Колесо истории, или Сверхпроводимость

— Путёвка. Распишитесь.

— В чём?

— В прибытии, — сказал старичок.

— Кого?

— Меня. Казимир Иванович Скребков, методист из районо.

— А-а!.. — Громцев просиял и поднялся навстречу старичку. — Ждём! Ждём! — Он попытался снять с методиста плащ.

— Ни-ни, — замахал руками старичок. — Радикулит. А тут вызов за вызовом. Неспокойное поколение — всё время в движении — и нас, стариков, заставляет двигаться.

— Не говорите, — вздохнул Громцев. — Вот… пробую разобраться, — кивнул он на груду книг, журналов и газет.

— Это всё теории, — сказал Казимир Иванович, доставая из кармана сложенную тетрадку. — А у нас, старых методистов, существует проверенная методика. Не теория, а решительные действия!

— Очень интересно, — кивнул Громцев. — А какие решительные действия?

— Игры.

— Игры?

— Да.

— А во что?

Пришла Марта Петровна с бумагами.

— Минуточку. — Казимир Иванович вытащил Громцева из-за стола и поставил посреди комнаты. — Возьмите тот же ваш атом. В центре его, насколько я помню, находится ядро. Это вы, — показал он на Громцева. — А вокруг вращается, насколько я помню, этот… протон.

— Электрон, — подсказала Марта Петровна.

— Чудесно! — быстро согласился Казимир Иванович. — Электроном буду я. — Методист проворно скинул боты и, оставшись в лёгких спортивных тапочках, забегал вокруг изумлённого Громцева. Плащ шелестел, развевался, хлопал его по пяткам.

— Похоже?

— В принципе, — неуверенно ответил Громцев.

— А что это такое, как не излюбленный детьми хоровод! Вы понимаете, в этой древнейшей игре заложена идея круговращения электрона вокруг ядра.

— Мне нравится, — приветливо сказала Марта Петровна.

— А представьте себе, — продолжал Казимир Иванович, — что хоровод сопровождается пением каких-нибудь тематических куплетов. Ну, что-нибудь вроде… «электрончик-электрон, электрон со всех сторон!». Приблизительно, конечно. Сочинил по пути к вам.

— Замечательно! — засмеялась Марта Петровна. — Да, Вадим Павлович?

Громцев откашлялся, потом сказал:

— Оно, конечно, неожиданно несколько, но, впрочем…

— А разрывные цепи! — не унимался Казимир Иванович. — Помните такую игру? Это же готовая формула цепной реакции! А баба сеяла горох?

— Мне хотелось бы только посоветоваться с сотрудниками, — пробормотал Громцев. Он всё ещё стоял посредине комнаты, как ядро.

— Не возражаю! Кстати, чем больше будет народу, тем нагляднее я продемонстрирую методику. — Казимир Иванович надел боты. — Игры, товарищи! И через них — путь к знанию!

— Совершенно с вами согласии, — кивнуло Марта Петровна. — В журнале «Семья и школа», вот здесь, я отметила…

Но Громцев прервал Марту Петровну:

— Позовите сотрудников. И оставьте, пожалуйста, в покое «Семью и школу»!

Может быть, теперь институт Холода не будет засыпан землёй и песком и в нём сохранится водопровод, освещение, сохранятся люди!..

* * *

— В лесу родилась ёлочка!.. А теперь пойдёт снег! Зажгутся разноцветные лампочки. Гирлянды. Выстрелят хлопушки. Снегурочка скажет: «Здравствуйте, дети! Все мы вас любим».

Возбуждённый Казимир Иванович стоял на столе. Вокруг него, взявшись за руки, водили хоровод сотрудники.

— А снег зачем? — спросила Наташа. — И Снегурочка?

— Тематика учреждения. Снег в июне — прекрасная иллюстрация современной науки. — Казимир Иванович соскочил со стола. Он опять был в лёгких спортивных тапочках, но уже без плаща. — Новый год летом — это объясняет, что такое институт Холода. Затем дети закрепляют усвоенные знания. Прошу вас, товарищи. Занимайте места. Действуем согласно плану. — И Казимир Иванович заглянул в свою тетрадку. Громцева подкупило в методисте то, что он работал по строгому плану.

Сотрудники полезли — кто на стул, кто на стол — и образовали амфитеатр.

Громцев отвёл Казимира Ивановича в сторону и сказал, что к словам Снегурочки «Все мы вас любим» надо прибавить: «Вся наша страна». Казимир Иванович согласился и вписал в план.

Пунченок зажимала ладонью рот, чтобы не расхохотаться. Николай тоже едва удерживал смех, показывал глазами на Митю Нестерова, который, стоя на стуле, невозмутимо жевал сырую морковь. Митю оторвали от климата, и он уничтожал подопытный образец. Иван Евтеевич критически смотрел на столы и стулья под сотрудниками. Он бы хотел отправить столы и стулья к себе в мастерскую, чтобы предварительно их отремонтировать.

— Чёрт знает что! — сказал старший научный сотрудник Ионов, пытаясь вскарабкаться на тумбочку.

— Товарищи, может, я вообще здесь лишний? — Казимир Иванович сердито потянулся к плащу.

— Успокойтесь, — сказал Громцев. — Сергей Ильич, прошу серьёзнее. Нестеров, прекратите грызть морковь!

— Да. Конечно, — кивнул Митя, почти не обращая внимания на то, что происходило.

— Давайте руку! — Марта Петровна помогла Ионову вскарабкаться на тумбочку.

Иван Евтеевич перевёл критический взгляд со стульев и столов на тумбочку.

С потолка действительно начало сыпаться что-то белое. И хлопушка выстрелила — это громко треснула под Ионовым тумбочка.

— Здравствуйте, дети, — сказала Пунченок.

Митя с новой силой надкусил морковь.

Вадим Павлович опять призвал к порядку:

— Прошу серьёзнее. Нестеров, да прекратите вы грызть морковь!

Пунченок Громцев замечание не сделал: Пунченок разрешается спорить с Громцевым.

Казимир Иванович налил в стакан из термоса кофе и отпил несколько глотков.

— Итак, закрепление усвоенного. — Он взмахнул руками и запел, заглядывая в тетрадку:

Замкнутый круг — Это вокруг Мчатся ядра электроны… —

нестройно подхватил хор:

Пусть всегда будут кванты!..

— Что здесь происходит? — раздался с порога суровый голос.

В дверях стоял человек в кожаной куртке, вельветовых брюках, седой, стриженный ёжиком. В руках чемодан.

Это был Главный Криоген, академик Александр Степанович Мельников. Он только что вернулся из командировки.

…На столах обрывки бумаг, разбросанные карандаши, стакан с кофе. Лежит морковь — остаток нового климата.

Гудят два настольных вентилятора, выдувают табачный дым в раскрытое окно.

В кабинете никого, кроме Громцева и Мельникова.

— Это чудовищно! — Главный Криоген сердито листает план Казимира Ивановича. — Электрончики, протончики, разрывные цепи… Кто затеял историю с детьми?

Громцев смущённо развёл руками.

— Видите ли, Александр Степанович, сейчас это принято. Дни открытых дверей. А тут ещё ошибка с афишей. Но, говорят, уже в первых классах начали изучать алгебру…

Мельников нетерпеливым движением выхватил из кармана телеграмму и протянул её Громцеву:

— Вот!

В телеграмме было написано:

«Просим ускорить завершение эксперимента «Висмут» тчк Начальник полярной станции Антарктида-3».

— Понимаю, Александр Степанович. Конечно, не к месту затея с детьми и не ко времени. А что же делать? Они завтра опять придут.

— Не пускать!

— А районо?

— Я вас не понимаю, Вадим Павлович! Ну ладно этот методист. Но вы, взрослые, серьёзные люди… Учёные. Не пускать! Или, может быть, корпус за моё отсутствие превращён вашим районо в филиал начальной школы?

Громцев молчал, теребил на носу отремонтированные очки. Ему было стыдно, что он не мог проявить подобной воли и попал в плен к кочевникам.

— Где Тамара Владимировна? У неё последние записи по эксперименту «Висмут». — И при этом Главный Криоген швырнул тетрадку с планами Казимира Ивановича на стол.

Вентиляторы подхватили тетрадку, закружили по комнате и выдули её в окно.

5

Пространство перед корпусом было заполнено ребятами. Никуда они, конечно, не уехали, они все снова были здесь. Даже больше прежнего их пришло, потому что привели друзей и знакомых.

Дверь корпуса открылась, и на пороге появился Лазуркин. Молча и деловито прикрепил кнопками к дверям листок.

— Развивайтесь сами. На дому! Согласно рекомендованному списку литературы.

— Как — на дому? — спросила девочка с косичками, концы которых были защёлкнуты пряжками — маленькие гусиные лапки. А на платье гуси были нарисованы целиком. Тоже маленькие, конечно.

— Сказали, послезавтра начнём! — возмутился паренёк в летней шапке с пластмассовым прозрачным козырьком зелёного цвета.

— Когда теперь приходить? — крикнул другой, в такой же летней шапке, только цвет козырька был жёлтым.

Ни у того, ни у другого из ребят шапки ровно надеты не были. Само собой разумеется. Конструкция школьника!

— Хе-хе! — усмехнулся Лазуркин. — Восемь классов кончите и придёте! Не до вас. Академик приехал. Эксперимент начинается. Посторонись! — крикнул он, потому что от подъехавшего грузовика несколько сотрудников тащили к выходу чёрные дымящиеся сосуды с азотом.

Пропустив азот в корпус, Лазуркин посмотрел на небо.

— Погода. Лето. И гулял бы я на вашем месте! — и закрыл дверь.

— Безобразие! — крикнул Гунн. Он опять был с мороженым.

Ребята заволновались, зашумели. Всё пространство перед корпусом заволновалось, зашумело, задвигалось.

— Как же так?

— Нам обещали!

— И в газете было напечатано! И по радио говорили!

Даже маленькие гуси на платье у девочки закричали: «Мы с нею везде ходим, поэтому тоже всё видели и слышали! Вы обещали!» А мальчик с развязанными шнурками на ботинках даже попытался заплакать от обиды. Он очень надеялся стать физиком, ведь физика — наука будущего, она ждёт его!..

Гунн переложил мороженое из правой руки в левую, подскочил к дверям и забарабанил кулаком что было сил.

Дверь распахнулась, и Лазуркин, вынув из кармана свисток, пронзительно засвистел.

Толпа отхлынула, обратилась в бегство. Девочка с гусями убегала первой. А может быть, это не она, а гуси убегали первыми. Мальчик с развязанными шнурками не убегал, потому что, прежде чем убегать, ему надо было завязать шнурки. Он этим и занялся. Хотя понимал, что шнурки развяжутся снова.

А сквозь отступающие ряды к корпусу стремительно шёл старик в развевающемся плаще и в фетровых ботах.