Помоги проекту - поделись книгой:
Йердет.[5]
«Свекрафт», крупнейшая шведская энергетическая компания, где он работает, концерн. У Кнута Сведберга, управляющего концерном, хватило сообразительности перенести контору сюда. Концерн наполовину принадлежал государству, и их здание на Стюреплане, в одном из самых дорогих районов Стокгольма, у многих вызывало недоумение: «Вот, дескать, куда идут наши налоги!»
Кнут был чемпионом по части убедительности. Он с равной легкостью убеждал и привлекал на свою сторону рядовых акционеров, правление и журналистов. Он был и чемпионом по части неожиданных решений – чего стоил, к примеру, его приказ свернуть сотрудничество с энергетической компанией, принадлежащей дочери узбекского диктатора! Пресса превозносила Кнута за принципиальность, а предыдущему управляющему приходится разбираться с судами – из всех обвинений мягче всего звучало «подкуп должностных лиц».
Кнут Сведберг всегда находил правильное, более того, безупречное решение. И тактически, и стратегически.
Том невольно улыбнулся. По крайней мере, с работой повезло – ему нравилось то, чем он занимался, к тому же с шефом сложились не просто хорошие, а дружеские отношения. Это очень важно – у него уже был опыт. Последний год в Москве – постоянные конфликты, и, помимо того что он потерял работу, еще и выбивающие из седла семейные неурядицы.
Он сидел рядом с Гелас Дирави, пресс-секретарем и заведующей PR-отделом. Она к тому же отвечала за «инвестиционный климат», как у них это называлось. Пышные черные волосы пахли скорее лимоном, чем вишней, – кто-то подсказал Тому, что по-курдски ее фамилия означает «цветущая вишня». Напротив разместились председатель совета директоров строительной компании «Олшор» и ее управляющий.
Не хватало только исполнителя главной роли, Кнута Сведберга.
– Важный телефонный разговор, Кнут вынужден задержаться, – объяснила Гелас извиняющимся тоном.
– А ты чем сейчас занимаешься? – с сильным гётеборгским акцентом спросил председатель совета директоров «Олшора». Его одежда и манера говорить напомнили Тому известного футбольного комментатора.
– Международные связи. У нас полно зарубежных партнеров.
Он не стал уточнять. На самом деле речь шла об идиотских инвестициях бывшего руководства в немецкие станции на буром угле – самом грязном в мире источнике энергии. И его работа по части «международных связей» заключалась прежде всего в том, чтобы найти покупателей и избавиться наконец от сомнительных активов.
– Том – шеф международного отдела, – уточнила Гелас таким тоном, будто упрекала строителя из Гётеборга в непростительной неосведомленности.
– Прошу меня извинить, – с порога заявил появившийся Кнут. – Срочный разговор с министром экономики.
Обошел стол, пожал руки гётеборжцам и сел рядом с Гелас.
Странно, они похожи – темные, внимательные глаза, четко очерченные брови, густые темные волосы. У Кнута, правда, кое-где уже проступала седина.
– Я ему сказал то же, что и всегда: мы должны поставить русским условия. Если они будут тянуть газопровод через нашу экономическую зону, мы хотим получить взамен…
– Природный газ, – неожиданно вставила Гелас.
Кнут задумчиво кивнул.
Том знал – Кнут пару лет назад, будучи заместителем, стоял за спиной министра во всех вопросах, касающихся так называемого «Западного потока». Еще на стадии планирования. Гигантский проект, который при любых условиях будет иметь для Швеции последствия, независимо от позиции правительства. Самый длинный в мире подводный газопровод. Тысяча двести километров трубы из Выборга в Грайфсвальд в Германии. Двойная нитка должна по замыслу перекачивать больше энергии, чем вся Швеция потребляет за год.
Но есть препятствие: большой участок планируют проложить по дну Балтийского моря, то есть в шведской экономической зоне. Сомнения правительства легко объяснимы. С одной стороны – система безопасности и экологические вопросы, с другой – отношения с до зубов вооруженным и непредсказуемым соседом.
– Есть много аргументов «за», – продолжил Кнут. – Газ нам нужен. После аварии на «Фукусиме» мы погасили два реактора. Жизненно важна диверсификация источников энергии. А природный газ – самое чистое из ископаемых… Простите, а кофе не приносили?
– Было бы неплохо, – улыбнулся управляющий «Олшором» по имени Гленн. Он был очень похож на своего коллегу, разве что в чуть приглушенной версии.
– Кстати, – Кнут хлопнул себя по лбу, – я же забыл вас поздравить! «Эльфсборг» прет как танк. Вы набрали неплохих ребят.
Гётеборжцы просияли.
Том тут же сообразил, в чем дело. Гелас рассказывала: оба сидят в правлении футбольного клуба «Эльсфборг» из небольшого города Бурос под Гётеборгом.
– Спасибо, спасибо, – улыбнулся председатель правления. – Надо же куда-то деньги пристраивать.
Курс акций «Олшора» взлетел до небес, когда появились слухи, что они получат контракт на строительство шведской ветки «Западного потока».
– Это да… это верно. Если мы получим контракт на шведский участок, с деньгами проблем не будет. И есть какие-то приятные подвижки: похоже, русские согласны на наши условия. Министру сообщили, что они готовы обсуждать подключение на траверзе северного Готланда. Далее, до Норрчёпинга – наша епархия.
Гётеборжцы уставились на него недоверчиво.
– Ты шутишь?
– Сто миллиардов крон, – кивнул Кнут. – Такова примерная стоимость газопровода. Приплюсуйте к этому стоимость ветки, которую вам предстоит протянуть. Это очень большие суммы.
– Прошу прощения, – вмешалась Гелас. – Мы уже говорили, что и «Свекрафт» и «Олшор» могут прилично заработать на «Западном потоке». Но прошу помнить: мы должны быть невероятно внимательны. Никакой утечки информации.
Том одобрительно посмотрел на Гелас. Ей еще и тридцати нет, а как уверенно она чувствует себя в роли шефа! Ни тени сомнений в собственной компетенции. Не зря Кнут сделал на нее ставку – Гелас блестяще справлялась со своими обязанностями.
– Но, Кнут…если честно, ты не боишься давить на русских? – спросил Гленн. – Я имею в виду… они же не хотят делать эту шведскую ветку? И это же не кто иной, как ты, подзуживаешь правительство?
Том уловил в его голосе искреннюю тревогу.
– Ты совершенно прав, Гленн, – пожал плечами Кнут. – Вся идея проекта в том, чтобы избежать транзитных выплат, которые требуют Украина и Беларусь чуть не за каждый кубометр. Поэтому они и решили строить «Западный поток». Построят – зависимость Западной Европы от русского газа и соответственно от России заметно увеличится. Прежде всего Германии. Так что мы нашими условиями нарушаем их план игры. Но я из личного опыта знаю: русские уважают крутых.
– Гелас говорила, что ты угрожал им полным отказом.
– А может, стоит и об этом подумать… – Кнут посмотрел на Гелас и улыбнулся.
Гелас улыбнулась в ответ, но тут же состроила строгую мину.
– Никому Кнут не угрожал. Сказал только, что попросит Министерство охраны природы повнимательнее проверить, как повлияет строительство на судьбу песчаных крабов – они и так в Красной книге. Вы знаете, они водятся на готландских отмелях. Маленькие такие. И если существует какая-то угроза, придется отложить строительство на неопределенное время. Само собой! Песчаные крабы! – она нахмурилась и обвела собравшихся свирепым взглядом.
Все грохнули от смеха. И Том прекрасно понимал, почему: правительство долго и мучительно искало причины остановить проект, если русские не согласятся на шведскую ветку. Но каков Кнут! Свалить все на маленького безобидного краба, которого и в глаза-то никто не видел.
Гениальный ход.
– Ты, похоже, разозлилась на этого парня из «Олшора», – сказал Том, когда они вышли из комнаты для совещаний.
– Я сегодня злюсь вообще на всех мужиков.
На пороге своего кабинета она остановилась и, не нагибаясь, сняла туфли на высоченном каблуке.
– На улице полметра снега, – сказала она, поймав удивленный взгляд Тома.
И оказалась очень маленького роста – почему-то он раньше не замечал. Роскошная копна волос, обаяние, а рост – от горшка два вершка.
– Чем тебя так раздражают мужчины?
– Ну… все, не все… по крайней мере, мой парень, похоже, ведет двойную жизнь.
– Да что ты? Он мне всегда представлялся очень надежным типом.
Последний раз он видел приятеля Гелас на рождественской вечеринке. Гибкий парень с модной бородкой. Великолепно одет, настоящий хипстер. А несколько дней назад его физиономия мелькнула за окном кафе «Мелквист» на Новой площади.
– Фальшивый субъект. Ходок. У меня были подозрения, так что я вычислила его логин и пароль на «Фейсбук». И, как я и думала, – двойная жизнь. Тройная, четверная…
Это понятие – «двойная жизнь» – Тому хорошо известно. Недаром же он пятнадцать лет проработал в России. На секунду задумался, не рассказать ли Гелас, что его бросила женщина после десяти лет совместной жизни… Раздумал. Может, показалось стыдным. Когда тебя бросают, всегда кажется, что ты какой-то неполноценный.
– Грустно слышать, – только и нашелся он.
– А… переживу. Сегодня вечером иду на вечеринку с подругами. Отвлекусь, по крайней мере. Кстати, Кнут рассказывал тебе, что ему опять угрожали?
Том покачал головой.
– Нет. Не рассказывал.
– Он не хотел принимать никаких мер, но я все-таки позвонила в СЭПО[6]. Там сказали, что очень перегружены. Но все же дали несколько ценных советов.
– Например?
– Например, что Кнуту лучше выбирать разные маршруты из дома и домой, на Мосебакен, где он живет. Гениальные ребята, правда? Сами бы мы ни за что не догадались.
Хайнц, не отрываясь, смотрел в грязноватое окно такси. Последний раз он был в России двадцать лет назад. В Москве. А сейчас – Санкт-Петербург, город, где Менделеев создал свою гениальную периодическую таблицу элементов. Говорят, увидел ее во сне.
Через двадцать четыре часа он почувствовал, что достаточно. Хватит разыгрывать любопытного туриста. Он успел посмотреть довольно много. Если бы его спросили, что понравилось больше всего, пришлось бы выбирать между Эрмитажем, Кунсткамерой и Восьмой Малера в феноменальном Колонном зале филармонии.
Хайнц никогда не понимал, почему многие брезгливо морщатся, глядя на сиамских близнецов в формалине. Для него было очевидно: царь Петр обладал чертой, которая присуща и ему самому. Научное любопытство. Его интересовало все, что отличается от накатанного образца, все, что рождает мысли.
И главное официальное оправдание поездки: купил Марианн соболью шубку. Квитанция лежит в портфеле. В переводе на кроны – тридцать тысяч. Это больше, чем Марианн зарабатывает в месяц. Продавец снабдил его всевозможными справками и подробными инструкциями, как декларировать покупку на таможне. В России идет борьба с браконьерским уничтожением пушного зверя.
Сколько лжи… Марианн он сказал, что едет на конференцию. Шефу – что заболел. Что делать с этой шубой, он и сам толком не знал, но лучше ее иметь, если кто-то спросит потом, зачем ездил.
Машина остановилась. Хайнц вглядывался в толпу, переходящую широченный Московский проспект. Люди на удивление хорошо одеты. Хорошо и тепло – зимняя стужа здесь чувствуется гораздо сильнее, чем даже в Стокгольме, хотя Стокгольм и Санкт-Петербург практически на одной широте. Впрочем, чему удивляться – дело во влажности. Город выстроен на болоте.
За двадцать лет, что он здесь не был, страна изменилась до неузнаваемости. Не то чтобы каждый встречный, завидев тебя, начинал улыбаться, но лица стали спокойнее, реже попадались нищие, неухоженные старики и старушки. Везде, куда бы он ни пришел, его встречали приветливо, объяснялись на английском, иногда даже на немецком. Почти все, с кем он встречался, – средний класс, мало чем отличающийся от среднестатистического свенссона.
Другая страна. Не та, которую он знал, когда его послали из ГДР в СССР – на учебу.
И хотя эти слова все время отдавались в голове чуть ли не похоронным звоном, Хайнцу удалось как-то вытеснить на периферию сознания цель поездки. Самое страшное – когда он вспоминал, какому риску подвергает себя и свою семью. Он старался не думать, но то и дело мысль эта будто взрывалась в голове. Один раз он даже застонал сквозь зубы.
Жене никогда ничего не говорил. Родились дети. Он так много лет делал вид, что все хорошо, что под конец и сам уверился – все хорошо. Все хорошо и будет хорошо. Старался не вспоминать данную много лет назад присягу. Дал, дал… опять мучительно напоминало сознание. Хорошо, дал присягу, а разве у него был выбор? Разве он мог сказать – нет, подите прочь, я таких обещаний дать не могу? Выбора не было. Был приказ: жениться на шведке и создать семью.
В одном Центр проявил снисходительность: ему разрешили жениться на женщине, которая ему и в самом деле нравилась.
Центр. И по-русски так же –
Более анонимное название и придумать трудно. Звучит анонимно и по сути анонимно. Так называлась контора где-то в Москве, где принимались решения и давались поручения таким, как он. Даже согласия не спрашивали.
А после развала Советского Союза в 1991 году Центр молчал. За все время он встретился только с одним человеком из Центра. Больше пятнадцати лет назад, да и встреча была чисто формальная, ничего не значащая. Хайнц уже начал надеяться, что о нем забыли. Или списали на пенсию. Что он вернулся к нормальной жизни.
Но приказ пришел, и он мог только догадываться, тот ли человек его отдал или кто-то другой.
С круговой развязки на площади Победы такси свернуло на Пулковское шоссе. День выдался по-настоящему холодный, около минус двадцати. Шел снег. Вернее, намек на снег – редкие легкие снежинки медленно опускались на разогретый колесами асфальт и тут же таяли. На горизонте уже были видны очертания аэропорта. Примерно здесь были остановлены гитлеровские войска.
Осада Ленинграда продолжалась почти девятьсот дней… Нынешний президент России из этих краев. Он, конечно, родился позже, но наверняка атмосфера его детства еще была пропитана горечью тех страшных лет – от голода умерла почти треть населения. По-видимому, история не знала более долгой и бесчеловечной осады…
Нечему удивляться, что человек с его биографией придает такое значение вооружению, разведке и обороне. И, по-видимому, будь в России президент с другой биографией, про Хайнца скорее всего забыли бы.
Машина остановилась у зала вылетов. Пока никакой посылки он не получил. А времени до рейса осталось совсем мало.
Может быть, обойдется? Ложная тревога?
Может, планы изменились? Или нашли другого курьера?
Вполне возможно. Почему должны выбрать именно его, почти шестидесятилетнего физика из Тьерпа, млеющего над каждым росточком в своем саду?
Он расплатился, взял портфель и поставил ногу на мостовую. В портфеле почти ничего не было – смена белья, несколько путеводителей, маленький несессер и компьютер. Пакет с шубой он все время держал на коленях – в таком состоянии вполне можно и забыть где-нибудь. Подумать только – купил эту дорогущую шубу и заплатил всю сумму сразу. Поездка в солнечные края под угрозой, и Марианн наверняка будет взбешена. Иногда с ней бывает.
– Секундочку, – сказал водитель по-русски.
Хайнц замер и поймал взгляд водителя в зеркале.
– Посылочка в вашем лэптопе.
В его лэптопе? Кто и как мог положить что-то в его лэптоп? Он уже собрался открыть портфель и посмотреть, но его тут же поразила мысль: откуда водитель знает, что он говорит по-русски? Он не сказал ни слова на родном языке отца за все время поездки. И он вообще последний раз говорил по-русски в Чалмерсе, куда приехал поработать в лаборатории. Там был докторант из Москвы.
Серые равнодушные глаза водителя.
–
У Хайнца заледенели пальцы. И не только пальцы – ему вдруг стало очень холодно. Он судорожно застегнул молнию на портфеле.
В ушах застряли слова, и, по-видимому, надолго.
Он двинулся к автомату регистрации, по-прежнему дрожа от холода. Казалось, все на него смотрят. Краем глаза он заметил офицера полиции в сопровождении двоих полицейских. Заболело в низу живота – показалось, что они направляются к нему. Он развернулся и подошел к толпе шведских туристов, стараясь выглядеть так же, как они.
Не удалось.
Поделиться книгой: