Лабиринт

Художник Е. М. Карташов.

© Объединенная редакция МВД России, 2000 г.

Владимир Першанин. ЛАБИРИНТ

Ствол старой бельгийской винтовки «фал» покрылся паутиной ржавчины. Здесь, в каменной расщелине, было сыро повсюду, даже возле костра, который горел всю ночь. На рассвете я его погасил — дым мог нас выдать. Олег Сотников лежал, прижимая обмотанную тряпками руку к груди. Он не спал, но разговаривать не хотелось ни мне, ни ему.

Я долго тер ствол оставшейся от перевязки тряпкой. Ржавчина понемногу исчезала. Я выщелкнул из плоского магазина патроны и тоже протер. Патронов было шесть. Остальные Сотников выпустил в людей, пытавшихся нас убить.

Сегодняшнюю ночь Олег снова почти не спал. Ныла раненая рука. Мы съели на двоих вареный кукурузный початок и запили его слегка подсоленным отваром.

— Сейчас… я немного полежу и пойдем, — прервал молчание Олег. — Дождь кончился?

— Да. Еще ночью.

— Это хорошо.

Ничего хорошего я не видел. Олег идти не сможет, слишком ослабел. И вряд ли ему станет лучше. Что-то надо решать. Оставаться в этой дыре слишком опасно. Не сегодня, так завтра нас здесь обнаружат. Люди, которые нас ищут, прекрасно знают места, где могут прятаться такие беглецы, как мы.

Скалы торчали поодиночке и смыкались в ломаные извилистые стены. Нависали над бурлящей мутной речкой и уходили круто вверх, образуя основания хребта. Вот уже много дней мы выбирались из каменного лабиринта.

До равнины осталось совсем немного. Что-то надо было решать…

Глава 1

Начиналось весело…

На факультет иностранных языков столичного пединститута я поступил благодаря плаванию. На сочинении меня бы обязательно завалили — денег на взятку у родителей не было. Но узнав, что я кандидат в мастера спорта по плаванию, напротив моей фамилии поставили крестик, и экзамены я сдал.

Учеба давалась мне легко, а там, где что-то не получалось, приходила на выручку кафедра физвоспитания. Факультет считался престижным, здесь учились дети далеко не бедных родителей. Я быстро вписался в их круг. Высокий рост, атлетическая фигура притягивали ко мне женщин, и к пятому курсу из скромного провинциального парня получился замечательный бабник. Я привык к веселым компаниям, вечеринкам в чьих-то квартирах, субботним поездкам за город, где всегда хватало выпивки и не знаешь, с кем проснешься утром.

Я не особенно задумывался, откуда берутся на все это деньги. Я получал стипендию, зарабатывал на плавании, кое-что высылали родители. Деньги приходили и уходили легко. Но если бы догадался когда-нибудь посчитать стоимость наших уик-эндов и посиделок в барах, то понял бы, что моих ежемесячных доходов не хватило бы и на неделю такой жизни. По сути, я был приживалкой. Меня принимали в богатые компании из-за внешности, физической силы, остроумия, и платили за меня, как правило, женщины.

Я перескакиваю через золотые студенческие годы и подвожу свою историю к пятому курсу института. Перестройка и красивая столичная жизнь посеяли во мне глубокие всходы. Я превращался в хищного, пока еще мелкого зверька, но уже готового оттяпать молодыми зубами свой кусок удачи.

Итак, пятый курс. Мне исполнилось двадцать три года, близилось окончание института, и я с тревогой оглядывался по сторонам. Удача от меня ускользала. Мои однокурсницы одна за другой выскакивали замуж. Богатые папаши уже присматривали места своим чадам: МИД, различные фирмы и совместные предприятия. Мелочевку вроде меня разгоняли по областям в распоряжение отделов народного образования. Я растерянно вертел бумажку-запрос, присланную в деканат из моей родной школы. Постаралась мама, считая, что я сплю и вижу себя учителем английского языка в нашем захолустном городке.

— Представляешь, ты учитель! В селе тебя уважают, дети любят, а старшеклассницы тайком влюбляются.

— Да не хочу я ни в какие учителя!

— Но ты же закончил педагогический институт. Поработаешь год-два по распределению, а там видно будет.

— Что будет видно? Умрет от водки наш старый директор, и я займу его место?..

Вот такой примерно заочный диалог я вел с мамой. Я не хотел возвращаться в свой захолустный городок, но ничего лучшего мне не предлагали. Кафедра физвоспитания от меня отвернулась, так как в чемпионы я не выбился и постепенно забросил тренировки. Приятели, еще вчера хвалившиеся связями своих родителей и даже обещавшие помочь при распределении, теперь уходили от разговоров в сторону. Госэкзамены и будущая жизнь ставили каждого из нас на свое место. Затянувшееся детство подходило к концу. Со мной было весело бездельничать, но по-настоящему допускать в свой круг меня не собирались. И тогда я решил жениться.

Я был уверен, что без особых проблем найду веселую богатую девушку, одну из тех, кто просыпался рядом со мной в уплывающей московской жизни. Но все оказалось сложнее. Богатые девицы, хоть и незамужние, были давно пристроены. Мне отказали раз-другой, а когда я сделал предложение третьей кандидатке, она рассмеялась в лицо. «Зря суетишься, Казанова! Раньше надо было думать».

Между тем закончились выпускные экзамены. Я получил диплом, распределение в родной городок, и мне предложили покинуть общежитие. Это был крах! Я сидел в своей комнате, в которой, кроме меня, уже не осталось ни одного человека.

Все разъехались. Через день-два меня выкинут, и прощай, Москва! Вернуться сюда я уже не смогу.

Вошла комендантша, толстая веселая баба, лет на семь старше меня. Села на койку напротив и подмигнула.

— Как жизнь, Саня?

— Спасибо, хреново.

— Не горюй, будет хуже. Куда уезжать собрался?

— Некуда мне уезжать, — соврал я.

— А к родителям, в Красный Яр?

Комендантшу звали Люда. Она работала в общежитии давно и знала каждого из нас, как облупленного. Я неопределенно пожал плечами, давая понять, что в родном городке делать нечего.

— Понимаю, — вздохнула Люда, хотя вряд ли что понимала. — Но ты, Саня, все равно закругляй дела и сдавай до пятницы белье. Абитуриентов заселяем.

— Вообще-то я еще хотел пожить в общаге недельку-другую, — честно сообщил я. — И тебе веселее будет. А то заскучаешь одна.

Люда внимательно посмотрела на меня и облизнула пухлые губы, подведенные модной в тот год сиреневой помадой. Через десяток минут на столе стояла бутылка вина, за которой я сбегал в магазин, а Люда принесла из своей каптерки банку шпрот и несколько домашних котлет.

— За удачу!

Мы чокнулись гранеными студенческими стаканами. Я знал, чем закончатся наши посиделки. Я нравился комендантше, а она не нравилась мне. Но выхода не оставалось. Если бы кто из моих светских приятелей увидел, как я соблазняю толстую Люду, я бы стал надолго предметом насмешек. Проходу бы не дали. Сейчас мне было на все наплевать. Комендантша Люда была мне в тот момент нужнее, чем любой из приятелей. Если я сохраню жилье, то у меня есть шансы чего-то добиться в Москве.

Второй тост был за любовь. Мы выпили его на брудершафт. Я целовал Люду отнюдь не для приличия, и она отвечала мне со всей страстью. Я потянул через голову блузку и расстегнул крючки бюстгальтера. Люда застонала и прикрыла руками большую грудь.

— Санечка, милый… не надо. Ты дверь закрыл?

Дверь я закрыл в самом начале посиделок, и Люда это видела. Остальную одежду она сняла сама и, накрывшись простынею, наблюдала, как раздеваюсь я. Комендантша Люда была простой деревенской бабой из-под Воронежа. На жизнь и свои измены мужу она смотрела просто…

Городок, в котором я родился и вырос, назывался Красный Яр. Такое название он получил от огромных глинистых круч на правом берегу Волги. Заходящее солнце окрашивает их в красный цвет, вода в реке голубая, а отмели — желтые. Сочетание этих ярких цветов осталось в памяти с раннего детства. Я любил Волгу, свой городок, больше похожий на деревню, и мальчишкой никуда не рвался.

Потом я стал побеждать на соревнованиях по плаванию, и меня включили в сборную команду области. К концу школы я объездил пол-Союза, побывал в Прибалтике и даже в Болгарии. В душе шевельнулось что-то незнакомое. Я увидел свой родной городок другими глазами.

Мелкие домишки, покосившиеся заборы, кривые, пыльные улицы, наш культурный центр, застроенный двумя десятками обшарпанных купеческих домов. До железной дороги почти сто километров, а прямо за городком начинается степь. Полынь, солончаковые плешины, редкие озера и огромное солнце, выжигающее к июню все живое. Дожди в наших краях большая редкость, зато хватает пыли и ветра. Он дует с Каспия, не принося прохлады летом, и гладко вылизывает голую бесснежную землю зимой. Чему удивляться, что, пробыв в Москве пять лет, я уже не мог представить свою дальнейшую жизнь где-то в другом месте.

Я приехал в столицу, когда должность Генсека ЦК КПСС занял Михаил Горбачев. Начиналась перестройка, Москва менялась на глазах. Разрешили торговать, а позорное слово «спекулянт» изгнали из лексикона. Предприниматели! Именно они должны были привести страну к процветанию.

На экранах телевизоров замелькал неведомый целитель Алан Чудак. Делая пассы руками, он заряжал все подряд магической энергией и излечивал от любой болезни. По ящику исцеление проводилось бесплатно, но никто не сомневался, что мощная реклама позволит Чудаку и его покровителям заработать в дальнейшем миллионы. За этой первой открытой аферой угадывалась проба сил. Проходимцы шли толпой, и, затеняя мелочевку, вознеслась на все страну огромная призрачная пирамида компании ННН. Поле чудес собирало в стране дураков богатый урожай, и чья-то умная голова уже обдумывала аферу века — деноминацию: когда можно будет обдурить всех сразу, а миллионные кредиты погасятся инфляцией.

Вырастал новый класс — богатые. Ими хотели быть все. Быстро менялись убеждения. Школьники уже не рвались в космонавты, и появился анекдот о валютной проститутке.

— Родители у вас интеллигентные люди. Папа — инженер, мама — учитель. Как же вы стали проституткой?

— Сама не знаю. Наверное, просто повезло…

Такова краткая история времени, в период которого проходило мое студенчество. Я видел на улицах дорогие машины, разевал рот на длинноногих красавиц с рекламных щитов, и мне все это хотелось иметь. Желательно сразу.

Однажды я встретил в кафе своего приятеля из прежней компании — Вадика Дубовицкого. Отец у него занимал какой-то мелкий пост в райисполкоме, и сынок получил направление в один из московских техникумов. Вадик, как и другие приятели, обещал мне помочь остаться в Москве, но ничего не сделал. И тем не менее, я был рад его видеть. Я чувствовал себя слишком одиноким.

Мы взяли по двести граммов портвейна и уселись за столик в дальнем углу стекляшки. Вадик, мятый, припухший с похмелья, пожевал отвислой нижней губой и сказал, что выпить сегодня можно, он не за рулем.

— Предки тачку подарили? — невольно вырвалось у меня.

— Угу. «Девятку». Премировали за диплом. Вадик ждал еще вопросов о машине, но я их не задавал. Машина оставалась моей голубой мечтой еще со школьных времен. Тогда Дубовицкий стал сам расписывать, какая это хорошая штука, «девятка». От умиления он пустил слюну. Видать по всему, родители угодили ему крепко. «Девятка» считалась самой престижной машиной. Я же мог рассчитывать только на старый отцовский «Москвич», который служил нашей семье с незапамятных времен. Я допил вино.

— Ну все, пока. Мне надо идти.

— Подожди, — остановил меня Вадик. — Сейчас я еще вина возьму. Не поговорили толком.

Видимо, он понял, что заехал не туда. Через пару минут Дубовицкий принес бутылку «Изабеллы» и шоколадку.

— Ты где сейчас? — разворачивая станиолевую обертку, поинтересовался Вадик.

— В Москве. Ищу невесту.

Ответ Дубовицкого не удивил. Невест в столице искали многие иногородние студенты.

— Ну и как успехи?

— Пока никак.

— Это серьезное дело, — заскреб в затылке Вадик. — Не так просто…

— Да уж знаю, — усмехнулся я. — Легче всего языком молотить. Распределение? Как два пальца! Сделаем!

Упрек был справедлив, и Вадик молча разлил вино по стаканам. За соседним столиком сидели две девицы и тянули через соломинку коктейль. Дубовицкий быстро пьянел и становился общительным.

— Эй, герлз! Приглашаю к нам. Шампанское за мной! Ушлые московские девы в мини-юбках, с перстнями на пальцах оглядели наш стол, полупустую винную бутылку и растекшийся от жары шоколад.

— Приходи вчера, — отрезала одна из них.

— Я и сегодня могу.

— Не грузи, парень. Сказала же, вчера приходи!

— Сколько за час берете? — лез напропалую Вадик.

— Ботинки лучше себе новые купи.

Наклонившись к подруге, она что-то тихо добавила. Наверное, обозвала Вадика козлом. Обе девы рассмеялись. В отличие от Вадика я бы мог закадрить любую из них, но не видел смысла. У меня не было ни желания, ни денег. Судя по дешевым перстням, девицы не принадлежали к богатым невестам. Хотя имели прекрасные задницы.

— Ладно, хватит, — тормознул я разошедшегося приятеля. — Чего нам, баб, что ль, не хватает?

— Во, как хватает! — провел ладонью по горлу Вадик. — Хочешь, я тебя с одной познакомлю?

— Для чего?

— Для того. Тебе невеста нужна?

— Нужна. Но не меньше, чем с «девяткой».

— Будет с «Мерседесом»!

Я не слишком верил Дубовицкому. Он причислял себя к сливкам общества и любил пустить пыль в глаза. А у его отца, по словам Вадика, ходила в знакомых вся столичная верхушка. Дубовицкого-старшего пару раз я видел. Это был типичный московский чиновник и, судя по всему, большой взяточник. Вадик спал и видел, чтобы заполучить должность, как у папаши.

— Как твою невесту зовут? — недоверчиво спросил я.

— Она не моя, а твоя. Катька.

— Ну и что, она действительно… богатая?

— У-о-ой, — закатил глаза Вадик. — Папашка ейный миллионами ворочает. Фирмач!

— А чего ж ты сам к ней не подкатился?

— Не в моем вкусе.

— Или ты не в ее.

— Может, и так.

Жизнью управляют случайности. Я случайно встретил в тот день Вадика Дубовицкого, и случайно не уехала за город Катя, богатая девушка, которая, по мнению Вадика, очень подходила мне в невесты.

— То, что она не красавица, тебя не пугает? — констатировал Дубовицкий.

— Не пугает.

— Тогда пошли звонить. Слушай, а как насчет бабок? У меня всего двадцатка.

— Заедем в общагу, полста я найду. Хватит?

— Маловато. Ну, ладно, обойдемся.

Проходя мимо соседок, Дубовицкий ущипнул одну из них за голую ляжку. Та отпихнула надоедливого кавалера и выругалась матом.