– Вы эгоистка!
– А ты – дура!
Словесная перепалка продолжалась недолго, потому что вмешался Руслан, но к тому времени я уже успела как следует нахамить старухе. Парень силой оторвал меня от дверного проема и затащил в нашу комнату.
– Зачем ты это устроила? – возмутился он.
– Я устроила?! Вы все сговорились что ли?!
– Ты должна делать скидку на возраст!
– Я делаю ее! – я металась по комнате, сгорая от желания разгромить всю мебель. – Это скидка просто огромная! Гигантская! Такая, что не объедешь!
Казалось, что я несу полную чушь, но это было не совсем так. Ругаясь, я представляла огромную задницу женщины, что отравляет мою жизнь. Злость взяла вверх над разумом. Под мой натиск попали стопки вещей, которые аккуратно сложил Руслан. Стройные пирамидки повалились на пол.
– Да что с тобой? – изумился он. – Что не так?
– Твоя мать, Руслан! Она невыносима! – выкрикнула я и сразу же пожалела об этом. На лице парня отразилось недоумение, даже разочарование. Мне не стоило быть резкой. Запустив пальцы в волосы, я устала выдохнула. – Не будем об этом.
Парень нахмурился и пренебрежённо улыбнулся.
– У тебя всегда так, Кира. Проще некуда. Сделала – не подумала. Сказала – забыла. Думаешь я не вижу, как ты смотришь на моих родителей? Не знаю, что вертится в твоей голове, когда ты выполняешь грязную работу? – он выдержал паузу и покачал головой. – Ты ненавидишь их. Желаешь смерти.
Меня шарахнуло от его слов.
– Ты в своем уме?
– Не отрицай очевидного.
– Замолчи! Это не так! Как у тебя только язык повернулся?
– Как? Я не слепой. Я вижу. Они поддерживали тебя. Всегда. Но когда ты потеряла своих родителей, то будто бы затаила обиду на моих. Они не виноваты, что живы.
Я непроизвольно охнула. Мне не верилось, что он произнес подобное. Глаза защипало от слез. Это не было словесной пощечиной, все куда больнее, поэтому я вылетела из комнаты и заперлась в ванной. Руслан метнулся за мной.
– Кира, открой, – приказал он, но тут же смягчился. – Я не это хотел сказать. Пожалуйста, прости. Не знаю, что на меня нашло. Это не мои мысли.
Руслан лгал. В действительности он думал именно так: я ненавижу его родителей, за то что они живы, а мои – нет. Нехорошая мысль, которую он так боялся произнести, давно сидит в его кучерявой голове. Но это не так. Я никогда не искала причину, а тем более не обозначала виноватых. Это только моя боль. Мой хомут.
#
– Эй, ну ты чего, Кира? Открой дверь, – поступало из-за двери. – Виноват, знаю.
Когда ты пускаешь в себя сильнейшую боль, то больше не найдешь ей выхода. Ты выстроишь вечный храм, навешаешь замков, обмотаешься цепями и подселишь ее на долгие годы, а быть может – навсегда. Время не лечит. Нет. Есть только твердый факт и твое восприятие. Я из тех «инопланетян», которые держат в себе обиды, удары судьбы, потери, терпят боль с каменным лицом, в то время как внутри все рвется на куски. И каким бы чувственным не был мой Руслан, он никогда не коснется того жало, что застряло в моем сердце. Не прочувствует это внутреннее одиночество. Не вкусит ту кислоту, что ежесекундно капает на сердце.
– Извини меня. Я такой придурок.
Я еще долго смотрела в мутное от разводов ванное зеркало. Пыталась проглотить обиду. Включить режим бесчувственного камня, ибо в нем ощущала себя максимально комфортно. «Слезы тебе не к лицу, – повторяла про себя, когда-то сказанную отцом фразу. – Щербинка на зубах и солнечная улыбка – твое украшение».
Заставив себя улыбнуться, я почувствовала боль в челюсти. Несколько слезинок скатилось по щекам. Все выглядело настолько неестественно, что невольно отпугивало. «Ты ошибался, папа», – хотелось сказать, да больше некому.
Похороны – всегда печальная церемония. Когда ты потерял близкого, самого близкого, то считаешь, что хуже быть не может и тоже ошибаешься. Я смутно помню тот момент, когда на похоронах матери ко мне подбежала перепуганная тетя Галя и ошарашила очередной новостью. Сердце папы не выдержало. Он не доехал каких-то тридцать километров. С тех поря я называю свою соседку «Посланником смерти» и никогда не отвечаю на ее звонки.
– Кира, пожалуйста.
Время не лечит. Все придуманные «лекарства» в виде утешительных слов и других отвлечений – плацебо. Ты только закаляешься, становишься сильнее, даже черствея, но не выздоравливаешь. Единственный плот, на который я бесцеремонно уселась – это Руслан. Спасибо ему. Мне очень комфортно. И пусть что конструкция дала течь, я не перестану испытывать глубокую благодарность. Он спас меня.
– Ну что мне сделать, чтобы ты меня простила?
Открыв дверь, я увидела растерянное лицо Терехина. Еще бы, ведь я продолжала по-идиотски улыбаться. Клянусь своей щербинкой, он не ожидал застать меня «счастливой». Пугающе счастливой.
– Если ты перестанешь гамать в танки по выходным, прекратишь вслух комментировать сериалы и научишься петь, как Элтон Джон, думаю, я смогу тебя простить.
Минута недоумения – любимое время Руслана.
– Дуреха, – выдохнул кудрявый и прижал меня к себе. Стало легче. Тепло. – Прости, я сказал глупость. Мне очень стыдно.
Вытерев влажный нос об его футболку, я хотела раствориться в нежных объятьях, но расслабиться так и не получилось. Старуха Изергиль снова подала голос:
– Что вы там щебечете?! У меня давление поднялось! Все так и ждете, когда я сдохну! Мне нужны таблетки! Сейчас же!
Закрыв глаза, я перебрала несколько матерных слов.
– Переезд, говоришь? Я согласна. На все согласна.
[1]
[2]
[3]
#МОВЕТОН
Ранее утро. Суббота. После длительных недельных сборов мы покинули пределы злачной квартиры и, махнув на прощанье заносчивым родителям Руслана, выдохнули с облегчением. На улице около подъезда нас встретил парень с предельно серьезным лицом. Весь такой в деловом костюме, гладенький, как наливное яблочко, но больно угрюмый. На его черном наполированном авто отражались наши, раскрытые от удивления, рты, и плевали мы на манеры. Иномарка была шикарна, располагала своей красотой, что не скажешь про ее хозяина.
Подтащив чемоданы к незнакомцу, я протянула ему руку.
– Привет, Ян. Рада знакомству, – мне хотелось быть максимально дружелюбной и не испортить первое впечатление, но парень был непробиваем. Он даже не посмотрел в мою сторону, все продолжал гипнотизировать пустоту. Типичный мэм.
– Это водитель, Кира, – пояснил Руслан, будто все водители в априори социопаты и молчуны. – Он доставит нас в «Еловую падь» [1].
За всё то время, что нам оставалось провести дома, я неоднократно штудировала интернет в поисках информации о будущем пристанище. Коттеджный поселок, что так восторженно описывал Руслан, находился в трехстах километров от пыльного города и был расположен ни с чем не рядом. Только лес, равнины и бесконечные дороги окружали поселок, но сам он был богат инфраструктурой. Российские Рокфеллеры, состояние которых соизмеримо с космическими масштабами, создали свой собственный мир, построили свои порядки, наладили систему, но в первую очередь огородились от мелких ничтожеств, вроде нас, ибо якшаться с такими – не комильфо.
Мой парень продолжал оставаться на связи с Яном – породистым птенцом, который выбрался из гнезда, но упал с иного сооружения. Даже представить сложно, чем привлек его наш Норвинск [2]. Здешние клубы, бары и прочие развлекательные заведения на уровне временных бюджетных декораций и едва ли могли увлечь зажиточного отпрыска, но факты говорили об обратном. Или он свихнулся от смертельной скуки, или просто свихнулся – другого объяснения я не нашла. Мне до сих пор не верилось в происходящее, отчего я мучила себя догадками.
Все два часа дороги в салоне царила оглушающая тишина, даже радио не играло. Руслан молчал, но по его прыгающей улыбке было ясно – он сгорал от восторга. Парень выдумал себе красивую сказку, где обязательно восторжествует справедливость и уличный босяк заполучит целое царство, с прислугой и всевозможными почестями. Я была более скептична на этот счет и даже в мыслях не примеряла на себя корону. Скорее всего нам покажут кусочек красивой жизни, богатой и недосягаемой, позволят провести летние каникулы среди высшего общества, вручат по дешевой конфете и без сожаления вернут на смертную землю. Если кому и перепадет счастливый билет, но только не нам – такой вот прагматизм.
Спустя какое-то время лесные пейзажи закончились и мы проехали мимо красивой таблички с надписью: «Еловая Падь». Я прилипла к окну, дабы повнимательнее разглядеть местность и едва сдержала крик восхищения. Типовые дома ослепляли своей красотой, как и ухоженные дворики: пышные фасады, идеальный газон, засаженные цветами клумбы, тропинки из природного камня, фонтаны и расписные ворота. Мы словно попали в другой мир. Солнечный и безумно правильный. И хоть городок был прекрасен, но никак не оправдывал своего названия. Хвойных насаждений я так и не увидела, мы продвигались по равнине усаженной пионами и амарантами. У каждого дома был свой личный сад, своя гордость.
Если бы я только знала, что красивый город может умешать в себе некрасивые души, прятать гниль под нежными лепестками роз, выдавать яд за кленовый сироп, то бы не раздумывая покинула его пределы.
– Что скажешь сейчас? – спросил Рус, переведя дыхание. – До сих пор жалеешь, что покинула задымленный город и родной угол с тараканами-гигантами?
– Помолчи, Терехин, – буркнула я. На стекле образовался запотевший след, мне не хотелось моргать. Все думала, какими шикарными получатся фото под ветвями сакуры или на фоне огромного бассейна с плавающим фламинго. Сейчас я была готова позабыть о неприязни к причудливым птицам, особенно надувным.
В детстве я любила пить корвалол, без особых на то причин. Просто любила и все. Добавляла несколько капель в стакан с водой и наслаждалась специфическим вкусом. Всё это было во вред, неправильно, глупо, но желание превосходило над разумом. В детстве, на школьном утреннике, когда каждая из моих одноклассниц была то принцессой Нефертити, то эстрадной дивой, либо египетской богиней, меня прозвали Фламинго. Скромное розовое платье, сшитое мамой за один вечер, не походило на шикарный наряд, отчего не восхитило школьное жюри. Ни фея розовых снов, ни богиня конфет и мармелада, ни долбанная мисс «Чайная роза», а тупоголовое Фламинго. Кто захочет быть курицей среди богинь и звезд? Унизительнее момент и вспомнить сложно. С тех пор я ненавижу розовых пернатых, пусть они ничего мне не сделали. Подобные чувства я испытываю к элитному городку. Место явно специфическое, но его хочется попробовать. Я заочно черканула на нем крест, пусть оно ничего мне не сделало.
Машина остановилась у типичного дома, с типичным садом и лужайкой. Меня коснулось необъяснимое волнение, чего прежде не ощущалось. Мандраж был легким, но неприятным. Бездушный водитель поднес трубку к уху, и я тогда впервые услышала его голос:
– На месте. Да. Хорошо. Сделаю.
Отключив вызов, он не удостоил нас последующими указаниями. Застыл, будто поставил себя на паузу. Мне не нравилась его запрограммированность, она пугала.