Помоги проекту - поделись книгой:
Многие родители возразят, что в такие моменты говорят правду, а правда повредить не может. Возможно, все так и есть, только вот где она, правда? Мальчику девять, и он пишет плохо. Правда, что у него каракули и грязь в тетради? Да, правда. Но ведь и тот факт, что он недавно научился писать и имеет право делать это не идеально, — тоже правда! А уж утверждение, которым пользуются многие родители: «Не будешь красиво писать — ничего не добьешься в жизни!» — вообще не является истиной, а относится к области предположений.
На мой взгляд, правда в том, что мы хотим, чтобы наши дети превзошли свои возможности и способности. Приложили дополнительные усилия и сделали то, на что они пока еще не способны. Конечно же, мы хотим победы для нашего ребенка. Но растим победителя не подходящими для этого методами.
Если вы требуете, чтобы ребенок прыгнул выше головы, то и вознаграждение должно быть адекватным победе. Как минимум крики «ура!». Громкие продолжительные аплодисменты, вывешивание идеально написанной странички в твиттере, ну или на Доске почета вашего дома; обзвон подружек и бабушек или сдержанное «Сын, я всегда в тебя верил!» — это на ваше усмотрение. Но все это отлично работает и поддерживает стремление побеждать, прилагать усилия, преодолевать трудности. Вы удивитесь, но раздраженное «Вот ведь можешь, когда хочешь. Почему сразу-то не сделал?» не является адекватной похвалой. И может спровоцировать красивописание только назло. Ребенок, разозлившийся на родителя, — зачем вам это надо?
Ребенок и сам в себя не верит, ему нужна ваша вера в него авансом. Иначе у него опускаются руки. Сама ситуация с выполнением задания, которое плохо получается или не получается совсем, может стать травмой, которую человек пронесет через всю жизнь.
Так как быть, если не получается победить? Какую стратегию выбрать маме, если она знает возможности своего ребенка и уверена, что препятствие ему пока не по силам? Как определить: это подлинное знание своего ребенка или тревожность родителя?
Сын Алены, первоклассник Степан, отказывается ходить в школу, ей сложно поднять его утром, он не хочет делать уроки, все время спорит и доказывает маме, что ему школа совсем не нужна. Ведь он будет раскапывать динозавров, а в школе этому как раз не учат. Алена в растерянности. Что делать? Договариваться с сыном или прикрикнуть и настоять на своем? В результате она пользуется то одним, то другим методом. Отношения между мамой и сыном портятся, хотя Алена стремится к обратному, а между школой и сыном не улучшаются, а очень бы хотелось. И поэтому маме страшно. С одной стороны, она очень ценит отношения с сыном, с другой — понимает, что школа может дать те навыки и знания, которые помогут парню быть успешным взрослым и иметь возможность более богатого выбора профессии, чем «копать или не копать».
В поиске ответов Алена пришла к нам в онлайн-проект, чтобы написать сказку для сына. Мы выяснили, что Степа — очень чувствительный ребенок. Нежный, ранимый фантазер. Он боится школы, не хочет туда ходить, у него нет там друзей, он часто плачет. Слезы являются отдельной проблемой, поскольку провоцируют жестокость одноклассников по отношению к чувствительному мальчику. Часто с подачи учителя или при его попустительском отношении. Хочу обратить особое внимание родителей, что для первоклассника мнение учителя намного важнее мнения ровесников и даже родителей. И если отношения с учителем не складываются, то адаптация к школе проходит трудно и ребенку нужна дополнительная помощь.
Сказка писалась сложно, у Алены было много сопротивления и неверия, и даже немножко пахнуло отчаянием. Стало очевидно, что школы боится не только сын, но и мама. Описывая чувства мальчика, она присоединялась к ним и усиливала страх. Вот отрывок из первой части:
«…Неподалеку от этого чудесного леса, рядом со старым заросшим оврагом, находилось страшное, наводящее ужас место — ШКОЛА! Странно, но некоторым оно совсем не казалось страшным. Например, птицы его совершенно не боялись, они запросто перелетали овраг, залетали в окна Школы, чирикали там и спокойно возвращались. Некоторые звери тоже могли пробираться сквозь заросли старого оврага, заходить в Школу и быть там какое-то время.
Но на некоторых наводила ужас не только Школа, но и даже сам Овраг! Говорили, что его тяжело пройти, что в старых зарослях можно заблудиться. А в Школе темно и страшно, и за каждым углом прячутся Злые Волки. Мол, без большой палки туда даже не суйся! И от одной мысли о Школе в жилах стыла кровь и слезы наворачивались сами собой. ‹…›
Самым печальным в этой Школе было то, что ходить в нее надо было каждому зверенку. И никто не спрашивал: хочет он этого или нет! В определенный момент (родители решали когда) зверенка собирали, давали напутствия, странную сумку и отправляли в Школу. Почему-то вместо большой палки давали букет цветов (будто Злые Волки испугаются их). Почему-то при этом все друг друга поздравляли, радовались и удивлялись, если кто-то не радуется.
Те, кто уходил в Школу, тащили с собой странные сумки, в которых все вещи терялись, путались, мялись, менялись местами, а то и просто не хотели в нее залазить! Да и вещи-то там были какие-то странные, непонятные и даже бесполезные. И уж точно совсем не интересные! Зачем вообще столько всего? И почему все они должны лежать в каком-то порядке? Почему нельзя просто положить то, что помещается, и не брать то, что помещаться не хочет? ‹…›
А в школу приходили Уроки. Нудные, скучные, непонятные. Некоторые бормотали гнусавыми голосами, некоторые скрипели скучными звуками. Но все требовали их слушать! А как их слушать, если ничего не понятно, словно они говорят на другом языке? Но никуда нельзя от них спрятаться! Даже под парту! Ни-ку-да…
Сказка эта о маленьком добром Дракончике. Он очень любит читать, играть и изучать динозавров. Настоящих динозавров! Не сказочных, а тех, которые жили давно-давно и на Самом Деле, а не в Сказке. Он мечтал пойти с папой-Драконом на раскопки и найти череп спинозавра. А лучше — целиком всего спинозавра! Он представлял, как будет аккуратно прикладывать одну найденную кость к другой и соберет спинозавра целиком!
И вот зачем ему Школа, если она отрывает его от мечты?»
Во второй части Алена придумала необычного друга, помощника для Дракончика, игрушечного динозаврика Настю, которая могла оживать, если рядом не было взрослых. Она открывала секреты дружбы и даже подарила Дракончику два пузырька с волшебными эликсиром Смелости и бальзамом Мудрости. Но сознание Алены все еще сильно сопротивлялось, и у Дракончика не получилось преодолеть свои страхи.
«Однажды на день рождения Дракончику подарили динозаврика! Он был игрушечный, но зато волшебный! Когда кто-то из взрослых был рядом, динозавр вел себя как настоящая игрушка: смешно пучил глазки и выпячивал живот. А когда он оставался наедине с Дракончиком, то становился умным и интересным собеседником. Кстати, динозаврик был девочкой, и звали ее Настя.
Так вот, Настя как раз ОЧЕНЬ хотела ходить в Школу! Девчонки вообще любят всякую нуднятину! И она упрашивала Дракончика взять ее с собой, но игрушкам в школу нельзя! Настя дала Дракончику эликсир Смелости и бальзам Умности. Ну, чтобы не бояться Школы и слышать Уроки. От такого подарка Дракончик испугался еще больше! Надо идти в Школу?!!
Несчастный, он вышел из своей теплой уютной пещерки и побрел по Зеленому лесу, думая, что делать с таким страшным подарком. Глазки его застилали слезы, и он почти не разбирал дороги. Внезапно он на что-то наткнулся и отпрыгнул в страхе. Кто-то другой сделал то же самое. Дракончик протер глазки и увидел… Мышонка! Тот закрыл глаза и страшно дрожал всем телом. Тогда Дракончик погладил Мышонка, успокоил, и они разговорились. Оказывается, Мышонок вообще всех боялся. Тогда Дракончик отдал Мышонку обе склянки: с эликсиром Смелости и бальзамом Умности. Тот ужасно обрадовался и сказал, что тоже боится Школы, но ему туда обязательно надо, чтобы построить себе крепкий домик, чтобы уметь разгадывать лисьи хитрости, чтобы посчитать зернышки, запасенные на зиму и сочинять сказки для своих друзей, а потом и для своих детей. Вечерело, пора было возвращаться домой, и они разошлись.
На следующий день весь Лес облетела новость о Смелом Мыше, который пришел в Школу, защитил Медвежонка от Настоящего Злого Волка и лучше всех считал зернышки на Уроке! Дракончик понял, что Настино зелье настоящее!
Но идти в школу он все еще боялся…»
На следующем этапе Алена зашла в тупик, и было принято решение писать совместную сказку, то есть подключить Степу. Так получилась третья часть, придуманная мамой и сыном. Все сложности Степан придумывал и преодолевал сам. Он озвучивал свои реальные страхи и сам же рассказывал, как с ними можно бороться. И даже придумал в качестве награды оценку «шесть».
«…Настя узнала, что Дракончик ее обманул, и обиделась. Она оставалась игрушкой даже тогда, когда взрослых поблизости не было. Дракончик просил ее поговорить с ним, но она целую неделю оставалась просто игрушкой с выпученными глазками.
Когда Дракончик очень-преочень соскучился по Насте, а она все не превращалась в живую, он нарисовал ее портрет: красивый-красивый, какой только мог! Все девчонки любят свои красивые портреты. И Настя ожила! Она снова дала Дракончику две склянки с волшебным зельем и отправила его в школу.
Пришлось Дракончику идти. Но все уроки он просидел под партой. Учительница обиделась, что он не учится, надела на него рюкзак и отправила домой, закрыв за ним дверь.
Он шел по тропинке и встретил Настю, рассказал ей все. Настя заставила его дома учить уроки, так как в Школе он их не сделал. А потом дала тетрадь, в которой красной ручкой было написано „Уа“ и надо было продолжить строчку. Дракончик сделал задание, и Настя снова отправила его в школу показать тетрадь учительнице.
Когда он пришел, он получил „два“, так как буквы должны помещаться в строчке, а у Дракончика они не помещались, вылазили и занимали столько места, что другие буквы писать было негде. Его опять отправили домой и продолжили уроки без него.
Настя еще раз заставила Дракончика сделать уроки и снова отправила в Школу. Дракончик снова получил „два“ за то, что в этот день они изучали спинозавра и Дракончик неправильно его нарисовал: там, где хвост, поместил язык, а вместо языка — хвост. Он ошибся, потому что рисовал спинозавра первый раз!
Дома Настя дала Дракончику инструкцию, и по инструкции он нарисовал правильно! Он понес задание в Школу, а Настя полетела за ним посмотреть.
На следующий день Дракончик принес в школу портрет Насти, он хотел получить „пять“. Но когда он показал его, то ему поставили „шесть“!!!
После школы Дракончик шел домой, и на него сзади хотел напасть Настоящий Злой Волк с точно таким же черепом, как у спинозавра. Настя увидела это в окно и вовремя дала Дракончику волшебную палочку. Тогда Дракончик наколдовал Волку заячий хвост и заячьи уши. Испугался Волк и подумал, что стал Волкозайцем, и побежал домой к Волчице. Дракочик и Настя, сидя дома, долго хохотали над Волком, так хохотали, что у Насти выступили слезы. Дракончик подумал, что она плачет, вытер ей слезы. Но она смеялась. И тут Настя сказала:
— А хочешь увидеть живого динозавра?
— Конечно! А как? Они же вымерли 70 миллионов лет назад!
— Надо изобрести Машину Времени! Она может перемещать тебя в прошлое или будущее — куда захочешь! Но это сложная машина, волшебная палочка не поможет. Надо много учиться и изучить эту машину.
Дракончик обрадовался и стал ходить в школу, и учился там на одни шестерки!
Вскоре он построил Машину Времени, и они с Настей поехали в прошлое. Там они увидели настоящего живого спинозавра. Дракончик даже запрыгал от счастья!!! А еще он подружился с семейством птеродактелей, и они пригласили его в свой домик. Покормили рыбкой, напоили водичкой. Они пожили у них два дня и отправились домой.
Дома Настя нарисовала две картинки: спинозавра и птеродактиля, чтобы Дракончик мог их изучать.
Он перестал бояться школы и очень хорошо учился!»[6]
Проблема с посещением школы была решена. Но важнее, что отношения мамы и сына перешли на новый уровень доверия. Степа поверил в себя, сам нашел аргументы, зачем ему нужно ходить в школу. А еще они вместе с мамой написали несколько новых сказок и даже выпустили свою первую книгу. Как опытный сказкотерапевт подтверждаю: у Степы определенно есть талант.
«Мой ребёнок не умеет проигрывать…»
Что стоит за этой фразой? Научите его проигрывать? Научите меня быть рядом с тем, кто проигрывает? Или это о достойном поведении во время состязаний?
Если проигрывать — это умение, следовательно, его нужно постоянно отрабатывать. То есть нужно создать условия, в которых ребенок проигрывает, раз за разом укрепляя навык. Мне, если честно, такой способ не нравится, и я уверена, что положительных результатов он не принесет. Потому что фраза «Мой ребенок не умеет проигрывать» означает: «Я хочу, чтобы мой ребенок, проигрывая, держался достойно». Детям мы этого не говорим, а посылаем противоречивые сигналы о важности победы и пользе проигрыша одновременно. Мы хотим, чтобы они стремились к победе, и у нас имеется богатый арсенал средств воздействия — это и уничижительные возгласы в адрес проигравшей команды, и подбадривание ребенка, и наставления. При всем этом наши уверения, что проигрывать нужно уметь, звучат неправдоподобно.
Проигрывать не любит никто, не рассчитан человек на проигрыш. Спокойное отношение к поражению доступно немногим — это мудрецы, старцы, монахи. Дети к этим категориям не относятся, да и вышеперечисленные достойнейшие люди не сразу пришли к такому восприятию мира и гармонии.
— Мама, представляешь, я первый раз играл и
— Вот это да! Молодец!
Мудрая мама в этот момент восхищается ребенком, разделяя его восторг. Не подвергает сомнению ценность победы фразами «Наверное, во что-то простое играли» или «Новичкам везет» и т. д.
В моей практике был случай. На протяжении шести месяцев ребенок приходил на занятие и выбирал одну и ту же настольную игру. Играл, выигрывал и каждый раз расцветал, каждый раз радовался, вскакивая со стула и размахивая руками. В эти моменты с него слетали присущие ему обычно вялость и общая расслабленность. Максим ходил ко мне на развивающие занятия, а дети их всегда не любят, потому что приходится трудиться в неуспешной для себя области. То есть они идут на урок и знают, что у них точно что-то не получится. Так было и с Максимом.
Любовь к проигрышу невозможна и противоестественна. Но можно научить поведению в проигрышной ситуации. Например, тренер по шахматам Марина Николаевна Картапольцева поделилась такой стратегией. На соревнованиях, когда соперники определены, она оценивает силы и всем спортсменам раздает задания. Кому-то нужно победить в определенном количестве партий, кому-то сыграть вничью, а юным спортсменам особое задание: «Если выиграешь хоть одну партию, то ты — супегерой, а если нет, твоя главная задача — ни разу не заплакать». И тогда для ребенка нет непонятных поручений «держаться достойно», «уметь проигрывать», а есть внятное задание, которое нужно выполнить. И заметьте, установку на победу Марина Николаевна у детей не отнимает, она еще и сообщает каждому о том, что верит: победа возможна.
Еще одно важное условие при освоении науки проигрыша — это возраст ребенка. Чем он младше, тем хуже умеет контролировать свои эмоции. Дошкольник, скорее всего, отреагирует бурными слезами, криками, начнет валяться по полу. Конечно, многое зависит от темперамента ребенка, и не все дети так поступают, но в возрасте двух-трех лет такое поведение — вовсе не патология. Многие родители расценивают эту реакцию как свою ошибку, связанную с неумелым родительством, а ситуацию неуспеха — как непоправимо травмирующую ребенка, и поэтому всячески оберегают своих детей от подобных историй. Только вот если ребенок не накапливает опыт преодоления трудных ситуаций, он не учится контролировать свои эмоции, поскольку его все время спасают взрослые, и, как следствие, становится инфантильным, эмоционально изнеженным. Школьники семи — девяти лет демонстрируют эмоциональные реакции малышей четырех-пяти лет. А значит, они не могут контролировать себя и часто ссорятся со сверстниками, обижаются, дерутся или замыкаются.
Лучшее, что могут сделать взрослые в ситуации, когда у ребенка истерика, — это быть рядом, стать тем, на кого можно опереться. Помогают фразы «я с тобой», «я рядом», «я вижу, как тебе плохо». Не помогают — «успокойся», «все будет хорошо», «прекрати сейчас же», и, хотя сказанные грубо и решительно, эти фразы могут пресечь плач, они не научат ребенка управлять эмоциями. Уже после того, как он успокоится, с ним можно поговорить о случившимся с точки зрения выгоды, получения опыта и дать оценку событию в перспективе жизни (но опираясь на детский опыт).
В разговорах с собственным сыном в этот период мне помогал пример с лужами. Я говорила: «Помнишь, еще в прошлом году ты не умел перепрыгивать лужи, даже самые маленькие, но все равно прыгал. Даже если я ругалась, ты прыгал. И теперь научился перепрыгивать не только маленькие, но и большие лужи».
Во время истерики лучшее, что вы можете дать ребенку, — это чувство уверенности, что вы его не бросите, что вы разделяете его чувства. Кстати, частый страх, о котором рассказывают дети-дошкольники на консультациях, связан с том, что родители откажутся от них, не заберут из садика, не будут любить.
Для того чтобы управлять эмоциями, их нужно проживать. Нельзя научиться качать пресс в теории, для этого придется выполнять упражнения. С эмоциями так же. Нельзя освоить выдержку, не проживая отрицательные эмоции от неудач. Я не зря заговорила о физических упражнениях: дело в том, что управление эмоциями и управление телом взаимосвязаны.
Дети, которые плохо контролируют эмоции, с трудом воспринимают информацию на уроках, часто отвлекаются, не дослушивают задания учителя, не могут спокойно сидеть. У них всегда что-то падает, ломается, открывается. На своих занятиях я не создаю детям специально травмирующих ситуаций, но мы занимаемся нейропсихологическими упражнениями, которые позволяют контролировать тело. И параллельно учу их чувствовать эмоции телом.
Можете попробовать. Закройте глаза. Вспомните ситуацию, которая вас сильно расстроила. В какой части тела находится эта эмоция? Какого она размера? Какого цвета? Какая у нее температура? А теперь, чтобы не оставить чувство занозой в теле, — глубоко вдохните через нос и выдохните это чувство через широко открытый рот. Повторяйте до тех пор, пока неприятные ощущения в теле не исчезнут. Обычно нужно сделать три — пять вдохов. (Не стоит выполнять это упражнение людям, склонным к неврозам.)
Эмоция — это реакция, возникающая у каждого человека, который оценивает ту или иную ситуацию. И здоровый ребенок не в состоянии радоваться за себя, когда проигрывает. Но в наших силах показать, что можно порадоваться за соперника. При этом мы понимаем, что этот опыт — тоже задел на будущее. Поначалу не стоит заставлять ребенка радоваться за противника, пока только рассказывайте о такой возможности, показывайте на своем примере.
Часто родители жалуются, что с ребенком невозможно играть в настольные игры. Примерно в возрасте пяти-шести лет дети начинают играть «на результат», используя все доступные им приемы. Они нарушают правила игр, например доказывают взрослым, что «конь так не ходит», пытаются кинуть кубик, чтобы выпало большее число очков или ходов, обманывают, плачут, если проигрывают. Чаще всего дети ведут себя так с мамами, хотя и на моих консультациях тема «победа любой ценой» возникает довольно часто. В этом случае я сообщаю ребенку, что играть буду только по правилам, всегда горячо поздравляю его с победой и обязательно поддерживаю в проигрыше. Помните: ваше умение выдерживать отрицательные эмоции ребенка, вызванные его неудачей, дадут ему основу поведения в будущем, хотя пока этот навык ему еще недоступен и слезы из-за проигрыша будут нормальной реакцией.
В проживании собственного проигрыша нам помогает эмпатия — способность понимать чувства других людей, готовность оказать им эмоциональную поддержку и, соответственно, радоваться их успеху. Увы, этот навык сейчас старательно изживается в детских садах и школах. Не специально, конечно, просто система воспитания, построенная на сравнении, порождает зависть. Если учитель не просто хвалит Машу за отлично выполненную работу, а еще добавляет при этом: «Петя, и ты бы так мог, если бы постарался», такая ситуация вызывает зависть и снижение самооценки. Эмпатия же помогает поставить себя на место другого человека и сопереживать ему. Обычно она возникает у детей примерно к семи годам и в этом возрасте распространяется на близких людей. Чем больше у человека опыта проживания разных чувств, тем выше способность к эмпатии. Ведь мы лучше всего различаем знакомые нам чувства.
Наши эмоции развивались от простейших врожденных инстинктивных до значительно более сложных, имеющих отчетливую привязку к ситуации в целом, то есть выражающих личное отношение к ней и своему участию. К первичным витальным (связанным с выживанием) эмоциям, унаследованными человеком, относятся страх, ярость, боль и т. п. То есть обида от поражения, являясь сложной эмоцией (обида = злость + грусть), дает нам силы для жизни, которые отбирать опасно. А вот различать и учиться проявлять их полезно.
В нашем психологическом курсе для родителей и детей «Школа успеха» есть блок, в рамках которого мы касаемся азов оптимизма. Неужели мама, которая сидит напротив меня, действительно мечтает о том, чтобы ее сын полюбил проигрывать?
— Ваш сын занимается спортом?
— Да. Самбо! И всегда так расстраивается, когда проигрывает! Злится, плачет.
— То есть ведет себя честно?
— Никогда так об этом не думала…
— Когда ваш сын не хочет делать уроки, вы радуетесь? Или, может быть, вам спокойно, вы равнодушны к этому?
— Нет, конечно, сначала прошу его сесть заниматься по-хорошему, но чаще ругаюсь, кричу…
То есть маме можно «некрасиво проигрывать», а у ребенка мы это право отнимаем. На словах обычно это звучит так: «Ну это же несерьезно, из-за какой-то ерунды
Умение увидеть не только истерику позволит родителю помочь ребенку научиться проигрывать достойно. Важно помнить, что это — навык, а навык нуждается в тренировке, следовательно, надо создавать ситуации, в которых ребенок проигрывает, и симметрично — ситуации успеха, выигрыша. Позвольте ребенку играть, проигрывать и злиться, расстраиваться, обижаться, то есть испытывать всю гамму отрицательных эмоций. Научитесь сами выдерживать негативные и бурные эмоции ребенка. Признайте его право испытывать разные чувства. Научите справляться с негативными эмоциями, тренируйте этот навык, и помните, что результат будет, но будет не сразу.
Феде пять лет. Рассказывает мама: «У сына появилась неуверенность в себе, все время повторяет: „Я неудачник“, „У меня не получится“. Посоветуйте, как создать ситуацию успеха».
Действительно, откуда у дошкольника могут взяться подобные мысли? Они кажутся чужеродными для подвижного, увлеченного миром человечка. Дети все исследуют, пробуют снова и снова, готовы исправлять, повторять без устали. Трудно себе представить малыша, который, шлепнувшись в первый раз на попу, махнет рукой, с грустным видом скажет: «Я неудачник» — и откажется от дальнейших попыток.
Так откуда же у детей шести-семи лет появляются первые сомнения и уничижающие представления о себе как о неудачнике, недотепе, плохом и еще не пойми каком? Ответ прост: это мы, взрослые, их научили. И не только научили, но еще и интерпретируем их слова, не делая скидку на возраст и опыт. Ведь в понимании тридцатилетнего человека неудачник — это человек, который ничего не добился и все делает неумело, неловко, а в устах пятилетнего это может означать «У меня сейчас не получается, и я не знаю, как сделать, чтобы получилось». Для школьника же слова «Я тупица!» могут быть проявлением злости.
Когда ваш ребенок раздосадован свалившейся на него неудачей, он в силу своего возраста не может объяснить, насколько ему плохо и как нужна ему помощь или ласка, и он просто говорит:
• «Тупая задача!»
• «Мне в жизни никогда не пригодится английский!»
• «Физика вообще никому не нужна».
• «Я — неудачник!»
Эти фразы в переводе с эмоционального на логический звучат так: «Мама и папа, у меня не получается, я расстроен так, что мне хочется все бросить, убежать, спрятаться или заплакать, а лучше все сразу вместе. Или выплеснуть наружу эти непереносимые эмоции через крик и швыряние тетрадок. Помогите мне преодолеть эту сложную задачу, успокойте меня, поддержите верой в мои силы, потому что сам я в себя не верю. Покажите свою любовь, сейчас я особенно в ней нуждаюсь».
Если у ребенка долго что-то не получается: нарисовать, вырезать, приклеить, написать букву — разбейте действие на несколько этапов и пройдитесь по каждому из них отдельно, не бросайте дело на полпути. Находите реальные победы и отмечайте их, даже если ребенок сейчас сопротивляется и отвергает собственные заслуги. Выглядит это примерно так:
— Ух ты, как здорово у тебя получилось вырезать кружочки!
— И ничего не здорово, — голос дрожит от возмущения и отчаяния, — я тупой, и кружочки тупые!
Но уже через некоторое время он удивит вас, когда начнет хвалить себя вашими же словами. Отметьте этот момент: вы поселили в душе вашего ребенка уверенность в своих силах, а без нее невозможны никакие достижения.
Лёгкие победы в виртуальной реальности
Почему дети проводят так много времени за компьютерными играми? Что они получают от виртуальных побед? Чем это занятие можно заменить?
Все хотят быть героями, дети тоже. От осознания, что ты совершаешь Поступок, в кровь выделяется гормон радости. Победить, двигая мышкой по столу, гораздо проще, чем, например, в спортивных состязаниях. Хотя эффект от эмоционального подъема (осознания себя героем) после занятия спортом и спортивных побед более стойкий.
Невозможно представить себе современного ребенка, незнакомого с виртуальной реальностью. Играть начинают рано; двухлетние дети, которые приходят ко мне на прием, чаще всего уже знают элементарные игры и тем более как включить смартфон и где найти в нем мультики.
В чем же притягательность виртуальных игр? Компьютеры прочно вошли в нашу жизнь, заменили реальность суррогатом, в котором можно все и не нужно работать душой. Можно убить, можно умереть — страданий не будет.
В играх есть предсказуемость и точно прописанные условия. Например, для перехода на следующий уровень нужно победить всех орков. И ребенок уверен в результате. А в жизни совсем не так. Да и мы, родители, не умеем ставить задачу.
Разговариваю с подростком. Повод обращения мамы — не хочет учиться. Может, но ленится. У лени всегда есть причина. У меня на встрече Марк апатичен, ничего ему не нужно, все у него «и так нормально».
Выясняю зону его ответственности, какие требования к нему есть у родителей, сверстников, учителей. Про учителей ответил, про сверстников сказал, что не знает. А насчет родителей я прицепилась и все спрашивала, спрашивала. Потому что понять из его рассказа ничего не могла. Вот он говорит знакомые слова, а у меня четкой картинки не получается.
Я пыталась задать вопросы, которые возникают у подростков во время ссор с родителями. Обычно если ребенок «ленив», то и конфликтов минимум во всех сферах. Я не случайно беру слово «лень» в кавычки, ведь она — лишь симптом. А вот что за ней стоит, предстоит выяснить: гиперопека родных, перегрузка, отвержение со стороны близких или что-то еще?.. Таких вопросов Марк своим родителям не задавал, а если и задавал, то ответа не получил.
Я долго и безрезультатно пыталась вызвать эмоциональный отклик, спрашивала про будущее, про мечту, про то, чем он сейчас увлекается, про друзей, игры.
— Какие требования у мамы к твоей учебе?
— Хочет, чтобы учился лучше.
— Ты знаешь, что значит в ее понимании «лучше»?
— Ну, чтобы четверки были… Но мне и стройками хорошо, это же не двойка.
— Обсуждал с родителями, для чего тебе нужны четверки?
— Вот этого я не знаю.
— Если бы ты мог жить целый год так, как ты хочешь, и мог бы позволить себе все, как бы ты его провел?
Марк слегка оживился и немного рассказал о мечте, но лишь слегка, и тут же погас. Я никак не могла найти точку приложения силы, я тонула в нем, как в вате.
И вдруг:
— И вообще, все равно все это неправда!
Первое эмоциональное высказывание для меня послужило сигналом, что я натолкнулась на что-то важное и ценное в жизни парня.
— Что неправда? — оживилась я.
— Что все будет! — Марк тоже выглядел заинтересованным, хоть и грустным.
— А что должно быть? — продолжаю удивляться я.
Еще немного словесной эквилибристики, и на свет появляется:
— Я прошу апгрейд для компьютера, а они говорят: учись лучше, и все у тебя будет. Но ничего не будет. Если стану учиться лучше, то сразу скажут, что денег нет или нужно еще подождать, а если потом снова хоть одна тройка, то все — опять плохо учишься, не заслужил. Да и не могу я лучше, не получится у меня.
А теперь вернемся к четко поставленным задачам и возможностям эти задачи выполнить. Согласитесь, что «учись лучше, и все у тебя будет» не похоже на задачу. Слишком много вопросов: лучше кого, насколько лучше, надолго ли, лучше в оценках или в знаниях? Когда у родителей нет цели, а есть только понимание «тройка — это плохо, надо лучше», то они не могут поставить задачу. А значит, реальная жизнь проигрывает виртуальной. Добавьте к этому отсутствие опыта преодоления трудностей, и самооценка стремительно летит вниз. В реальной жизни такой подросток будет избегать контактов, потому что люди чего-то от него хотят, теребят и надо соответствовать, а проще замкнуться, сказать: «Я люблю одиночество, мне в нем комфортно», как в детстве «я в домике».
В компьютерной жизни все намного безопаснее. Там нет непоследовательных учителей и жестоких одноклассников. Победа гарантирована, и тебе не нужно думать, достиг ты ее или еще нет. Создатели игры позаботились о том, как нам сообщить о ней. А в жизни не так. Никто не рассказывает, что неудача — это опыт. И боль от неудачи — это ценность, тренировка. Но ты сам становишься сценаристом своей жизни, сам решаешь: вот здесь, в этой точке, — победа.
Принимая участие в игре, например в виртуальном спарринге боксеров, человек испытывает те же положительные эмоции, как от участия в настоящем поединке, а вот отрицательных ощущений не получает. Ему никто не рассечет бровь или не отправит в нокаут. Конечно, можно проиграть и расстроиться, но зато без сотрясения мозга. Тебе не нужно неделю восстанавливаться, пахать на тренировках, делать отжимания и растяжки, от которых тело болит. Нужно просто подождать, пока твой персонаж загрузится заново, — и все, продолжай.
Многие современные дети мнительны и осторожны. Провожу занятие для творческого развития, принесла с собой веревку, вату, бумагу, спички, карточки и всякие другие мелочи. Задача: придумать самое необычное применение этим вещам. И одно из подзаданий — рассмотреть предметы, интерьер кабинета и ответить, что здесь опасно, а что полезно / что здесь может представлять опасность, а что — принести пользу. Цель этого упражнения в том, чтобы дети увидели двойственность вещей и поняли, что каждая из них может быть разной, в зависимости от использования. Возраст ребят — от семи до девяти лет. Так вот, по результатам детских ответов были признаны опасными:
• веревка: можно запутаться, упасть и что-нибудь себе сломать;
• окна в кабинете: если они разобьются, то можно порезаться;
• спички: непременно случится пожар;
• вата: можно засунуть ее в рот и задохнуться (зачем засовывать ее в рот, ответить не смогли).
Я запомнила только часть ответов. Но опасным было признано почти все, что окружает детей. Компьютерный мир, повторюсь, безопасен: там нельзя пораниться, задохнуться от ваты или выпасть в окно. Там всегда есть кнопка сохранения, и в любой момент можно начать с начала.
Что нам мешает выправить курс. Воспитание без ошибок
«Хорошие мамы не злятся, а счастливые дети не плачут»
Выдержать сильные чувства другого человека способен не каждый. Да и не принято у нас
Получается как в известном анекдоте:
— Миша, домой!
— Я что, замерз?
— Нет, ты хочешь кушать!
Один из самых частых запросов в психотерапии от мам: «Хочу стать спокойной! Спокойно реагировать на детские истерики, быть ласковой, понимающей, поддерживающей». Некоторые женщины, обнаружив в себе зачатки агрессии, стараются избавиться от нее всеми доступными способами. Как будто какая-то поганка на лице выросла и всю красоту испортила. Они запихивают злость вглубь себя, повязывают ее бантиками хороших манер, игнорируют. Все это приводит к тому, что агрессия не поддается контролю. И либо приводит к перенапряжению, взрыву эмоций и скандалу, либо перерождается в сарказм, особенно губительный для детской психики, да и для взрослых такое общение токсично.
Я часто слышу, что скрывать отрицательные эмоции — это вредно, что нужно их проявлять. А как проявлять их в обществе, в котором есть строгий запрет на агрессию, сквернословие? И не просто запрет, а табу на уровне закона, на уровне административной и уголовной ответственности.
Женщины в такой ситуации находят выход в слезах. Поплакала — и стало легче. Но слезы — это в данной ситуации суррогат, потому что они обозначают боль, обиду, страх. Агрессия — это не про слезы, это крик, действие, колоссальная энергия завоевания или вытеснения врага со своей территории.
Ну да ладно, слезы — это хоть какой-то сброс энергии. Для мужчин слезы менее доступны. И не потому, что представители сильного пола так воспитаны, просто их эмоциональная система по-другому работает. Из доступных средств у них остаются секс, спортзал, алкоголь, драка или хотя бы «наезд» на кого-нибудь. Этот сброс чаще направлен на того, кто точно не повысит уровень агрессии, то есть на заведомо слабого, кто не ответит. Потому что подсознательно человек желает избавиться от эмоции, которую не в силах в себе держать, а не повысить уровень напряжения.
Я не согласна с тем, что сдерживать эмоции вредно. Я считаю, что не понимать свои чувства и не различать эмоции — вот что по-настоящему вредно. Потому что если не понимаешь, злая ты или плакать хочешь, и почему сорвалась на ребенка за неубранную постель, — то кругом гадость вышла. Ребенок расстроен. Тебе стыдно. Эмоция выход не получила.
Нужно учиться различать свои эмоции. Как в процессе приготовления пищи: если ты не знаешь, какое мясо перед тобой лежит, то не можешь спрогнозировать время его приготовления, и ничего вкусного и полезного не получится. Так и с эмоциями. Если ты не понимаешь, что тебя злит, если ты не видишь, как эта эмоция в тебе рождается, то получаются несъедобные отношения. Такие, в которых каждый рискует получить психологическое «отравление».
Недавно на детско-родительском тренинге речь зашла о злости. Дети говорили с разной степенью откровенности, но достаточно честно озвучивали свои чувства по отношению к людям и событиям. Мамы боялись говорить о том, что они злятся на детей. Еще более удивительные разговоры иногда случаются в моем кабинете, когда женщина жалуется на мужа: на его невнимательность, грубость, холодность, отсутствие поддержки, а на мой вопрос «Злишься на него за это?» отвечают: «Нет». И я прямо вижу, что они не врут. Они действительно так глубоко запрятали свои чувства, как будто это опаснейшая тайна и если кто-то вдруг о ней узнает, даже она сама, то все — мир рухнет. Ну, как минимум ее семья. И даже если они сознаются, что злятся, то очень страдают от того, что позволили себе испытывать эти чувства.
Это происходит от того, что женщины чаще, чем мужчины, ставят знак равенства между «злюсь» и «надо срочно исправить». В тебе или во мне. Невозможно жить рядом с человеком, на которого злишься. Одновременно они не умеют исследовать эту эмоцию, работать с ней, как с лакмусовой бумажкой. Определять расстояние, степень близости, время нахождения рядом с человеком или ситуацией, которая вызывает злость. Не могут оценить, как влияют жизненные события, люди, самочувствие и другие факторы на то, сколько злости ты испытываешь. Не пытаются узнать, для чего у нас возникла та или иная эмоция, что она нам дает. Что ты защищаешь такого ценного в себе. Это приводит к тому, что человек накладывает внутри себя запрет на использование отрицательных эмоций. Однако вместе со злостью часто уходит и радость. Это такой неизбежный побочный эффект.
И все это происходит не на пустом месте. Мы пытаемся соответствовать запросам современного общества, которое утверждает, что агрессия — это пережиток первобытности и абсолютно неприемлемая категория эмоционального проявления человека. Отрицая и не желая признавать в себе присутствие агрессии, мы отказываемся от своего мнения, своих границ, мы становимся неспособными не только излечить нанесенные нам травмы, но даже и распознать их не можем.
И снова — история.
Про феномен осуждения отрицательных эмоций. Место действия — детский сад. Во время большой диагностической программы изучения готовности к школе я использовала тест тревожности.
Детям показывают картинки из жизни девочки или мальчика. Лицо персонажа при этом не прорисовано. Некоторые из картинок с пояснениями, например: «Здесь мама, папа и мальчик стоят. Мальчик веселый или грустный?»
Среди изображений были картинки-маркеры, на которых большой и маленький мальчик тянут машинку в разные стороны. Нужно было ответить, маленький мальчик веселый или грустный. Затем большой ребенок замахивается на маленького табуреткой — и тот же вопрос без подсказок.
Многие дети отвечали, что маленький мальчик веселый. Я задумалась: может быть, сюжет непонятен или эмоциональный интеллект не развит? Переспрашиваю:
— Расскажи, что происходит на картинке и почему ребенок веселый.
Ответы заставили меня задуматься надолго.
— Потому что надо делиться!
— Это такая игра! И все будет хорошо!
То есть с эмоциональным интеллектом у детей все в порядке, они прекрасно понимают, что сейчас все не хорошо. Но мальчик все равно веселый.
Я уже описывала этот тест, но тогда я только начинала и не задавала детям подробных вопросов. А в этот раз мне было важно понять, отчего так происходит. И я стала расспрашивать ребят. Стоит оговориться, что дети дошкольного возраста всегда ассоциируют себя с главным героем сюжета. Будь то сказка или картинка. То есть ребенок понимает, что ситуация плохая, опасная, но адекватных эмоций страха или злости не испытывает. Эмоции подавлены.
В результате я выяснила, что плачут и грустят только плохие дети. С такими никто не хочет дружить, с ними не встанут в пару и не поделятся домашними игрушками.
И если вам покажется, что такое эмоциональное извращение — это результат работы воспитателей, прочитайте вторую историю.
Первая младшая группа. Дети от полутора до двух лет, многие не умеют разговаривать. Осень — значит, малыши только-только начали адаптироваться к новой жизни: дети пришли в сад и знакомятся с правилами.
На прогулку первую младшую одевает весь свободный персонал. Воспитатели, логопед, музыкальный руководитель на пару с физруком. Соответственно, я тоже в этом муравейнике. Шум, суета. Из одевателей только воспитатель и нянечка группы знают, где чей шкафчик. Маленький голубоглазый Глебушка, которому только исполнилось полтора года, терпеливо сидит в ожидании своих штанишек. В какой-то момент ожидание становится невыносимым, и он начинает горько плакать. Я одеваю Оленьку и вижу краем глаза, как к Глебу решительно направляется самый говорящий и самостоятельный Никита. В руках он несет колготки.
— Невероятно! — только и успеваю восхититься такой отзывчивостью.
Никита решительно подходит к Глебу и начинает его этими колготками бить.
— Зачем? — возмущаюсь я, не придумав ничего умнее и едва успев перехватить руку горе-помощника.
— Потому что он плачет! — уверенный в своей правоте, отвечает Никита.
Понимаете, его уже научили, что слезы — это повод для мести. Потому что это даже не наказание. Наказание от слова «наказ», оно должно чему-то научить, дать знание, как надо делать, как все в этом мире устроено, по каким принципам и правилам. А здесь — какой навык усвоен ребенком? Если тебе больно, грустно, страшно и ты проявил это честно и искренне, естественным для тебя способом, — то тебя можно колготками по лицу.
И, конечно же, эти ситуации говорят о том, что родители не умеют выдерживать сильные чувства своих детей. Скрывать свои подлинные эмоции стало таким же привычным делом, как надевать платье перед выходом из дома. Ходить с торчащими во все стороны эмоциями — все равно что ходить непричесанным. Если ты взрослый, то, может быть, на тебя будут коситься, может, вежливо поинтересуются, что случилось, может, покрутят пальцем у виска за спиной. Если же ты ребенок — то все вокруг будут стараться тебя причесать или как минимум сделать замечание. Даже самые вежливые. Не тебе, так твоей маме.
Когда мы готовимся стать родителями, мы понимаем, что этот путь не усыпан розами. Мы готовы к испытаниям, бессонным ночам, слезам и даже подростковому кризису. Мы готовимся защищать наших детей от опасностей, не спать ночей, мазать им коленки зеленкой одной рукой и утирать слезы другой. Однако в наших мечтах не предполагается, что ребенок во время утешительно-восстановительных процедур будет отбрыкиваться, валяться по земле и, может, даже обвинять нас в бесчеловечном отношении к людям в его лице. И в слезах кричать: «Уйди», «Ты злая», «Отстань», «Достала». Я привожу примеры высказываний не подростков, а детей от трех лет.
Родители воспринимают такие выпады очень болезненно, чаще всего боятся потерять любовь своих детей, чувствуют беспомощность («Я что-то неправильно делаю!»), пугаются, что воспитали черствых и безразличных детей. Это как раз те самые сильные эмоции, которые переполняют вашего ребенка, это крик о помощи, который в переводе мог бы звучать примерно так: «Мама, мне так плохо (страшно, больно, обидно) и этих чувств так много, что они не помещаются во мне, помоги мне разделить их, помоги пережить и прожить, будь, пожалуйста, сильной, будь тем человеком, который не испугается, не бросит меня наедине с этим затопившим меня горем. Не отмахнется от меня со словами „прекрати сейчас же“ или „вот успокоишься, тогда и приходи, а сейчас — марш в свою комнату, и дверь за собой закрой“».
Всё быстрее, всё выше, всё больше. Родительское терпение, которое от нас ускользает
Раньше терпение было добродетелью. Теперь — раз ты терпишь, значит, теряешь драгоценное время. Или себя не уважаешь — об этом сообщают нам паблики для женщин. А что именно терпишь, не уточняют.
На самом деле терпение тесно связано со свободой выбора. Иногда кажется, что ты загнан в ловушку обязанностей — «надо», «должен». Действительно, в силу обстоятельств мы уже пришли в ту точку нашей жизни, в которой сейчас находимся. У нас на сегодня есть определенный набор знаний, опыта, привычек. Допустим, вы вынуждены отдать ребенка в престижную школу, допустим, эта школа нелюбимая, учиться в ней тяжело, и кажется, что ничего изменить нельзя. Но школу всегда можно поменять. Всегда. Даже если кажется, что это не так. Важно осознать, почему именно вы ее не меняете. Ведь это принятое вами решение. В своей практике я часто сталкиваюсь с тем, что люди принимают решения, но не осознают их, не берут за них ответственность, как будто кто-то другой виноват. И такое бессознательное терпение превращается в мучение. Ведь это же настоящая мука, одно из самых тяжелых испытаний для человека — выносить неизбежное ощущение собственного бессилия.
В том случае, когда человек принимает авторство своих решений, берет на себя ответственность и говорит: «Да, я поступаю так из собственных побуждений и собственных представлений о добре и зле», терпение превращается в добродетель и силы человека утраиваются или учетверяются, тут уж как повезет.
Важно помнить, что мы ответственны не только за выбор действия, но и за выбор отношения к этому действию. Главными помощниками в этом деле могли бы выступать чувства, но часто оказывается, что взрослые люди настолько запутались в сигналах, которые подают им собственные эмоции, что порой не в состоянии их расшифровать.
Вот пример. Такую ситуацию я встречаю довольно часто. На первых приемах, пока дети еще не освоились у меня в кабинете, всегда происходит заминка в гардеробной. Они теряются: куда садиться, куда ставить обувь, какие тапочки выбрать. В этот момент родители начинают их торопить и выдавать массу полезных инструкций, которые, к сожалению, не помогают, а только запутывают ребенка. Ко всему прочему, тон после первых двух фраз становится раздражительно-недовольным. Ребенок обычно либо начинает метаться, пытаясь скорее угадать, чем понять, чего же от него хочет родитель, либо впадает в ступор, и тогда родитель делает все за ребенка сам.
Если взрослый сможет отследить свои эмоции в этот момент, то, скорее всего, будет действовать логично, спокойно и, главное, осознанно. Ведь с ним происходит обычно вот что: он чувствует неловкость оттого, что ребенок чего-то не умеет, а так как родителю кажется, что он в ответе за навыки своего ребенка, ему хочется, чтобы у посторонних людей сложилось хорошее впечатление о нем и о его ребенке.
Родители также испытывают растерянность и напряжение от того, что рядом находится психолог, и стараются продумать правильное поведение. Ведь в самом начале знакомства большинство людей стараются понравиться даже случайному собеседнику, а на приеме у специалиста эта потребность увеличивается, ведь родители приходят со своей болью и трудностями и нуждаются прежде всего в поддержке и принятии.
За отсутствие родительского терпения дети расплачиваются своим психологическим здоровьем: чаще всего страдают способности выстраивать отношения и область эмоций. В психологии есть такое понятие — «сензитивный период». Это такое время, когда определенные навыки развиваются стремительно и легко, и если в этот период навык не сформировался, то позже этот процесс пойдет медленно, с искажениями, а иногда и вовсе безуспешно.
Поделиться книгой: