Возвышение Коли Ноликова

— Дмитрий, — сказал мужчина, протягивая руку. Коля назвал свое имя.

— Да, кирпичи, — ответил Дмитрий, присаживаясь рядом, — Возил в ваше Ситцево показывать образцы нашего кирпичного завода. Сам я из Княжих Баров. Возил в одну здешнюю строительную компанию образцы. Ничего не взяли, сволочи. Говорят — бетон нам подавай, железобетонные блоки! Мы из кирпича больше не строим! Я их убеждал. Я им приводил примеры. Ведь наш кирпич — лялечка. У меня есть всякий кирпич: шамотный, подовый, красный, глазурованный, клинкерный, тугоплавкий даже есть. Вся наша цивилизация стоит на кирпиче. А им — бетон нужен! В голове у них бетон!

Дмитрий постучал себя кулаком по лбу.

— Да, — заметил Коля, — Сейчас строят не то, что раньше.

— Где там! — махнул рукой Дмитрий, — Вот раньше… Оставим! И вот вы говорите, кирпич. А это не просто кирпич. Это, если хотите, символ. Знаете — орудие пролетариата.

— Булыжник, — подала голос девушка.

— Ну и кирпич, — возразил Дмитрий, — И орудие это настоящее, не нарицательное. Вот идете вы по улице, навстречу хулиганьё. Вы берете кирпич и всех разгоняете. Со мной не раз такое было. Я им еще вслед кирпичи кидал. Это же страшное оружие. По спине попал — считай калека, всё, хребет перешибить можно. Кирпич — он себя в разных ситуациях по-разному кажет.

— Да, вот и в виде подставок можно, — сказал Коля, — Под горячее.

— А украшения из битого кирпича в парках? Какие украшения? Как приятно ходить по дорожкам из измельченного кирпича! — Дмитрий, закатив глаза, воспоминал, — Идешь так по дорожке, а он под ногами хрустит, хрустит. Как галька на море, только лучше.

Девушка хмыкнула. И продолжила чтение. Коле показалось, что она не перевернула ни страницы. В окно постучали. Это Колин отец пролез под вагоном и появился с другой стороны.

— О, папа! — сказал Коля скорее для попутчиков, чем для себя. Евгений Николаевич махал рукой. Сын отвечал тем же, да еще кивками. И отец ему кивал. Так продолжалось, пока всё за окном медленно сместилось. Это поезд тронулся. Тихо загудел стальным организмом. Остался, уменьшаясь в видимом размере, Евгений Николаевич. Снаружи в темноте потянулись перроны, перевеси кабелей, длинные ремонтные помещения, смутные пустыри, какие-то поросшие клочьями травы и кустов холмы-горы. Забелели редкие домики. Дмитрий предложил:

— Хотите фокус? Сейчас проводница скажет "когда от города отъедем!".

Он выглянул в дверной проем:

— Проводница!

Пришел проводник, хмурый, морщинистый, в фуражке — наверное, под ней седой:

— Вы насчет постелей?

— Когда туалеты откроют? — спросил Дмитрий.

— Когда от города отъедем, — ответил проводник, повернулся и ушел. Дмитрий согнулся пополам, прижав руки к животу. Коля подумал, что Дмитрию плохо и собрался участливо тронуть его за плечо и предложить помощь, но Дмитрий поднял голову — с широко раскрытым ртом, откуда исходил шипящий звук. А глаза Дмитрия смотрели прямо, неподвижно. Коля понял, что это смех.

Кривя рот, Дмитрий ткнул пальцем в сторону, куда ушел проводник, и снова согнулся. Коля почувствовал в себе вежливую солидарность и разразился несколькими короткими смешками — так смеются маленькие девочки, воображая пряники.

Девушка вышла. Тут Дмитрий разогнулся. И совершенно серьезно сказал:

— Не доверяю я ей. Что у нее в рюкзаке?

— Не знаю, — ответил Коля.

— Какой большой, — Дмитрий встал, потом снова сел, — Может, она там сообщника прячет. Вора!

— Что вы… Она бы его не подняла. Рюкзак, — возразил Коля.

— Еще как! Видел, какая она жилистая? Эти акселератки могут взять за шкирки по здоровенному мужику и поднять в воздух — я сам видел. Куда она пошла, как думаешь? В тамбур качаться, у нее эспандер в свитере спрятан. Они ведь уже не могут по-другому. Только качаться, наращивать силу. И эти биодобавки. Ты пробовал биодобавки?

— Нет.

— А зря. Очень хорошая вещь. Я сам пробовал, мне жена покупала, говорит — Федя, ешь.

— Вы же Дмитрием назвались…

Тот сказал жестко:

— Не буду же я перед каждым встречным называться моим настоящим именем.

Федор поглядел в потолок, нарочито заскучал. Подумал, заявил:

— Да, видно, придется нам расстаться. Вы знаете обо мне больше, чем следует. Не выйдет! — и поводил перед носом Коли указательным пальцем. Ни-ни.

7

Едва Федор выволок свой чемодан с кирпичами в коридор, как вернулась девушка. Села и зачиталась. Коля начал разворачивать припасенную из дому снедь. Достал курицу. Девушка отвлеклась от чтения и тихо бросила слова:

— А вы знаете, как умерщвляют куриц? Угарным газом.

Коле есть курицу расхотелось. Впрочем, не заворачивая ее обратно в бумагу, он вытащил шоколадку. Думал даже предложить ее девушке, но та строго сказала:

— В этом продукте содержатся вещества, поражающие печень.

Коля посмотрел на шоколадку с тоскою. В груди защемило от голода. А за окном темень кромешная. Только освещаемые поездом столбы мимо летят. Коля взял у проводника сыроватый постельный комплект, расстелился и лег, повернувшись лицом к стенке.

Глубокой ночью он проснулся. Было тихо — поезд стоял на полустанке. Через занавески в купе проникал мутный свет. Коля повернулся на другой бок и заметил на полке напротив здоровенный рюкзак. Где же девушка?

Рюкзак начал расстегиваться изнутри. Коля прищурился так, чтобы ресницы прикрыли глаза. Так он все видел, но казался спящим. Из рюкзака вылезла та девушка, попутчица. Она встала, выглянула поверх занавесок, потом залезла обратно в рюкзак, застегнулась. Рюкзак качнулся и шмякнулся на лежанку. Спустя какое-то время послышался храп. Коля же всеми силами стал бороться со сном. В голову лезли кровавые злодейства. Вглядывался в темноту, вслушивался. Но было едва освещенное заоконной луной купе. Поезд толкнулся, застонал, поехал. Молчаливые шаги в коридоре. Коля уснул.

8

Увидят, ну и что? Кто увидит? Да кто они такие? Пусть смотрят! Денис Иванович Запечный, у него голова шла кругом, и сам он ходил по такой же траектории. Улица была узкая, так что Запечный, будто мячик, отражался от одного забора и ноги сами быстро несли его к другому, и все повторялось. Запечный дышал вовне в летнюю ночь теплым запахом перегара. Было тихо, спали даже собаки, разве что птичка иной раз чирикала в палисаднике и сразу умолкала скромно.

Запечный варнякал непослушным языком, грозился луне кулаком, показывал невидимому слушателю рукой в сторону, где, по мнению Дениса Ивановича, находились Княжие Бары, и говорил:

— Ему там рога обломают!

Глава 2, Вам телеграмма, встречайте

1

Покуда молодой и полный надежд Коля Ноликов спит в поезде, убаюканный легкой качкой рессор и стуком колес, перенесемся во вчерашний день в Княжие Бары. Пожилые уже супруги Балагуровы — Надежда Осиповна и Яков Андреевич, утром ранечко проснулись, и Надежда Осиповна сказала: "Я еще полежу", а муж ее вздохнул обреченно, оделся и вышел, взяв две пустые стеклянные посудины такого размера, что впору там корабли строить в натуральную величину. Пошел Яков Андреевич к артезианскому источнику под навесом, дождался своей очереди — пока вся улица удовлетворила свои потребности в питьевой воде — и довольно поглядывая на тех, кто еще стоял в очереди, наполнил свои посудины. Было ему радостно.

Потом Яков Андреевич вернулся домой, а по пути проверил в парадном почтовый ящик. В нем лежала цветная газета с предложениями о покупке товаров по выгодным ценам, а также извещение с почты — сообщалось, что получателю надобно прийти на почту за телеграммой.

— Беда, когда же пойти-то? — спросил Яков Андреевич жену, показав ей извещение.

— До полудня ничего нет, вот и иди.

Балагуровы жили по определенному ими плану. Распорядок дня был суров и включал в себя чтение энциклопедий, справочников и прослушивание радио. Супруги играли в радиовикторины и решали кроссворды, чтобы получать призы. В день Балагуров заполнял от десяти кроссвордов и более. Был запас конвертов, тысяча штук. Решенные кроссворды отсылались в редакцию. Причем, если Надежда Осиповна сухо отправляла решение, то Яков Андреевич сопровождал его запиской вроде "Вот и еще один ваш орешек я расколол, хотя, признаюсь, пропотел изрядно!".

Радиовикторин было относительно мало, поэтому Яков Андреевич не гнушался даже детскими, изменяя свой голос до крайне неприятного фальцета. Так Яков Андреевич отгадывал загадки и получал книжки-раскраски.

2

Лысоватый человек, почти пожилой, в очках, в кожаном жилете, разорался на почте. Яков Андреевич Балагуров стоял в очереди непосредственно за ним. А человек в жилете требовал у молодой женщины за окошком в стекле:

— Я хочу, чтобы вы посмотрели в списках, есть ли там Ивченко!

— А кто Ивченко? — в упор поглядела на него работница почты. Она была в белой кофточке с глубоким вырезом. А на груди висело нечто на золотой с виду цепочке. И еще она красила волосы. В блонд, разумеется.

— Я Ивченко, — человек поправил пальцем очки.

— Тогда предъявите паспорт.

— Мне только узнать, есть я в списках или нет.

— Знаете что? — нашлась девушка, — Обратитесь в отдел доставки.

— Спасибо, — буркнул Ивченко. Дромидол Анатольевич.

Он подошел к двери рядом с секциями абонентских ящиков, похожих на шоколадную плитку. В двери была открыта форточка. Он заглянул туда и увидел — сидит в помещении тетя, вскрывает загнутой железкой крышку на посылке. А рядом на столике — уже открытая коробка, и содержимое расставлено. Вот банка яблочного варенья, опорожненная наполовину. В ней ложка. Тетя голову поднимает и говорит:

— Это вам кажется.

— Простите, — спрашивает Ивченко, — Мне только узнать, есть я в списках или нет?

Тетя встает, деловито подходит к другому столу, хмурит брови, выдвигает долгий ящик с карточками.

— Какой список?

— Тех, кого отправляют бандеролями на Марс.

Тетя задвигает ящик, выдвигает другой, пробегает пальцами по корешкам.

— Вас нет в списке.

— А что вы вообще смотрите? И вообще, вы даже фамилию у меня не спросили!

— Мне это не нужно, — скучным голосом отвечает тетя и садится обратно за посылки, — До свиданья!

Ивченко кулаком стукнул по досточке перед форточкой:

— Но меня должны были отправлять! Я уже послал на Марс телеграмму, чтобы встречали.

— У вас там родственники?

— В некотором роде. Жена. Бывшая. Мы собираемся снова сочетаться узами брака.

К Ивченко подошел прилично одетый пожилой мужчина при бородке и усах, поправил свою шляпу и тронул Ивченко за плечо:

— Уважаемый… А вы знаете, что на Марсе нет жизни? Там атмосфера не пригодна для дыхания и очень холодно.

В это время Балагуров получил телеграмму. Телеграмма была от двоюродного брата, Евгения Ноликова. Тот сообщал, что ракета запущена и просил предоставить ей угол на время, нужное для устроения жизни. Яков Андреевич сразу смекнул, о чем идет речь.

Домой он шел вприпрыжку, зашел в гастроном и купил килограмм лучших конфет. Поднявшись на свой четвертый этаж, Балагуров открыл дверь не сразу, а некоторое время любовался ею. Сходящий по лестнице сосед, бодрый старик в светлых штанах и тенниске, спросил:

— Что это вы рассматриваете?

Балагуров ему гордо ответил:

— Вот здесь будет висеть памятная доска.

— Кому?

— К нам приезжает известный писатель Николай Ноликов.

Якову Андреевичу немного стало стыдно — он солгал. Но тут же успокоил себя мыслью о том, что ведь не было уточнения, когда именно Николай Ноликов — известный писатель. Может, в будущем. Никаких "может". Так будет. Сосед продолжил спуск, а Балагуров вошел в квартиру и обрадовал Надежду Осиповну.

— Когда же он приезжает? — сказала она.

— Завтра!

Определили гостю место — в маленькой комнате, некогда предназначавшейся под детскую. Детей так и не завели, а комнату постепенно наводнили ненужными вещами. Была там даже и кровать — иногда на ней спал обиженный Яков Андреевич. Поглядев на кровать, Балагурова будто осенило:

— Так, — сказал он жене, — тащим сюда ковер, закроем им эту стену над кроватью.

— Зачем?

Яков Андреевич хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ты представляй, с кем имеешь дело! Он ведь писатель! Проснется, надо будет мысль записать. На чем, думаешь? Да на обоях!

— Но ведь он гений…

Балагуров задумался.

— В самом деле. По сути, наша квартира приобретет историческую ценность. В ней будет жить Николай Ноликов.

— Пусть пишет на обоях!

— Пускай. Но не будем потакать другим его странностям.

Надежда Осиповна обеспокоилась лицом:

— А они у него есть?

— Брат написал бы. Жаль, что мы у них давно не были. Помнишь, мы к Ноликовым ездили лет десять назад. Тогда еще я, кстати, приметил — Коля ходил весь задумчивый. Не вундеркинд, но что-то такое в нем уже было.