выловить, разложить по полкам. Боже мой, если бы сестра не работала со мной, не было бы ни нашего разговора, ни последовавшей за ним ссоры. Эмма не сбежала бы и была бы сейчас жива. О господи, мне кажется, что своими упреками и нотациями я убила ее, бросила в смертельные объятия озера!»
– Жасент, вы готовы? Жасент? – позвал ее доктор.
Она посмотрела на него своими ясными светло-голубыми глазами. Доктору показалось, что он увидел в них животный страх.
– У вас сильнейший шок, я понимаю, – прошептал он, похлопывая ее по щеке. – Но нужно держаться, Жасент, нужно быть сильной ради вашей семьи.
Он подошел к ней ближе, опасаясь, что она вот-вот упадет в обморок. Но девушка отступила и решительно выпрямилась, гордо подняв голову.
– Я не намерена давать слабину, мсье. Зайду в гардероб, заберу пальто и сумку.
– Очень хорошо. Я же со своей стороны объясню ситуацию матушке-настоятельнице. Вас тут очень ценят. Постигшее вас несчастье касается нас всех.
– Спасибо, – поблагодарила она еще раз. – Не будем терять время.
Двадцать минут спустя доктор и Жасент покинули больницу – та превратилась в странный островок из кирпичей и камней. Внушительный фасад здания отражался в темной воде, как в огромном магическом зеркале. Лодочка, покачиваясь на небольших волнах, проплывала по парку, лавируя между немногочисленными и частично погруженными в воду деревьями. Гослен направлял лодку с помощью шеста; доктор был одет в желтый непромокаемый плащ с капюшоном, надвинутым прямо на густые брови. Как истинный католик, он поспешил прокомментировать развернувшийся перед ними фантастический пейзаж:
– Нельзя не вспомнить библейские тексты о потопе:
Жасент, укрываясь от дождя под зонтом, ответила доктору из вежливости:
– Будем молиться о том, чтобы он закончился. Может быть, нас постигла Божья кара? Людям нужно искупить столько грехов!
Доктор ответил не сразу: его удивили слова Жасент. Боясь совершить оплошность, он решил не говорить девушке о том, какой несправедливостью считал жестокую смерть Эммы Клутье.
– Не будем путаться в теологических спорах, дорогая моя Жасент. В конце концов, весной река, выходя из берегов, всегда наносила ущерб берегам. Конечно, плотины на острове Малинь ситуацию не улучшают, но в скором будущем экономический прогресс удовлетворит каждого. Производство электроэнергии необходимо для развития заводов, а заводы – это новые рабочие места, комфорт, более здоровый образ жизни.
Девушка уже давно привыкла к таким разговорам. Поглощенная тихим скольжением лодки по воде, она ничего не отвечала. Внезапно в метре от лодки она увидела в воде какой-то черный комок шерсти. Это была утонувшая кошка, со вздутым животом и открытой пастью с маленькими острыми зубками, которым не достанется больше ни одна мышка.
– Какой ужас! – вырвалось у нее.
– Не смотрите туда, – попытался отвлечь ее Гослен. – Взгляните лучше налево: видите, что люди придумали для того, чтобы проникать к себе в дом через окно!
Жасент заметила пару, карабкающуюся по импровизированному мостику, состоящему из широких палок, наваленных на тележку и поднимающихся до самого окна.
– Везде одно сплошное горе, – тихо сказала девушка.
– Я понимаю вашу печаль и отчаяние, Жасент. Знайте, что если вам понадобится дружеская помощь, то я всегда буду рядом. Я так хорошо к вам отношусь… даже более чем хорошо.
Он не закончил фразу, предполагая, что она и так поймет его намек. Уровень воды под лодкой постепенно уменьшался. Они плыли по бульвару Сен-Жозеф. На углу улицы Марку мать и ее дети шлепали по влажной земле.
– Я выйду здесь. Вы можете спокойно возвращаться! – заявила Жасент, закрывая зонт. – Большое спасибо, доктор, это было действительно очень любезно с вашей стороны.
– Возможно, будет благоразумнее, если я проведу вас до дома?
– Не стоит, самое большее, чем я рискую, это промочить свои ботинки. Я должна сообщить брату прискорбную новость. И я хотела бы подготовиться к этому в одиночестве.
Гослен вынужден был отступить перед волей Жасент. Он помог ей ступить на грязную почву, при этом на какое-то мгновение задержал ее руку в своей. Несмотря на то что ему стукнуло сорок с лишним и волосы уже начинали покрываться сединой, он всерьез надеялся жениться на ней.
– До скорого, Жасент, я всей душой с вами и вашей семьей.
Она снова поблагодарила доктора, затем повернулась к нему спиной и ушла.
Поделиться книгой: