Сказки Шематона для особенно взрослых и особенно для маленьких.
Если Вы полагаете, что Шематоном называется какая-либо затерянная страна или местность, то чур Ваша ошибочка. Шематон — моё прозвище. В Шематоны меня записали после того, как я пошёл за орехами и угодил в переплёт. Я имею ввиду переплёт той самой книги, которую Вы собираетесь читать. Орехов я, между прочим, нарвал целый мешок. Но не это главное. Главное, что, проделав путь всего наполовину, я заблудился в сумрачном лесу. То есть дорогу туда я нашёл легко и быстро. А дорогу обратно вообще не нашёл. Пока я стоял и вспоминал, как в таких случаях поступают опытные следопыты, прямо мне под ноги свалилась всклокоченная сова. Видимо, она во сне выпала из дупла. Но не это главное. Главное, что мне теперь было у кого справиться, далеко ли до ближайшего населённого пункта.
— Здесь я задаю вопросы! — напыжилась сова. — Причём спрашиваю последний раз! Деньги есть?!
— Нету, — честно признался я. — Орехи есть.
И протянул ей мешок с орехами. Сова немедленно вытряхнула орехи на землю и взлетела с мешком на дерево.
— Эй! — крикнул я вслед сове. — А станция в какую сторону?!
— Забудь об этом, — набивая карманы широченных штанов моими орехами, посоветовал невесть откуда взявшийся заяц. — Выбрось из головы. Я уже пять лет, как в Африку собираюсь.
— И что? — растерялся я.
— А то! — принялся объяснять заяц нравоучительным тоном. — Все дороги отсюда ведут только в Рим! Так мне Вау сказала, понял?! А если Вау сказала так, значит именно так оно и есть!
— Ну дела! — я окончательно расстроился. — Меня же дома к ужину ждут!
— Вот Шематон! — усмехнулся заяц. — Настоящий Шематон!
В Риме мне делать было нечего. И я остался жить в лесу. Позже я узнал, что шематонами на местном диалекте называют легкомысленных бездельников, а иначе говоря — ветрогонов. С этим прозвищем я легко затерялся среди здешних обитателей, ибо все они были слегка с приветом. Другими словами — подбитые ветром. Так-то.
С приветом, Шематон.
"Искать в тёмной комнате чёрную кошку
очень легко. Даже если её там нет. Только
найти очень трудно."
Вау
Посвящается Юленьке Белявской
Содержание
Глава 1. О том, как мышонок Серафим летучим стал
Глава 2. О том, как сова Сплюшка похитила мышонка Серафима
Глава 3. О том, как страус Лёва построил дирижабль
Глава 4. О том, как Вау разоблачила Всякую Всячину
Глава 5. О том, как Ехидна приодела Морскую свинку
Глава 6. О том, как Морская свинка за дичками охотилась
Глава 7. О том, как Валерьян попал на необитаемый остров
Глава 8. О том, как сова Сплюшка нашла свой сундук
Глава 9. О том, как страус Лёва летал на тыкве
Глава 10. О том, как долгопят Ленивка устроился на службу
Глава 11. О том, как Сажа попал в историю
Глава 1
О том, как мышонок Серафим летучим стал
отите знать, почему мыши не летают как птицы? Я имею ввиду самых обыкновенных полевых полевых мышей. Например, мышонка Серафима, живущего на дне лесного оврага в маленьком, но вполне уютном доме. Ну так хотите знать, почему они не летают? А я вам объясню: у них нет крыльев.
Чего нельзя сказать про страуса Лёву, который тоже не летает. Но совсем по иной причине. У него очень короткие крылья. И, наоборот, очень длинные ноги. С такими ногами Лёва мог бы ставить мировые рекорды по прыжкам. Но прыжки его не интересовали. Разве, что — с парашютом.
С самого детства Лёва мечтал стать именно лётчиком. Он страстно хотел пикировать, входить в "штопор" и делать "бочку". Словом, исполнять фигуры высшего пилотажа. Все другие известные ему птицы, даже грач по прозвищу Сажа, летали, совершенно не задумываясь над тем, какими большими возможностями они обладают. Лёве же с его бесполезными крыльями оставалось шататься по окрестностям и каждому встречному рассказывать о своих воображаемых ночных вылетах, воздушных боях и вынужденных посадках. В конце концов все, включая самого Лёву, поверили в эти истории и действительно стали считать его бывалым пилотом. Даже сова Сплюшка, разбуди её среди бела дня, могла почти без запинки поведать о том, как у страуса однажды заело шасси и ему пришлось садиться на брюхо.
Но однажды Лёва понял, что на одних воспоминаниях далеко не улетишь. И начал строить аэроплан. Из его гаража с утра до вечера слышался стук молотка и свист ножовки.
— Не к добру это, — говорил Афрозаяц, косо поглядывая на гараж. — Изведут меня. Точно изведут.
Этот заяц был очень подозрительным. Ему повсюду мерещился заговор с целью извести его, зайца, полностью и окончательно.
— И какая муха его укусила? — спрашивали друг у друга знакомые.
На самом деле зайца укусила оса.
— Покусание, — сказал доктор Валерьян, приложив к месту укуса лист подорожника. — И ничего более. Просто осиновое покусание.
— Покушение?! — в испуге переспросил заяц.
— Покусание, — подтвердил доктор.
И с тех пор зайца как будто подменили. Он даже взял другое имя. Прежде его звали Русаком. А русаков на свете было много. Русакам счёт не вёлся. И тогда заяц решил стать Африканским. Или, сокращенно, Афрозайцем. Чтоб занесли его, как последнего Афрозайца, в "Красную книгу" для исчезающих зверей.
— Я исчезаю, — говорил Афрозаяц. — Меня уже практически не осталось. Практически я уже исчез.
Он так надоел окружающим со своей уникальностью, что его почти перестали замечать.
Ну так вот. Для безопасности Афрозаяц установил за гаражом постоянное наблюдение. И стал единственным очевидцем возвращения Лёвы в большую авиацию. Когда он увидел выходящего из гаража страуса, то для страховки присел в траве.
Лёва был оснащён по первому слову техники. То есть — "этажеркой". Так назывались все первые аэропланы. За сходство с этим предметом обстановки. На голове его красовался кожаный шлем с наушниками. Глаза прикрывали очки-консервы. А ноги, для скорости разбега, были обуты в ботинки с роликами.
Перед страусом вплоть до самого лесного оврага простиралась поляна. И заканчивалась песчаным обрывом.
— Земля! Я первый! Как слышно?! — сказал Лёва в наушник. — Проверка связи!
— Слышно, слышно, — пробормотал заяц. — Охота была с ненормальными связываться.
В следующее мгновение страус вихрем промчался мимо Афрозайца и пропал за кромкой обрыва.
— Кажется, пронесло! — вздохнул заяц с облегчением.
Но тут из оврага донёсся подозрительный шум. И заяц для страховки залёг.
Надо сознаться, что после падения техника пострадала только слегка. Куда чувствительнее пострадал сам Лёва. При иных обстоятельствах это падение можно было назвать мягкой посадкой. Поскольку дно оврага было песчаным. Но не в данном случае. В данном случае Лёва почувствовал, как вдребезги разбились его последние надежды.
Когда он зарылся головой в песок, то даже решил, что лучше ему так и остаться. В таком вот положении. Навсегда.
— Зря стараешься! — раздался снаружи насмешливый голос. — Я тут всё перекопал. И в другом месте тоже копал. Нету червей.
Грач Сажа описал над оврагом круг и, позвякивая ведёрком, полетел в сторону леса. Судя по тому, как Сажа крепко держал в обеих лапах это ведёрко и как оно тянуло его к земле, можно было догадаться, что он определённо лукавил. Видимо, в другом месте черви всё-таки нашлись.
Страус вытащил голову из песка, но грача он уже не обнаружил. Грач уже скрылся за верхушками деревьев. Зато Лёва обнаружил, что авария приключилась рядом с домиком Серафима. И тут страуса посетила счастливая мысль. Лёва решил, что если ему не суждено вернуться в небо, то он хотя бы должен подготовить себе достойную замену. Он подхватил "этажерку" и заковылял на роликах к домику мышонка.
А Серафим и не догадывался о своей будущей участи авиатора. Потому что именно в этот момент он готовился в моряки. Хотя плавать он стремился не больше, чем летать. Если честно, то Серафим вообще боялся воды. Но ещё больше он боялся огорчить Морскую свинку.
А Морская свинка была в действительности самой обыкновенной свинкой. Морской её прозвали из-за тёмной полоски, пролегавшей между глаз вплоть до самого пятачка. Что несколько напоминало тельняшку. Свинка с детства привыкла к своему прозвищу и давно считала себя бывалым моряком. Многие верили. Даже известный своей подозрительностью Афрозаяц, который вообще мало кому верил, и тот мог с закрытыми глазами рассказать, как Морская свинка получила пробоину во время ужасного шторма в Северном Ядовитом океане и чудом спаслась вплавь.
Вот потому-то мышонок Серафим и проходил курсы юного моряка, битый час раскачивая Морскую свинку в собственной качалке посреди собственной комнаты собственного дома.
— Давай Серафим! — азартно кричала Морская свинка. — Жми! Мышонок старался изо всех сил.
— Вот это качка! — радовалась Морская свинка.
Громкий стук в дверь заставил Серафима бросить качалку. Вернее, дал ему возможность для небольшой передышки.
Морская свинка, между тем, продолжала раскачиваться по инерции. Она была очень грузная. А в подобных случаях вообще не известно, что тяжелее: раскачать кресло или же остановить его.
Так вот. Серафим выглянул в окно и увидел страуса.
— Эй! — окликнул он Лёву. — Ты полегче! Полегче!
— Я полегче?! — удивился страус. — Это ты — полегче!
— Я полегче?! — Серафим растерянно оглянулся назад. Туда, где Морская свинка плыла на кресле по волнам своей памяти.
— Ты! — подтвердил Лёва, переминаясь с ноги на ногу. — "Этажерка", понимаешь, мой вес не держит. А ты, вроде, полегче.
— Не могу! — шёпотом ответил Серафим. — У меня свинка!
— Заболел?! — страус покачал головой. — Ладно! Я сейчас!
Как был — с "этажеркой" и на роликах, — он помчался в "Смотровую" за доктором.
"Смотровая" находилась в зарослях камыша на берегу реки, то есть совсем не далеко. Она принадлежала камышовому коту Валерьяну. А Валерьян, в свою очередь, принадлежал гомеопатии. Он верил в гомеопатию. Особенно — в валериановые капли. Поэтому и взял себе имя Валерьян. В "Смотровой" кот принимал пациентов. А жил он в старом, окованном медью сундуке. Вернее, он там спал.
— У Серафима "свинка"! — закричал Лёва врываясь в "Смотровую". Валерьян покосился на Лёву:
— "Свинка" или раздавание?!... Или раздувание шеи?! Лечится гумепатически!
Он хотел сказать "гомеопатически", но от частого употребления валерьянки у кота заплетался язык и развилось косоглазие, которое он лечил валериановыми каплями.
— Или гумапетически?! — спросил он у Лёвы, извлекая из сундука аптечку.
Эту аптечку Валерьян всегда брал с собой на вызовы. На всякий случай.
Когда страус и доктор добрались, наконец, до Серафима, тот лежал на полу посреди комнаты. А Морская свинка обмахивала его полотенцем.
