Двое оборотней… а иначе этих приспешников ЗЛА и не назовешь — рожи страшные, клыки во рту не помещаются, глаза горят желтым огнем, вломились посреди ночи, разогнали всю прислугу, побили стражников… — у-у-у! дармоеды, за что им только деньги плачены, и выгребли всё, нажитое непосильным трудом! Всё вынесли, всё! Пятьдесят золотых (хорошо еще, что пытать не стали, а то пришлось бы выдать тайник в погребе, тогда уж лучше в петлю, без тайника-то); два больших кошеля серебра; кошель с медью; два новых форменных сюртука; две пары форменных новых штанов; две пары новых сапог (с голенищами); два ремня кожаных, с серебряными украшениями; две шляпы новые (с перьями); два новых длинных шарфа; два новых кожаных плаща; две новые переметные сумы; два меча венедской работы с фигурными ножнами; два кинжала с серебряными рукоятками, украшенными драгоценными камнями; два коня горской породы; две новые полные сбруи (с попонами); армейский арбалет; два копченых окорока; два жбана пива (новой варки); четыре больших каравая хлеба; остальной снеди без счета! Вот такую потраву нанесли эти два упыря твоему верному слуге! Такими словами заканчивался рапорт, который городской голова собирался подать по инстанции в канцелярию Рейхстратега, в надежде получить соответствующую компенсацию за свои потери.
Разогнав пинками и оплеухами многочисленных слуг, домочадцев и немногочисленных стражников, компаньоны вытащили из спальни, ошеломленного таким развитием событий, хозяина дома и вежливо попросили поделиться честно нажитым добром. Тот, несмотря на совершенно негероическую внешность — пожилой, толстый, одышливый, стал орать, как резанный, обещая незадачливым грабителям, которые не знают с кем связались, самые разнообразные кары, включая утопление, сожжение на костре и четвертование. Ну, что тут скажешь — незнание опасности рождает героев. Пара затрещин и сдвиг точки сборки командора в положение "Лаврентий Палыч", привели бургомистра в адекватное состояние.
В результате, компаньонам досталась следующая добыча: шесть золотых; малюсенький кошелечек серебра; пригоршня меди; два сильно ношенных, но чистых, сюртука; две пары, протертых до белизны, кожаных штанов; два плаща, больше напоминавших изъеденные временем попоны; две попоны, похожие на ветхие одеяла и не менее ветхая лошадиная сбруя; две кобылы, готовящиеся уйти в лучший мир по причине преклонных лет; две пары сапог, переживших не одно кругосветное путешествие, причем исключительно пешком; арбалет; шмат ветчины; каравай черствого хлеба и бочонок пива. Всё.
Из оружия не взяли ничего, ибо заявившись с тем, что было в руках у стражников и в закромах городского головы, в приличное место, можно было сразу ставить крест на собственной репутации, потому что встречают по одежке. Это, как явиться на бандитскую разборку в девяностых с берданкой, или карамультуком, если вообще не с мушкетом. Для дела были "Черные когти", а для блезира придется поискать что-нибудь еще. Исключением был арбалет и не потому, что был сильно хорош — арбалет, как арбалет — ничего особенного, но Шэф, как человек много чего в жизни повидавший, не без основания предположил, что с продовольственной программой могут быть проблемы и что без охоты на разнообразную дичь будет не обойтись, если, конечно же, не заниматься лечебным голоданием, а нормально питаться, хотя бы по нормам САНПИН 2.4.5.2409-08. Впрочем, если поголодать, да еще лечебно (Лечебное голодание — путь к здоровью!), то можно обойтись и без арбалета. Единогласным решением компаньоны постановили, что арбалет нужен.
К большой радости компаньонов, экспроприированные продукты и пиво не
Как только старший помощник насытился и отвалился от "стола", роль которого вполне успешно выполнял пенек, он вознамерился хорошенько выспаться, но не тут-то было. И дело было вовсе не в отсутствии кровати, перины, одеяла и подушки — в шкире вполне можно было спать и на снегу, впрочем, как и в раскаленной пустыне, а подушку подготовленному человеку вполне заменяет седло — пожестче, конечно, но вполне терпимо. Дело было в другом — как только Денис смежил веки, так на него немедленно нестройной толпой нахлынули воспоминания о пережитом безумном дне.
Впрочем, ничего удивительного. Утром у него был восхитительный секс с не менее восхитительной девушкой, днем он оказался в могиле из которой чудом сумел выбраться, но на этом его злоключения не закончились — он остался один, потому что любимый руководитель бросил его, уйдя в лучший мир, затем старший помощник сражался с недавними союзниками — лейб-гвардией Рейхстратега, потом охуе… скажем так — охреневал от Шэфа, восставшего из мертвых, а вскоре и от Кирсана, осуществившего подобный же трюк, после этого пришлось сражаться с Архимагами и самим Негро, заодно прикончив Ортега, а затем и Рейхстратега — суку еще ту, по правде говоря, и в завершении всего ядерный удар по Парангу! Согласитесь, после такого насыщенного денька заснуть несколько трудновато. Вот Денису это и не удалось.
У старшего помощника было мало знакомых в городе, смерть которых заставила бы его сильно горевать — раз, два, да и обчелся. В груди защемило лишь при воспоминаниях о Тирэн, да еще Денису было жаль портовых собачек, а так больше и никого. Нет, конечно ему было жалко и высушенных во время "Цветка Жизни" говномальчиков с Базара — рыжего и чернявого, хотя по правде говоря были от них одни неприятности, но что, действительно, с них возьмешь — не они такие — жизнь такая. Вот, вроде бы и весь поминальный список, который всплыл в памяти старшего помощника. В его защиту, если кто-нибудь захочет обвинить Дениса в бесчувственности, надо отметить, что у верховного главнокомандующего этот список был еще короче и вообще включал одного Мерзавца и собачек. Для Пирэн там места не нашлось. Ну, не был командор сентиментален и ничего с этим не поделаешь.
Хотя… нет — Тирэн, собачками и говномальчиками симпатии старшего помощника к парангским горожанам не ограничивались. Внезапно Денис припомнил девчонок, вырванных из лап гвардейцев, причем всплыли они в памяти так, будто увидел их словно наяву и поразился, уж больно необычно… точнее говоря — экзотически они выглядели. В то момент, когда произошла стычка, было особо не до них — хватало гораздо более важных забот, чем разглядывать всякую мелочь, а вот теперь, лежа на твердой земле, с не менее твердым седлом, подложенным под голову, можно было и перебрать в памяти все перипетии минувшего дня.
Одна из девочек была яркой блондинкой с темно-карими, практически — черными, глазами, а вторая не менее яркой голубоглазой брюнеткой. Заподозрить их в том, что они были крашенными было конечно же можно, но, как-то не особо в это верилось. Так вот, старшему помощнику девочек было, разумеется, жаль, но он очень надеялся, что они под раздачу не попали — загородный дворец Ортега находился достаточно далеко от Паранга, так что непосредственно от взрыва пострадать они были не должны, а от радиации — как повезет. Тут, как роза ветров ляжет. Куда радиоактивное облако пригонит одному черту известно. Однако, воспоминания — воспоминаниями, а усталость все же взяла свое, повспоминав еще немного и поворочавшись, Денис все-таки нашел положение, в котором многочисленные корешки, торчащие из земли, были нейтрализованы принятой позой, после чего довольно быстро заснул.
Беда пришла откуда не ждали. Утром Денису стало плохо. Сначала у него началась неудержимая диарея — он еле успел шкиру спустить, а то не избежать бы конфуза, а потом его стало рвать, и если сперва остатками позднего ужина, то потом одной желчью. Ну, а затем его стал бить озноб, да такой, что зубы стучали. Чем помочь старшему помощнику верховный главнокомандующий решительно не знал. Никаких медикаментов у компаньонов не было — их рюкзаки, вместе со всем содержимым, обратились в прах, а обратиться за медицинской помощью было не к кому.
Практически все ведущие некроманты Высокого Престола, которые по совместительству были еще и ведущими целителями, были перебиты при непосредственном участии компаньонов, а их уцелевшие коллеги, рангом пониже, окопавшиеся в Паранге, которые, в принципе, могли бы чем-нибудь помочь, были сожжены и превращены в радиоактивную пыль в результате ядерного удара, нанесенного по городу, опять таки не без "помощи" Шэфа и Дениса. Целились-то, как ни крути, по ним, а то, что под раздачу попали непричастные, то так обычно и бывает.
Единственное, что мог сделать главком в создавшемся положении — дать больному обильное питье. Справедливо решив, что кислое пиво вряд ли принесет пользу, он сделал выбор в пользу чистой воды из ближайшего ручья. Шэф совсем было вознамерился вылить кислятину из бочонка, чтобы отправиться с ним к ручью и набрать воды, но, осуществить свой план не сумел, а точнее говоря — не успел. Ситуация резко изменилась в худшую сторону — пока командор ломал голову, как помочь старшему помощнику, все то же самое приключилось и с ним самим: понос, рвота, озноб. И теперь, под удивленными взглядами экспроприированных лошадей, на полянке, лежа на земле, бились в судорогах два тела.
Компаньонов можно было брать голыми руками, но, на их счастье, желающих проделать подобную операцию не нашлось — жители городка, который они посетили с неофициальным визитом этой ночью, прочно сидели по домам и выходить наружу категорически отказывались — им хватило шума и воплей, доносившихся из дома обер-советника Ханса Эстерлинга, чтобы принять это благоразумное решение, а больше в округе людей и не было. И народ можно понять — если уж злодеи так обошлись с бургомистром, то что они сделают с простыми людьми!?! Лучше посидеть денек-другой дома, не высовываясь — дешевле будет.
Однако, как уже неоднократно упоминалось, все на свете имеет свое начало и все на свете имеет свой конец — закончился и приступ неизвестной болезни, свалившей Шэфа с Денисом. После того, как компаньонов "отпустило", перед ними во весь рост встали извечные русские вопросы: кто виноват и что делать? Гипотеза об умышленном отравлении была отвергнута по очевидной причине — чтобы заранее отравить мясо, хлеб, или вино, отравители заранее же должны были знать о предстоящем визите нашей неугомонной парочки, а компаньоны и сами не знали, куда их черти занесут. Так что — решительно нет.
Некоторую ясность внес "тельник", он нехотя буркнул, что поражающие факторы вакуумного деструктора отличаются от таковых у ядерных и термоядерных зарядов. Кроме обычного "букета" ядерного взрыва: ударной волны, электромагнитного импульса, проникающей радиации и световой вспышки, которая, строго говоря, тоже относится к электромагнитному излучению, вакуумный деструктор при подрыве порождал излучение, губительное для надтелесных оболочек живых существ и защиты от него, по словам "тельника", не существовало.
Причем действовало это излучение очень хитро. Как совсем недавно узнали компаньоны от Кирсана, их самая внутренняя надтелесная оболочка отличалась от аналогичной у аборигенов Сеты. Так вот, излучение вакуумного деструктора поражало надтелесные оболочки тех живых существ, у которых эта самая внутренняя надтелесная оболочка не принадлежала миру, где был изготовлен деструктор! Абсолютно совершенное оружие для массового геноцида неприятеля. Единственное ограничение — война должна идти между разными мирами, внутри одного деструктор ничем не лучше обычной водородной бомбы — всем достанется одинаково.
Было очевидно, что "тельник" полностью в теме, но попытки расколоть его на рассказ о том, какое еще оружие может быть применено с орбиты, успехом не увенчались. Он, как обычно, выдав минимум необходимой информации, посчитал его достаточным и замолчал. Денис еще подумал, что не может не существовать способа разговорить мерзавца, но место и время для подобных мероприятий были не совсем подходящими — надо было заниматься выживанием, поэтому старший помощник задвинул эту мысль в долгий ящик, но дал себе слово вернуться к ней в подходящее время.
Так что, вопрос, кто виноват, был снят с повестки дня. Денис добавил в памяти зарубку. Счет к хозяевам Аватара рос не по дням а по часам, и если когда-либо представится возможность с ними рассчитаться, то этот день будет одним из самых счастливых в его жизни. Что может быть приятнее, для честного человека, чем раздать долги? — Ничего!
"Смотри, как бы с тобой не рассчитались, герой, — насмешливо процедил внутренний голос. — Тоже мне, расчетчик нашелся. У них боевой орбитал есть и не исключено, что не один. А у вас даже дыроколов не осталось и "ружье" вы прое… потеряли. — Голос хотел использовать более точный термин для описания того, что произошло с "ружьем", но природная интеллигентность не позволила ему этого сделать. Вместо этого, он выдержал мхатовскую паузу, в стиле любимого руководителя, а потом добил хозяина, приведя уже совершенно убойный аргумент: — И кто тебе сказал, что боевые станции висят только над Сетой? Может вас теперь будут бомбить по всем мирам, пока не изжарят к хренам собачьим. Может вы с командором сына какого-нибудь начальника кокнули, или его любимую жену, или еще кого. Иди знай…"
Крыть было нечем — паршивец был абсолютно прав и Денис промолчал. Однако, орбитальная бомбардировка то ли еще будет, то ли нет — все же бабушка надвое сказала, а откинуть копыта из-за неведомой хвори можно было уже сейчас, поэтому жизненно необходимо было решить второй главный и гораздо более актуальный, на данный момент времени, вопрос — что делать? Командор, снова обратился к "тельнику" — просто больше было не к кому, и тот безапелляционно заявил, что местные эскулапы не смогут решить проблему разорванных оболочек.
— А почему это, собственно? — удивился старший помощник. — Наверняка здесь живых некромантов еще можно отыскать, если постараться, да и в Бакаре есть Свэрт Бигланд и прочие целители. С чего ты взял, что они не помогут?
— Да, действительно, — к недоумевающему Денису присоединился верховный главнокомандующий. — Откуда такая уверенность?
"Оттуда, — несколько желчно отозвался "тельник", с интонацией взрослого, объясняющего ребенку, что если тот сядет в водительское кресло и начнет рычать и фыркать, держась за руль, то машина все равно никуда не поедет. — Что всё это уже проходили. И целители тогда были не чета вашим… — Чувствовалось, что комп хотел выругаться, но не стал. — И все равно использовали аппаратуру. Без нее никак!"
Компаньоны хмуро переглянулись. Похоже было на то, что ситуация еще хуже, чем казалась, а казалась она крайне хреновой.
— Надо к Ларзу, в Островную Цитадель, — озвучил Кэпа Денис.
— И побыстрее! — без малейших колебаний согласился с ним Шэф.
Глава 2
После уничтожения Паранга и, как следствие, гибели верховной власти, в Высоком Престоле наступил правовой хаос, а если называть вещи своими именами, то — просто бардак. Каждый поместный Владыка, начиная с уцелевших некромантов, герцогов, графов и прочих баронов, и заканчивая старостами самых забубенных деревенек, внезапно стал ярым самостийщиком, не готовым больше терпеть поборов и унижений от центральной власти, которой, к слову, уже и не существовало. Лучше, чем Владимир Семенович, сложившуюся ситуацию не опишешь, а у него было так:
Следствием бардака стало то, что цены на продовольствие, услуги и промышленные товары подскочили до небес и ровно во столько же раз снизилась цена человеческой жизни, впрочем, и до этого не особо высокая. Здесь только требуется уточнить, что сложно говорить о промышленных товарах в условиях отсутствия этой самой промышленности, поэтому для простоты картины таковыми будем считать те товары, которые нельзя съесть: одежду, оружие, пеньковые веревки, ювелирные изделия, лопаты с мотыгами и прочие грабли с вилами. За скромный обед, за который до Катаклизма просили пару медяков, теперь требовали сребреник. Дороги, придорожные гостиницы, таверны и трактиры и ранее не сказать, что места особо безопасные, теперь и вовсе были переполнены лихим народцем, снявшимся с мест и отправившимся половить рыбку в мутной воде.
Будь компаньоны в своем обычном состоянии, во всем, так сказать, блеске и славе, их вряд ли прельстила бы скромная придорожная таверна "Свинья и курица", но они устали (точнее говоря — устал старший помощник, а командор был просто ослаблен болезнью), были голодны и давно уже не спали ни на чем, хотя бы внешне напоминающем кровати. Походная жизнь, все эти палатки, песни у костра, чай с дымком и прочее мясо на открытом огне хороши тогда, когда в любой момент можно послать всю эту романтику к чертям собачьим и вернуться в лоно цивилизации.
А когда не можешь, возникает прогрессирующая ностальгия по горячей ванне, теплому сортиру, оборудованному сливной канализацией и прочими незаметными, когда они есть и очень заметными своим отсутствием, когда их нет, благам цивилизации. Это чувство особенно обостряется, когда ты пристроившись за кустиком, отмахиваешься от вечерних лесных комаров — огромных, бесстрашных и кровожадных. Этаких лесных вампиров-камикадзе, которым плевать на свои жизни, лишь бы высосать из тебя капельку крови.
Дениса знобило, болело горло и голова, текли сопли, ломило суставы — похожие ощущения бывают, когда начинается грипп. Любой участковый терапевт выписал бы ему больничный даже без измерения температуры и осмотра языка. Шэф выглядел получше, но ненамного. Похоже было на то, что и для его могучего организма удар по внутренней надтелесной оболочке даром не прошел. Положение усугублял противный мелкий дождик и порывы холодного ветра, прозрачно намекавшие, что тут вам не Бакар. Конечно, можно было бы переночевать и в лесу, но хотелось поесть чего-нибудь жидкого и горячего, вроде густого горохового супа с копчеными ребрышками и гренками, и погреться у пылающего очага.
Лошадей у компаньонов принял хмурый малый неопределенного возраста, причем проделал это безо всякой почтительности, свойственный как работникам сферы услуг в целом, так и вообще "тягловым людишкам" в частности, вынужденным общаться с благородным сословием. При этом он бросил на них такой взгляд, от которого у обычного, мирного, можно сказать — гражданского путешественника, кровь бы заледенела в жилах. Так деревенские смотрят на свинью, которую собираются зарезать.
—
Дна они еще не достигли, но находились от него достаточно близко. Приступы у Дениса случались, практически, ежедневно, Шэф, естественно, держался получше, но раз в два дня и на него накатывало непременно. Самое неприятное, что предсказать точное время
Кроме того были и дополнительные отягчающие моменты — не раздобыли компаньоны подходящего снаряжения, чтобы выглядеть, как командор в Паранге — Болотной Гадюкой, к которой и приблизиться-то страшно, а смотрелись они вполне себе неказисто, как два барчука, живших до Катаклизма сытой и спокойной жизнью, а после него враз все потерявших, и вынужденных теперь скитаться по дорогам Высокого Престола в поисках лучшей доли. Таких бедолаг было без счета. Вины компаньонов в этом не было — просто не попалось под руку оружие, которое можно было бы надеть без стыда. А встреть они такое — конфисковали бы в момент, невзирая на личность носителя, потому что им нужнее. Все окружающие теперь руководствовались подобной правовой логикой, а точнее говоря — правовым нигилизмом, а чем они хуже? Или лучше? — черт его знает, как правильно сказать. А те клинки, с которыми на них уже несколько раз нападали то ли представители поместных властей, то ли просто бандиты, то ли не пойми кто, могли вызвать у понимающего человека не то что уважение, а гомерический хохот.
— Тихо заходим? — решил, на всякий случай, уточнить план предстоящих действий старший помощник. И хотя он был уверен в обратном, требовалось получить четкие и однозначные инструкции от непосредственного руководителя. Дело полезное, а то если что не так пойдет, тебя крайним и назначат, а так — выполнял инструкции и ниипет — все вопросы к командованию. Случалось, что и прокатывало, хотя обычно у сильного всегда бессильный, в смысле — подчиненный, виноват.
— Ага-ага, — хмыкнул командор. — По-тихому только в морду можно получить, а еду — вряд ли. — Старший помощник был с ним совершенно согласен, но формальности соблюсти было все-таки необходимо. Получив четкие и однозначные распоряжения, он приготовился претворять в жизнь альтернативный план инфильтрации в кабак — шумный.
В соответствии с заранее разработанным и принятым единогласно "шумным" планом, Шэф с Денисом и принялись действовать. То есть повели себя компаньоны совершенно не так, как должны были бы вести себя люди не обвешанные оружием с ног до головы, тем более не будучи членами сильного отряда, да и вообще — выражением лиц и повадками явно выдававшими свою принадлежность к правящему классу. В смысле — бывшему правящему классу, потому что понять, что есть ВЛАСТЬ на данный момент было совершенно невозможно… да пожалуй и не нужно — хрен с ней, с высокопрестольской властью, есть более актуальные заботы. Короче говоря, принять Шэфа с Денисом за пролетариев или крестьян было решительно невозможно — больно уж морды высокомерные — сразу видно, что не привыкли шеи гнуть, да и смотрят на окружающих нагло так, с прищуром, как солдат на вошь. Все это говорило не в их пользу. Не те времена на дворе, чтобы демонстрировать превосходство аристократии над плебсом. Революция на дворе. Ну-у… если не революция, то анархия точно.
Ввалившись в забитый до отказа обеденный зал таверны "Свинья и курица", компаньоны немедленно привлекли к себе всеобщее внимание тем, что с порога потребовали ужин немедленно и лучшую комнату. Нет, чтобы сначала осмотреться, а потом не привлекая внимания, скромненько устроиться где-нибудь в уголке за свободным грязным столом. Клиенты, ранее за ним сидевшее, уже отдыхают на полу и возражать не будут — глядишь и трактирное сообщество на вновь прибывших внимания не обратит и все будет чинно и благопристойно. Ан нет! Компаньоны решительно направились к свободному, чистому, покрытому скатертью столу! — каковой вообще было невозможно себе представить в таком заведении. Столик явно выглядел, как ловушка для простаков.
"Мышеловка, — отстраненно подумал Денис. — Ну-ну…"
Абсурдность такого поведения была очевидна всем присутствующим. Во-первых — таверна была набита гостями… хотя так назвать посетителей было бы большой натяжкой, точнее подошло бы определение — разнообразным отребьем — так будет вернее, которое обосновалось в ней ранее и имело все права на чистый стол и первоочередное получение своего заказа. Во-вторых, подавляющее большинство посетителей составляли представители отнюдь не высшего сословия и светить перед ними своими барскими замашками было несколько чревато.
Революционное самосознание масс, за последнее время, возросло до чрезвычайности и требовало соответствующего выхода. А тут и повод появился, да еще какой! — два юных аристократишки, попутавших рамсы. Это, как парочке призеров межрайонной шахматной олимпиады для юношества, наткнуться в темном переулке на группу скучающих гопников. Яркие впечатления от встречи обеспечены и тем и другим… правда с противоположными знаками. К слову говоря, заранее невозможно предположить у какой из групп воспоминания о встрече будут окрашены положительными эмоциями — не исключено, что шахматисты являются еще и знатоками карате, боевого самбо, или еще чего-то в этом духе. С уверенностью можно утверждать только то, что впечатления будут противоположными.
— А деньги-то у вас есть? — хмуро поинтересовался подошедший трактирщик и нехотя прибавил: — Пиры. — Его обуревали самые разнообразные чувства. С одной стороны, впитанная с молоком матери, сословная почтительность к благородным, а то, что клиенты "социально чуждые" заметил бы и слепой. С другой — так же всосанная с материнским молоком глухая ненависть к аристократам, относящимся к людям вроде Матфея Шинкаря — так звали трактирщика, как к скоту, а пожалуй, что и похуже — лошадь, или скажем там корову, никто без причины кнутом не протянет, а с подлыми людишками — пожалуйста.
С третьей стороны, наступивший бардак нравился Матфею еще меньше, чем времена, когда благородные могли выпороть за подгоревшее жаркое, потому что теперь "социально близкие", оккупировавшие, если называть вещи своими именами, кабак, вообще ни за что не платили, и относились к трактирщику немногим лучше, чем к аристократии, которую требовалось извести под корень, дабы было неповадно! Они справедливо, или нет — это другой вопрос, полагали, что честный человек должен быть бедным, чего сказать про трактирщика было решительно невозможно. Равнодействующая всех этих чувств выразилась в том, что Матфей, нехотя, можно сказать непроизвольно, но все-таки в конце своего вопроса о платежеспособности новых клиентов, все же добавил почтительное "пиры".
Он тут же опасливо оглянулся, не зная как отреагирует на его "крамольные" слова трактирная публика, прекратившая даже жевать и гомонить и жадно прислушивавшаяся к разговору. Честно говоря, Матфей опасался не зря — вырвавшиеся непроизвольно "пиры" добавили пару гирек на ту чашу весов, где было написано "социально чуждый элемент". Общество вполне справедливо полагало, что бедность и трактирчество есть вещи несовместные, как гений и злодейство, но пока собравшимся было не до Матфея — два голубка неторопливо шли в расставленные силки, что обещало замечательное развлечение, а с трактирщиком можно разобраться и потом — никуда он от своей недвижимости не денется.
— А как же, — приятно улыбнулся Шэф, вытаскивая кошель. Он продемонстрировал трактирщику, что тот совсем даже и не пуст и набит преимущественно серебром с вкраплением золота, а не медью. С точки зрения общества, собравшегося в трактире, жест был вполне себе идиотский, а с другой стороны чего еще ждать от молодых барчуков? Не знают жизни ребята, да теперь поди уже и не узнают.
И в дальнейшем новые клиенты продолжали вести себя словно самоубийцы, совершенно игнорируя злобные взгляды остальных постояльцев. Они вольготно, с чувством собственного достоинства, расположились за "чистым" столом и принялись неодобрительно разглядывать остальных "гостей". Вслух не было сказано ничего, но невербальная трансляция была абсолютно прозрачна и понятна всем присутствующим: "Кто пустил сюда весь этот сброд!? Немедленно на конюшню и пороть мерзавцев!"
Ну что ж… как представлялось трактирному сообществу к предстоящему спектаклю все было готово, все ингредиенты, потребные для веселого представления, наличествовали. Имелась готовая веселиться публика в зрительном зале, имелись и "артисты", а точнее говоря — скоморохи, на сцене. Уже прозвучал третий звонок — пора начинать представление. Единственное, чего не доставало, это конферансье, который должен был вести концерт. Тут, как на свадьбе, без толкового тамады не то веселье. И таковой немедленно обнаружился. Все правильно — если исторический процесс потребует, то общество немедленно выдвинет из своих рядов требуемого лидера. Правда, выдвиженцу, или самовыдвиженцу — у кого как, следует помнить, что никто не гарантирует хэппи-энда, но кто о этом задумывается в начале карьеры, которая мнится такой блестящей и безоблачной.
Как справедливо гласит народная мудрость — каждый человек сам творец своего несчастья. Но, это с одной стороны, а с другой — от судьбы не уйдешь. Вот такой вот дуализм в одном флаконе. И то ли есть свобода воли, то ли все детерминировано — иди знай. А может быть всем в мире управляет его величество Случай? Может быть и так… Одно можно сказать с уверенностью, не обуяла бы Кузнеца излишняя жадность при виде золотого отблеска в чужом кошеле, всё могло бы сложиться иначе, но жадность обуяла, а История, как мы знаем, не имеет сослагательного наклонения.
Свою кличку, заросший жестким волосом до самых глаз, словно медведь, здоровенный двухметровый верзила получил вовсе не по профессиональному признаку. Отнюдь. Просто кулаки у него были размером с хорошие кузнечные молоты, да и по эффективности от них мало чем отличались. Разумеется, ежели использовать их не для ковки металла, а для ударов по головам оппонентов, а в особенности сверху вниз, что было чрезвычайно удобно ввиду более чем внушительного роста Кузнеца и длины его рук.
Блеск чужого золота, которое он уже считал своим, природная, можно сказать — генетическая, склонность к насилию, многократно усиленная кипящей в крови эйфорией от безнаказанности, наступившей после крушения всех государственных институтов Высокого Престола, заставила Кузнеца первым взяться за дело. Роль тамады на предстоящей свадьбе он присвоил себе. Явочным порядком. А кто свадьбу ведет, тот подарки и берет. По крайней мере в "Свинье и курице" были именно такие понятия. Как было в других местах Кузнеца, да и остальных "гостей", не интересовало. Желающих открыто возразить не нашлось, ведь под его рукой ходило двадцать человек — его банда была самой многочисленной в людском конгломерате, осевшем в трактире, и вся банда Кузнеца присутствовала в зале.
Нет, если бы Копченый — командир пятерки наемников, получивший свою кличку за чрезвычайно темный цвет кожи, счел что добыча того стоит, он непременно вмешался бы в процесс, но он справедливо полагал, что овчинка выделки не стоит. Связываться с Кузнецом стоило лишь за действительно серьезную добычу — по боевым возможностям банда и "звезда" были приблизительно равны и без потерь стычка бы не обошлась. А рисковать жизнью своих людей за пару-тройку золотых Копченый не собирался — после Катаклизма хватало добычи, которую можно было заполучить и вовсе без риска, да и в данный момент его отряд не бедствовал. А больше в "Свинье и курице" и не было организованной структуры способной повлиять на выбор ведущего предстоящего концерта.
— А ну тихо! — рявкнул Кузнец, повернувшись к гомонящему залу. — Не видете что ли, холопы, что благородные пиры отдыхать изволят. А вы тут орете, как на базаре!
— Пиры! — он повернулся к компаньонам, глядящим на него с одобрительными улыбками. И если у Шэфа улыбка была вполне себе искренней, то у Дениса не очень. На него
— Ладно… — тихонько пробормотал себе под нос Шэф, — пора. Чего тянуть… Ты как? — посмотрел он на Дениса. В ответ тот лишь молча покачал головой. — Ну конечно, — покивал своим мыслям командор, — кто бы сомневался… Как работать, так у тебя бюллетень — пусть начальство пашет. — Старший помощник в ответ лишь горестно вздохнул, невербально демонстрируя, как его расстраивают необоснованные подозрения любимого руководителя. Этим вздохом он как бы говорил, что, мол, если Родина, в лице командора, прикажет, то он пойдет в самоубийственную атаку и бестрепетно сложит голову, лишь бы избежать безосновательных подозрений в уклонении от выполнения своего воинского долга, но пока такого приказа не последовало, он лучше посидит за столом, ввиду плохого самочувствия. Главком в ответ лишь саркастически хмыкнул.
— Эй, пиры! Вы чего там шушукаетесь, — продолжил свой бенефис Кузнец. — Решили уже, как с людишками? Пороть будете? А может простите болезных? Они ведь не по злобе, а по скудомыслию — не смекнули сразу, какие важные пиры к нам пожаловали! А так бы сразу в ножки бухнулись!
Зал неистовствовал. Успех был полный. Да что там успех? — триумф! И не нам, живущим в эпоху тотальных развлечений, когда куда ни кинь взгляд наткнешься на развлекательное устройство, их осуждать. Это у нас на каждом шагу если не комп, так телевизор, не телевизор, так ноутбук, не ноутбук, так смартфон, не смартфон, так читалка, или еще что, и все эти гаджеты предназначены для развлечений. В основном. А те, кто на них еще и работает, все равно потом использует для развлечений. А у этих бедных людей ничего такого не было, кино и того не было, да что там кино — театра не было, книг не было, газет не было — ничего не было. Так что развлекали они себя сами. Как могли. Так что не будем к ним слишком суровы. Какие времена, такие и нравы.
А Шэф между тем не торопясь, можно сказать — вальяжно, приблизился к длинному столу за которым расположилась ватага Кузнеца, во главе со своим предводителем. С лица командора не сходила искренняя, чуть смущенная улыбка, с которой он встал из-за стола. Так улыбаются интеллигенты, попавшие в неловкое положение — надо протиснуться сквозь плотную толпу на входе в женский туалет, чтобы пробраться в мужской, или что-нибудь подобное. С этой улыбкой он и приблизился к Кузнецу. Зал замер в ожидании продолжения концерта, все надеялись, что залетный аристократишка не подкачает и придаст действу еще больше веселья, отчебучив что-либо этакое: потребует прекратить ёрничанье, пригрозит разнообразными карами, попугает рыцарским отрядом, который будет здесь через треть склянки, или еще как складно соврет. Короче говоря, все надеялись на продолжение комедии, а начался кошмар. А может и триллер, если вообще не фильм ужасов.
Со все той же извиняющейся улыбкой командор трансформировал кисть левой руки в некое подобие медвежьей лапы с десятисантиметровыми стальными когтями, игриво поблескивающими в неверном факельном свете. После этого, все так же молча, без высказывания каких-либо претензий и без объявления войны, он махнул лапой, отделив тем самым голову Кузнеца от туловища. Фонтан крови ударил в низкий потолок, но не достиг его и бессильно обрушился вниз, окропив ближайших соратников атамана. Гробовая тишина воцарилась в "Свинье и курице" — уж слишком резким был переход от неудержимого веселья к ожившему кошмару.
Некоторые из присутствующих читали, а остальные слышали в детстве сказку "Воришка Кантидиан и ожившая статуя", и вот теперь тот первый — детский ужас, когда спастись можно только укрывшись с головой под одеялом, снова прошелестел по залу морозным дуновением. Вообще нормальные сказки это совсем не то, что нам читали в детстве мамы и бабушки. Прочитайте хотя бы подлинные неадаптированные сказки братьев Гримм и убедитесь — это не сказки в нашем понимании, то есть истории для детей со счастливым концом. Это новеллы ужасов. Вот такой сказочкой был и "Воришка..", а сейчас эта страшная сказка ожила.
Жизнь — лучший режиссер. И сценарист, и постановщик, и аранжировщик и вообще — все на свете. Ну кому из режиссеров триллеров и фильмов ужасов могла прийти в голову такая мизансцена — голова Кузнеца рухнула точнехонько в блюдо с жаренным поросенком, выбив оттуда голову несчастного животного и встав ровнехонько на ее место. Картинка получилась на загляденье — сюр в чистом виде. Дали с Пикассо отдыхают!
Командор, глядя на это безобразие, только хмыкнул, решив ничего не предпринимать, справедливо рассудив, что кто он такой, чтобы вмешиваться в постановочные планы ГЛАВНОГО РЕЖИССЕРА? Ведь без воли Господа волосок не упадет с головы, не говоря уже о самой голове. А она упала, да еще так ловко встала на уготованное ей место, как бы прозрачно намекая, кем был в прошедшей жизни Кузнец. Нет! Решительно было невозможно разрушить такой натюрморт. Но, жизнь в очередной раз доказала, что цена нашим планам дерьмо, как любил выражаться пан Паливец.
Ожившие мелиферы показали Шэфу направление на потенциальную опасность. Как выяснилось, не все посетители "Свиньи и курицы" были в состоянии шока, некоторые особо продвинутые личности сумели сбросить оцепенение и начали потихоньку действовать. Суровый дядька неопределенного возраста и самой что ни на есть мужественной наружности — вонючий, свирепый и волосатый, с самым решительным видом взводил большой армейский арбалет.
Главком дожидаться перитонита не стал и пресек бунт в самом зародыше, использовав для этого голову многострадального Кузнеца… хотя нет, пожалуй так будет не совсем правильно — с чего это Кузнец многострадальный? Сам он приносил много страданий в этот мир, а вот чтобы страдать самому — с этим все было не так хорошо. Кузнец в прошедшей жизни практически не страдал, да и ушел фактически безболезненно. Ну, что тут скажешь? — повезло. Жизнь далеко не всегда справедлива, а чаще всего — наоборот. Так что правильно будет так: использовав для подавления бунта многострадальную голову Кузнеца. Голова действительно пострадала: и с плеч ее снесли и в дурацкое положение поставили.
Шэф взял голову Кузнеца за густые сальные волосы, слегка смоченные его же кровью и не глядя метнул в арбалетчика. И разумеется попал. К слову говоря — ничего удивительного. Мастер войны — это Мастер войны, такое звание не купишь, это тебе не академик РАН. Метательный снаряд весил никак не менее пяти с половиной килограмм, скорость его движения была чуть более тридцати метров в секунду, так то произведя несложные вычисления можно узнать энергию с которой соприкоснулись две головы — Кузнеца и незадачливого стрелка.
Последствия столкновения для обеих голов были совершенно разные. И если голова Кузнеца практически не пострадала — и действительно, чего ей страдать-то? — она свое уже отстрадала, то про голову арбалетчика сказать такое было решительно невозможно. Она пострадала, да еще как! Метательный снаряд, пущенный Шэфом, вбил лицевую кость стрелка внутрь его же черепа. Остался при этом арбалетчик жив, или нет, было неизвестно, но вот стрелять, или выполнять еще какие-либо осмысленные действия, он не мог. Как свалился под скамью, на которой сидел, так и остался там лежать.
Произошедшее с Кузнецом и безымянным стрелком подействовало отрезвляюще на неокрепшие умы и больше никаких акций протеста в "Свинье и курице" не последовало. А командор, добившись порядка в зале, начал неторопливый обход помещения, внимательно разглядывая постояльцев. Тот, на кого перемещался его взор, начинал нервничать, усиленно потеть и отводить глаза, предпочитая вперить их в пол. Смысл действий страшного оборотня ускользал от присутствующих, но так продолжалось недолго. Остановившись перед очередным завсегдатаем, довольно молодым человеком, одетым богато, модно, но явно с чужого плеча, главком негромко произнес:
— Голубчик, покажи-ка свои клинки. — "Модник" медленно поднялся и нехотя обнажил отличный меч дымчатой стали и парную к нему дагу. — А лицензия на оружие есть? — нахмурился командор.
"Оборотень в погонах проверяет регистрацию у гостей столицы" — ухмыльнулся Денис. Ухмыльнулся несмотря на то, что чувствовал себя крайне паршиво, но уж больно сценка позабавила. Пахнуло чем-то родным, посконным и домотканым, вроде портянок недельной носки, а хорошо одетый юноша лишь изумленно уставился на командора, не понимая чего хочет от него этот страшный человек… в смысле — существо. У людей таких медвежьих лап с железными когтями не бывает.
"Гостей кавказской национальности" — уточнил внутренний голос.
"Нет такой национальности, — осадил его Денис. — Ты же вроде культурный. Откуда такая безграмотность?"
"Тогда — из ближнего зарубежья".
— Вынужден конфисковать, — фальшиво вздохнул Шэф. — Без лицензии никак нельзя. — Видя, что "модник" колеблется, командор усилил нажим: — Согласно постановления Краснопресненского районного суда города Москвы.
Из всего сказанного, "модник" понял лишь то, что у него забирают оружие, которое он собирался продать не менее, чем за пятьдесят золотых, а если повезет — то за семьдесят. Хотя… пожалуй — нет. Он понял еще кое-что. "Модник" понял, что его собираются судить. Судить за разграбление загородного поместья, в котором было много женщин, много детей, но немного мужчин, которые могли бы это поместье защитить.
Налет был славным! "Модник" даже сейчас, в совсем не подходящий момент, ощутил томление в паху, припомнив, что они проделали с женщинами и детьми. Особенно с детьми. Они были такими мягонькими, такими беспомощными, а как кричали! Глазки модника замаслились, но окрик оборотня вернул его к суровой реальности.
— Эй! Ты не заснул часом? Живо гони клинки, малахольный!
И в этот момент "модника" переклинило. Он решил, что терять ему нечего — все равно будут судить А за поместье, да еще если всплывут другие художества, то в лучшем случае на кол, а в худшем — соляная яма со снятой кожей. Издав дикий вопль, от которого людям с неуравновешенной психикой, присутствующим в зале, совсем поплохело, он рубанул командора по шее. Шэф удивленно уставился на придурка, а тот, войдя в раж, принялся наносить беспорядочные удары: по туловищу, по плечам, по голове, снова по туловищу, опять по голове, и так далее. Продолжалось это безобразие секунд десять. Наконец, главкому это надоело. Он снова отрастил "медвежью лапу" и голова придурка с деревянным стуком соприкоснулась с полом.
Весь этот цирк с конями проходил в гробовой тишине — благодарная аудитория открыв рты и затаив дыхание наблюдала за происходящим. И их можно было понять — вместо банального действа — глумления над беззащитными аристократами, они стали свидетелями гораздо более высокого искусства. Шли на концерт художественной самодеятельности треста столовых и кафе, а попали на "Виртуозов Москвы". И, честно говоря, публика была довольна. Работу метаморфа не часто увидишь, если вообще не никогда.
Завершив показательные выступления — как ни крути, а участников действа было двое, значит это было не выступление, а выступления, командор снова придал конечностям человеческий вид и повернувшись к публике молча пожал плечами. Этим он как бы давал собравшимся невербальный сигнал, что он существо некровожадное, и если кому и отделяет голову от туловища, то только по необходимости, а никак не для развлечения, так что все вменяемые в зале могут не беспокоиться. Ну-у… почти не беспокоиться. Главком подобрал клинки, выпавшие из рук придурка, и попросил его соседа передать ему пояс безвременно усопшего, что было последним и выполнено без малейшего промедления.
Нацепив на себя пояс с конфискованными колюще-режущими предметами, Шэф продолжил неторопливый обход трактира. Следующим субъектом, вызвавшим его интерес был Копченый. Как только командор остановился перед командиром наемников, тот немедленно расстегнул пояс со своим оружием и молча положил на стол. Копченому было очень жаль расставаться с клинками работы легендарного мастера Витора Эрлаха по прозвищу Золотой Молоток, за которые он заплатил сто золотых, но жизнь он ценил дороже. Командор некоторое время вертел в руках и рассматривал эти подлинные произведения оружейного искусства, после чего положил меч и кинжал обратно на стол. В ответ на недоуменный взгляд Копченого, он улыбнулся:
— Очень ты на одного знакомого похож.
— На кого? — поднял брови наемник.
— Его звали Болотная Гадюка. — Шэф помолчал. — В Паранге погиб.
Наемник понимающе покивал, а командор двинулся дальше. Чем-то глянулся ему Копченый. Точнее говоря, Шэф знал чем — наемник, в отличие от "модника", был воином, а не убийцей. Как гласит местная пословица: каждый воин — убийца, но не каждый убийца — воин. Командору просто требовалось подобрать такое оружие, чтобы их c Дэном не принимали за лохов — по одежке встречают, а забрать у наемника его клинки было то же самое, что отнять у хорошего скрипача скрипку Страдивари, чтобы тебя приняли с уважением в оркестре какого-нибудь привокзального генделика. Как-то не комильфо… Шэф решил, что народа в трактире много — что-нибудь да подберет.
Так и получилось — через пару столиков он наткнулся на собрата "модника", который оказался гораздо умнее своего предшественника и без лишних телодвижений презентовал командору свои клинки. Вернее, как свои? — у такого грязного, во всех отношениях, типа никогда не могло быть оружия такого качества. И убить собственноручно настоящего хозяина, если конечно же тот соответствовал своему мечу и кинжалу, он бы никогда не смог — кишка тонка. Другое дело, если хозяин был местным мажором и носил свое оружие, как признак статуса — тогда возможны варианты. Но, Шэфу не было дела до всех этих тонкостей, получив искомое он направился к столику, где его дожидался бледный Денис.