Помоги проекту - поделись книгой:
Перед Соединенными Штатами стоит весьма сложная и в то же время угрожающая главная проблема. Примерно через десятилетие продолжающееся в Советском Союзе наращивание стратегических вооружений и скрытое создание стратегической обороны может породить еще более несбалансированную, в корне опасную ситуацию. Конечно, основная опасность связана не с самим первым ударом как таковым, а с тем, что возросшая уязвимость США для подобного удара придаст Советскому Союзу большую гибкость в использовании своей стратегической и обычной военной мощи, поскольку Соединенные Штаты окажутся парализованными в геостратегическом плане. Это чревато серьезным ослаблением стабильности в политических взаимоотношениях двух стран.
Подобное состояние повышенной стратегической нестабильности будет следствием фундаментальных различий в стратегическом положении США и СССР. Советский Союз развивает свой потенциал для ведения ядерной войны различной интенсивности и продолжительности, и благодаря новым вооружениям в последнее десятилетие он начинает приближаться к такой боеготовности. В противоположность этому Соединенные Штаты направляли свои усилия исключительно на свой потенциал сдерживания. Но хотя официальная доктрина США видоизменилась и предоставляет творцам решений бо́льшую гибкость в вопросах выбора целей удара и несмотря на то, что в последнее время здесь развернуты некоторые виды оружия первого удара, Соединенные Штаты по-прежнему в значительной степени полагаются на сохранение угрозы массированного ответного удара. Растущая асимметрия между советским и американским потенциалами и доктринами обязательно уменьшит безопасность США, а также поощрит Советский Союз на более уверенные действия с целью распространения своего влияния при помощи обычной или даже стратегической мощи.
Эта опасность может быть предотвращена только своевременной разработкой США программ стратегических вооружений или эффективным контролем над вооружениями. Сроки создания стратегических вооружений большие и часто превышают десять лет. Поэтому опасность, грозящая стать критической через такой небольшой срок, как десятилетие, требует не только своевременного осознания, но и соответствующего программного ответа. Следовательно, если угроза односторонней уязвимости не будет устранена всеобъемлющим соглашением по контролю над вооружениями, ключевыми вопросами на ближайшее будущее становятся следующие: в каких количествах и каком соотношении должны США развернуть свои стратегические наступательные силы, с тем чтобы уцелевший американский потенциал второго удара служил убедительным средством сдерживания первого советского удара; и/или какие виды стратегической обороны должны также развернуть США, чтобы сделать советский первый удар практически бесполезным с военной точки зрения.
Советские руководители не сентиментальничают, когда дело доходит до использования силы. Здесь можно вспомнить предупреждение, посланное Джорджем Кеннаном в 1945 г. из Москвы, где ему ежедневно приходилось сталкиваться с советским образом мышления. В своем докладе госсекретарю Кеннан прямо отмечал: «Я не задумываясь категорически заявляю, что в свете моего одиннадцатилетнего опыта знакомства с русскими крайнюю угрозу для нашей безопасности представило бы приобретение русскими возможности использования атомной энергии или каких-либо других радикальных средств уничтожения дальнего действия, о существовании которых нам не было бы известно и перед которыми мы оказались бы беззащитными в случае внезапного нападения. В истории советского режима нет ничего, я повторяю, ничего, что могло бы нам дать основание предположить, что люди, стоящие сейчас у власти в России, и даже те, которые могут прийти к власти в обозримом будущем, остановятся, хотя бы на мгновение, перед тем как применить эту мощь против нас, если они решат, что таким путем им удастся реально повысить свое влияние в мировых делах».
Помимо стратегической дилеммы, наращивание Советским Союзом своего военного потенциала породило дополнительную проблему, с которой Соединенным Штатам ранее не приходилось сталкиваться: растущие возможности СССР использовать вооруженные силы далеко за пределами своих границ. Резкое увеличение потенциала Советского Союза, позволяющего перебрасывать войска за пределы прилегающих к его основной территории регионов, произошло с начала 70-х гг. Возможности доставки войск по воздуху и по морю возросли до такой степени, что у Москвы, вероятно, скоро появится соблазн не только посылать союзные вооруженные силы (как, например, кубинские в Эфиопию и Анголу), но также использовать собственные войска для демонстрации силы или установления политического присутствия в отдаленных районах. Это как раз то, что Советский Союз не мог себе позволить на протяжении сорока лет «холодной войны» с Соединенными Штатами.
Ближний Восток и Южная Африка являются наиболее взрывоопасными регионами на земном шаре. Соединенные Штаты подвергают себя риску оказаться в политической изоляции из-за поддержки ими Израиля и (в гораздо меньшей степени) Южной Африки. Нарастающие расовые конфликты на юге Африки могут на каком-то этапе побудить Москву к прямому вмешательству. Она будет преследовать цели местного значения, а также стремиться к широкому распространению просоветских настроений по всему Африканскому континенту. Советский Союз, безусловно, осознает геополитическое значение Южной Африки для Запада как источник стратегического минерального сырья и стратегически важного для морской торговли пункта.
Еще более вероятно вмешательство СССР на Ближнем Востоке, особенно если арабо-израильский конфликт вновь выльется в очередную войну. Еще в октябрьской 1973 г. войне Советский Союз хотел вмешаться на стороне Египта, но вынужден был отказаться от этого после предостережения США. В то время Соединенные Штаты еще удерживали небольшое преимущество в стратегических вооружениях. С установлением примерного стратегического равенства, особенно такого, которое сочетается с большей уязвимостью США, Советский Союз в следующий раз может действовать смелее. СССР может просто развернуть воздушно-десантные силы на стороне арабов, оставив Соединенным Штатам возможность решать, отвечать им на это или нет.
Однако опасность того, что реакция США приведет к фактическому поражению, уменьшается начиная с 1979 г. благодаря развитию сил быстрого развертывания (СБР). Используемый этими силами американский потенциал переброски войск по воздуху и по морю все еще значительно превосходит имеющийся у Советского Союза, и он обеспечивает более чем достаточную возможность для компенсации в течение следующего десятилетия любого вероятного развертывания Советами своих сил вдали от границ СССР. Благодаря энергичным мерам, предпринятым администрацией Картера и продолженным администрацией Рейгана, войска, включенные в состав СБР, и поддерживающая их авиация в настоящее время имеют потенциал для срочной переброски значительных сил. Несколько легкопехотных дивизий, поддерживаемых тактической авиацией, могут быть развернуты в далеких от США регионах в более высоком темпе и в большем количестве, чем это может сделать Советский Союз. Таким образом, в случае вооруженного конфликта с Соединенными Штатами, происходящего на большом расстоянии от советских границ, СССР подвергнется риску потерпеть поражение на локальном уровне. Хотя при этом неизбежно будет действовать фактор неопределенности, связанный с тем, что непрочное и, возможно, несимметричное ядерное равновесие, вероятно, будет до какой-то степени сдерживать США в использовании сил быстрого развертывания непосредственно против советских войск.
В далеком локальном конфликте, не грозящем перерасти в большую войну, Советский Союз окажется в худшем положении еще и из-за превосходства военно-морских сил США. Советский Военно-морской флот, несмотря на темпы его роста в последние годы, по-прежнему уступает американскому и страдает от двух недостатков. Первый — это большая рассредоточенность. Трем его составным флотам — Северному (базирующемуся в Мурманске и в Балтийском море), Черноморскому и Дальневосточному — приходится действовать отдельно один от другого, причем каждому на пути в открытый океан требуется преодолевать узкие проходы. Эти проходы могут быть перекрыты Соединенными Штатами даже при помощи только обычных вооружений, хотя такой шаг будет означать эскалацию конфликта с американской стороны. Второй недостаток состоит в том, что советскому Военно-морскому флоту не хватает технических средств для дальних дозаправок, тылового обеспечения и авиационной поддержки. Относительно малочисленные дальние базы, предоставленные в распоряжение советского флота в странах с просоветским режимом, исключительно уязвимы для быстрого нападения США, в то время как отсутствие дальнего авиационного прикрытия делает советские военно-морские соединения беззащитными от нападения американских самолетов авианосного базирования.
Это говорится не для того, чтобы умалить политическое значение наращивания СССР военно-морской мощи. Вероятно, можно утверждать, что ее воздействие будет наибольшим в затяжной неядерной войне на одном из трех основных стратегических направлений. Советский Военно-морской флот в его нынешнем виде имеет возможность в значительной степени ослабить американский контроль над морями. Он в состоянии, хотя и не полностью, а частично, подорвать способность США вести затяжные военные действия на Евразийском континенте. Это дает Советскому Союзу важные потенциальные возможности, имеющие особенно тяжелые последствия в конфликте среднего уровня: большего, чем просто локальная война, но меньшего, чем мировой пожар. В войне на центральном фронте наибольшее значение будут иметь советские стратегические ядерные силы наземного базирования, при этом советские БРПЛ будут играть лишь вспомогательную роль. В отдаленном локальном конфликте советский Военно-морской флот, развернутый вдали от портов, уязвим для непосредственных ударов с воздуха и вследствие возможного нарушения коммуникаций. Значит, в течение определенного периода времени вооруженные силы СССР, участвующие в каком-либо локальном конфликте в отдаленном районе, должны будут вести боевые действия, имея значительно худшее тыловое обеспечение. Это то, что касается возможностей СССР по переброске войск.
Советские обычные вооруженные силы особенно мощны на двух из трех главных стратегических фронтов. На Дальнем Востоке положение относительно более спокойное, если исключить какое-либо непредвиденное развитие событие в Южной Корее и на Филиппинах. Но на первом и третьем направлениях — в Европе и Юго-Восточной Азии — равновесие постепенно нарушается в пользу Советского Союза. На определенной стадии это может вызвать более прямое использование советской военной мощи.
На первом направлении почти все показатели, характеризующие военную мощь, свидетельствуют о значительном превосходстве Варшавского пакта над НАТО в обычных силах. Весьма показательным в отношении уверенности Москвы в собственных силах и, возможно, ее намерений является тот факт, что силы Варшавского пакта проводят свои боевые учения, отрабатывая наступательные действия, в противоположность силам НАТО, которые проводят в основном оборонительные учения. Варшавский пакт имеет значительный перевес по нескольким важнейшим характеристикам мощи обычных вооруженных сил. В 1984 г. Варшавский пакт превосходил НАТО на центральном фронте по количеству дивизий — 61 против 38; по танкам — 16020 против 8050; по количеству артиллерийских орудий и минометов — 16270 против 4400 и по числу истребителей-бомбардировщиков — 1555 против 1345. Более того, недавно развернутые Москвой ракеты «СС-20» имеют дальность действия, перекрывающую всю Западную Европу и Ближний Восток. Правда, количественные сведения о соотношении сил дают возможность только для проведения самого поверхностного анализа.
Сочетание превосходства СССР в обычных вооруженных силах с растущим потенциалом советских стратегических сил привело к действительно угрожающим сдвигам в военной доктрине Москвы. Раньше в советских исследованиях, касающихся войны с применением обычных вооружений, при разговоре о «стратегических операциях» указывалось на относительную скоротечность, характеризующуюся быстрый завершением или эскалацией в ядерный конфликт. Однако к началу 80-х гг. советские военные теоретики стали уделять большое внимание «всеобщей войне с применением обычных средств», ведущейся на широком фронте в течение продолжительного периода времени до победы СССР, без использования ядерного оружия какой-либо из сторон.
Эта эволюция подчеркивает одно важное обстоятельство. Основным сдерживающим средством массированного советского прорыва по-прежнему остается ядерное оружие. Именно опасность того, что обычная региональная война быстро перерастет в войну с применением стратегических ядерных сил, является для Москвы последним тормозом. Мир по-прежнему зависит от стратегического равновесия.
Его нарушение не обязательно повлечет развязывание ядерной войны, но весьма вероятно приведет к войне с применением обычных средств. Это могло бы случиться в Европе, но более вероятно произойдет на юго-западном центральном стратегическом фронте. Для этого Советскому Союзу благоприятствуют постоянно действующие географические и меняющиеся политические факторы. Политическая нестабильность в Иране или Пакистане могла бы открыть для СССР возможность для спорного в международном плане вторжения советских войск из прилежащих территорий.
Соединенным Штатам, напротив, реагируя на эти действия, придется преодолевать трудности, связанные с тыловым обеспечением, большими расстояниями и, возможно, недостаточной и слабой поддержкой со стороны дружественных стран. В отличие от первого или второго стратегического направления, Соединенные Штаты на третьем фронте не могут рассчитывать на сколько-нибудь значительную коалицию, обеспечивающую поддержку обычными вооруженными силами американских действий, направленных на то, чтобы остановить продвижение СССР. В ряде исследований министерства обороны США показано, что в случае нападения Советского Союза на Иран Соединенные Штаты, используя СБР, смогут предотвратить полную оккупацию этой страны, удерживая в своих руках юг и перекрыв проходы через центральный горный массив Загрос. Но факт остается фактом: в любом затяжном конфликте с применением обычных вооруженных сил Советский Союз будет обладать значительным превосходством. Более того, средства ядерного сдерживания США менее эффективны в Юго-Западной Азии, нежели в Западной Европе. Американские ядерные силы уже размещены в Европе, и их потенциальное использование полностью учтено в оперативном планировании НАТО. Что касается третьего стратегического фронта, то советские военные и политические руководители могут прийти к выводу, что Соединенные Штаты не решатся превратить обычный конфликт в ядерную войну. Они могут, таким образом, пойти на авантюру, посчитав, что начатая ими агрессия останется безнаказанной.
Следовательно, долгосрочная тенденция роста общего военного потенциала СССР направлена на повышение гибкости в использовании обычной военной мощи для достижения политических целей. Хотя Запад непрерывно следил за состоянием советской военной мощи в течение практически всего периода «холодной войны», фактически Москва до вторжения в Афганистан в 1979 г. воздерживалась от ее применения в районах, находящихся вне ее непосредственного контроля. Вместо этого она стремилась использовать своих военных союзников, избегая прямого вмешательства. Это положение теперь, очевидно, меняется.
При условии, что нынешние тенденции роста расходов на оборону США и СССР, а также темпы развертывания вооружений сохранятся, советский военный потенциал в настоящее время и через десять лет можно представить сжатом виде в следующей форме:
| 1986 г. | 1996 г. |
| Нет уверенности, что Соединенные Штаты будут не в состоянии нанести массированный уничтожающий удар по Советскому Союзу в случае, если СССР нанесет первый удар. | Есть вполне реальная возможность того, что советский первый удар обезоружит Соединенные Штаты до такой степени, что ответный удар окажется значительно ослабленным. |
| Возможен успех СССР в неядерном конфликте на первом и третьем фронтах; это, однако, компенсируется опасностью эскалации ядерной войны. | Существует бо́льшая степень вероятности победы СССР и меньшая вероятность того, что США решатся на эскалацию конфликта. |
| Высокая степень уязвимости в обычных боевых действиях против сил быстрого развертывания США из-за неудовлетворительного тылового обеспечения и уязвимых коммуникаций. | Неуклонное улучшение боеготовности, хотя она, вероятно, по-прежнему будет уступать СБР США. |
| Второстепенная роль в конфликте с применением стратегического ядерного оружия. | Постепенный рост потенциала БРПЛ и крылатых ракет на подводных лодках. |
| СССР имеет возможность серьезно, но не решающим образом противодействовать установлению США контроля над Мировым океаном, а также действия США по поддержанию своих ВМС, занятых в конфликте с применением обычного оружия на одном из трех стратегических направлений. | Никаких существенных изменений. |
| В случае ограниченного неядерного конфликта с США СССР не в состоянии обеспечивать действия наземных войск в отдаленных районах. | Без существенных изменений, но при постоянном расширении зоны возможностей Советского Союза. |
Таким образом, на важнейшие вопросы, поставленные в начале этой главы, можно дать следующий ответ: в течение десяти лет наиболее опасные для Соединенных Штатов изменения могут произойти в результате сдвигов на стратегическом уровне. Нарушение стратегического равновесия может повлиять на возможности и волю США сдерживать использование советских обычных сил в важных с геополитической точки зрения районах вблизи от Советского Союза. Решимость Соединенных Штатов применить тактическое ядерное оружие в ответ на крупное нападение с использованием обычных средств окажется подорванной, если Советский Союз получит существенное преимущество в стратегических вооружениях. Решение о применении тактического ядерного оружия будет зависеть от того, смогут или нет Соединенные Штаты остановиться на этом, что в свою очередь будет зависеть от того, имеет ли Вашингтон возможность для эффективного ответа на контрэскалацию применения ядерного оружия Советским Союзом, не опасаясь советского первого удара стратегическими ядерными силами. Таким образом, общий стратегический дисбаланс может привести к подрыву убедительности возможной ядерной эскалации как средства сдерживания неядерной агрессии.
В прошлом стратегическое превосходство США уравновешивало превосходство СССР в обычных вооружениях. Растущая уязвимость США для обезоруживающего первого удара Советского Союза меняет это положение. В настоящее время существует риск того, что ядерные сдерживающие средства более не смогут удерживать Москву от нападения при помощи обычных средств в каком-нибудь прилегающем к Советскому Союзу регионе. В лучшем случае у СССР окажется гораздо больше возможностей для эффективного политического шантажа. В худшем случае существует опасность прямых военных действий. Однако в более широком глобальном аспекте у Советского Союза по-прежнему будет недостаточно средств для того, чтобы уверенно применять свою мощь, не опасаясь возможных ответных действий США.
Итак, важнейшие политические последствия наращивания СССР своего военного потенциала по-прежнему будут ощущаться в Европе и Азии; в то же время важнейшие последствия с точки зрения оперативного военного планирования будут заключаться в увеличении гибкости использования Советским Союзом своих обычных сил.
Военная мощь — это
В 1960 г. Никита Хрущев, бросая громкий вызов Соединенным Штатам, провозгласил: «Мы похороним вас». Хотя американская общественность расценила эту зловещую фразу как пугающее предсказание уничтожения Америки, вызов Хрущева основывался на вере в то, что в течение последующих двух десятилетий Советский Союз превзойдет Соединенные Штаты в социально-экономической сфере. Действительно, советское руководство было настолько уверено в неизбежности своего исторического триумфа, что включило прогноз об экономической победе СССР к 1970 г. в качестве составной части в официальную программу правящей Коммунистической партии — документ, содержащий программные установки для всех советских коммунистов.
Два с половиной десятилетия спустя ничто даже отдаленно не соответствует предсказанию Хрущева. Разрыв в величине валового национального продукта США и СССР остается примерно таким же в относительном выражении и возрос в абсолютных цифрах. Различия в среднем уровне жизни обеих странах также возросли. Символическая гонка за посадку человека на Луне — соревнование, которое должно было подтвердить претензии Советского Союза на техническое лидерство, — закончилась безусловной победой США. Вероятно, самым важным является то, что подавляющее превосходство США во внедрении научно-технических разработок еще больше возросло. К середине 80-х гг. Соединенные Штаты и следующая за ними Япония уже вступили в технотронный век, в то время как СССР по-прежнему прилагал усилия, чтобы модернизировать и сделать более эффективной свою относительно традиционную индустриальную экономику. В 1960 г. Советский Союз, казалось, вот-вот сможет поставить под сомнение мировое экономико-технологическое лидерство Америки. К 1985 г. всем стало ясно, что Советский Союз является всего лишь одной из наиболее развитых развивающихся стран мира.
Эта оценка подтверждается сохраняющейся неэффективностью высокоцентрализованной и чрезвычайно бюрократизированной советской экономики. Для производства любой экономичной, невоенной, предназначенной в первую очередь для потребителей продукции соответствующего уровня качества существующая система требует четкого политического решения на уровне Политбюро. Например, весной 1986 г. советские средства массовой информации объявили о директиве Политбюро, в которой говорилось о необходимости повышения до минимально приемлемого уровня качества обуви для советского народа, равно как и улучшения ее фасона. Подобная чрезмерная концентрация власти порождает узкие места, которые невозможно преодолеть ни периодическими кампаниями по проведению реформ, ни призывами к более высокой производительности.
Всеобщая осведомленность об этих недостатках системы, естественно, лишила Советский Союз статуса главного соперника Америки. Еще более неприятно для Кремля растущее признание того, что эти недостатки глубоко укоренились в советской системе и что коммунизм, очевидно, не в состоянии за исторически короткий срок добиться успехов в социально-экономической сфере. Но еще гораздо хуже общее признание того, что хозяйственные показатели СССР из года в год достигаются за счет таких социальных жертв, которые непропорционально велики по сравнению с реальными достижениями системы. Возможно, никогда в истории столь одаренный народ, обладающий столь богатыми ресурсами, не трудился так напряженно и так долго, чтобы получать столь малые результаты.
Сравнительные исследования социально-экономического развития — например, книга профессора С. Блэка «Советское общество: сравнительный обзор» (1968) — показывают, что после 50 лет коммунистического правления Советский Союз в мировой табели о рангах по социальным и экономическим показателям не поднялся выше, чем он был в начале столетия. Блэк делает следующий вывод: «За пятьдесят лет относительное положение СССР по общим экономическим и социальным показателям на душу населения, вероятно, существенно не изменилось. Насколько позволяет судить имеющаяся ограниченная информация, СССР с 1917 г. не догнал и не обогнал по показателям на душу населения ни одну из стран, за исключением, возможно, Италии. 19 или 20 стран, опережающих в настоящее время Россию в этом отношении, опережали ее и в 1900, и в 1919 гг. Валовой национальный продукт в расчете на душу населения, который в Италии сейчас ненамного меньше, чем в СССР, возможно, был несколько выше пятьдесят лет назад». Фактически в последние годы Италия опередила Советский Союз по большинству показателей на душу населения. Авторы других исследований приходят к столь же неблагоприятным выводам. Так, в докладе профессора Гертруды Шредер из Университета штата Вирджиния говорится, что уровень потребления в Советском Союзе «во многих отношениях соответствует уровню слаборазвитых стран; в последние десятилетия удалось достичь явно небольшого прогресса в сторону более современной структуры потребления».
Другими словами, продолжающиеся социальные лишения, испытываемые советскими гражданами, приводят к результатам, которые в лучшем случае просто сравнимы с тем, что достигают другие общественные системы за гораздо меньшую социальную цену. Более того, следовало бы ожидать, что Советский Союз будет развиваться относительно быстрее после второй мировой войны из-за первоначального стратегического преимущества, связанного с восстановлением и искусственно низким исходным уровнем, порожденным военной разрухой. В 1950 г. совокупный общественный продукт СССР составлял около 11% от мирового; три десятилетия спустя он по-прежнему составляет те же 11%. Неудивительно, что советские пропагандисты сейчас предпочитают не вспоминать лозунг Хрущева 1960 г. «догнать Соединенные Штаты» по абсолютному объему производства к 1970 г. и по относительным показателям на душу населения к 1980 г.
Столь же удручающа картина в социальной и культурной областях жизни в Советском Союзе. Недавние исследования указывают на беспрецедентное в мировой практике снижение средней продолжительности жизни мужчин в Советском Союзе с 66 лет в 1965 г. до приблизительно 62 лет в 1982 г. Детская смертность в СССР также серьезно росла, достигнув уровня 40 смертей на 1000 рождений, что в три раза выше, чем на Западе, и на уровне показателей слаборазвитых стран. Смертность от болезней сердца с 1960 по 1980 г. удвоилась. В последние годы советские потребители расходовали на алкоголь примерно 17% своего семейного бюджета по сравнению с 1—6% в Соединенных Штатах и других странах Запада. В 1985 г. Советское правительство начало широкую антиалкогольную кампанию, однако сомнительно, чтобы с ее помощью удалось преодолеть глубоко укоренившиеся привычки, равно как и компенсировать практическое отсутствие удовлетворительных социальных отдушин. В течение последних нескольких десятилетий интеллектуальная и художественная жизнь подавлялась, а стихийное движение к обновлению общества гасилось бюрократической инерцией.
Общим результатом явился идеологический упадок внутри страны и потеря революционного энтузиазма за рубежом. В Советском Союзе стало характерным зубрежка доктрин и бесконечное повторение лозунгов. Широкое распространение получили идеологический цинизм и политический оппортунизм. Решимость создать более справедливое общество сменилась осторожным казенным лицемерием; жесткость системы в повседневной жизни преодолевается с помощью распространенной повсюду коррупции, пронизывающей всю правящую бюрократию. Можно сказать, что если при Ленине советских коммунистов отличала вера в будущее, а при Сталине отличительной чертой стала спартанская преданность, порожденная страхом масс, то в последние годы советский аппарат правления в значительной степени руководствуется мотивом личной выгоды, причем политическая власть стала главным средством достижения тщательно замаскированной хорошей жизни. Как следствие, Советский Союз не производит более в глазах мировой общественности благоприятного впечатления, необходимого для достижения глобального лидерства.
Для мира в целом Советский Союз перестал быть образцом, каким он был некогда для некоторых стран и для многих революционных движений на разных континентах. Было время, когда революционеры видели в Советском Союзе действительно успешный эксперимент по достижению как современного уровня развития, так и социальной справедливости.
К 1980 г. в мире практически не осталось ни одного революционного движения, в программе которого провозглашалось бы намерение следовать по пути СССР. Хуже того, некоторые зарубежные коммунистические партии специально отмежевываются от советского опыта, осознавая, что в противном случае это обойдется им потерей поддержки народа. Политические лидеры, настроенные наиболее враждебно в отношении Соединенных Штатов — такие, как полковник Муаммар Каддафи в Ливии, — стали союзниками СССР не потому, что разделяют его идеологию, и не потому, что Советский Союз представляется им привлекательной моделью развития, а просто потому, что они считают советскую мощь полезной для противодействия Соединенным Штатам. Постоянная идеологическая солидарность уступила место недолговременной политической выгоде, являющейся основным мотивом для дружбы с Советским Союзом.
Что еще хуже для Кремля, так это то, что перспективы для советского руководства преодолеть указанные трудности в ближайшем будущем выглядят очень сомнительно. Три взаимно связанных условия способствуют увековечению недостатков советской системы. Первое — это многонациональный характер Советского государства, которое основывается на преобладании великороссов и фактически является русским государством. Несмотря на официальный миф о том, что Россия — это одна из советских республик, даже верховный советский руководитель Михаил Горбачев в минуту неосторожности продемонстрировал истинные чувства доминирующей русской элиты, когда в июне 1985 г., выступая на митинге в столице Украины Киеве, сказал: «Для всех людей доброй воли Россия — я имею в виду Советский Союз, как мы ее теперь называем и чем она фактически является, — служит оплотом».
Децентрализовать империю — значит вызвать ее распад. Русская правящая верхушка инстинктивно чувствует, что любая значительная децентрализация — даже исключительно в экономической сфере — усилит потенциальные сепаратистские настроения среди граждан Советского Союза нерусской национальности. Экономическая децентрализация будет неизбежно означать политическую децентрализацию, а политическая децентрализация станет прологом к национальному освобождению. Беспокойство русских по этому поводу, вероятно, усиливается демографическими тенденциями. Они показывают ослабление главенствующей роли великороссов. В течение 70-х гг. русские перестали составлять большинство советского народа, и дальнейшее уменьшение доли русских неизбежно. В 1980 г. среди восемнадцатилетних в Советском Союзе русских было 48%, других славян — 19, мусульман — 13, еще 19% относились к «прочим». По прогнозам на 1990 г., доля русских составит 43%, других славян — 18, мусульман — 20, прочих — 19%.
В долгосрочном плане политические амбиции нерусских народов представляют собой ахиллесову пяту Советского Союза. Само существование этих нерусских народов является препятствием на пути движения СССР к более современному обществу. С течением времени нерусские народы могут стать политически более активными, особенно если это будет поощряться внешним миром. Появление в настоящее время независимых исламских государств, часть из которых переживает настоящее религиозное возрождение, не может не оказать своего влияния [на советских мусульман]. Для украинцев, которые насчитывают 50 млн. человек и чья страна могла бы занять высокое место среди европейских народов, если бы она была независимой, длительное подчинение Москве, вероятно, является источником растущего разочарования. В то же время для русских действенная, далеко идущая децентрализация советской системы — даже только экономическая — должна представлять смертельную угрозу сохранению контроля над империей. Что в конце концов означает «только экономическая» децентрализация в политическом смысле, когда речь идет о Советском Союзе? Это будет означать большую степень автономии для нерусских народов, которые затем смогут использовать растущее экономическое самоопределение для достижения большего политического самоопределения.
Для великороссов это очень опасная перспектива. Любые существенные национальные притязания со стороны нерусских народов представляют собой вызов русскому территориальному доминированию и даже, быть может, угрозу биологическому выживанию великорусской нации. К чему может привести действительная децентрализация в СССР, установление более демократических норм и институционализация плюрализма? Где в действительности можно провести разграничительную линию между великороссами и другими нациями, учитывая, что в последние десятилетия происходило интенсивное смешение наций? Напряженность будет нарастать. Реальные конфликты могут разразиться в различных регионах — в Прибалтийских республиках, густо заселенных непрошеными великороссами, в близких России в культурном отношении Белоруссии и на Украине, и особенно на Кавказе и в Среднеазиатских республиках.
Распад заморских империй Великобритании и Франции не означал гибели ни Великобритании, ни Франции. Распад же территориально единой Великоросской империи будет угрожать самой России, учитывая отсутствие естественных границ. Трудности, с которыми Франция столкнулась в Алжире, покажутся ничтожными по сравнению с теми, что возникнут на окраинах чисто русских земель. Любая попытка отделения республик по национальным границам вызовет хаос и кровопролитие. Возможность такого исхода заставляет практически каждого русского инстинктивно противиться любому существенному ослаблению центральной власти Москвы. Инстинкт самосохранения дает необычную устойчивость автократической, высокоцентрализованной имперской системе в Советском Союзе. Он нейтрализует своего рода внутреннюю неуверенность и имперскую усталость, побудившую англичан и французов примириться с распадом своих империй. Но он также увековечивает неэффективную, расточительную и социально бесполезную систему диктатуры.
Второй причиной, усиливающей стремление великороссов к сохранению централизованной — пусть и неэффективной — системы, является прогрессирующая милитаризация Советского государства и общества. По мере того как идеология приходит в упадок, военные организации с их традиционным русским национализмом становятся важнейшим средством предотвращения политического распада страны. Поскольку военная мощь служит главным инструментом обеспечения претензий СССР на статус мировой державы, военная элита находится в более благоприятном положении, выражая свои пожелания в пользу централизованного государства. Только такое государство может обеспечить нужды военных и оправдать их огромные расходы.
Эти расходы губительны для социальной сферы, особенно если они поддерживаются на таком высоком уровне, как это было в последние два десятилетия. Для все еще переживающего лишения и относительно отсталого общества ежегодные военные расходы, поглощающие приблизительно у 15% совокупного общественного продукта, являются огромным бременем. Более того, советские расчеты затрат базируются на произвольно установленной ценовой структуре, в которой военному сектору отдается такое большое предпочтение, что фактические общественные затраты на военные нужды могут оказаться значительно выше. (Поскольку доля совокупного общественного продукта Советского Союза, идущего на военные нужды, более чем в два раза выше, нежели в США, и этот продукт в СССР составляет немного более половины американского ВНП, бремя военных расходов, лежащее на советских гражданах, примерно в четыре раза тяжелее, чем для значительно более богатых американцев.)
Особое предпочтение, которое отдается военной мощи, не просто усиливает централизм. Это также приводит к повышению в общенациональных масштабах внимания к военной подготовке и идеологической обработке в военном духе. Это разлагающая тенденция. Как писал Арнольд Тойнби в своем «Исследовании истории» (1947), «милитаризм... является, несомненно самой распространенной причиной упадка цивилизаций в последние четыре или пять тысячелетий, и вплоть до настоящего времени история зарегистрировала около двадцати таких крушений. Милитаризм разрушает цивилизацию, заставляя государства, в которых он получил развитие, сталкиваться друг с другом в братоубийственных войнах. В этом самоубийственном процессе сама социальная структура становится пищей для ненасытного всепожирающего молоха».
Третьим фактором, обусловливающим непрекращающиеся экономические трудности, является сама традиция коммунизма. С течением времени эта традиция превратилась в систему законных интересов, зависящих от централизованной и бюрократизированной системы. Конечно, если бы Советский Союз не был бы коммунистическим, вполне вероятно, что социально-экономическое развитие страны было бы более динамичным, более сбалансированным и больше соответствовало бы интересам народа. Сравнительные исследования развития, включая рассмотрение темпов экономического роста в России до большевистской революции, определенно указывают на это. Именно сталинская коллективизация разрушила советское сельское хозяйство. Именно ленинско-сталинская концепция диктатуры пролетариата привела к массовым убийствам наиболее трудоспособных советских граждан. И именно ленинско-сталинское наследие продолжает сдерживать созидательные силы в Советском Союзе в настоящее время.
Кроме того, в долгосрочном плане только общественное творчество определит исход американо-советского соперничества, если, конечно, военные средства не сыграют исторически решающую роль. Научные и технологические возможности двух систем, включая и военную мощь, основываются на творческом новаторстве. Оно же в свою очередь определяется скорее не индивидуальными способностями, а социальной и политической организацией. Обе страны имеют значительное число способных людей. Важно то, как они используются. Как это ни парадоксально, но для Америки коммунизм в России стал историческим благом, поскольку он сковал чрезвычайно одаренный и терпеливый русский народ в системе, которая подавляет, бессмысленно растрачивает и приносит в жертву его огромный потенциал.
Таким образом, коммунистическое правление превратило Советский Союз в мировую державу нового типа: ее мощь имеет одномерный характер. В результате Советский Союз совершенно не в состоянии обеспечить себе мировое господство. Он не является ни реальным экономическим конкурентом США, ни даже, как это было ранее, интересным идеологическим экспериментом глобального масштаба. Это обстоятельство решающим образом ограничивает возможности Советского Союза действовать в манере, присущей мировым державам или тем, кто претендует на этот статус.
Традиционно как крупнейшая мировая военная держава, так и ее ближайший соперник обладали сравнимыми политическими и социально-экономическими системами, располагающими возможностями для поддержания длительного всеобъемлющего превосходства. Со времен позднего средневековья важнейшим инструментом применения военной силы в мировом масштабе была военно-морская мощь. В той степени, в какой такое глобальное применение было возможно во времена медленных средств доставки и вооружений ограниченной мощи, в широком смысле государствами, осуществлявшими его, и их важнейшими соперниками были: Испания и Португалия в течение большей части XVI века; Нидерланды и Франция в течение XVII века; Великобритания, затем Франция и позднее Германия в течение XVIII, XIX веков и части XX века и, наконец, Соединенные Штаты и Советский Союз в течение второй половины XX века. Во всех случаях, за исключением самого последнего, соревнование между державами проходило на сравнимом уровне развития. Соперник был вполне в состоянии подкрепить военный вызов торговым и политическим лидерством, он мог стать лидером равно во всех областях. Советский Союз бросает вызов только в военной сфере.
Картина для Москвы становится еще более удручающей, если показатели Советского Союза и стран его блока сравнить с показателями Соединенных Штатов и их основных друзей. Ни СССР, ни страны социалистического блока не приближаются к социально-экономическим возможностям даже США, а вкупе с другими индустриальными демократическими странами этот разрыв еще больше увеличивается. Практически по каждому показателю социально-экономического развития, который может быть выражен количественно, страны советского блока в абсолютных цифрах просто карлики; это отставание возрастает еще больше, когда дело доходит до качественных аспектов, связанных с внедрением различных новшеств.
Совокупный ВНП Соединенных Штатов, стран ЕЭС и Японии составлял в 1983 г. приблизительно 7094 млрд. долларов, в то время как этот показатель для Советского Союза и стран Восточной Европы равнялся только 2566 млрд. долларов. Таким образом, в абсолютных цифрах по сравнению с 1975 г., когда аналогичные показатели были соответственно 5431 и 2185 млрд. долларов, разрыв увеличился. Более того, как показывает нижеприведенная таблица, СССР и его союзники по отдельным показателям социально-экономического развития остаются далеко позади по сравнению с технически развитыми демократическими странами.
Еще более примечательно — и это имеет особенно большое значение для будущего — практическое отсутствие каких-либо нововведений в советской промышленности. Что касается компьютеров и робототехники, то Советский Союз и страны Восточной Европы просто еще не участвуют в развернувшейся общемировой гонке.
Для Советского Союза характерны неудачи в разработке и внедрении технологий, отличающихся самой высокой степенью научной новизны. Энтони Саттон в своем исследовании «Западная технология и экономическое развитие Советского Союза» проанализировал 76 важнейших технологических процессов в 14 крупнейших отраслях промышленности СССР за три периода (1917—1930, 1930—1945, 1945—1965) и определил национальное происхождение каждой из технологий. Он пришел к выводу, что практически вся советская промышленная технология была импортирована. В период с 1917 по 1930 г. не могло быть и речи о каких-либо советских технологических нововведениях. Было несколько попыток разработать что-то новое — синтетический каучук, трактора и некоторые другие виды продукции, — но все они провалились. С 1930 по 1945 г. Советский Союз продолжал фундаментальные исследования, но, в сущности, избегал их промышленного внедрения. Были исключения, касавшиеся конструирования оружия, но советская экономика в своей основе была копией западной. С 1946 по 1965 г. Советы внедрили некоторые собственные новшества, хотя Саттон отмечает: «Имеется получившее всеобщую поддержку предположение, что не велось никаких собственных технических разработок».
| США | ЕЭС | Япония | СССР | Восточная Европа | |
| ВНП на душу населения (долл.) | 14120 | 8450 | 9700 | 6765 | 6520 |
| Основные энергоносители (млн. баррелей в день в нефтяном эквиваленте) | 30,8 | 11,4 | 1,2 | 29,2 | 6,5 |
| Электроэнергия (млрд. киловатт/час) | 2459 | 1260 | 603 | 1416 | 445 |
| Сталь (млн. тонн) | 75,6 | 112 | 97,2 | 153 | 57,4 |
| Экспорт (млн. долл.) | 200,5 (1981) | 590 (1982) | 147 | 91,6 | 96,2 |
| Импорт (млн. долл.) | 269,9 | 615,9 | 126,4 | 80,4 | 91,0 |
| Производство зерна (1 кг на душу населения) | 890 | 460 | 120 | 715 | 760 |
| Производство мяса (1 кг на душу населения) | 107 | 83 | 27 | 59 | 92 |
| Потребление энергии (баррелей в нефтяном эквиваленте на душу населения), 1982 г. | 55 | 25 | 21 | 32 | 28 |
| Количество зарегистрированных автомобилей (ед. на 1 тыс. человек) | 538 (1982) | 321 (1981) | 209 (1981) | 35 (1981) | 88 (1981) |
| Телефоны в эксплуатации (ед. на 1 тыс. человек) | 791 (1979) | 413 (1979) | 476 (1979) | 84 (1979) | 115 (1978) |
Саттон составил таблицу, в которой показал происхождение технологий, используемых Советским Союзом в 76 ключевых промышленных циклах, изученных им. Подсчитав, какая доля приходится на каждую страну, он получил следующие результаты.
| США | ЕЭС | Япония | СССР | Восточная Европа | |
| Большие и средние компьютеры | 96500 | 23400 | 16900 | 3040 | нет данных |
| на 1 млн. человек | 412 | 135 | 142 | 11 | |
| Малые компьютеры | 1000000 | 240000 | 70000 | 22000 | нет данных |
| на 1 млн. человек | 4273 | 1387 | 588 | 80 | |
| Промышленные роботы (1981)[18] | 44700 | 51877* | 67435 | 3000 | 890 |
| на 1 млн. человек | 196 | 201 | 571 | 11 | 17 |
Источник: Американский институт робототехники (Robot Institute of America).
| 1917—1930 гг. | 1930—1945 гг. | 1945—1965 | |
| Советский Союз | 0 | 6 | 7 |
| Царская Россия | 7 | 1 | 0 |
| Соединенные Штаты | 24 | 41 | 25 |
| Германия | 24 | 15 | 15 |
| Великобритания | 6 | 7 | 11 |
| Франция | 2 | 2 | 7 |
| Прочие страны | 17 | 16 | 19 |
| Нет данных | 20 | 12 | 16 |
Страна — импортер технологии обязательно должка постоянно отставать от стран-экспортеров. Это как раз и имеет место в случае с СССР.
Указанные сравнительные данные делают невозможным предположение об окончательной «победе» Советского Союза в историческом соревновании мирными средствами. Он смог бы осуществить это, только оторвав Западную Европу и Японию от Соединенных Штатов и получив возможность распоряжаться экономическими ресурсами Западной Европы или Японии. Но подобный крутой поворот в мировой расстановке сил вряд ли может быть достигнут Москвой без значительной опоры на военную мощь. Советский Союз просто недостаточно привлекателен как экономический партнер, чтобы вовлечь либо Западную Европу, либо Японию в сферу своего политического влияния; его социальная система даже недостаточно притягательна, чтобы обеспечить поддержку со стороны творческой молодежи или даже бедных слоев населения Западной Европы или Японии.
Короче говоря, уникальный характер одномерного глобального вызова СССР состоит в том, что Советский Союз явно не располагает средствами для обеспечения конструктивного длительного лидерства, если ему каким-то образом удастся военным путем сместить Соединенные Штаты с позиций мировой державы номер один. Советский Союз не смог бы стать мировым финансовым лидером. Его экономика не могла бы превратиться в локомотив общемирового развития и технологического совершенствования. Его массовая культура не является привлекательной, его ведущие интеллектуалы и деятели искусства постоянно выезжают из Советского Союза. Если Америка будет смещена с позиций ведущей мировой державы, то Советский Союз не сможет заменить США в этой роли.
Это обстоятельство имеет несколько последствий для большой стратегии Советского Союза. Оно усиливает традиционные для России и вытекающие из коммунистического учения опасения в отношении внешнего мира. Считается, что внешний мир стремится к расколу московской империи и осуществлению антикоммунистической контрреволюции. Хотя Советы гордятся своей военной доблестью и обычно претендуют на равный с Соединенными Штатами статус, в их видении мира США представляются грозным монстром, опутывающим мир множеством щупалец с помощью своих финансов, средств связи и массовой информации. Американская технология (в настоящее время, например, микроэлектроника) по-прежнему обеспечивает военный истэблишмент США новыми возможностями, приводящими Советский Союз в замешательство. На Дальнем Востоке встает призрак вероятного японо-китайского альянса, в то время как Восточная Европа все время испытывает сильное притягательное воздействие Западной Европы, которая не примирилась полностью с бессрочным ее разделом по Ялтинским соглашениям.
Все это усиливает беспокойство СССР и порождает неопределенность относительно приспособляемости к соревнованию с Соединенными Штатами. С одной стороны, Советы стремятся добиться переходного кондоминиума с Вашингтоном. С другой стороны, они опасаются остаться в роли младшего партнера, фактически обязанного поддерживать мировое статус-кво. Москва отвергает этот вариант, поскольку он не только увековечит американское превосходство, но и станет (в глазах Советского Союза) отправным пунктом в политике осуществления «мирной эволюции» сдерживаемого в своих действиях СССР, то есть его политической трансформации.
Отказ от статус-кво повышает значение военной мощи; это единственное, что есть у Москвы, чем она намеревается обладать и что ей необходимо поддерживать. Она надеется, что постепенно, с течением времени военное давление изнурит кого-либо из основных союзников Америки и приведет к нарастающим сдвигам в их ориентации. В конечном итоге, по расчетам Москвы, это может привести к коренной перестройке в глобальном соотношении сил, отрыву от Соединенных Штатов стран, которые в решающей степени усиливают американское превосходство в социально-экономической сфере. В то же время военная мощь Москвы обеспечит невозможность для какой-нибудь другой державы подорвать советское господство над странами, ставшими зависимыми от Советского Союза после второй мировой войны.
Разжигание региональных конфликтов, сдерживание межнационального сотрудничества, оппозиция тому, что называется «мировым порядком», — вот какова стратегия, которую Кремль считает совместимой со своей односторонней военной мощью. Эта мощь позволяет Москве играть значительную роль, сохраняя свое имперское мышление. Она уменьшает беспокойство относительно того, что региональные конфликты могут привести к прямому столкновению с Соединенными Штатами. Она дает возможность Советскому Союзу подрывать превосходство США в районах, ранее считавшихся безопасными американскими владениями. Особенно значительным и эффективным в этом отношении является превосходство Москвы в области удовлетворения спроса своих клиентов на поставки огромного количества военной техники из ее обширных арсеналов.
В то же время, если не считать военных поставок, возможности СССР оказывать влияние на события в «третьем мире» весьма ограничены. Например, когда в 1985 г. объявивший себя марксистско-ленинским крайне просоветский режим Эфиопии оказался перед угрозой массового голода, Советский Союз смог предоставить в виде продовольственной помощи лишь 7500 тонн зерна. Соединенные Штаты предоставили 3075 тыс. тонн, страны ЕЭС — 1780 тыс. тонн. Даже Китай направил 155 тыс. тонн. Ничтожная советская помощь соответствовала скандально низкому уровню помощи, предоставляемой Советским Союзом странам «третьего мира». В 1982 г. страны — члены Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) выделили 27,9 млрд. долларов чистой финансовой помощи развивающимся странам. Советский взнос составил лишь 2,4 млрд. долларов. Практически все эти средства пошли в прокоммунистические развивающиеся страны.
Москва, таким образом, открывает для себя, что военное присутствие в глобальном масштабе — это не то же самое, что и общемировое политическое влияние. Советский Союз пока что не в состоянии превратить свои возросшие военные возможности в долгосрочные политические результаты. Советский Союз стал крупнейшим военным поставщиком «третьего мира», но этот мир уже не возлагает столько надежд, как прежде, на быструю индустриализацию (для чего Советский Союз мог бы служить моделью). В «третьем мире» растет интерес к научно-технической революции как в сельском хозяйстве, так и в области передовой технологии. Ни в том, ни в другом случае советский опыт не может оказаться подходящим и полезным. Такие страны, как Индия и Алжир, начинают обращаться к Соединенным Штатам и за помощью, и в целях более тесного экономического сотрудничества.
Советские руководители, без сомнения, испытывают удовлетворение от того, что их глобальная военная мощь в политическом плане преодолела стратегию США, направленную на географическое сдерживание в Евразии, хотя это было достигнуто не без издержек и с определенным риском. Расширяя пределы своего военного присутствия, в то время как имеющиеся возможности остаются весьма ограниченными, Советский Союз подвергается риску вероятного перенапряжения и катастрофы в результате какого-то непредсказуемого военно-политического кризиса. В этом отношении стратегия Москвы, направленная на использование беспорядков в мире, может обернуться игрой с огнем.
Чрезвычайно парадоксально, что наиболее реакционная во внутренней политике мировая держава активно содействует революционным выступлениям во всем мире, тогда как наиболее динамичные с точки зрения внутреннего развития мировые державы стремятся в целом к сохранению глобального статус-кво. Возможно, Москва чувствует, что у нее нет альтернативы. Она может разрушать, но не доминировать. Стремление устранить условия, усиливающие американское превосходство, частично является неизбежным результатом разочарования и неспособности соревноваться с Соединенными Штатами на широком фронте. Военное давление не является достаточной компенсацией. Доминирование, достигаемое военными средствами, и экспансия, осуществляемая военным путем, являются политикой, требующей крайнего напряжения ресурсов. Она также требует благоразумия и терпения. В то время как привлекательность советской идеологии и экономики после пика конца 50-х гг. неуклонно снижается, Советский Союз вынужден изыскивать дополнительные способы продолжения состязания за мировое господство таким путем, который был бы наиболее дорогостоящим для его основного соперника. Постепенно в 60-е гг. эта альтернативная стратегия определилась и привела СССР к союзу с международным терроризмом.
Необходимо понять, что подобная перестройка не могла произойти внезапно и что при глубоком анализе видна ее обоснованность. При рассмотрении советских выступлений и работ, посвященных международным проблемам, создается впечатление, что в 50-е гг. советские руководители рассчитывали, что развитие событий в «третьем мире» подтолкнет новые страны к выбору такой политической формы и социально-экономической системы, которые в значительной степени проистекали бы из советского опыта. Считалось, что историческое развитие складывается в пользу Советского Союза, а в результате глобальных перемен, несомненно, должна была произойти «мировая революция». Это была эра оптимизма в Советском Союзе, нашедшая свое выражение в бахвальском вызове Хрущева в адрес Соединенных Штатов.
Годы разбили эти надежды и вызвали необходимость их коренной переоценки. В течение 60-х гг. Москва, отойдя от своих идеологических надежд, пришла к неизбежному выводу, что значительная часть «третьего мира» стоит перед политическими потрясениями, а огромные массы населения погрязли в нищете. Наиболее вероятной перспективой на будущее стала рассматриваться насильственная дезинтеграция, а не успешное повторение советского пути. Демографический взрыв в развивающемся мире вызвал необходимость создания в период с 1980 по 2000 г. по крайней мере 700 млн. новых рабочих мест. Около 300 млн. человек в этих странах (примерно 40% всего трудоспособного населения) уже заняты не полностью или не имеют работы вообще. Суть сценария состояла в насильственной дезинтеграции и политической радикализации. Этнические конфликты, религиозный фанатизм и социальные противоречия — все предвещало ослабление международного порядка.
Именно в этих условиях, когда появились новые возможности и возникло беспокоящее чувство собственной неполноценности, советские руководители восприняли международный терроризм как ценную тактику в разрушении международной системы, по-прежнему возглавляемой Соединенными Штатами. Хотя Советский Союз уже прибегал от случая к случаю к одиночным террористическим актам для обеспечения своих интересов — например, убийство Льва Троцкого в 1940 г., — только с середины 60-х гг. он стал играть значительную роль в международных террористических организациях и их деятельности. Советские расходы на поддержку такого рода деятельности резко возросли после того, как в январе 1966 г. Фидель Кастро при восторженной поддержке СССР созвал так называемый «Конгресс трех континентов», собравший более 80 групп из стран «третьего мира»; некоторые из них принимали активное участие в международной террористической деятельности. Конгресс одобрил принципы тесного взаимодействия между «социалистическими странами» и различными радикальными движениями, стремившимися к нарушению установившегося порядка.
Вскоре за этим в Советском Союзе, равно как и в некоторых восточноевропейских странах, контролируемых Москвой, а именно в Восточной Германии, Болгарии и Чехословакии, а также на Кубе была открыта сеть лагерей по подготовке террористов. Перебежчики из террористических групп указывают, что основные лагеря в Советском Союзе расположены в Батуми, Баку, Симферополе, Ташкенте и Одессе и что обычно они находятся под контролем КГБ. В 1968 г. выпускники этих лагерей приняли участие в многочисленных террористических актах на Ближнем Востоке, в Южной Америке и Западной Европе. К 1971 г. Советы начали выражать более открытую поддержку террористическим действиям. Борис Пономарев — один из представителей высшего советского руководства, отвечающий за международное коммунистическое движение, — высказал мысль о том, что, хотя деятельностью подобного рода часто занимаются «различные авантюристические элементы, включая маоистов и троцкистов», объективно она направлена на подрыв западного капитализма, и поэтому отвергать ее — значит «ослаблять антиимпериалистическую борьбу...»
Поддерживаемая Советским Союзом террористическая деятельность направлена против нескольких уязвимых стран — ближайших союзников США. Турция, Италия и Западная Германия стали объектами разрушительной деятельности террористов, причем в каждом случае имеются весомые доказательства, позволяющие предположить поддержу какой-либо просоветской восточноевропейской страны. Мощные усилия, направленные на дестабилизацию обстановки в Турции (в которой, по одной из официальных турецких оценок, действует от 60 до 70 тыс. террористов), вероятно, поддерживались финансовыми средствами и оружием из Болгарии. Сходные, хотя более скромные усилия по дестабилизации положения в Италии пользовались поддержкой из Чехословакии. Деньги и оружие шли оттуда, равно как и радиопередачи большей части подпольных красных радиостанций. Восточная Германия стала более активно готовить террористов, обучая их самым совершенным методам ведения тайной деятельности. Она подготовила убежище для банды Баадера—Майнхоф на случай чрезвычайных обстоятельств. Ею была разработана совершенная система засылки террористов в Западную Германию и вывоза их оттуда. Наконец, Куба обеспечила поддержку сандинистской революции в Никарагуа и впоследствии, по крайней мере, некоторых, радикальных элементов в Сальвадоре.
За пределами собственно советского блока Ливия, Сирия и Южный Йемен, каждый раз пользуясь профессиональной поддержкой СССР или восточноевропейских стран, обеспечивали убежище и подготовку для террористов из различных группировок, таких, как западногерманская «Фракция Красной армии», «Красные бригады» в Италии, японская «Красная армия», баскские сепаратисты, турецкая «Армия освобождения», «Монтенерос» в Аргентине, «Авангард» в Бразилии, «Народный фронт Аравийского полуострова», «Фронт ПОЛИСАРИО в Южной Сахаре»; египетские и тунисские экстремисты; временная Ирландская республиканская армия и т. д.
Целью Советского Союза является нарушение международного порядка, который стал мишенью потому, что его сохранение, по мнению СССР, усиливает превосходство Америки. В своей основе эта отвлекающая стратегия направлена скорее не на получение результатов немедленно, а на проникновение с флангов, в то время как военно-политическое давление применяется Советским Союзом на центральном фронте. Но это также стратегия, принятая из осознания собственной слабости. Она означает полное признание невозможности обеспечить эффективную замену американскому превосходству. Таким образом, вскрывается историческая значимость этого соперничества. Маловероятно, чтобы триумф СССР над Соединенными Штатами в результате какого-либо стратегического успеха в Евразии привел на продолжительное время к советской гегемонии; гораздо более вероятно, что он породит мировой хаос.
Приведенная оценка угрозы не преследовала собой цель составить перечень сильных и слабых мест Советского Союза. Представленные данные должны создать базу для оценки динамики великого исторического соперничества с Америкой. Основное внимание было уделено тем факторам, которые имеют наиболее важное значение для советского поведения, намечены основы для поиска необходимого геополитического и стратегического ответа Соединенных Штатов. Этот ответ должен не только противостоять наступательной советской политике, но и принимать также во внимание возможные кризисы и перемены в советско-американских отношениях.
Ниже представлены 12 сценариев на следующее десятилетие. Это не предсказания, а возможные варианты. В пределах одного и того же промежутка времени могут реализоваться сразу несколько сценариев. Помещены они в порядке уменьшения отклонения от нынешней ситуации: наибольший отход от существующего положения характерен для первого сценария. При этом в американо-советском глобальном соперничестве принципиально возможны все варианты.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
Поделиться книгой: