Погашенная луна

Поручик Макаров карандашом набросал план обороны с учетом дезинформации, подготовленной капитаном Ершовым. Начдив облокотился на стол, подперев голову рукой, и что-то ворчал, покачивая головой. Затем он взял трубку, раскурил, выпуская дым, как паровоз, и сказал:

— А мы считали, что вот здесь, — он ткнул в карту мундштуком трубки, — у белых более сильные укрепления. Ну, что ж, спасибо, поручик. Господином называть Вас не буду, а товарищем ещё рано. Переоденьтесь, будете служить в должности комвзвода, в разведке. Денисов! — крикнул начдив в глубину хаты. — Поручика переодеть, накормить, и ко мне.

Есть работа по Вашему плану обороны, — продолжил начдив, обернувшись к Макарову.

Из полумрака хаты возникло заспанное лицо ординарца.

— Слушаюсь, товарищ Потапов! — отчеканил тот.

— А Вы, товарищ Спиридонов, возвращайтесь в полк, — распорядился начдив.

После того, как поручик Макаров был перевоплощён в комвзвода Красной армии, накормлен кашей и определён в часть, он вновь прибыл к начальнику дивизии, и увидел там молодого красного командира, которого начдив представил, как сотрудника особого отдела дивизии. Вежливо побеседовав с поручиком, тот предложил ему написать подробную биографию, и особое внимание уделить обстоятельствам, при которых он попал в германский плен, и то, каким образом ему удалось бежать. Вадим Сергеевич знал слабости своей легенды, по данным капитана Ершова поручик Макаров числился пропавшим без вести в бою под Ломжей, но никто не знал, что известно о его судьбе Тухачевскому, о своём пребывании в Ингольштадте он умолчал, Тухачевский точно знал, что в Ингольштадте поручика Макарова не было. Понимал он и то, что для его проверки обратиться к командующему фронтом особый отдел дивизии сможет только в случае особых обстоятельств, и он должен строить свою работу так, чтобы этих особых обстоятельств не возникло.

После того, как работа с сотрудником особого отдела была закончена, начдив вызвал командира авиационного отряда и инженера.

— Вот, знакомьтесь, наш главный летун, Сергей Назаров, и инженер отряда, Петр Кузнецов. Наши авиаторы проведут разведку с воздуха согласно Вашего плана обороны. А Вы, Вадим Сергеевич, уточните им задачу.

Макаров, склоняясь над картой, стал подробно объяснять авиаторам, на какие объекты нужно обратить особое внимание.

— И ещё, — сказал он в дополнение, — особое внимание нужно обратить на дислокацию танков и броневиков, по моим данным, они находятся в районе Симферополя, но должны быть переброшены к Джанкою.

— Ну, что ж, полетим посмотрим, как только ветер утихнет, — сказал Назаров.

— А кто полетит? — спросил Потапов.

— Сам полечу, задача сложная, но выполнимая.

— А лётнабом кого возьмете?

— Да, с Кузнецовым полетим. У него глаз, как у орла, да и за технику я спокоен, когда Петр со мной летит.

Глава 5

— Ну, что, покурим? — предложил Макаров авиаторам, протягивая пачку папирос, когда они вышли из хаты.

— Да, я не курю, — отказался Назаров.

— Я тоже к табаку не пристрастен, — ответил Кузнецов.

Вадим Сергеевич прикуривал, прикрываясь от ветра, но спичка гасла, и только с третьего раза ему удалось прикурить.

— Ветер-то какой! — Макаров спрятал портсигар в карман. — Давно в авиации?

— Да, как только первые этажерки в небо поднялись, так и я летать начал, — ответил Назаров, — ещё с Сергеем Уточкиным в Одессе начинал.

— А я до войны в Одессе на заводе Анатры инженером работал, — сказал Кузнецов. — А с четырнадцатого года мы с Сергеем на фронте. Вот добьём Врангеля, в Одессу, домой вернусь, там у меня жена с сынишкой остались. Давно их не видел. А ваши-то как?

— Когда уходил на германский фронт, сыну годик был, где теперь жена с сыном — не знаю. Оставил их в Питере, сперва письма приходили, а теперь — ни писем, ни вестей.

— Ничего, — сказал Назаров, — война скоро кончится, найдёте своих.

Ветер проносил рваные клочья облаков, сквозь которые проглядывала синева весеннего неба, казалось, ненастье кончается, но с севера надвигались тёмные туч, грозящие разразиться то ли дождём, то ли снегом.

— Когда лететь сможете? Как думаете, надолго эта непогода?

— Думаю, через наделю погода установится, тогда и полетим.

— Когда лететь будете, сообщите, может дополнительные вопросы появятся.

Они пожали друг другу руки и разошлись. Макаров пошёл по улице, утопающей в весенней грязи, перемешанной колесами телег, копытами и сапогами, вдоль низких, крытых соломой хат. Шёл он в сторону базара. Сегодня среда — базарный день. Связной, с которым предстояло установить контакт, торговал на базаре овсом. Макаров подошёл к человеку с бородой, в тулупе и заячьей шапке, и спросил:

— Почём нынче овес?

— Так, это смотря чем платите.

— Плачу тем же, чем и Николай Иванович платил.

— Николай Иванович всегда платил царскими червонцами.

— Как он? — поинтересовался Вадим. — Всё также курит трубку и кашляет?

— Да, курит трубку, хотя и предпочитает английские сигары.

— Доктора утверждают, что английские сигары особенно вредны для здоровья. Звать меня Вадим Сергеевич, а Вас, если не ошибаюсь, Тихоном зовут?

— Так точно, Тихон, Ваше,.. простите, товарищ комвзвода. Так, что передать Николаю Ивановичу?

— Как только утихнет ветер, на разведку вылетит аэроплан. Будут проверять дислокацию войск. Начдив не верит моим данным. Обеспечьте маскировку войск в районе станции Юшунь. И сделайте так, чтобы аэроплан из этого полёта не вернулся. Учтите, лётчик опытный. Я попытался заманить их в ловушку, они будут искать танки в районе Симферополя. Аэроплан должен быть сбит, и упасть на нашей территории.

— Не извольте беспокоиться, Вадим Сергеевич, сегодня же передам Ваши требования Николаю Ивановичу. Встреча здесь же, при необходимости, в каждый базарный день.

— А если Вы мне срочно понадобитесь? Где Вас искать?

— Вон та, крайняя хата у дороги.

Через неделю ветер унёс остатки тяжёлых мрачных облаков на юг и стих, над весенней землёй в синем, безоблачном небе поднималось солнце. Треск авиационных моторов возник в пространстве, он нарастал, плыл над степью, выдавливая из утренней дремоты тишину. Лётчики вместе с начальником дивизии и Макаровым, расстелив карту на траве, уточняли маршрут.

— Обратите особое внимание на состояние железнодорожного моста, — сказал пилотам начдив.

— И ещё танки, — добавил Макаров, — у меня нет точных сведений об их дислокации, возможно, они уже переброшены к Джанкою.

— Так у нас горючего не хватит, — Кузнецов усмехнулся. — Думаю, сначала проведём разведку в прифронтовой полосе. А полёт к Симферополю перенесем на другой раз. Иначе на обратный путь просто горючего не останется.

— Меня в первую очередь интересует район Юшуня. Данные нашей разведки расходятся с вашей информацией о плане обороны Крыма, — сказал начдив, обернувшись к Макарову.

— Я мог и ошибиться, — отозвался Макаров, — план обороны видел у Врангеля на столе всего один раз, воспроизвёл по памяти.

— Вот именно, — сказал начдив. — Всё нужно проверить. Ну, давайте, летуны, удачи вам!

Все поднялись, и направились к аэроплану. Это был двухместный разведчик «Анатра-ДС», оборудованный пулемётом в задней кабине. Пилот и летный наблюдатель осторожно, чтобы не повредить перкаль крыльев, забрались в кабины, Назаров запустил мотор. Двигатель чихнул, выплюнул клочья синего дыма и заработал на малых оборотах. Пилот надвинул на глаза очки, прогрел мотор, помахал рукой собравшимся на аэродроме, добавил газ, и вырулил на взлётную полосу, отмеченную красными флажками и белыми полотнищами на скудной зелени травы. Двигатель взревел, поток воздуха от винта волнами всколыхнул траву за килем, поднял клубы пыли, раздувая её над степью. Аэроплан разбежался, слегка покачиваясь на неровностях, и оторвался от земли. Медленно набирая высоту, он развернулся в сторону Чонгарского пролива.

Назаров вёл аэроплан на высоте пятисот метров. От Чонгарского пролива он повернул на запад к станции Юшунь. Временами снижался, чтобы лучше рассмотреть позиции противника. Кузнецов наносил на карту линию обороны, пересчитывал количество огневых точек, определял плотность размещения войск. Иногда раздавались одиночные винтовочные выстрелы, тогда Назаров пикировал на позиции, имитируя бомбардировку, выстрелы прекращались, солдаты старались укрыться в окопах и блиндажах — эффективных средств противодействия авиации в те времена не было. Но у станции Юшунь их встретили залповым огнём. Пули попали в мотор, порвали в клочья перкаль левого нижнего крыла, ранили пилота и летного наблюдателя. Аэроплан, оставляя шлейф дыма, пошёл вниз. Назаров, собрав последние силы, тянул на себя штурвал, пытаясь выровнять подбитую машину. Аэроплан с креном на левое крыло стремительно приближался к земле. Пилот успел погасить скорость, но выровнять машину не удалось. Кузнецов уперся правой рукой в борт, левая рука была пробита пулями, и нагнул голову. Он ощутил удар, левое колесо шасси подломилось, аэроплан развернулся вокруг левого крыла, и замер, задрав к небу стабилизатор, уткнувшись дымящимся мотором в землю. Петр выбрался из кабины, и бросился к пилоту.

— Серега, жив? — крикнул он, пытаясь вытащить Назарова из разбитого аэроплана.

Ответа не было, голова пилота безжизненно упала на грудь, из раны на голове текла кровь. Назаров был мёртв.

Аэроплан упал в поле, недалеко от поселка. Метрах в трехстах, на возвышенности, за плетёной изгородью, виднелась крытая соломой хата. Петр побрёл туда, надеясь на помощь. Каждый шаг болью отдавался во всём теле, пули попали в левую руку и бок. Он добрался до изгороди, но не смог отыскать калитку, силы покинули его, и ослабевшее тело повисло на плетне. Дверь отворилась, из дома вышел мужик, и увидев горящий аэроплан вдали и человека в летной кожаной куртке и шлеме у своего дома, перекрестился.

— Ах, ты Боже мой! — воскликнул мужик и поспешил на помощь раненому авиатору. Он втащил Петра в дом.

— Эй, Дарья, помоги! — крикнул он жене. — Тут у нас летун раненый.

— О, Господи! — сплеснула руками Дарья. — Клади его сюда, на лаву, я сейчас, раздену его, а ты за доктором беги, да скорее, пока не помер. Откуда он?

— Видала, там, за селом аэроплан упал?

— Ах, ты Боже ж мой, Боже ж мой! Он кто? Красный?

— Да, видать, красный, стреляли по нему.

— Только бы белые не узнали. Да, беги, беги скорее за доктором!

Доктор Лебединский жил на соседней улице. Когда Иван Денисов, подобравший раненого у своего дома, попросил его о помощи, он, не говоря ни слова, собрал инструменты и пошёл за Иваном. Доктор обработал раны, перевязал Кузнецова и посоветовал:

— Укройте его потеплее, пить давайте. Рука заживёт, а в боку пули навылет прошли, внутренности не задеты.

— Спасибо, доктор, — слабо произнёс Кузнецов, придя в сознание.

Вроде бы всё складывалось благополучно: ранение было неопасным, белые, добравшись до аэроплана, увидели мертвого пилота, и успокоились — они не знали, что пилотов было двое. Но когда доктор Лебединский вернулся домой, жена набросилась на него с расспросами:

— Где ты был? Зачем Иван к тебе приходил? Кому помощь нужна? О каком раненом он говорил?

— За селом аэроплан упал, к Ивану пилот раненый пришёл. Я оказал ему помощь.

— Пилот-то кто? Из красных небось?

— Красные, белые — мне какая разница?! Я врач, я клятву Гиппократа давал! Я обязан помочь, и я помог! А кто он: белый или красный — меня не интересует!

— Ах, не интересует тебя! А как белые узнают, что ты красного пилота лечил, что тогда? Об этом ты хоть подумал? А обо мне ты подумал? Да, расстреляют тебя, что я тогда буду делать? А то и меня заодно с тобой пристрелят! Об этом ты подумал?! Клятву он давал! Посмотри, какой благородный выискался! Не то сейчас время, чтобы в благородство играть! О себе думать надо!

— Да, ладно тебе, никто меня не тронет.

— Что? Ты так уверен? Не тронут, видите ли, его! Только и слышно, что расстреливают! То дезертиров, то ещё кого, а его, видите ли, не тронут! Сейчас же иди в штаб, и сообщи, что Иван Денисов красного укрывает!

— Так, расстреляют же его!

— А ты хочешь, чтобы тебя расстреляли?! Иди! А не пойдешь, то совсем уходи из дому! А то беду накличешь!

Доктор Лебединский вздохнул, вышел из дома, и поплёлся в штаб дивизии, занимавшей позиции в районе станции Юшунь. Штаб располагался здесь же, в станционном посёлке. Он медленно шёл по грязной, не мощёной улице, придумывая поводы, по которым его не примут в штабе, либо не обратят на его сообщение никакого внимания. А если и обратят, то красного лётчика арестуют, поместят в госпиталь, а Ивану вообще ничего не сделают. «Почему его должны непременно расстрелять? — думал доктор. — Ему необходимо стационарное лечение, в госпитале ему окажут необходимую помощь, может, ему операция нужна, ведь возможно и заражение крови, а в госпитале этого не допустят. Ведь он же военнопленный». Так за время недолгого пути он почти уговорил себя, что поступает так не ради спасения собственной, никчемной жизни, но только ради здоровья раненого пилота. И акт предательства предстал в его сознании поступком благородным, совершённым исключительно ради заботы о ближнем.

Когда он подошёл к крыльцу штаба, по его лицу, несмотря на холодную погоду, струился пот. У крыльца стоял часовой.

— Вы к кому? — спросил он.

— Мне к дежурному, я должен кое-что сообщить, — голос его дрожал, он ждал, что часовой не пустит его, пошлёт вон, и всё кончится. Но часовой крикнул вглубь помещения:

— Савельев! Проводи господина доктора к дежурному по штабу!

На пороге появился солдат, и поправляя обмундирование, сказал:

— Идёмте, господин доктор.

Они вошли в штаб, прошли по коридору, подошли к двери с надписью: «Дежурный офицер».

— Подождите здесь, — попросил солдат, и войдя в кабинет сказал:

— Ваше благородие, тут господин доктор до Вас.

— Пусть войдёт, — послышалось из глубины помещения.

Доктор Лебединский вошёл, поздоровался с капитаном, и стал перед ним, не зная, куда деть руки. Дежурный офицер, заметив его возбуждённое состояние, сказал:

— Садитесь, Антон Семёнович, да не волнуйтесь Вы так, что случилось? Рассказывайте.

— Понимаете, господин капитан, тут такая история, не знаю как и начать.

— А Вы с начала начните, говорите, я слушаю Вас.

— Вы видели, нынче утром, за селом аэроплан упал?

— Да-да, видел. Это был разведчик красных. Наши доблестные воины дали ему чертей! Пилот погиб. Ну и что?

— А примерно через час, постучался ко мне Иван Денисов, что на третьей улице живёт, и попросил раненному помочь. И я, известное дело, пошёл, не мог не пойти, я ведь клятву Гиппократа давал. Гляжу — а у него пилот раненый с того аэроплана, ну я его перевязал, как положено, и сразу же к Вам.

— Так-так, интересно, — капитан привстал, — значит пилотов двое было?

— Выходит, что двое, господин капитан.

— Ну, успокойтесь, господин доктор, идите домой, а с пилотом этим, и с Иваном Денисовым мы разберёмся, где, говорите он проживать изволит?

— На третьей улице, крайний дом.

— Ну и ладно, идите, спасибо Вам, господин доктор, за бдительность. От лица командования, выражаю Вам благодарность.

Капитан взял под козырёк, пожал Лебединскому руку, и вывел его из кабинета.

— Савельев! — крикнул он солдату. — Проводи господина доктора!