Помоги проекту - поделись книгой:
Вадим Эрлихман
Дракула
Предисловие
Стылой лондонской зимой 1890 года директору театра «Лицеум» Брэму Стокеру приснился кошмар. Во сне он очутился в темном мрачном подвале, перед открытым гробом, в котором лежал бледный как смерть старик с открытыми остекленевшими глазами. Внезапно мертвец начал подниматься, обнажив в усмешке зубы, неестественно белые и острые, и Стокер в страхе проснулся. Ругая себя — нечего было читать столько историй о привидениях, — он тщетно пытался заснуть: странный сон не отпускал его ни в этот день, ни в последующие. В городе еще не улеглись страхи, вызванные кровавыми делами Джека-потрошителя, и в буйном ирландском воображении Стокера сон упорно связывался с каким-то загадочным преступлением. В конце концов он по давней привычке уселся за письменный стол, чтобы выплеснуть тревожившие его фантазии на бумагу.
Старик в подвале был вампиром — Стокер знал это твердо. Он читал рассказы об этих бессмертных кровопийцах, в которых верили темные крестьяне Центральной Европы. Но что если их вера была истиной и современный мир, беспечно забывший о вампирах, подвергается страшной опасности? Вампир в викторианской Англии, среди не верящих в него мужчин и охотно поддающихся его гибельным чарам женщин — эта тема давала невиданный простор воображению. Сначала Стокер назвал своего героя просто «граф Вампир», поселив его в Штирии — в этой австрийской области происходило действие модной «вампирской» повести Шеридана Ле Фаню «Кармилла». Вскоре он перенес замок кровожадного графа в Трансильванию, в то время тоже австрийскую — само ее название («залесье») звучало загадочно и мрачно, к тому же в местных поверьях вампирам уделялось едва ли не главное место. А потом ему попалась книга по истории Румынии, где говорилось о чудовищно жестоком средневековом князе, пролившем реки крови. Его звали Дракула, что по-румынски значило «дьявол». Так герой будущего романа получил имя, ставшее впоследствии знаменитым. Литературная алхимия вновь показала свою таинственную силу: второстепенный романист и забытый исторический персонаж, вступив во взаимодействие, создали легенду, которая потрясла мир.
В романе граф Дракула говорит о себе и своих предках: «Мы, секлеры, по праву гордимся своим родом — в наших жилах течет кровь многих храбрых поколений, которые дрались за власть как львы… Кто отважнее нас бросался в бой с численно превосходящим противником или по боевому зову быстрее собирался под знамена короля? Когда был искуплен наш великий позор, позор Косова, где знамена валахов и мадьяр склонились перед мусульманским полумесяцем, кто, как не один из моих предков — воевода — переправился через Дунай и разбил турок на их земле? Это был истинный Дракула!.. И опять же, когда после Мохачской битвы было сброшено венгерское иго, вожаками были мы — Дракулы, наш дух не мог смириться с несвободой»[1]. На протяжении XX века это было всё, что читатели, не считая немногих ученых, могли узнать о реальном Дракуле. Только к концу столетия появились книги, рисующие подлинный портрет валашского князя — и он во многом, если не во всем, оказался непохож на героя романа. Он не был графом, не принадлежал к народности секлеров, не дожил до старости — погиб в 45 лет, а воеводой Валахии стал в 25, что отчасти объясняло его горячий нрав. А главное, не был вампиром: до Стокера его обвиняли во всех возможных преступлениях, но только не в питье человеческой крови.
Исторические документы и народная память сохранили и донесли до нас образ настоящего Дракулы, господаря Влада Цепеша — неукротимого властолюбца, твердого государственника, вся жизнь которого прошла в бесконечной и безжалостной борьбе с внешними и внутренними врагами. Эта борьба, где друзья в любую минуту могли оказаться противниками, а победа тут же оборачивалась поражением, приучила его к жестокости — и если оправдать его нельзя, то понять, наверное, можно. Труднее понять другое — почему именно Дракула, ничем особенным не выделявшийся среди правителей своего времени, на века стал воплощением злодея, дьявола в человеческом обличье, а потом и чудовища-вампира. Что это — фатальное невезение, «черный пиар» врагов или справедливое наказание для тирана, убившего, по мнению некоторых авторов, до ста тысяч невинных людей?
Ответить на этот вопрос необходимо, чтобы понять, как на протяжении не то что столетий, а нескольких лет герой может превратиться в злодея, а отважный рыцарь — в мерзкого кровососа. Дракула — самый яркий пример подобной метаморфозы, помогающий отделить подлинную историю от легенд, а заодно и от пропаганды, которая и в наши дни успешно острит колы против мнимых вампиров.
Жестокий век
XV век, когда жил Влад Дракула, был временем перехода от средневековья к новому времени. От замкнутости — к бескрайней широте горизонтов, от нерассуждающей веры — к сомнению, от стремления к неизменности — к культу прогресса. Такие перемены никогда не происходят безболезненно, и кровь в это столетие Возрождения лилась куда обильнее, чем в миновавшие «темные века». И в дальних странах, куда европейцы явились с крестом, мечом и неутолимой жаждой золота. И в самой Европе, где короли и феодальные магнаты сражались за власть, попутно подавляя крестьянские восстания и истребляя еретиков. И на рубежах Азии, где молодая Османская (или Оттоманская) империя по очереди сокрушала слабые и разъединенные балканские государства, угрожая сделать то, что когда-то не удалось арабам — водрузить над Европой зеленое знамя ислама.
В течение предыдущего столетия потомки Османа Гази, хана маленького тюркского племени, сумели подчинить многие области Европы и Азии. В 1356 году они впервые переправились через Босфор в Европу, а в 1389-м разбили на Косовом поле сербское войско, что отдало в их руки большую часть Балкан. Продвижение турок за Дунай сдерживала сильная венгерская армия, и они занялись добиванием остатков Византийской империи, которая давно утратила как свое могущество, так и волю к выживанию. В 1453 году пал «второй Рим», Константинополь, что вызвало в христианском мире настоящую панику.
Турки, которых до этого на Западе считали отсталыми дикарями и не принимали всерьез, внезапно предстали сплоченной силой, которая обладала лучшей в Европе армией и мощным флотом. Их победы достигались благодаря строгой дисциплине и новым формам организации наподобие янычарского корпуса. Янычары, число которых в XV веке доходило до 50 тысяч, комплектовались из христианского населения — сербов, болгар, албанцев. Их отбирали у родителей вначале при набегах, потом — путем принудительного набора в покоренных областях империи. Мальчиков 12–15 лет содержали в закрытых лагерях, помимо воинских навыков прививая им фанатичную преданность султану и исламу. Слово «янычары» происходит от турецкого «йени чери» (новое войско), и оно действительно было новым, свободным от родственных и вассальных связей. Именно благодаря янычарам — нерассуждающим, хорошо отлаженным орудиям войны, — Османская империя одержала большинство своих побед.
После завоевания Константинополя турки взяли под контроль весь Балканский полуостров до Дуная и хозяйничали на Средиземном море, непосредственно угрожая Вене, Неаполю и Риму. На Востоке они захватили один за другим тюркские эмираты Малой Азии, после чего обрушились на Иран и Закавказье. Рушились торговые империи венецианцев и генуэзцев, основанные на торговле с Левантом через Византию. В дерзких письмах европейским правителям турецкий султан требовал от них подчинения. Римский папа и германский император, еще недавно враждовавшие, увидели, что им грозит реальная опасность, и попытались объединить усилия в организации нового крестового похода.
Внезапно в центре международной политики оказалась прозябавшая прежде в безвестности восточная окраина Европы, ставшая теперь барьером на пути победоносных турок. Польша, Венгрия, Сербия — во все эти страны устремились эмиссары папы, убеждавшие их правителей примкнуть к походу против «неверных». Не была исключением и Румыния, разделенная в ту эпоху (и позже, вплоть до XIX века) на три части. Северо-запад ее, называемый на латыни Трансильвания, по-венгерски Эрдей, а по-румынски Ардял, еще в X веке оказался присоединен к только что созданному Венгерскому королевству. Эту область еще называли «страной трех наций»: кроме венгров, здесь обосновались родственные им воинственные секлеры (секеи) и немецкие переселенцы, прозванные «саксами». Немцы были купцами, ремесленниками, строителями процветающих городов, от которых Трансильвания получила еще одно название — Семиградье (по-немецки
Хребты Карпат и леса на их склонах отделяли Трансильванию от двух других частей будущей Румынии — Валахии и Молдовы. Первая находилась к северу от Дуная, на лесистых холмах, меж которых текли быстрые реки Арджеш, Олт и Жиу. Вторая раскинулась на плодородной равнине между Днестром (Нистру) и Сиретом. Валахия, а иногда и обе области вместе назывались Цара Ромыняска — «земля румын», то есть римлян. То же слово «римлянин» на старогерманском языке (
Местное население в самом деле вело происхождение от древних даков, родичей фракийцев, чье царство в 106 году н. э. было завоевано Римом. Вслед за римскими легионами сюда пришли новые завоеватели — гунны, авары, а затем славяне. Старославянский язык долгое время (до XVII столетия) был в румынских землях официальным, на нем написаны летописи и княжеские грамоты. В первые века самостоятельности славяне-болгары были правящей элитой, а румынами называли только крепостных крестьян. Еще в 1470 году жители одной из валашских областей обращались к господарю от имени «бояр, кнезов и румын».
Брэм Стокер в своем романе написал о Трансильвании то, что справедливо для всех румынских областей: «Несколько веков в этом краю шла борьба между валахами, саксонцами и турками. Каждая пядь земли полита здесь человеческой кровью». Писатель не упомянул венгров, подчинивших себе Румынию в XII веке. Тогда же страна подвергалась набегам печенегов и половцев, а позже на нее обрушились новые кочевники — татаро-монголы, жестоко разорившие ее. Нападения татар на равнинные области продолжались еще целое столетие. На опустевших землях поселились пришельцы с Востока — цыгане; в Румынии их и сегодня больше, чем в любой другой европейской стране. В предгорьях Карпат, где укрылось местное романизированное население, возникли мелкие княжества, объединившиеся вскоре в два крупных. Молдовой правил род Мушатов, Валахией — династия Басарабов, основанная неким Токомером. Это был то ли славянин Тихомир, то ли татарин Токтемир — сказать точнее нельзя, поскольку летописи в Валахии стали вестись только в XVI столетии. Его преемники носили славянские титулы «господарь» или «воевода» (по-румынски «водэ»).
Господари Валахии и Молдовы считались князьями, а не полноправными монархами, поскольку вынуждены были признавать вассальную зависимость от более сильных соседних государств — Болгарии, Венгрии, Польши. Да и правили они далеко не полновластно: их избирал и смещал Государственный совет (Сфатул Домнеск), состоящий из церковных иерархов и светской знати — боярства. Ученые спорят о том, кем были бояре: набравшими силу и богатство местными жителями или потомками завоевателей — славян или тюрок (само слово «боярин» имеет болгарское происхождение). Скорее всего, правящий класс был, как и на Руси, интернациональным по своему составу. Уже в начале существования румынских княжеств бояре владели обширными землями и десятками деревень, жители которых несли тяжелые повинности. Главы боярских родов — «большие бояре» или «жупаны» — заседали в совете, были наместниками областей и городов. Но суть их могущества заключалась не в этом. В Румынии, в отличие от стран Западной Европы, не существовало принципа майората — любой сын правящего князя мог занять трон, обеспечив себе поддержку «больших бояр». Пользуясь этим, последние выторговывали для себя все новые уступки.
Неустойчивость княжеской власти приводила к постоянным переворотам; мало кто из валашских и молдавских господарей просидел на троне дольше нескольких лет, а многие ушли из жизни преждевременно и кроваво. Архиепископ Эстергома, хорват Антал Веранчич, в XVI веке писал о валахах: «Охваченные безумием, они убивают едва ли не всех своих правителей, открыто или тайно, и делят между собой их достояние. Великое чудо, если кто-либо из них сможет остаться у власти хотя бы три года или умереть своей смертью. Всего за два года они сменили двух или трех князей… Гордыня до такой степени обуревает их, что даже если бы их убивали всего через день после восхождения на трон, нашлась бы тысяча тех, кто захотел этого. А когда бы их всех убили, тысяча других бездумно заняла бы их место, чтобы променять долгую и счастливую жизнь на один день пребывания на троне — столь велико властолюбие, охватившее этот варварский народ»[3]. Ему вторил другой венгерский архиепископ Миклош Олах, сам валах по происхождению: «У них законные и незаконные сыновья князей равно наследуют власть и идут на любые уловки, хитрости и преступления, чтобы ее захватить… Тот из них, кто одержит верх, питает сильнейшие подозрения ко всем прочим, не только приверженцам вражеской партии, но и своим ближайшим родственникам, которые могут претендовать на власть; поэтому он убивает их или держит в заточении, вырывая ноздри и отрубая различные члены»[4].
Из-за княжеских междоусобиц дурная слава шла о всех валахах; далматинский гуманист Феликс Петанций называет их «грубым жестоким народом, приверженным пророчествам и суевериям, при первой возможности предающимся грабежам и насилиям». В наши дни румыны не любят употреблять слово «валах», да и в старину часто называли свою родину не Валахией, а Мунтенией («горной страной») — позже так стала именоваться только восточная часть Валахии в отличие от Олтении, лежащей к западу от реки Олт. Дальше на западе находилась равнинная область Банат, тогда венгерская, а сейчас тоже входящая в состав Румынии, а на востоке — Добруджа, болотистый край рыбаков и охотников между Дунаем и Черным морем.
Тогда, как и сейчас, у румынских земель были две главные естественные границы: Карпатские горы и Дунай. Они же и главные кормильцы: на склонах Карпат паслись стада мелкого и крупного скота, в недрах добывали строительный камень, соль, металлы. Дунай и впадающие в него реки в избытке снабжали водой крестьянские поля и сады, а контроль за речным торговым путем давал местным правителям немало выгод. Так было до тех пор, пока на Дунае не утвердились турки — с тех пор связь с Европой осуществлялась только через карпатские перевалы.
Немалую часть Валахии занимали болота и леса, у которых люди с большим трудом отвоевывали землю для пахоты и жилья. До сих пор многие городские районы носят названия прежних лесов: Телеорман («сумасшедший лес») в Тырговиште, Ильфов («ольховый лес») в Бухаресте и так далее. Говорили, что из края в край страны можно пройти, не выходя из-под сени деревьев. В лесах водились стада оленей и кабанов, реки и озера были богаты рыбой. Князьям принадлежали все рыбные угодья на Дунае и горные шахты, где добывались соль, золото и медь. При этом три четверти доходов государство получало от налогов — каждый крестьянин платил князю десятину — и таможенных сборов.
Городов в стране было мало, не больше двух десятков. Обычно они возникали вокруг ярмарок, как Тырговиште и Тыргшор — оба этих названия означают «место торга». Немецкие и венгерские купцы охотно покупали местные товары — скот, кожи, шерсть, зерно и мед. Вдобавок через Валахию совершался транзит азиатских товаров, прежде всего пряностей и тканей, в Центральную Европу. Главные торговые пути шли через карпатские перевалы к Дунаю; один вел из трансильванского города Сибиу по долине Олта, другой — из Брашова по долине реки Дымбовицы. Город Тырговиште, расположенный на втором из этих путей, в конце XIV века стал новой столицей Валахии, сменив в этой роли Куртя-де-Арджеш и Кымпулунг. Города были невелики; даже в столице в ту эпоху проживало всего 15–20 тысяч человек (а все население Валахии едва ли превышало полмиллиона). Их жители занимались ремеслом, торговлей, обслуживанием князя и бояр. Каждым городом управлял совет во главе со старостой, который в Валахии назывался «жудец», а в Молдове — «войт». В центре Тырговиште располагались боярские и купеческие усадьбы, утопавшие в зелени садов и окруженные высокими заборами; по окраинам лепились домики бедноты, мастерские гончаров, кожевников, ткачей.
Над одноэтажными домами возвышались православные церкви — не купольные, как на Руси, а шатровые. Христианство пришло в румынские земли из Византии еще в IV веке, когда в причерноморских Томах было основано первое епископство. Веру сюда принесли греки, и многие религиозные термины в румынском имеют греческие или латинские корни: Бог — «Думнезеу» (от
Церковь играла важную роль и в политической жизни румынских княжеств. Епископы и настоятели монастырей заседали в Госсовете. Крупные обители получали от господарей в дар земли и богатства. За это монахи день и ночь клали поклоны, вымаливая власть имущим прощение за многочисленные грехи. Вдобавок в случае войны монастырские сокровища и запасы изымались для нужд обороны; фактически обители играли роль банков, которых в тогдашней Валахии, естественно, не было. В стране имелись и католические монастыри, включая францисканский в самом центре Тырговиште, но влияние их среди населения было невелико; католиков, да и всех иноземцев, румыны чуждались, ревностно держась за отеческую веру и обычаи. Мусульманам вообще запрещалось жить в стране, а человека, принявшего ислам, лишали имущества и изгоняли из семьи. С подозрением относились и к цыганам, которым отводилась роль бесправных рабов.
Большая часть населения Валахии обитала в деревнях, занимаясь земледелием, ремеслом, разведением коров, овец и лошадей. Весь XV век шло закрепощение князьями и боярами свободных прежде крестьян — таких зависимых людей называли по-славянски «земляне» («люди земли») или «суседи». Крестьянский быт был небогат — жили в глинобитных домах, крытых соломой или дранкой, а иногда и в землянках. Часто в доме была всего одна общая комната с открытым очагом и подвешенным над ним котлом, где готовили обед на всю семью. Ели обычно кашу из просяной крупы и овощной суп (чорбу); любимая сегодня румынами кукурузная мамалыга появилась только после открытия Америки. По праздникам готовили голубцы в капустных или виноградных листьях (сармале), мясо на решетке (мич) и слоеные пироги (плэчинте). Праздники отмечали всем миром: посреди деревни ставилась бочка с вином, тут же играл самодеятельный оркестр музыкантов-лэутаров и устраивались танцы — парный брыул или общая хора, то есть хоровод. «Где румыны — там танцы и песни», — писал венгерский композитор Бела Барток. Богатый местный фольклор соединил дакские, римские, славянские верования и традиции. Народная одежда румын тоже была соединением балканской и славянской моды. Мужчины носили белую холщовую рубаху, штаны, овчинную безрукавку и высокую смушковую шапку (кэчула). Женщины — вышитые рубахи, цветные юбки с фартуком и косынки. Обувью были сыромятные опинки; сапоги считались привилегией богачей.
Валашские правители носили ту же одежду, что их подданные, только пороскошнее — их рубахи расшивались золотой нитью и жемчугом, сверху надевали импортные плащи ярких расцветок, подбитые мехом. Позже в моду вошли узкие венгерские кафтаны, тоже расшитые золотом. Бояре надевали круглые шапки с меховой опушкой, а «большие бояре» — высокие «горлатные», такие же, как у их коллег на Руси. Знаками власти были княжеская корона и скипетр, украшенные драгоценными камнями. Иногда короны делали заново для вступившего на трон господаря, но чаще забирали у предшественника — порой вместе с головой…
После смерти Токомера воеводой Валахии стал его сын Басараб Великий (правил в 1310–1352 годах). От него валашская династия получила свое имя; он же дал название отвоеванной им у татар Бессарабии — восточной части Молдовы между Днестром (Нистру) и Прутом. В честь победы над язычниками на гербе Басараба появились три то ли убегающие, то ли пляшущие черные фигурки; позже их сменил золотой орел, держащий в клюве православный крест. На современном гербе Румынии он соседствует с молдавской головой быка, трансильванскими семью красными башнями и банатским золотым львом, а также с древними символами даков — солнцем и месяцем. Воевода Басараб одержал и другую важную победу: в 1330 году наголову разбил в Арджеше войско венгерского короля Карла Роберта, собиравшегося захватить румынские земли и обратить тамошних «еретиков» в католическую веру. Валахи окружили захватчиков в горном ущелье и засыпали стрелами; сам король уцелел только благодаря тому, что поменялся доспехами с оруженосцем. После этого Басараб получил не только независимость, но и Олтению, которой прежде владели венгры.
Несмотря на поражение, венгерские монархи не оставили попыток подчинить соседнее государство. Ставший королем в 1342 году Людовик (Лайош) Великий потребовал от Басараба принести ему оммаж — вассальную клятву. Но старый воевода не признавал феодальных норм — он не только отказался от клятвы, но и перестал платить венграм дань. После смерти Басараба его сын Николае Александру занял трон без санкции из Буды, что король счел оскорблением. Еще больше его оскорбили события 1359 года, когда кнез Богдан прогнал назначенного венграми воеводу и основал к востоку от Карпат второе румынское княжество — Молдову. Однако Венгрии было не до соседей: со смертью бездетного Людовика в 1382 году закончилась Анжуйская династия и в стране началась междоусобица. Пять лет спустя королем стал зять покойного, двадцатилетний Сигизмунд Люксембургский, занявший позже трон Священной Римской империи. При нем центральная власть в Венгрии окрепла и снова начала угрожать самостоятельности румынских земель. Валашским князьям пришлось приносить королю оммаж за герцогства Амлаш и Фэгэраш, которые находились в Трансильвании, но были населены валахами.
У сына Николае Александру, воеводы Раду Негру (Черного), было два сына — Мирча и Дан, положившие начало двум враждующим ветвям династии Басарабов. Будучи старшим, Дан I взошел на престол, но просидел на нем всего три года: после его гибели в битве с болгарами господарем стал Мирча, правивший с 1386 по 1418 год и прозванный Старым скорее за мудрость, чем за возраст. Чтобы удержаться у власти, он признал себя вассалом Венгрии, а его соперники из рода Данешти тут же попросили помощи у турок, уже подступивших к Дунаю. Отныне всем правителям Валахии и Молдовы приходилось лавировать между двумя этими силами, одинаково опасными для румын. Турки угрожали обратить их в ислам или задушить поборами, превратив в угнетенное «стадо» (райя), как они называли подданных-христиан. Венгры грозили таким же угнетением плюс обращением в католичество. Вдобавок обе враждующие стороны воевали друг с другом на валашской земле, принося ее жителям немало бед. В старинной балладе говорится: «Валахия разорена и разорвана на части, ее жителей загнали в горы жестокие турки и варвары-венгры. Они убивают старых и обращают в рабство юных, насилуют девушек и уводят юношей в свое войско, они так опустошили страну, что в ней некому пахать и сеять».
В этих условиях господарям румынских земель с большим трудом удавалось отстаивать независимость. Их опорой стали монастыри, игравшие роль не только центров духовности, но и крепостей. Другой опорой было народное ополчение, которое собиралось в случае войны. Если армии других европейских стран состояли из феодальных дружин, защищавших только своего господина, или наемников, сражавшихся за деньги, то в Румынии крестьяне и ремесленники шли на войну добровольно и воевали за свою землю и свои семьи. Поэтому им — необученным и плохо вооруженным, — не раз удавалось побеждать численно превосходящего врага. Но нередко они все же терпели поражение, и тогда страна вновь оказывалась в чужеземном рабстве, еще более тяжком, чем прежде. И иностранцы, и сами жители Цары Ромыняски не раз отмечали, что главная причина их бедствий — отсутствие единства, распри претендентов на трон, своеволие корыстных бояр.
Османы из-за Дуная все более алчно вглядывались в плодородные румынские земли. Защищаясь от них, валашские господари вступили в союз с Венгрией, молдавские — с Польшей. Лавируя между враждующими силами, Мирча Старый сумел сохранить самостоятельность страны. Несмотря на формальную зависимость от Венгрии, он в 1390 году заключил союз с польским королем Владиславом Ягелло, а заодно и с Молдовой, господарь которой Петру 1 был союзником Польши. В ответ Сигизмунд Люксембургский отправил против молдаван войско, но в феврале 1395 года оно было разбито и с позором отступило в Трансильванию. Господарям Молдовы и Валахии, прежде изолированных в своем прикарпатском углу, пришлось с ходу окунуться в водоворот европейской политики. Они узнали, что Польша, защищаясь от венгерской экспансии, сблизилась с Османской империей, а Венгрия, в свою очередь, пытается натравить на поляков могущественного врага — Тевтонский орден.
Не дожидаясь османского нападения, Мирча восстановил союз с венграми и ударил первым — захватил княжество Добруджа между Дунаем и Черным морем, на которое претендовали турки. К тому времени они заняли значительную часть Балкан и разбили на Косовом поле сербского князя Лазаря. Вскоре после этого они завладели Болгарским царством и стали готовить экспедицию в соседнюю Валахию. Осенью 1394 года сорокатысячная османская армия перешла Дунай. Мирча, которому удалось собрать всего 10 тысяч воинов, отступал, тревожа неприятеля партизанскими атаками и заманивая его в леса и болота. В октябре в одном из таких болот османы во главе с султаном Баязидом I Молниеносным были разбиты и покинули страну, но следующей весной вернулись, чтобы 17 мая потерпеть очередное поражение. Румынская историография превратила два этих скромных по масштабам сражения в победу при Ровине (это слово означает «овраг» или «низина»). От рук валахов погибли в основном славяне, которых турки заставили воевать против единоверцев; среди них был и будущий герой сербского эпоса Марко Кралевич. Сами османы, сохранив силы, заняли почти всю Валахию и посадили на трон брата Мирчи Влада.
Бежавший из столицы Мирча Старый попросил помощи у венгров, которые поспешили защититься от нападения с юга. Пользуясь тем, что турки ушли за Дунай, венгерское войско весной 1396 года заняло Тырговиште и восстановило Мирчу на троне. Незадолго до этого Сигизмунд призвал всех христианских государей к крестовому походу против турок. Послушавшись императора и поддержавшего его папу Бонифация IX, множество рыцарей из разных стран, прежде всего Франции и Германии, направились в венгерскую столицу Буду, где к ним присоединилось войско Сигизмунда. Воины Мирчи также приняли участие в походе, который завершился у крепости Никополь на Дунае. Там крестоносцы 25 сентября 1396 года встретились с османской армией; недружные действия их разноязычных сил привели к полному разгрому. Почти все 10 тысяч «воинов Христа» погибли, турки перебили и всех пленных, кроме 300 знатных рыцарей, за которых надеялись получить выкуп. Сигизмунд и бургундский герцог Жан Бесстрашный едва успели бежать на лодках с горсткой рыцарей. Валахи тоже понесли немалые потери, хотя мудрый Мирча, наблюдая распри крестоносных командиров, заранее увел часть своих сил на родину.
После этого сражения Болгария окончательно попала под власть турок, а Валахию спасло от османского нашествия только то, что в 1402 году султан Баязид был разбит великим завоевателем Тимуром и закончил свои дни в плену, в железной клетке. И все-таки Мирче пришлось отдать туркам построенные им крепости на Дунае, а заодно и всю Добруджу. На пике своей власти он носил гордый титул — «князь двух Валахий, герцог Фэгэраша и Амлаша, бан Северина, деспот Добруджи, господин Силистрии и всех городов и земель до Адрианополя». Теперь половина этих земель была захвачена турками или венграми.
Несмотря на утрату территорий, Валахия на рубеже XV века находилась на подъеме. Благодаря неустойчивому международному равновесию и мудрой политике Мирчи она на время установила хорошие отношения с соседями как на западе, так и на востоке. Как «мумтаз эялет», самоуправляющаяся провинция Османской империи, страна получила привилегии — например, ее торговцы могли торговать во всех подвластных туркам областях, уплатив небольшой налог «гюмрюк», составлявший два процента от прибыли (в Трансильвании они платили до 10 процентов). По договору Мирчи с султаном ни один турок не мог без разрешения господаря даже посещать Валахию и тем более селиться там. Все валахи, насильственно обращенные в ислам, могли по прибытии на родину вернуться к своей вере.
Конечно, турки не собирались долго терпеть подобное положение: их идеология предполагала исламизацию всех окружающих народов, и Валахию ждала та же участь. Но пока что она была нужна как буферная территория, через которую осуществлялись контакты с Европой. Ключевыми пунктами этих контактов были в то время крепость Килия в устье Дуная, за которую спорили валахи и молдаване, и расположенный к западу от нее, у слиянии двух рукавов реки, торговый порт Брэила. От этих портов и дунайских переправ торговые пути вели к карпатским перевалам, а оттуда в Брашов и Сибиу. Там валашские, турецкие и генуэзские купцы обменивали восточные шелка и пряности на шерсть, бархат и железные изделия с Запада.
Западная Европа, несмотря на наступление новой эпохи, встречала османское нашествие такой же разъединенной, как двумя веками раньше монгольское. Несколько столетий она переживала борьбу за власть между германским императором и римским папой, но к XV веку обе враждующие силы ослабели, теснимые новыми гегемонами — Францией, Англией, Испанией. Внутри Священной Римской империи, непрочного союза сотен светских и церковных владений, возникли новые центры притяжения — Австрия Габсбургов, Чехия Люксембургов, Бавария Виттельсбахов. Эти династии попеременно вырывали друг у друга власть в империи, используя ее в интересах своих княжеств. Золотая булла Карла IV Люксембургского сделала императора зависимым от коллегии курфюрстов — семи крупнейших князей империи. В борьбе с могущественными феодалами императоры опирались на церковь, рыцарство и города, но все эти силы враждовали между собой. Городская буржуазия и гуманисты, питомцы Возрождения, выступали против духовного гнета церкви, накопления ею власти и богатств.
Семена будущей Реформации первыми взошли в Чехии (Богемии), где популярный в народе проповедник Ян Гус был сожжен по приказу императора Сигизмунда. Его последователи-гуситы в 1419 году изгнали из Праги имперских наместников и провозгласили новую власть — без короля, священников и монахов. Мирная прежде и после Чехия стала оплотом воинственных фанатиков, которые одну за другой отбивали атаки крестоносцев и сами нападали на соседей, сея смерть и разрушение. Только переход власти к главе умеренных гуситов Иржи из Подебрад, ставшему новым королем, позволил восстановить в Чехии власть императора. После смерти Сигизмунда трон перешел к Габсбургам, которые заботились прежде всего о расширении своих австрийских владений, схватившись сперва с Венгрией, а потом с турками. На севере ударной силой империи стал Тевтонский орден, с переменным успехом пытавшийся захватить и онемечить Польшу и Прибалтику. Разгром тевтонцев при Грюнвальде в 1410 году открыл эпоху польского могущества. В 1469 году Польша и Великое княжество Литовское объединились в Речь Посполитую — республику с выборным королем, подчинившую обширные территории на востоке Европы.
К западу от Германии быстро укреплялось Французское королевство, которое отобрало у империи Бургундию и претендовало на Италию. В 1303 году король Филипп IV Красивый силой сверг папу Бонифация VIII, преемник которого, француз Климент V, перенес папскую резиденцию в Авиньон. Только в 1378 году папы вернулись в Рим, но тут же начался Великий раскол — на престол святого Петра претендовали двое, трое, а то и четверо пап, поддерживаемых разными странами. Раскол был преодолен только в 1417 году на том же соборе в Констанце, где сожгли Яна Гуса; выбранный всеми партиями новый папа Мартин V вернулся в Рим, но волнения в церкви не утихали еще долго.
Ренессанс к тому времени изменил не только культуру, но и всю жизнь городов Северной Италии. Прежде бывшие республиками, они попали в руки богатых купцов или удачливых кондотьеров, искателей приключений. Новые хозяева жизни покровительствовали художникам и поэтам, но при этом постоянно враждовали между собой, устраняя политических врагов при помощи яда и кинжала. В 1434 году власть во Флоренции захватили купцы из рода Медичи, сделавшие этот небольшой город столицей Возрождения. В центре Италии расширяли свои владения папы, а юг принадлежал Сицилийскому королевству, где правила испанская Арагонская династия. Север делили между собой Флоренция, Милан и десятки других мелких государств, среди которых два были известны не только Европе, но и всему миру. Венецианская и Генуэзская республики с ХII века преуспели в заморской торговле. Финансируя крестоносцев, захвативших в 1204 году Константинополь, они получили множество владений в бывшей Византии. Генуэзцы были активнее в Греции и на Черном море (где подчинили себе побережье Крыма), зато венецианцы завладели Критом, Кипром и побережьем Адриатики. Между собой республики смертельно враждовали; когда Венеция вступила в противоборство с турками, Генуя всячески помогала последним и довольно скоро поплатилась за это.
Франция в XV веке почти не участвовала в европейской политике, непрерывно воюя с усилившейся Англией. Столетняя война шла с переменным успехом, но в 1415 году новая победа англичан при Азенкуре поставила Францию на грань гибели. Только отчаянные усилия народной героини Жанны д’Арк позволили королю Карлу VII переломить ситуацию и в итоге изгнать захватчиков. Возросшее за долгие годы войны своеволие феодалов поборол сын Карла Людовик XI, жестокими мерами восстановивший централизованное государство. В Англии маятник качнулся в другую сторону: после твердой власти династии Плантагенетов страна окунулась в хаос войны между Ланкастерами и Йорками, от которого ее только в конце столетия избавила новая династия Тюдоров. На юге между тем восходила звезда Испании, из которой объединившиеся королевства Кастилия и Арагон окончательно изгнали мавров. Сплоченные и фанатичные испанские идальго не только храбро сражались с мусульманами, но и начали покорение Нового Света вместе с португальцами — своими соседями и врагами.
Нужно сказать несколько слов и о том дальнем, мало кому известном уголке Европы, где веком позже возникло Московское царство. Почти весь XV век на Руси был посвящен сплочению государства и освобождению от ига Золотой Орды. Сын Дмитрия Донского Василий I подчинил многие княжества, но с Ордой справиться не смог: эмир Едигей сжег Москву и другие города, заставив Василия возобновить выплату дани. Пользуясь случаем, литовский великий князь Витовт захватил Вязьму и Смоленск; литовцы и союзные им поляки стояли у ворот русской столицы. Следующий князь Василий II схватился за власть со своим дядей Юрием и его сыновьями, их кровавая «замятия» длилась 20 лет. Только в правление сына Василия Ивана III, прозванного Великим, Русь окрепла и возобновила борьбу с Ордой, которая к тому времени распалась на части. В 1480 году великий князь отказался платить ордынцам дань и переиграл их в «войне нервов» на реке Угре. Иван присоединил к Москве Новгород с его огромными владениями, Тверь, Ярославль, его воеводы дошли до Урала. В поисках союзников против Речи Посполитой он в 1483 году женил сына, тоже Ивана, на дочери молдавского господаря Стефана Елене, прозванной на Руси Волошанкой. Русь впервые завязала отношения с румынскими княжествами, которые в то время тоже напряженно искали союзников против турецкой угрозы.
После гибели Баязида в Османской империи началась борьба за власть, в которой Мирча поддержал одного из сыновей султана — Мусу, захватившего Румелию. Выдав за турецкого принца свою дочь, он послал ему в подмогу воинов и лучших боевых коней. Несмотря на это, Муса был разбит в сражении и задушен; править в Адрианополе, переименованном турками в Эдирне, стал его брат Мехмед I. В 1417 году валашский господарь был вынужден подписать с ним договор, обязавшись выплачивать туркам харадж — ежегодную дань в размере трех тысяч золотых дукатов.
Год спустя старого Мирчу схоронили в монастыре Козия на Олте. Кроме законного наследника Михая, уже давно бывшего соправителем отца, господарь оставил нескольких бастардов — среди них был и Влад, родившийся около 1395 года от венгерки Марии Толмаи. Занявший трон Михай попытался сбросить турецкое иго, но потерпел неудачу и погиб то ли от рук турок, то ли от кинжала убийцы. 27 июля 1420 года король Польши писал Сигизмунду Люксембургскому: «Турки, объятые яростью, бросили все свои силы на Валашскую землю и захватили ее, предавая всё огню и мечу. После бесчисленных и неописуемых убийств и грабежей они полностью подчинили ее и заставили принести клятву верности, наложив на нее тяжкие подати и штрафы»[5]. Особенно болезненной для Валахии стала утрата крепости Джурджу, ради постройки которой Мирча в свое время опустошил валашскую казну. От этой твердыни, возвышавшейся над Дунаем, турки могли всего за несколько дней дойти до Тырговиште.
Первое разорение Валахии османами сопровождалось и первым расколом правящей династии. После гибели Михая бояре из страха перед турками посадили на трон Дана II, сына покойного Дана I. Это положило начало долгой вражде потомков Дана, Данешти, с их родичами, получившими позже имя Дракулешти. Почти три века обе ветви династии боролись за трон, причем одна из них всегда опиралась на поддержку венгров, а другая — турок. Эту традицию начал Дан II, пообещавший не только исправно платить османам дань, но и помочь им в завоевании Венгрии. Тем временем младший бастард Мирчи Влад бежал в Трансильванию. Строя планы возвращения на трон, он вступил в союз как с венгерским наместником этой области Яношем Хуньяди, так и с молдавским господарем Александру Добрым, взяв в жены его племянницу — предположительно ее звали Василиса или Василика.
Но самым могущественным покровителем Влада стал император Сигизмунд — как уже говорилось, по совместительству король Венгрии. В 1408 году он основал для борьбы с турками элитный орден Дракона, в который входили всего 24 члена — большей частью короли и князья, в том числе воспетый Шекспиром король Англии Генрих V, король Неаполя Альфонс I и польский король Владислав Ягелло. Эмблемой ордена был золотой дракон, обвивающий хвостом свою шею, что символизировало победу над страстями. На спине дракон нес крест святого Георгия, знак борьбы за веру, с латинским девизом «
В феврале 1431 года в преддверии очередного крестового похода император решил расширить орден, торжественно приняв в него новых членов, в числе которых был и валашский принц. С тех пор Влад получил прозвище Дракул или Дракон (суффикс «ул» в румынском языке — признак именительного падежа). Дракона в Румынии уважали издавна; еще у древних даков главный бог изображался в виде дракона (или змея) с волчьей головой. Правда, в средние века слово «дракон» под влиянием христианства приобрело еще и другое значение — «дьявол». Поэтому Влад, в отличие от своего сына, никогда не подписывал этим прозвищем документы, но втайне гордился им — как и тем, что его, первого из правителей румынских земель, на равных приняли в круг европейских монархов.
Похоже, Влад и до этого выполнял ответственные задания Сигизмунда, как это было в 1423 году в Константинополе. Греческий историк Михаил Дука пишет: «В те дни в столице появился один из многих незаконных сыновей Мирчи, воеводы валахов. Он был допущен во дворец императора Иоанна, где свел знакомство с молодыми людьми, опытными как в воинских делах, так и в политике. Тогда там было много валахов, которые помогли ему в его деле»[6]. Делом Влада было сопровождать императора Иоанна VIII Палеолога в Милан на встречу с Сигизмундом. Во время этого путешествия валашский принц всячески пытался сдружиться с императором и убедить его согласиться на унию греческой церкви с Римом — таково было условие помощи византийцам в борьбе против турок, которое выдвигали папа и император. В тот раз согласие так и не было достигнуто; унию заключили позже, в 1439 году, но она уже не смогла помешать падению Византии. А Влад вернулся из Константинополя в Нюрнберг ко двору Сигизмунда, откуда вскоре опять перебрался в Трансильванию. Возможно, он по заданию императора собирал здесь силы для нового крестового похода против чешских гуситов, с которыми Сигизмунд воевал куда активнее, чем с турками, но так же безуспешно.
Наградой за усердие для Влада стало принятие его в орден Дракона на торжественной церемонии, состоявшейся 8 февраля в Нюрнберге в присутствии едва ли не всей немецкой и венгерской знати. Известно, что новоявленный «драконист» принес вассальную присягу императору в качестве будущего князя Валахии, а также согласился принять в ближайшем будущем католическую веру и разрешить ее свободное распространение в своих владениях. В честь вступления в орден новых членов в городе были устроены танцы, фейерверк и представления уличных актеров. Вечером у ворот Тиргартен состоялся рыцарский турнир; в нем участвовали самые опытные бойцы империи вместе с членами ордена, среди которых был и Влад.
Стоит отметить, что переломное XV столетие было и последним веком рыцарства. На полях сражений Столетней войны еще разили друг друга закованные в железо всадники, но пушки и аркебузы уже пробивали бреши в рыцарских рядах, делая всю романтику Круглого стола ненужной и бессмысленной. В следующем веке турниры окончательно сделались игрой, но в эпоху Дракулы к ним еще относились серьезно. Мирча Старый на одной из монастырских фресок изображен в рыцарских латах, и его сын тоже охотно выходил на турнирное поле со щитом, на котором красовался золотой валашский орел. Свою роль здесь играло и то, что юность Влад провел в Буде и Нюрнберге, где привык к обычаям Запада и говорил на нескольких европейских языках лучше, чем на родном румынском.
Одним словом, статный черноусый принц принял участие в турнире и проявил там изрядную доблесть. Когда он сбросил с коня очередного противника, неизвестная дама с императорской трибуны бросила к ногам его коня драгоценный приз — золотое колечко с камнем. Принц хранил эту награду всю жизнь, а пять веков спустя она неожиданным и трагичным образом напомнила о судьбе его сына.
Этот сын, названный именем отца, появился на свет вскоре после принятия Влада в орден Дракона, в ноябре 1431 года. Знаменательное событие случилось в трансильванском городе Сигишоара (Шессбург), в трехэтажном готическом доме, который сохранился до сих пор. В 1976 году к 500-летию смерти Дракулы дом отреставрировали и украсили мемориальной доской; при этом в комнате на втором этаже под слоем штукатурки обнаружились остатки росписи, изображающей черноусого мужчину и женщину в нарядной одежде — возможно, это изображение Влада и Василисы. Мужчина одет в нарядный кафтан и нечто вроде тюрбана, в одной руке он держит скипетр, в другой — золотую чашу, которую протягивает женщине. Эта комната больше других: видимо, там Дракул принимал сторонников и уважаемых гостей, в то время как его слуги и воины жили на первом этаже. Третий отводился под спальни родителей и детей; там же жили няньки маленького Владуца. Дом стоит на узкой Кузнечной улице, мощенной булыжником и ведущей к старой крепости, которая и сегодня возвышается над городом.
Влад готовился к борьбе за престол, на котором Данешти так и не смогли утвердиться. Дан II не на жизнь, а на смерть схватился с сыном Мирчи Раду, получившим болгарское прозвище «Праснаглава» — «пустая голова», что могло означать просто «лысый». Каждые несколько месяцев претенденты свергали друг друга при помощи турок или венгров, прилежно грабивших валашские города и села. В 1427 году Раду доказал свою «пустоголовость», попав в засаду у самых стен столицы, и был убит вместе с двумя сыновьями, уступив место сопернику. Осмелевший Дан весной 1431 года объявил войну Османской империи, но очень скоро был разбит и погиб в сражении.
Влад счел это удобным моментом, чтобы вернуться на родину с небольшим воинским отрядом. Между тем на трон в Тырговиште сел еще один бастард Мирчи Александру Алдя, до этого живший в Молдове. Молдавский господарь Александру Добрый дал ему в помощь целое войско, с которым сторонники Влада не решились вступить в бой. Сигизмунд, обещавший ему помощь, был скован борьбой с гуситами на западе и Польшей на востоке. Не получив от него поддержки, Дракул был вынужден покинуть родину и обосноваться в Шессбурге, где вскоре родился его второй сын (первому, Мирче, было к тому времени два или три года).
Трансильвания тесно связана с судьбой обоих Владов, отца и сына, поэтому о ней стоит рассказать подробнее. Это обширное плоскогорье, огражденное хребтами Карпат, в древности было центром государства даков, здесь находились их столица Сармизегетуза и главные святилища. После кровавого римского завоевания область почти обезлюдела и последовательно становилась добычей различных кочевых племен. В X веке ее завоевали венгры, включившие ее в состав своего королевства. В середине XII века король Геза II решил заселить все еще полупустые трансильванские земли немецкими колонистами — немцы, опытные рудокопы, должны были развивать здесь горное дело и ремесло, а заодно охранять карпатские перевалы от угрожавших Венгрии с востока куманов (половцев). Для той же цели на северных рубежах области были поселены воинственные секлеры, смесь венгров и тюркских кочевников. Немцы, прозванные саксами (хотя большая их часть происходила из Рейнской области), основали в Трансильвании семь укрепленных городов — Бистриц (ныне Бистрица), Германштадт или по-венгерски Надьсебен (Сибиу), Клаузенбург или Колошвар (Клуж), Кронштадт (Брашов), Медиаш, Мюльбах (Себеш) и Шессбург или Шегешвар (Сигишоара). Их население в XIV веке составляло от 10 до 40 тысяч в каждом, а всего Трансильванию населяло примерно 600 тысяч человек.
Саксонские города, особенно Брашов и Сибиу (будем для удобства называть их так), занимали удобное положение, стоя на торговом пути, ведущем через Карпаты с Востока на Запад. Точнее на двух путях: один из них вел через Бистрицу в порты Ганзейского союза, второй — через горные проходы, защищенные замками Бран и Турну-Рошу (Красная крепость), в города Валахии, а оттуда в Константинополь и дальше в Левант. В XIV веке Брашов и Сибиу получили от венгерского короля право «хранения товаров» (
Во время нашествия на Венгрию в 1241 году татаро-монголы опустошили попутно Трансильванию, которую позже разорил еще и знаменитый темник Ногай. После этого власть местных феодалов ослабла, и областью стал управлять назначаемый венгерским королем воевода. В управлении участвовало и общее собрание, в которое входили представители четырех этнических групп: венгров, саксов, секеев и румын. Хотя румыны составляли больше половины населения области, Турданский указ короля Людовика I в 1366 году отлучил их от дел управления как «еретиков». Началось интенсивное закрепощение свободных прежде крестьян — румын и венгров, что вызвало массовое недовольство. В 1437 году крестьяне и горожане Трансильвании во главе с Анталом Надем подняли восстание, требуя вернуть им землю и права. Жестоко подавив беспорядки, венгерские дворяне, секеи и патриции немецких городов объединились в «Союз трех наций», с тех пор управлявший областью. Хотя румыны были там самой угнетаемой частью населения после цыган, их знать чувствовала себя вполне комфортно. Многие дворяне, уступив давлению, приняли католичество и влились в венгерскую правящую верхушку; к ним принадлежали роды Драгфи, Добози, Билкеи и, конечно, Хуньяди, чей предок Вайк (Войку) в 1409 году получил в управление замок Хуньяд — ныне румынский город Хунедоара.
После османского завоевания Венгрии Трансильвания стала автономным княжеством, в 1711 году вошла в состав Австрийской империи, а после ее распада в 1918 году стала частью Румынии. Тогда-то румыны и взяли реванш у прежних угнетателей: венгров неуклонно ограничивали в правах и пытались румынизировать, а немцев после Второй мировой войны вообще изгнали почти поголовно. При этом готические города Семиградья отлично сохранились и сегодня вместе с карпатскими курортами привлекают множество туристов. Главной приманкой для них, главной местной достопримечательностью стал, по иронии судьбы, не грозный Янош Хуньяди, не отважные воеводы Стефан Баторий и Ференц Ракоци, а Дракула, принесший трансильванцам немало бед. А вот его отец и правда любил эти края и, если бы не мечта о валашском троне, вполне мог бы остаться здесь. Или отправиться дальше на запад: с его авантюризмом и тягой к опасным приключениям он неплохо бы устроился при любом европейском дворе.
Пока что его домом стал маленький Шессбург, где жило в то время около двух тысяч человек, по преимуществу немцев. Большинство жителей были ремесленниками и торговцами, поскольку город стоял на торговом пути из области секлеров в плодородную долину Муреша. В то время в городе распространялось просвещение, сыновья многих горожан уезжали учиться в университеты Вены и Кракова, чтобы по возвращении занять должности в городском совете или в суде (штуле), состоявшем из 16 членов. Подчиняясь венгерскому королю, каждый саксонский город пользовался автономией и был независим от других, хотя после набега турок в 1385 году появились зачатки объединения — десяток деревень и два города (Брашов и Бистрица) создали союз под названием «Universitas Saxonium», совет которого собирался каждый год 25 ноября. В его обязанности входили ежегодная уплата налогов королю и церкви, выделение определенного количества воинов для королевской армии (обычно заменяемого денежным откупом) и решение других важных дел, включая отношения с соседней Валахией.
В Трансильвании Влад Дракул выполнял ответственное поручение ордена Дракона — охранял проходы в горах от турок. Это стало необходимым после 1395 года, когда воины султана впервые проникли за Карпаты. В 1420 году они совершили новый, еще более опустошительный набег, осадив Сибиу и разграбив деревни вокруг него. Особенно болезненным для трансильванцев, как и для всех соседних с турками народов, был поголовный увод в рабство всех, кого захватчикам удавалось схватить (не считая стариков, которых просто убивали). Девушки и женщины покрасивее пополняли османские гаремы, прочих ждал тяжелый труд и никто не имел шансов вновь увидеть родину и близких — кроме разве что знатных пленников, имевших шансы освободиться за большой выкуп. В 1421 году турки повторили набег, осадив на этот раз Брашов и разорив окрестную область Бурценланд (Цара Бырсей), где жили в основном немцы. Сам город был взят и сожжен, и гарнизон едва сумел удержать крепость, где укрылись большинство жителей.
Против турок не могли устоять ни местные ополченцы, ни легковооруженные секлеры, прежде охранявшие границу. Их и должен был заменить отряд воеводы Влада — несколько сотен всадников, закованных в латы и вооруженных мечами и длинными копьями. С апреля по октябрь, когда карпатские перевалы были свободны от снега, они регулярно патрулировали все три маршрута, по которым можно было попасть в Трансильванию — проход у замка Бран (Дитрихштейн) и узкие тропки вдоль рек Прахова и Теляжен. Для вооружения отряда император передал Владу доходы от шессбургского монетного двора, который находился прямо в доме принца на Кузнечной улице. Остатки пресса для чеканки монет сохранились там до сих пор; вероятно, Влад тратил деньги не только на охрану границы, но и на подкуп новых сторонников в родных краях.
Обстановка вокруг Валахии между тем накалялась. Новый господарь Александру Алдя при поддержке императора Сигизмунда и своего молдавского тезки Александру Доброго решился бросить вызов туркам. Их реакция была мгновенной: османские войска пересекли Дунай и разорили Валахию до самой столицы, захватив тысячи пленных. Алдя с повинной головой поспешил в Эдирне с данью и заложниками — тридцатью сыновьями знатных бояр. Ему пришлось также пообещать то, чего турки требовали от каждого валашского правителя: пропустить их к Карпатам и лично принять участие в набеге на Трансильванию. В обмен на это султан Мурад 11 вернул господарю три тысячи пленных и, как говорилось в турецких хрониках, «свою благожелательность».
Алдя — как опять-таки каждый валашский правитель — оказался между двух огней. Пытаясь заранее оправдаться, он в июне 1432 года отправил письмо патрициям Брашова, с которыми совсем недавно заключил союз: «Вы сочли, что мы забыли об обещаниях королю и подчинились туркам. Это не так: на самом деле мы честно и преданно служим королю и его святой короне, моля Бога о том, чтобы он посетил нас и был встречен с почестями. Тот, кто клевещет на нас — пусть псы осквернят его мать и жену! Я против своей воли отправился к туркам, чтобы вернуть мир в мою страну, и я добыл мир и вернул три тысячи пленников. Вы же говорите, что я вознамерился вместе с турками разграбить владения короля. Господь Бог не позволит мне разграбить вашу страну, и я буду всю свою жизнь, как и обещал, служить Королю и всем христианам»[7].
В письме Алдя предупредил брашовян, что пойдет в поход на них вместе с турецкой армией, но как только навстречу им выйдет войско императора, он перейдет от турок к христианам: «Я часто видел обман с их стороны и теперь хочу отплатить им тем же. И клянусь Богом, что никого из них не оставлю в живых». Не слишком доверяя ему, саксы передали новость о нашествии турок Сигизмунду, и он срочно послал на защиту границы войска Тевтонского ордена, которые присоединились к рыцарям Влада Дракула. Алдя в своем письме утверждал, что силы турок насчитывают 74 тысячи, но на деле их оказалось гораздо меньше, к тому же часть их была направлена на завоевание Молдовы. Распыление сил оказалось пагубным: в Молдове турок разбили, а в Трансильванию они просто не сунулись, опасаясь отпора. Но для Влада сговор Алди с турками стал хорошим поводом, чтобы снова предъявить претензии на трон. В письме городскому совету трансильванского Брашова он писал: «Вам известно, что Алдя открыто передался туркам и теперь угрожает вам турецким войском, которое уже нападало на вас. Поэтому прошу вас, мои друзья, дать мне сто аркебуз со всем необходимым для них, и луки со стрелами, и щиты, а также людей в помощь, чтобы я изгнал его из страны, и вы могли жить в мире»[8].
Но осторожные брашовяне не откликнулись на эту просьбу, и Влад продолжал оставаться в изгнании. Семья его тем временем росла. Старшему сыну Мирче к моменту рождения Влада-младшего было года три или четыре; младший, Раду, появился на свет четыре года спустя, в 1435 году. Кроме того, еще до женитьбы на молдавской княжне у Влада от его возлюбленной Кэлцуны родился сын, тоже Влад (похоже, с фантазией у Дракула дело обстояло плохо), с ранней юности отданный в монастырь и оттого прозванный Калугэрул, то есть «Монах». Еще была дочка по имени Александра, а возможно, и другие дети, законные и незаконные — валашские господари никогда не отличались строгостью нравов.
Почему-то из всех отпрысков принца только Влад-младший стал называться по отцу — Дракула (
Современные румынские ученые избегают называть господаря Дракулой — в том числе из-за сомнительной славы его тезки-вампира, — предпочитая не менее зловещий эпитет Цепеш (
Прозвище господаря в разноязычных письменных источниках имеет много вариантов:
Опираясь на подобные факты, румынские историки считают исконной именно эту форму прозвища: «На самом деле оно происходит от “Драгул — Дрэгуля” (по-румынски — “дорогой”), что саксы воспроизвели как “Дракул — Дракула” (по-румынски — “черт”). Этому способствовало и то, что отец Дрэгули (настоящая фамилия Влада) удостоился в свое время так называемого ордена Дракона. Поэтому обвинить его сына в связях с дьяволом или драконом не представляло для его противников особой трудности. Если среди иностранцев он был известен под прозвищем Дракула, то на официальных документах господарь никак не мог подписываться “Дрэкуля”, что могло означать “чертов сын”… Влад был необычной личностью, чье бессмертие обеспечили современные ему рассказы и портреты, а также воображение потомков»[10].
Бесспорно, Дракула в самом деле заслужил бессмертие — но, вопреки утверждениям его ученых земляков, не своими трудами на благо отечества, а совсем другими деяниями, снискавшими ему страшную славу во всей Европе, а потом и за ее пределами. Причинами этого не были ни душевное расстройство, ни тем более сознательное служение злу. Скорее уж его жестокость можно объяснить как обстановкой его бурного времени, так и испытаниями, пережитыми им в молодости, к которой мы и обратимся.
Годы скитаний
О ранних годах Влада Дракулы мы практически ничего не знаем. Жизнь княжеской семьи в Шессбурге не была легкой: управлявшие городом немецкие патриции относились к румынам свысока и не упускали случая указать им их место. В этом можно увидеть корни той неприязни, которую Дракула испытывал к немцам.
Важный вопрос — в какой вере был воспитан юный Влад? Многие считают, что это было католичество, хотя, как уже говорилось, в ордене Дракона могли состоять не только католики. Если Влад-старший и обещал императору принять римскую веру, то обещания не сдержал — позже на родине он всячески поддерживал православие и щедро жертвовал деньги монастырям. Скорее всего, он крестил сына в православной церкви и научил его основам отеческой веры, хотя позже Дракула проявлял изрядное равнодушие к религии — вопреки многим утверждениям, он не был ни ее горячим приверженцем, ни заклятым врагом.
Его отец исподволь прокладывал себе дорогу к валашскому трону. Весной 1433 года он снова побывал на встрече рыцарей Дракона в Нюрнберге, где получил от императора задание охранять трансильванскую границу. Теперь он мог разговаривать с брашовянами более решительно: «Будет весьма немудро с вашей стороны не помочь нам, проливающим за вас свою кровь». Но на прижимистых брашовских купцов, прочно державших в руках торговлю Валахии с европейскими странами, не действовали ни уговоры, ни угрозы. Стравливая Дракула с Алдей, они были твердо намерены остаться в стороне, чтобы извлечь из ситуации как можно больше выгод. Так же действовали валашские бояре — шантажируя нерешительного Алдю тем, что перейдут на сторону его соперника, они под шумок прибирали к рукам «ничейные» земли и села, отказывались платить налоги и даже чеканили свою монету. Возвращаясь в свое тесное, недостойное господаря жилище на третьем этаже, усталый Дракул на чем свет стоит ругал спесивых саксов и вероломных бояр — и маленький Влад, слушавший эти речи, приучился ненавидеть тех и других.
В начале 1436 года положение, наконец, изменилось к лучшему: долго болевший Александру Алдя умер, и Дракул с помощью Яноша Хуньяди занял его место. Его семья охотно перебралась в Тырговиште; здесь, в отличие от мрачной готической Сигишоары, дома и церкви радовали глаз яркими красками, а река Яломица и цепь прудов кишели рыбой, которую так нравилось ловить сыновьям господаря. Дворец стоял не в центре, как в других городах, а на окраине, прямо на опушке леса, где Мирча с Владом могли охотиться на птиц и белок. Еще они сражались на лугу возле дворца на мечах — сначала игрушечных, а потом и настоящих, под присмотром старого воина, давно служившего их отцу. Когда мальчишки уставали, он садился с ними на траву у крепостной стены, рассказывал о стародавних делах и сражениях, в которых участвовал.
Конечно, братья не только играли, но и учились. Вероятно, их учили тому же, что и других принцев того времени — чтению, письму, счету. В тогдашних византийских школах детей от семи до двенадцати лет обучали четырем предметам: арифметике, грамматике, риторике и философии (под которой понимался Закон Божий). Обучение велось на славянском языке, который, вместе с родным румынским, Дракула знал с детства. Позже, во время скитаний, он выучил еще немало языков — латынь, немецкий, турецкий, венгерский, возможно, еще греческий и итальянский. Семь языков — неплохое подспорье для того, кто постоянно вовлечен в хитросплетения европейской политики. Пригодилась и риторика: письма Дракулы, как и его речи, пересказанные в источниках, отличаются лаконичностью и специфическим мрачным юмором, который принято называть «черным». Конечно, эти письма на славянском и латыни писали секретари, но господарь наверняка читал их — по всегдашней подозрительности ему надо было убедиться, что смысл послания не искажен. Сам он, вероятно, ничего не писал: не сохранилось ни одного документа, написанного его рукой. Не был и книгочеем: в его постоянных скитаниях для книг не было ни места, ни времени.
Принцев обучали и верховой езде — это было необходимо и на войне, и в мирной жизни, поскольку конь был единственным транспортом, достойным знатного мужчины. Валашские и молдавские лошади были известны по всей Восточной Европе — в Германии послушного кастрированного коня называли «валахом» (
Понимая важность учебы, Влад Дракул старался в первую очередь приучать сыновей к делам управления. Восьмилетний Мирча уже сидел рядом с отцом на заседаниях Госсовета и подписывал указы. В январе 1437 года имя Влада-младшего, выведенное нетвердой детской рукой, тоже появилось на указе о даровании братьям Станчулу и Роману земель в Фэгэраше — это был первый документ, где упомянуто имя будущего Дракулы. В следующие три года таких документов было еще несколько. Тогда же — в промежутке между 1436 и 1438 годами — появился на свет младший брат Влада, получивший имя Раду. По мнению ряда ученых, он был сыном не Василисы, а второй жены Дракула Марины, тоже происходившей из молдавского княжеского рода, но это ничем не доказано. После смерти воеводы его вдова ушла в монастырь под именем Евпраксии, однако каким было ее прежнее имя, документы умалчивают.
Отец уделял детям еще меньше времени, чем прежде — все силы отнимали государственные дела. Придя к власти, он не стал наказывать сторонников Алди, которые по-прежнему заседали в Госсовете. Сохранил свое влияние и главный советник бывшего господаря Албу Великий, прозванный так не только за влиятельность, но и за необъятную толщину. Уже немолодой, он в основном проводил время в своих поместьях, но его сторонники занимали видные посты. Они не скрывали неприязни к Владу и его семейству, но им по-прежнему жаловались земли и почести.
Дракул был готов идти на уступки и внутри страны, и за ее пределами ради главной цели — спасения независимости Валахии, зажатой между могущественными соседями. Принеся клятву верности венгерскому королю, он одновременно осенью 1436 года отвез дань султану Мураду II и заключил с ним новый договор. Его текст держался в тайне, но весьма вероятно, что помимо ежегодной дани воевода, как и его предшественник обязался пропустить османские войска на территорию Трансильвании. Об этом догадались и при дворе императора, где пошли слухи об измене валашского князя — по уставу ордена Дракона ни один его член не мог вступать в соглашения с «неверными» или заключать с ними мир. Скорее всего, Влад собирался продолжать двойную игру до тех пор, пока армия крестоносцев, которую собирал Сигизмунд, не подойдет к валашским границам. Но получилось иначе — в декабре 1437 года император скончался, и его вассалы, члены ордена, тут же перессорились друг с другом, позабыв про крестовый поход.
Королевой Венгрии стала дочь покойного Елизавета (Эржебет), мужем которой был герцог Альбрехт Габсбург — так началось восхождение этого неприметного австрийского рода, создавшего в итоге громадную империю. Венгерские магнаты разделились на сторонников и противников герцога, и междоусобицей тут же воспользовались турки, усилившие натиск на балканские земли. Влад Дракул понимал, что ссориться с Османской империей в этих условиях смертельно опасно, и еще летом отправился на поклон к султану. Византийский историк Михаил Дука пишет: «Воевода Валахии Драгулиос пересек проливы и встретился с эмиром Мурадом в Бурсе, объявив ему о своем подчинении и обещая, что как только Мурад решит отправиться в Венгрию, он пропустит его через свои земли к немецким и русским границам. Обрадованный этими обещаниями Мурад пригласил князя есть и пить за своим столом, одарил его с его приближенными, которых было более трехсот человек, богатыми дарами, обнял и отпустил с миром»[11].
Князя можно понять — заключить мир даже на самых тяжелых условиях было легче, чем каждый раз восстанавливать разоренную набегами страну. К тому времени турки завладели крепостями не только на болгарском берегу Дуная, в Видине, Никополе, Рущуке и Силистре (Дурсторе), но и на валашском берегу — в Джурджу и Турну, откуда их отряды постоянно нападали на окрестную территорию. Эти набеги были призваны запугать местное христианское население и вынудить его к бегству, а заодно захватить рабов для продажи на невольничьих рынках Востока. Согласно исламскому праву, населенные иноверцами и не платящие дани султану территории представляли собой «территорию войны» (дар аль-харб), которую можно было безнаказанно разорять, пока она не превращалась в «территорию мира» (дар аль-ахд), целиком подвластную мусульманам и их правителям.
Набегами занимались в основном акынджи («искатели приключений»), иррегулярные части, набираемые из татар и других кочевников, привыкших к долгим походам. Трансильванский студент Георг, долго проживший в турецком плену, писал о них так: «Перед походом воины нанимают одного или двух достойных доверия проводников, хорошо знающих все пути-дороги в той местности, куда они направляются. Они передвигаются так быстро, что за одну ночь преодолевают расстояние, на которое обычно уходит три или четыре дня — поэтому если кто и замечает их, то догнать не может, и предупредить о их стремительном нападении невозможно… Они способны переносить зимние холода, летнюю жару, любые ненастья и непогоды, не знают ни страха, ни усталости, и что особенно удивительно, не берут с собой ни еды, ни питья, ни оружия, ни одежды — ничего, что может замедлить их движение… Они не прекращают свой путь, пока не поймают каких-нибудь неосторожных простаков, и тогда возвращаются, довольствуясь этим»[12].
Влада Дракула беспокоили не столько эти грабительские набеги, сколько еще более грозная опасность — турки все-таки собрались напасть на Трансильванию. Новый король Альбрехт Габсбург не принимал всерьез турецкую угрозу, больше беспокоясь о вторжении польской армии в Чехию. Перебросив туда войска из Трансильвании, он доверил ее охрану тем же рыцарям Влада, не зная, что тот тайно обязался не защищать область, а участвовать в ее разорении. В апреле 1438 года армия Мурада II во главе с самим султаном выступила в поход; хронисты утверждают, что она насчитывала до 80 тысяч воинов, хотя более вероятно, что их было не более 30 тысяч. В Трансильванию турки вошли не через Карпаты, а на востоке, у города Бузэу, где их никто не ждал. Жители Брашова, Сибиу и других городов отсиделись за крепкими стенами, но турки разорили всю сельскую местность: молодых и сильных уводили в неволю, остальных предавали мечу. Долиной реки Муреш турки дошли до Алба-Юлии (Карлсбурга), будущей столицы области, и сожгли ее.
Сопровождавший их Влад помогал не столько захватчикам, сколько их жертвам, стараясь избежать ненужного кровопролития. Об этом пишет уже упомянутый студент Георг: «В то время я был молодым человеком пятнадцати или шестнадцати лет, родившимся в той же провинции. Год тому назад я уехал из Ромоса в небольшой город под названием Себеш по-венгерски и Мульбах по-немецки. Городок был многолюдным, но чрезвычайно плохо укрепленным. Когда турки взяли его в осаду, князь Валахии, пришедший с турецкой армией, подошел к стенам и, будучи в дружественных отношениях с жителями, обратился к ним и убедил не биться с турками, поскольку город не выстоит из-за недостаточно прочных стен. Совет был таков: пусть жители сдадут город туркам, а он уведет старейшин города в свою страну и потом они смогут вернуться или остаться. Что до остальных, то турки уведут их, но не причинят вреда, ни материального, ни физического, а в своей стране пожалуют им земли во владение, а когда наступит время, они также смогут вернуться на родину или жить там в мире, если пожелают. И мы увидели, что всё произошло так, как он и обещал»[13].
В других местах Дракул посылал вперед гонцов, чтобы жители, предупрежденные о нападении, успели укрыться в ближайшей крепости или бежать в лес. В итоге турки не получили той добычи, на которую рассчитывали, и отправились обратно, очень недовольные Владом. Один из их полководцев, Исхак-бей, прямо сказал султану: «Пока этот волчий сын Дракул сидит на Дунае, венгры не покорятся нам». Это было осенью 1438 года, а следующим летом султанское войско отправилось в новый поход против сербского деспота Георгия Бранковича. Тут уже Альбрехту Габсбургу пришлось выступить на защиту своего союзника, но в октябре 1439 года он умер от дизентерии в лагере у города Комаром. После этого турки захватили сербскую столицу Смедерево, вынудив деспота бежать в Венгрию.
Племянник покойного Альбрехта Фридрих III Габсбург стал королем Германии, а затем и императором, но престол Венгрии ему занять не удалось — антинемецки настроенные магнаты в январе 1440-го посадили на трон шестнадцатилетнего польского короля Владислава III Ягеллона, в Буде получившего имя Уласло I. Он возобновил подготовку к крестовому походу, требуя активных действий от всех своих союзников, в том числе от Влада Дракула. Тот долго думал: несмотря на его участие в трансильванском походе, турки не прекратили свои набеги. К тому же у венгров появился выдающийся полководец — Янош Хуньяди, разгромивший турок в Боснии и ставший в 1441 году воеводой Трансильвании совместно с Миклошем Уйлаки. В том же году Мурад II серьезно заболел, разнеслись даже слухи о его смерти, и Влад решился — занял крепость Турну на Дунае и стал собирать войско. Узнав об этом, оправившийся от болезни султан прислал валашскому господарю грозный фирман, требуя явиться с данью в свою столицу. «Если ты не повинуешься, — говорилось в указе, — моя армия разорит твою страну до основания, а с тобой и твоими неверными подданными поступит, как угодно Аллаху».
Владу пришлось подчиниться. Весной 1442 года он прибыл в Эдирне и был немедленно заключен в крепость Гели-болу (Галлиполи), где провел почти два года. Под угрозой мучительной смерти Дракул согласился вызвать к османскому двору двух младших сыновей. Летом «родственный обмен» состоялся — десятилетний Влад и пятилетний Раду были привезены в турецкую столицу. Но султан не собирался возвращать ненадежному союзнику власть: на захват Валахии была брошена сорокатысячная турецкая армия во главе с Шехабеддин-беем. Стране, во главе которой остался юный Мирча, угрожала оккупация. Узнав об этом, Янош Хуньяди стремительно двинулся из Трансильвании на юг и 6 сентября у реки Яломицы ударил из лесного укрытия во фланг туркам. Разгром был полным: на поле боя остались 10 тысяч захватчиков, многие утонули в Дунае во время бегства. Узнав о поражении, Мурад в ярости сорвал с головы тюрбан и растоптал его; Шехабеддин был удавлен шелковым шнурком. Захватив Тырговиште, Хуньяди изгнал оттуда Мирчу и посадил на трон Басараба II из рода Данешти.
Сразу после прибытия в османские владения Влада и Раду отправили в крепость Эгригёз («Кривой глаз») недалеко от Коньи. Там они провели несколько лет под строгой охраной вместе с сыновьями других знатных иноверцев. Они обучались тому же, что османские принцы — верховой езде, соколиной охоте, бою на саблях и основам мусульманской веры. Им не позволяли исполнять христианские обряды, мягко, но настойчиво склоняя к переходу в ислам. Но Влад остался тверд — даже в этом возрасте он не поддавался никакому давлению. Турецкие историки (возможно, под влиянием последующих событий) писали, что валашский принц с детства был груб, хитер и коварен. Мрачный и нелюдимый, он неохотно общался не только с турками, но и со своими товарищами по заключению. При любой попытке оскорбить или высмеять его бросался в драку, не задумываясь, сильнее его противник или слабее.
С Раду дело обстояло иначе: этот нежный, впечатлительный мальчик охотно перенимал турецкие нравы. Вскоре он сдружился с наследником султана Мехмедом и, по упорным слухам, стал его любовником: такое было не в диковину при османском дворе. Греческий историк Лаоник Халкокондил[14] рассказывает: «Случилось так, что султан едва не убил этого мальчика, когда хотел возлечь с ним. Это было, когда он только взошел на трон и готовил поход против Карамана. Влюбившись в этого мальчика, он призвал его к себе и в знак особого доверия предложил угостить вином в своей спальне, а потом подступил к нему с дурными намерениями. Не ожидавший этого мальчик оттолкнул его и отказался вступить с ним в связь. Когда же султан стал целовать его, он схватил нож для чистки фруктов и ранил его в бедро, а потом бежал, куда глаза глядят, залез на дерево и спрятался там»[15]. Принц был так очарован валашским гостем, что спас его от наказания; после этого Раду пришлось уступить его ухаживаниям. Это случилось при султанском дворе в Эдирне, куда юного принца перевели из Эгригёза — уже после того, как в августе 1444 года двенадцатилетний Мехмед II (он был чуть моложе Влада) занял трон падишаха. Тогда братья расстались, чтобы встретиться много лет спустя, уже став смертельными врагами…
Не зная фактов, мы всё же можем предположить, как повлияло на юного Влада пребывание в самой крупной из тогдашних империй. Вырванный из валашского захолустья, он увидел многолюдную страну с чужой верой и незнакомыми обычаями. Его товарищами по заключению были представители самых разных народов — сербы, арабы, африканцы, персы и сами турки, из которых далеко не все подчинялись тогда династии Османов. Он познакомился с турецкой системой управления, в которой важную роль играли «подобранные» (девширме), как называли обращенных в ислам иноверцев. Эту систему красноречиво описал уже знакомый нам немецкий студент Георг, ставший на какое-то время ее частью:
«Те из них, кто хорошо показал себя, назначались на высокие посты в империи. Таким образом, все ее сановники и князья были, по сути дела, назначены султаном и не были господами или собственниками земли. Как следствие, султан был единственным господином и единственным собственником, который мог распоряжаться в своей империи, раздавать собственность и управлять ею, а остальные были всего лишь исполнителями, администраторами и слугами, выполнявшими его волю и приказания… Именно поэтому в его империи, несмотря на многочисленность населения, не были возможны никакие заговоры или мятежи. Наоборот, все как один подчинялись власти одного человека, служили ему неустанно, и никто не осмеливался усомниться в его власти. Если кто-нибудь самовольно начинал заниматься каким-либо делом, об этом тут же узнавали и докладывали двору. Когда это происходило, во власти султана было решать: послать ли его в тюрьму, казнить или превратить в раба, совершенно не принимая во внимание его положение в обществе»[16].
Поделиться книгой: