Помоги проекту - поделись книгой:
Фамилия моего конгрессмена была Маннинг. Ну да, тот самый Маннинг, полковник Клайд К. Маннинг, полковник армии США в отставке, он же мистер комиссар Маннинг. Чего вы, возможно, о нем не знаете, так это того, что он был одним из лучших военных экспертов по химическому оружию, до тех пор пока из-за слабого сердца его не списали в тираж. Я, можно сказать, подобрал его там с помощью группы своих политических единомышленников, чтобы выставить его против одного мелкого жулика из администрации нашего округа. Нам был нужен сильный либеральный кандидат, и Маннинг казался чуть ли не специально созданным для этой роли. Целый год он пробыл членом Большого жюри[19], в результате чего у него прорезался политический зуб мудрости и он стал активно заниматься общественной деятельностью.
Положение отставного армейского офицера здорово помогает привлечь на свою сторону голоса консервативных и состоятельных избирателей, но в то же время послужной список Маннинга выглядел внушительно и для тех, кто стоял по другую сторону баррикады. Меня проблема охоты за голосами не так уж заботила; мне нравился сам Маннинг, нравилось, что, будучи либералом, он в то же время обладал решительностью, которая обычно либералам несвойственна. Большинство либералов верят, что хотя вода всегда бежит вниз по склону, но, по милости Божьей, никогда не иссякает.
А Маннинг был не таков. Он умел видеть логическую необходимость и действовать соответственно, какой бы неприятной эта необходимость ни была.
Мы сидели в офисе Маннинга, расположенном в здании палаты представителей, и, пользуясь небольшой передышкой после бурного первого заседания Конгресса семьдесят восьмого созыва, пытались разобраться в горе´ накопившейся корреспонденции, когда вдруг раздался звонок из военного ведомства. Маннинг сам взял трубку.
Мне поневоле пришлось подслушивать – я ведь как-никак был его секретарем.
– Да, – сказал он, – это я. Хорошо, соединяйте. О… приветствую вас, генерал… Отлично, спасибо… Вы сами? – Затем последовало долгое молчание. Наконец Маннинг заговорил снова: – Но это же невозможно, генерал, у меня уже есть работа… Что?.. Да, а кто же будет работать в комитете и представлять мой округ?.. Думаю, так… – Он взглянул на наручные часы. – Приеду немедленно.
Он повесил трубку, взглянул на меня и буркнул:
– Бери шляпу, Джон. Мы едем в военное министерство.
– Вот как? – отозвался я, собираясь как можно быстрее.
– Да, – ответил он, сопровождая слова встревоженным взглядом. – Начальник штаба считает, что я должен вернуться на службу. – Он резво зашагал вперед, тогда как я умышленно тащился сзади, чтобы заставить Маннинга снизить темп и не перегрузить свое больное сердце. – Конечно, это невозможно.
Мы поймали такси прямо на стоянке перед нашим зданием и помчались на беседу к военным.
Разумеется, невозможное оказалось
Начальник штаба предвидел предстоящие политические затруднения и был настолько предусмотрителен, что уже откопал конгрессмена, принадлежавшего к оппозиционной партии, который должен был одновременно с Маннингом лишиться права голоса на все время существования чрезвычайного положения. Этим другим конгрессменом был достопочтенный Джозеф Т. Брайам, тоже офицер запаса, то ли сам желавший вернуться в армию, то ли соглашавшийся на сделанное ему предложение; я так и не узнал, как обстояло дело в действительности. Поскольку он принадлежал к оппозиционной партии, его голос в палате представителей всегда противостоял бы голосу Маннинга, так что ни одна из сторон ничего не потеряла в результате соглашения.
Был разговор о том, чтобы оставить меня в Вашингтоне заниматься политическим аспектом дел, связанных с постом конгрессмена, но Маннинг решил иначе, посчитав, что с этим справится его второй секретарь, и объявил, что я должен последовать за ним в качестве адъютанта. Начальник штаба заупрямился было, но положение Маннинга позволяло ему стоять на своем, и начальник штаба сдался.
Если начальникам штабов приспичит, они могут заставить дела крутиться очень быстро. Еще до того, как мы покинули здание министерства, меня привели к присяге в качестве «временного» офицера; а задолго до конца дня я уже стоял в банке, выписывая чек за мешковатую униформу, принятую в армии, а заодно и за парадную – с дивным блестящим поясом, которая мне так и не понадобилась.
Уже на следующий день мы выехали в Мэриленд, и Маннинг вступил в должность начальника Федеральной научно-исследовательской атомной лаборатории, которая была зашифрована как Специальный оборонный проект № 347 военного министерства. Я мало что понимал в физике, а все познания в современной атомной физике почерпнул из воскресных приложений. Позже я кое-чего поднабрался (полагаю, что перепутав все на свете) в процессе каждодневного общения с учеными самых высоких весовых категорий, работавшими в нашей лаборатории.
Полковник Маннинг в свое время окончил военную аспирантуру при Массачусетском технологическом и получил магистерскую степень за блестящую диссертацию по анализу математических теорий атомных структур. Вот почему армейское руководство и назначило его сейчас на эту должность. Впрочем, все это было давно, и за прошедшее время физика успела проделать немалый путь; он признался мне, что ему приходится грызть гранит науки до посинения, чтобы дойти хотя бы до той точки, откуда он начнет понимать, о чем пишут его высоколобые подопечные в своих отчетах.
Думаю, он все же преувеличивал степень своего невежества; уверен, что во всех Соединенных Штатах не было никого, кто мог бы заменить полковника на этой должности. Тут требовался человек, способный направлять исследования и руководить работами в высшей степени таинственной и малоизученной области, главное, мог оценивать эти проблемы с точки зрения насущных нужд и интересов армии. Предоставленные сами себе физики купались бы в интеллектуальной роскоши, обеспечиваемой безграничными денежными ассигнованиями, и достигли бы огромных успехов в развитии человеческих знаний, но вряд ли создали бы что-то важное с армейской точки зрения, и даже сама возможность военного применения уже сделанных открытий осталась бы незамеченной еще много лет.
Чтобы охотиться на уток, безусловно, нужна умная собака, но чтобы она не тратила времени, гоняясь за кроликами, помимо собаки нужен охотник. И этот охотник должен знать почти столько же, сколько собака.
Нет-нет, никаких уничижительных намеков на ученых – я ничего такого не имел в виду!
У нас собрались все гении в этой области, каких только могли предоставить Соединенные Штаты, парни из Чикаго, Колумбии, Корнелла, Калтеха, Беркли, из всех радиационных лабораторий страны, а также пара мальчиков с оксфордским прононсом, одолженных нам англичанами. И у них было все, что мог придумать изобретательный ум и что можно было сделать за деньги. Там был пятисоттонный циклотрон, который первоначально предназначался для Калифорнийского университета и который моментально устарел по сравнению с новой машинкой, которую эти умники придумали, потребовали и получили. Ураном нас обеспечивала Канада, все, что мы запрашивали, а это были тонны коварного материала. Их везли с озера Большой Медведицы близь Юкона. Технология фракционного осаждения для отделения изотопа урана-235 от обычного изотопа-238 уже была разработана той же командой из Чикаго, что ранее разработала более дорогую технологию с использованием масс-спектрографа.
Кто-то в правительстве Соединенных Штатов довольно быстро осознал огромные возможности урана-235 и еще летом 1940 года собрал всех специалистов-атомщиков страны и взял подписку о неразглашении. Атомная энергия, если она когда-либо будет освоена, должна была стать государственной монополией, по крайней мере до окончания войны. Она могла воплотиться во взрывчатом веществе такой невероятной мощности, что ее невозможно себе представить, и она же могла стать источником не менее невероятной силы. В любом случае, когда Гитлер говорил о секретном оружии и выкрикивал грубые оскорбления в адрес демократий, правительство планировало держать любые новые открытия как можно дальше от чужих глаз.
Гитлер первым начал работы по делению урана, но потерял свое преимущество из-за отсутствия мер предосторожности. Доктор Хан, первый человек, расщепивший атом урана, был немцем. Но одна из его лаборанток уехала из Германии, чтобы избежать погромов. Она приехала в эту страну и рассказала нам об этом.
Там, в лаборатории в Мэриленде, мы искали методы использования урана-235 в контролируемом взрыве. У нас была идея однотонной бомбы, которая способна была решить задачу массированного воздушного налета, сравняв с землей единственным взрывом большой промышленный центр. Доктор Ридпат из «Континентал-тех» заявил, что он способен создать такую бомбу, но не может гарантировать, что она не взорвется, как только будет заряжена, а что касается силы взрыва – ну, он сам не поверил своим собственным вычислениям, в полученном числе было слишком много цифр.
Проблема, как ни странно, заключалась в том, чтобы создать взрывчатое вещество, которое было бы достаточно слабым, чтобы взрывать только один округ зараз, и было бы достаточно стабильно, чтобы делать это только тогда, когда ему прикажут. Если бы одновременно мы могли разработать по-настоящему практичное ракетное топливо, способное нести боевую ракету со скоростью в тысячу миль в час и больше, тогда мы смогли бы любого заставить сказать: «Дяденька, прости салагу» – дяде Сэму.
Мы возились с этой проблемой весь остаток 1943 года и значительную часть 1944-го. Война в Европе и неприятности в Азии продолжались. После того как Италия капитулировала, Англия сумела высвободить достаточное число судов из своего Средиземноморского флота, чтобы ослабить блокаду Британских островов. Теперь мы могли регулярно отправлять им помощь в виде самолетов и кое-какие устаревшие эсминцы. Благодаря этому Англия все еще как-то держалась, зарываясь в землю и все больше и больше уводя с поверхности свои основные оборонные отрасли. Россия, как обычно, склонялась то в одну, то в другую сторону, очевидно придерживаясь политики не дать ни одной из воюющих сторон получить преимущество, которое позволит довести войну до победного конца. Кое-кто начал рассуждать о возможности «перманентной» войны.
Я убивал время в административном офисе, пытаясь хоть немного улучшить свое умение печатать на пишущей машинке (большую часть докладных Маннинга мне приходилось печатать самому), когда в комнате возник ординарец и доложил о приходе доктора Карст. Я включил внутреннюю связь.
– Пришла доктор Карст, шеф. Вы примете ее?
– Да, – ответил он из своего кабинета.
Я приказал ординарцу впустить посетительницу.
Эстель Карст была совершенно необыкновенная старуха и, я полагаю, первая женщина в инженерных войсках, добившаяся высокого звания. Она имела степень доктора медицины, а также доктора наук и очень напоминала учительницу, которая была у меня в четвертом классе. Думаю, именно поэтому я инстинктивно вскакивал всякий раз, как она входила в приемную, – боялся, что она поглядит на меня и презрительно шмыгнет носом. Разумеется, причиной был не ее чин – мы тут с чинами не очень считались.
На ней был рабочий комбинезон и длинный, как у продавца, фартук; поверх всего этого она набросила накидку с капюшоном, чтобы укрыться от снега.
– Доброе утро, мэм, – сказал я и провел ее в кабинет Маннинга.
Полковник приветствовал ее с той вежливостью, которая сделала его столь популярным в женских клубах, и усадил в кресло, предложив сигарету.
– Рад видеть вас, майор, – сказал он ей, – а я как раз собирался на днях заскочить в вашу лавочку.
Я знал, куда он метит; тематика доктора Карст имела медико-физический уклон; он же хотел заставить ее изменить направление исследований на что-то более перспективное с военной точки зрения.
– Не смейте называть меня майором! – ответила она недовольно.
– Извините, доктор…
– Я пришла по делу, и мне надо поскорее вернуться обратно. Полагаю, вы тоже занятой человек. Полковник Маннинг, мне нужна помощь.
– Я тут как раз для этого.
– Ладно. В своих исследованиях я столкнулась с рядом трудностей. Думаю, что один из сотрудников отдела доктора Ридпата мог бы помочь мне, но доктор Ридпат, видимо, не слишком расположен к сотрудничеству со мной.
– Вот как? Что ж, вряд ли я смогу действовать через голову начальника отдела, но все же расскажите мне, в чем дело; может быть, нам удастся решить этот вопрос. Кто вам нужен?
– Мне нужен доктор Обри.
– Специалист в области спектрографии. Хммм… Я могу понять доктора Ридпата и склонен с ним согласиться. В конце концов, исследуемая проблема сверхмощных взрывчатых веществ – приоритетная тема в нашей конторе.
Она вспыхнула, и мне показалось, что сейчас она прикажет ему по меньшей мере остаться в классе после уроков.
– Полковник Маннинг, вы понимаете, какую роль играют искусственные радиоактивные вещества в современной медицине?
– Что ж, полагаю, мне это известно. Тем не менее, доктор, наша главная миссия – это совершенствование оружия, которое может гарантировать безопасность нашей страны в случае войны.
Она фыркнула и кинулась в бой:
– Оружие – чушь собачья! А что, в армии нет медицинской службы, что ли? Разве не важнее знать, как вылечить человека, нежели разорвать его в клочья? Полковник Маннинг, вы не тот человек, который должен возглавлять наш проект! Вы… вы… поджигатель войны, вот кто вы такой!
Я чувствовал, что мои уши пылают, но Маннинг даже не шелохнулся. Он мог доставить ей кучу неприятностей, мог отправить под домашний арест, может быть, даже отдать под трибунал, но наш Маннинг не таков! Помнится, он как-то сказал мне, что каждый раз, когда подчиненного отправляют под трибунал, это означает, что некто из старших офицеров опять лопухнулся и не справился со своими обязанностями.
– Мне очень жаль, что вы так считаете, доктор, – сказал он мягко, – и я согласен, что мои технические знания не столь обширны, как хотелось бы. И поверьте, я был бы рад, если б нам пришлось заниматься исключительно проблемами лечения. Кроме того, в любом случае я еще не отказал вам в вашей просьбе. Давайте пройдем в вашу лабораторию и посмотрим, какие такие у вас проблемы. Весьма вероятно, мы найдем возможность изыскать решение, которое удовлетворит всех заинтересованных.
Полковник уже встал и начал натягивать свою шинель. Губы доктора Карст чуть дрогнули, и она ответила:
– Отлично. Я сожалею о своих словах.
– Пустяки, – улыбнулся он, – такие уж у нас нервные времена пошли. Ты пойдешь с нами, Джон.
Я поспешил за ними, задержавшись в приемной лишь для того, чтоб взять свою шинель и сунуть в карман блокнот для заметок.
И всю дорогу, пока мы пробирались чуть ли не восьмую часть мили до лаборатории доктора Карст сквозь рыхлые снежные заносы, они мило болтали о садоводстве!
Маннинг ответил на оклик часового небрежным жестом руки, и мы вошли в лабораторный корпус. Он спокойно двинулся к дверям, ведущим вглубь лаборатории, но Карст его остановила:
– Сначала броня, полковник!
Нам не сразу удалось подобрать бахилы такого размера, которые подошли бы к сапогам Маннинга, настоявшего на своем праве носить их, несмотря на недавние изменения в форме; он уже хотел было нарушить правила защиты ног, но Карст даже не пожелала слушать его возражения. Она вызвала парочку лаборантов, и те соорудили что-то вроде неуклюжих мокасинов из какой-то ткани со свинцовым покрытием.
Шлемы отличались от тех, что использовались в лаборатории взрывчатых веществ; они были оснащены дыхательными фильтрами.
– Зачем это? – спросил Маннинг.
– Для борьбы с радиоактивной пылью, – ответила доктор Карст. – Они тут совершенно необходимы.
Мы прошли через обшитый свинцовыми плитами «предбанник» и оказались перед дверью в лабораторию, которую Карст открыла, набрав цифровую комбинацию на замке. Я зажмурился от неожиданно яркого освещения и обнаружил, что воздух лаборатории наполнен мириадами крошечных сверкающих пылинок.
– Хммм… Ну и
Его голос звучал глухо из-за противопылевого фильтра.
– Последняя стадия процесса должна происходить на воздухе, – объяснила Карст. – Большая часть пыли захватывается вытяжным шкафом. Мы могли бы избавиться от нее совсем, но для этого нам потребуется новое и очень дорогое оборудование.
– Ну, с этим все будет в порядке. У нас неограниченный бюджет, как вам известно. Ведь эти маски очень мешают вам в работе?
– Разумеется, – согласилась Карст. – То оборудование, о котором я говорю, позволило бы нам работать без брони. Это было бы в высшей степени удобно.
Тут я внезапно понял, сколько неудобств приходится сносить здешним ученым. Я довольно рослый и сильный человек, и то надетые здесь «доспехи» показались мне слишком тяжелыми для постоянной носки. Эстель же – эта очень маленькая женщина – безропотно работала день за днем, возможно по четырнадцать часов, в одежде, которая была ничуть не удобнее, чем водолазный скафандр. И не жаловалась.
Нет, далеко не все герои попадают на первые страницы газет. Эти эксперты по радиации не только подвергались опасности заболеть раком или получить страшные радиационные ожоги, но мужчины имели перспективу, что их наследственная плазма подвергнется разрушению и что жены наградят их чем-то ужасным вместо наследников – например, детьми без подбородков или с длинными волосатыми ушами. И тем не менее ученые продолжали работать и, казалось, не испытывали раздражения, кроме случаев, когда что-то мешало их непосредственной работе.
Доктор Карст, конечно, уже переступила тот возрастной порог, за которым перестают волноваться за будущее потомство, но принципиально это ничего не меняло.
Я слонялся по лаборатории, разглядывая непонятные приборы, с помощью которых она добывала свои результаты; меня всегда завораживала моя неспособность обнаружить хотя бы что-то знакомое по прежним впечатлениям о физических лабораториях, – впечатлениям, сохранившимся со студенческих лет, а потому я был очень осторожен и опасался даже дотрагиваться до приборов. Карст начала объяснять Маннингу, над чем она работает и почему, но я знал, что для меня прислушиваться к технической стороне дела – пустая трата времени. Если Маннингу потребуется что-то записать, он мне продиктует. Мое внимание привлек странный, похожий на ящик прибор, стоявший в углу комнаты. На боковой панели у него было приспособление, напоминавшее загрузочную воронку; оттуда неслись звуки, похожие на гул вентилятора на фоне льющейся из крана воды. Это меня заинтриговало.
Я вернулся обратно к доктору Карст и услышал ее слова:
– Проблема сводится вот к чему, полковник: я получаю в итоге более радиоактивный материал, чем нужно, но существует сильный разброс в периодах полураспада проб, в остальном, казалось бы, одинаковых. Это дает мне основания считать, что я получаю смесь различных изотопов, но доказать мне свою догадку нечем. И если говорить честно, то моих знаний в этой части проблемы маловато, чтобы предложить существенные изменения в методике работы. Для этого мне нужна помощь доктора Обри.
Полагаю, она сказала именно это, но я не могу быть уверен, ведь я не физик. Насчет «периода полураспада» я все же понял. Все радиоактивные материалы продолжают оставаться радиоактивными до тех пор, пока не превратятся в нечто иное, и этот процесс теоретически может длиться вечность. Но с практической точки зрения их периоды, или «жизни», измеряются временем, требующимся на то, чтобы начальная радиация снизилась наполовину. Такое время называется «полураспадом», и каждый радиоактивный изотоп данного элемента имеет свой характерный период полураспада.
Кто-то из наших ученых – не помню, кто именно, – говорил мне, что любой вид материи может рассматриваться в некоторой степени как радиоактивное вещество; разница лишь в длительности периода полураспада и интенсивности излучения.
– Я поговорю с доктором Ридпатом, – ответил ей Маннинг, – и посмотрю, что тут можно сделать. А вы пока разрабатывайте план переоборудования лаборатории с указанием, что для этого необходимо.
– Благодарю вас, полковник.
Я видел, что Маннинг уже собрался уходить, так как задача умиротворения доктора Карст была выполнена; однако меня все еще занимал тот большой ящик и издаваемые им странные звуки.
– Не могу ли я узнать, что это такое, доктор?
– Ах это… Кондиционер.
– Какой-то он странный. Я таких никогда не видел.
– Он предназначен не для кондиционирования воздуха в помещении. Он просто удаляет радиоактивную пыль, прежде чем воздух поступит наружу. Мы вымываем пыль из зараженной атмосферы.
– А куда уходит вода?
– В канализацию. А в конечном счете в залив, я думаю.
Я попытался щелкнуть пальцами, что было, однако, невозможно из-за освинцованных рукавиц.
– Вот в чем причина, полковник!
– Причина чего?
– Причина тех обвинений, которые сыплются на нас из Бюро рыболовства. Ядовитая пыль попадает в Чесапикский залив и убивает рыбу.
Маннинг повернулся к доктору Карст:
– Вы полагаете, такое возможно, доктор?
Сквозь щиток ее шлема я видел, как брови доктора сошлись у переносицы.
– Я об этом не думала, – призналась она. – Мне придется сделать кое-какие расчеты, касающиеся возможного уровня концентрации, прежде чем я смогу дать определенный ответ. Но такое возможно; да, возможно, – добавила она с тревогой в голосе, – но ведь можно отвести стоки в специальный колодец.
– Хммм… да. – Маннинг несколько минут стоял молча, внимательно изучая кондиционер. Наконец он произнес: – А что, эта «пыль» очень ядовита?
– Она летальна, полковник.
И снова наступило долгое молчание. Я понял, что полковник пришел к каким-то выводам, так как он решительно произнес:
– Я собираюсь принять меры, чтобы вы получили помощь доктора Обри. Доктор…
Поделиться книгой: