Дальнейшее знакомство с планетой привело моих подопечных к ряду волнующих открытий. Во-первых, растительность, несмотря на свой жухлый вид, оказалась вполне жизнеспособной. Мелкие, листочки, похожие на земную толстянку, Потерянные осторожно обмахнули мягкой щеточкой, а после шумно радовались их блеклому, но все же зеленому цвету. Эммочка даже задумчиво предположила, что отряхни Терру от лезущей во все щели мелкой пыли, та тоже окажется зеленой. Йонас тоже слегка порассуждал на счет местной флоры, но почти сразу замолчал, высмеянный за предположение, что давешняя зверюшка была местным кактусом.
Во-вторых, к всеобщему восхищению, прямо за кустиками обнаружился мутноватый извилистый ручеек, змейкой сбегающий вниз, в затянутую туманом долину предгорья. Вдоль его русла группа и решила вести дальнейшую разведку.
К слову, я сопротивлялся, как мог. Если на плато мои камеры еще могли фиксировать передвижения людей, спуск подразумевал, что компания выйдет из поля зрения. Впрочем, что я мог сделать, один, против пятерых и задания? Исследовательский дух настолько захватил моих подопечных, что на вечерней беседе они яростно потрясали упакованной в прозрачный контейнер веточкой, взывали к долгу пред земной наукой, а в итоге снова обозвали меня консерватором и нянькой. Я возмутился и ушел читать эфир, предоставив этих чокнутых самим себе. Странно, куда только делась присущая землянам осторожность, чувство самосохранения, в конце концов? Может, это Терра так на них влияет? Хотя вряд ли. По отчетам остальных Парацельсов, в других группах бунтов не намечалось. Значит, вина полностью моя, и я на всякий случай решил удвоить на завтрак порции овсянки и рыбьего жира.
Как оказалось, отводить бдительное око от Потеряных чревато еще большими осложнениями. Короче, в эфир я ушел зря, потому что потерял нить разговора, а когда вернулся, Андрюс с пеной у рта отстаивал новую идею.
По его рассуждениям, природные условия Терры вполне могли оказаться подходящими для жизни землян. Тыча пальцем в образец, инженер поминал хлорофилл и фотосинтез, воодушевлялся наличием воды, а под конец особо напирал на то, что в случае непредвиденной катастрофы координаторы были просто обязаны оставить пациентам шанс для выживания. Он даже предложил полить взятой из ручейка водой фикус в кают-компании, на что Эмма заявила, что в гробу видала такие эксперименты и даст в нос любому, кто покусится на несчастный цветок. И уж лучше засунуть в нашу воду иноземную толстянку, по крайней мере, это будет куда патриотичнее.
Обеспокоенный, я ринулся в разговор, точно рыцарь, увидавший дракона. Пугал их смертельными вирусами, выпущенными в воздушную систему корабля при открытии контейнера, зловредными испарениями, выделяемыми неизвестным растением, непредсказуемой реакцией инопланетного организма на H2O и прочими доводами. Они притихли, задумались и, кажется, согласились.
А теперь представьте себе весь мой ужас, когда, оторвавшись поутру от составления отчета, я увидел в кают-компании ту самую веточку. Воткнутую в пластиковый стакан для мытья кисточек и небрежно прикрытую куполом от контейнера. Конечно, я тотчас протрубил тревогу, а система безопасности после уничтожения образца долго анализировала наличие вредных показателей в помещении и стерилизовала воздух. Из-за этого высадка на Терру задержалась, пациенты дружно возмущались идиотской выходкой, однако перед тем, как Андрюс натянул шлем, я успел заметить победную улыбку на его заросшей щетиной физиономии.
Позже я лишил его киселя, и мне пришлось постоянно отражать мстительные атаки. Инженер то требовал показать отчеты настоящих космонавтов по разведке Терры, то пытался пробраться в лабораторию, оправдываясь тем, что нужно обязательно провести пробы воздуха. Я устал ему объяснять, что эти вопросы в программу терапии не входят.
Зато Каспер явно шел на поправку. И пусть мои пациенты считали меня бездушной машиной, я по-настоящему радовался его оживлению и даже делал вид, что не замечаю, как мужчина прячет в кобуру парализатора печенье. В те дни Каспер взял привычку становиться в хвосте группы, а потом отставать, ненадолго задерживаясь у загадочной ямки. И я готов поклясться, что однажды заметил мелькнувший там зеленый хобот.
Дальнейшие поиски особых успехов не принесли, если не считать пару сдохших жуков, которых мои подопечные поместили в контейнер без вентиляции. Наученный горьким опытом, перед входом в челнок я строго-настрого велел избавиться от гадости. Ну, как примутся препарировать непонятную фауну на обеденном столе? Так что мы ограничились рисунками слоника, еще одной веточкой, емкость с которой я надежно запер в трюме, и диктофонной записью впечатлений подопечных.
Последние дни им предстояло провести вдали от меня, у самого подножия далеких гор. Задача была — дойти, собрать несколько разновидностей каменных пород и доставить образцы. По моим расчетам, добраться до места группа могла уже к вечеру, там переночевать и, потратив сутки на исследования, поутру двинуться в обратный путь.
Взвалив на себя оборудование и дополнительные баллоны с кислородом, Потерянные медленно потянулись по плато, а я, наблюдая, как постепенно уменьшаются и пропадают с экранов мониторов знакомые фигурки, то и дело сжимал манипуляторы и нервно мигал лампочками. На три долгих дня между нами предполагалась исключительно аудиосвязь.
Это бунт, да? Нет, я признаю, что не столь профессионален, как настоящий Парацельс, но я же учился! Я прилагал все усилия, чтобы сделать из Потерянных самостоятельных, сильных личностей, и вот, кажется, перестарался. И теперь они меня бросили…
Невесть откуда взявшаяся роса стекает по наружным стенкам, а, может, это я плачу? Да, нет, что за глупости, такие способности в меня не заложены. Но отчего так тянет где-то в недрах машинного отделения? Если б я был живой, решил бы, что это болит сердце…
Когда анализатор жизнеобеспечения показал, что Йонас лишился шлема, я думал, что у меня опоры треснут — так вцепился в каменистый грунт этой чертовой планеты. И больше всего в тот момент сожалел, что не имею ног, а то так бы и рванулся на помощь, бежал бы, чувствуя корпусом ветер, и…
Автопилот вовремя прервал мою истерику и в первый раз после посадки подал признаки жизни, мигнув лампами на пульте навигатора. Я спохватился и принялся поспешно вводить координаты для перелета к лагерю. А через минуту понял, что датчики все так же фиксируют жизненные показатели малыша. Я долго смотрел на монитор, потрясенно понимая, что больше не слышу голосов и что случилось то, чего я так боялся — проклятая Терра забрала моих подопечных. Они живы — вот же, мечутся по экрану зеленые линии, отсчитывая пульс, давление, мозговые импульсы. Только люди больше не хотят говорить со мной…
Единственный раз они вышли на связь — на следующий день после того, как скинули шлемы. Сказали, что приняли решение идти в долину, искать подходящее место для поселения. И я понял, что Андрюс снова заразил их своими дурацкими идеями, и неизвестно, до чего они там договорились в мое отсутствие. Я честно пытался их образумить. Перечислял возможные опасности, пугал голодом и болезнями, зачитывал графики погодных условий — тщетно. Йоник — мой робкий малыш — сказал, чтобы я один возвращался на Землю, что всю вину они берут на себя, а я, дескать, работал честно, и доказательством будет эта запись. А они больше не желают продолжать никчемную земную жизнь, и что Терра — это единственное место, где они наконец-то почувствовали себя людьми.
Связь оборвалась, а я, оскорбленный и возмущенный, решил возвращаться на родительское судно. Эти глупцы не понимают, что им не позволят рисковать, что сразу же после моего отчета сюда явится спасательная группа. Но это уже будут их трудности и их выбор. Я принялся вводить автопилоту координаты базы, на чем свет стоит костеря пациентов, и тут мой взгляд упал на неуклюжую фигурку из пластилина, оставленную на столике в кают-компании. Очертания показались знакомыми, и, приглядевшись, я узнал приземистый корпус, тонкие, чем-то похожие на ноги кузнечика, опоры, закругленный купол-нос, гордо устремленный в зенит, почему-то украшенный аляповатыми цветочками. Это что, я?
Манипулятор осторожно приподнял фигурку и поднес к видеокамере. На борту пластилинового корабля красовалось крупное синее слово. «Няня».
На следующий день я послал на родительский корабль краткий отчет, в котором говорилось, что неизвестный вирус проник в воздушную систему корабля, в считанные часы выкосив жизнь. В целях защиты остальных пациентов Парацельс-12 предлагал срочно отозвать оставшиеся на планете группы, а саму Терру для проведения терапии закрыть, как непригодную. Отключая мониторы, я еще раз вспомнил лица подопечных и мысленно пожелал удачи. Пусть я разорвал последнюю ниточку, связывающую нас, надеюсь, я дал им шанс начать новую жизнь. А я? Я — нянька, и я буду ждать — а вдруг понадоблюсь?
Кстати, давеча юная крыска — помните Ирму? — соединилась со мной по дальней связи, виновато запиналась и жалобно объясняла, что она ничего такого и не нарочно. Что жутко извиняется и готова пойти каяться в Управление Освоения и Центр Психологической реабилитации, чтобы меня вернули, потому что я лучше, чем нянь современной модели. А вот фигушки ей. У меня теперь есть зелененький слоник. И, между прочим, он обожает манку с комочками.