Помоги проекту - поделись книгой:
— И как только узнала, — проворчал разоблачённый волшебник и полез в мешок доставать свои припасы. Из воды донёсся явственный смех.
— Ветер нашептал, — улыбнулась я и снова забулькала. Маг неожиданно вздрогнул и развернулся ко мне.
— Ветер нашептал… Лика, послушай, ты сейчас, что, разговариваешь с русалками?
— Про твои припасы мне не они рассказали, — заверила я, но волшебник отмахнулся.
— Я не о том. Ну, разговариваешь?
— Разумеется, — отозвалась я и снова подула в дудочку. Вода ответила. — Русалки не слышат того, что происходит в воздухе, да и человеческий язык понимают с трудом.
— А ты их язык понимаешь? — жадно спросил смертный.
— Понимаю, — признала я. — Сейчас, например, они просят тебя остаться до темноты и потанцевать с ними.
— Они сами об этом заговорили? — восхитился маг.
— Ну, да, — подтвердила я, весьма удивлённая восторгом Рейнеке. — Русалки обожают танцевать, и счастливы, когда находится с кем. Так что им передать?
— Передай, что я буду счастлив принять их приглашение! — потребовал волшебник. Я просвистела его ответ в дудочку, а после, отложив её, повернулась к магу.
— Ты дурак, сын земли.
— Это ещё почему? — насторожился смертный.
— Потому, что жизнь тебя ничему не учит. Неужели ты не слышал о русалочьих плясках?
— Нет, — встревожился Рейнеке, однако по его глазам я поняла, что человек и сейчас по-настоящему не испугался.
— Может быть, ты принёс с собой ленты? Гребень? Зеркало? Сын земли, ты подумал, чем будешь выкупать свою жизнь?!
— Ясно, — спокойно ответил человек и, оперевшись спиной о ближайшее дерево, вытянул ноги. Вся поза его выражала полную расслабленность и беззаботность. — Ты снова завела меня в ловушку, не так ли?
— Я предупреждала тебя, — начала было я, но маг остановил мои возражения, подняв руку.
— Это всё неважно, Лика, дочь ветров. Лучше расскажи мне про обычаи русалок.
— А что тут рассказывать? Они дети воды, они появились из слёз создателя мира, как сильфы появились из вздоха, а эльфы — из смеха. Летом они выходят из воды по ночам и до одури пляшут на берегах своих жилищ — ручьёв, рек, озёр… Каждый смертный, который окажется здесь, будет затанцован до смерти, если только не откупится подарком. Они ужасно тщеславны и рады любой безделке. Правда, девушек они могут отпустить за честное слово, но горе той, которая не вернётся с обещанным! Но мужчине они не поверят, тут даже надеяться не на что.
— Так, может, мне сбегать на заставу за лентами? — уточнил маг. — Вряд ли, конечно, они есть у сторожей, но вдруг… Или я могу успеть вырезать гребень до вечера.
— Зачем? — удивилась я.
— Не хочу умирать, — вежливо пояснил маг. — Ты уж прости, Лика, если я срываю твои планы насчёт моей смерти, но мне совершенно не хочется сегодня прощаться с жизнью.
— Ты не срываешь планов, — улыбнулась я. — Только я не понимаю, зачем тебе бегать за лентами и гребнями, когда у тебя есть то, что русалки ценят больше всего.
— Гитара? — проследил мой взгляд смертный. — Ну уж нет! Лучше я сам утону, чем отдам им свою гитару!
— Вот глупый! — воскликнула я и, схватив дудочку, поспешила поделиться сказанным с ручьём, который давно уже гневно журчал, требуя посвятить его в детали разговора. Выслушав мой пересказ, русалки засмеялись так весело, как умеют смеяться только дочери вод. — Зачем тебе топить гитару? Ты можешь просто на ней сыграть. Для русалок нет ничего важнее музыки, им скучно плясать под одно только пение, а играть они не умеют.
— Тебе бы стоило сказать об этом сразу, — проворчал чёрный волшебник. Я пожала плечами.
— Если твоя игра и пение им не понравятся, тебе уже никто не поможет. Поэтому стоило припасти на всякий случай и другой подарок. Сейчас-то уже поздно бежать. Они знают, что ты заранее не озаботился.
— Обязательно было говорить! — рассердился маг. Я отвернулась и снова заговорила с ручьём. Мне было что обсудить с водными сестрицами и без смертного мужчины.
— О чём ты с ними шепчешься? — не вытерпел Рейнеке.
— Обо всём на свете, — повернулась я к нему. — Они рассказывают, новости, которые приносит ручей, а я — о том, что видела на берегу.
— И много ты видела? — немедля поинтересовался маг.
— Немного, — признала я. — Так я им и сказала.
— А они?
— Они видели многое, — честно ответила я. — Но тебе вряд и будут интересны новости ручейка.
— Не хочешь отвечать? — догадался маг.
— Не хочу, — помедлив, признала я. Я кое о чём попросила дочерей воды, и рассказывать об этом человеку не имело смысла.
— Твоё право, — медленно проговорил волшебник, пристально меня разглядывая. — Давай тогда поговорим про русалок. Это правда, что ими становятся утопленницы и девушки, которых они же сами заманивают на дно?
— Ты невозможен, сын земли, — всплеснула я руками. — Откуда ты взял эту чушь?
— Все так говорят, — пожал плечами Рейнеке. — Неужели неправда?
— Только эльфы могут принимать смертных и делать их частью своего народа! — рассердилась я. — Ни русалки, ни сильфы на это неспособны! Не знаю, о чём рассказывают люди, но дочери воды, разумеется, родятся от дочерей вод, и не пополняют свои ряды за счёт…
— Русалки ведь все женщины, — прервал меня Рейнеке. — Или среди них и мужчины водятся?
— Нет, мужчин среди них нет, — отвергла я это предположение. И, разумеется, волшебник немедля заинтересовался:
— Тогда как же у них рождаются дети?
— Всё-то тебе хочется знать, — досадливо проворчала я.
— А это тайна? — уточнил смертный, раздосадовав меня ещё больше.
— Да не тайна, просто…
— Не продолжай, я угадаю, — прервал меня человек. — Они рожают дочерей от тех мужчин, с которыми танцуют на берегу?
— Разумеется, — кивнула я. Рейнеке кивнул в ответ, но, словно бы не удовлетворившись собственным объяснением, продолжал на меня смотреть, и я добавила: — Они же не как люди… они икру мечут, эти русалки. Тысячи икринок — и эта только одна, а ведь в каждом ручье их живёт по две, по три, а ещё с морей приплывают…
— На нерест? — хмыкнул волшебник. Я снова кивнула.
— Ну… да. Русалки мечут икру только в пресной воде, и морским было бы худо, если бы их не пускали бы в реки и озёра.
— Тысячи икринок! — оценил Рейнеке. — За один год русалки должны бы заполонить весь мир. Или не все выживают? В воде ими кто-нибудь питается?
— А что толку? — отмахнулась я. — Даже рыбы сделаны из земли, но русалки — водные создания, и им ничего не сделается, даже если ты проглотишь её целиком.
— Значит, их не едят, — подытожил смертный. — Но что тогда? Как спасти мир от русалочьего засилия?
Против воли я засмеялась.
— Ты как скажешь… Икринка — это капелька воды, не более. Она должна пройти длинный путь, пока её не проглотит женщина, способная стать матерью будущей русалке. Уже познавшая мужчину, но не имеющая собственных детей — это обязательное условие. Такая женщина зачнёт и родит девочку, совершенно обычного ребёнка. Разве только глаза будут беспокойные, ну, и у воды будет просиживать стражу за стражей, но мало ли у кого какие причуды… А однажды весной, когда будет половодье, и дочери вод запоют особенно громко, дитя не вернётся в свой дом на суше — она уйдёт в воду и станет русалкой — такой, как ей и полагается быть по праву рождения.
— Ужасно! — выговорил смертный после долгого молчания. — И что станется с её бедной матерью?
— С матерью? — удивилась я. Такие вещи никогда не интересовали русалок, и мне о них не рассказывали. — Не знаю, наверное, будет жить, как раньше жила… Какое это имеет значение?
— Значение?! — гневно переспросил Рейнеке, но, встретив мой удивлённый взгляд, махнул рукой и отвернулся. Ручеёк тем временем вновь потребовал пересказать разговор, и, услышав мой ответ, зажурчал ещё веселее прежнего.
— Что они говорят? — не удержался от вопроса волшебник.
— Грозятся, — пожала плечами я. — Говорят, если я буду всем рассказывать тайны их рода, они могут поведать кое-что интересное и о моей родне.
— А о твоей родне можно рассказать не менее интересно, Лика? — осведомился Рейнеке.
— Вот уж не знаю, — хмыкнула я. — Мы никого не трогаем, живём высоко над землёй в воздушных городах и замках. Люди не видят нас, и нам нет дела до земных дел.
— И у вас есть и мужчины, и женщины, как у людей? — уточнил волшебник. — А какие вы знаете ремёсла? Чем питаетесь? Что пьёте? Из чего шьёте свою одежду?
— Из воздуха, разумеется, — ответила я. — Мы живём в воздухе, и мужчины, и женщины, и у нас не так много ремёсел, потому что каждый может обеспечить себя всем необходимым. И, конечно, мы не едим такой грубой пищи, как вы, люди. Мы питаемся чистой магией, и пьём запахи, которые нам приносят ветра. А когда вы, смертные, начинаете колдовать, вы отбираете волшебство у воздуха, и отдаёте его земле. И почему-то забываете развеять обратно, поэтому многие из нас голодают и даже падают на землю без сил, а потом долго, очень долго не могут подняться.
— Как ты? — прозорливо заметил маг.
— Как я.
— И что вы делаете потом? — не отставал смертный.
— Живём на земле, — сухо ответила я. — Копим магию, пока не вернёмся обратно в небо. Иногда умираем прежде, чем успеваем закончить свой труд.
Волшебник подсел ко мне ближе, обнял за плечи и прижал к себе. Кажется, он неправильно меня понял, увидел горе там, где была одна только досада… но я не стала ничего объяснять, слишком приятно было это неожиданное сочувствие. Догадался ли смертный, что из-за него и его собратьев на небе давно уже царит голод, и беспечная жизнь детей воздуха испорчена вечным поиском пищи?
Отгорел закат, на чёрный бархат неба высыпали звёзды, но вода оставалась спокойной. Мы сидели на берегу и молчали. Всё уже было сказано — и извинения, и сожаления, и советы. Теперь оставалось только ждать. Лишь только когда мир залился серебряным светом луны, гладь ручья всколыхнулась. Из воды, одна за другой, вышли русалки, одна прекрасней другой, синеволосые девы, завораживающие взгляд плавными, текучими движениями. На них были свободные платья, сплетённые из водорослей, и платья эти не скрывали красоты русалочьих тел. Они остановились у самого берега и с любопытством посмотрели на нас. В их голосах звучали трели ручья.
— Привет тебе, сестрица! — прожурчали они. — Давно ты не мыла ноги в нашей воде.
— Долгую-долгую зиму, — ответила я, склоняя голову. — Но вы, разумеется, спали.
— Как всегда, сестрица, — ответили мне все трое и посмотрели на Рейнеке. Маг вскочил на ноги и поклонился. Они засмеялись. — Какой красивый у тебя спутник. Отдаёшь его нам?
— О, да! — живо обещала я. Рейнеке округлил глаза, но я покачала головой: мой отказ не защитил бы его от колдовства русалок. Хотел ли он защиты в этот момент? Журчащие переливы русалочьих голосов завораживали даже меня, вызывая безудержное желание забыть обо всём и отдаться бешеной пляске.
— Чего же ты хочешь взамен? — прожурчали дочери воды всё так же хором.
— Услугу, сестрицы, — быстро ответила я, и все трое кивнули.
— А ты, смертный? — заговорили они с магом, откровенно его рассматривая. — Что ты принёс нам? Какой подарок?
Рейнеке посмотрел на меня, потом пожал плечами. Ещё не пришло время для плясок, и русалки могли отпустить его по-хорошему — если бы он понравился им. Время для плясок начнётся после праздника добрых ветров, когда всё живое прославляет жизнь.
— Принёс… — медленно произнёс маг, ласково касаясь пальцами струн. — Хороший подарок, вам понравится.
Он заиграл, и в звуках гитары я услышала всё то же журчание ручья, что и в голосах русалок. А ещё там был звёздный свет, прохладный ветер и страстное желание жить. Жить, дышать, любить, наслаждаться каждым днём и — особенно — каждой ночью. Это было искусство, это была магия.
— О! — ахнули дочери воды. — О, как прекрасно ты играешь. А голос твой… Спой нам! Спой, смертный! Спой каждой из нас!
Маг улыбнулся и покачал головой. Он играл и играл, и его музыка совершенно заворожила русалок. Они вышли на берег и уселись у его ног: одна по правую руку, другая по левую, а третья обняла колени смертного и заглянула в глаза.
— Пой для нас, — попросила она и в руках её замерцала горсть речного жемчуга. — Чего ты хочешь? Вот, возьми, жемчуга: подаришь женщине — влюбится, только тебя и будет помнить, подаришь мужчине — на всю жизнь друг будет. Возьми, только спой для нас.
— Зачем ему такой подарок? — неодобрительно произнесла я. — Узнают люди, его зарежут, а жемчуга отберут.
— Нет, — прожурчала русалка. — Отобрать его нельзя, только подарить, и обманом не выманить, а если отберут злом, то, кто возьмёт, поругаются, перебьют друг друга, а жемчуг сам вернётся. Возьми, сын земли, спой нам.
Маг кивнул, и русалка сложила свой дар на земле. А Рейнеке изменил ритм, и теперь в его музыке зазвучало другое…
Разнотравьем окаймлёны
То, о чём пел волшебник, вставало перед глазами. Летняя жара сменилась осенней слякотью, а после на миг пахнуло ледяными, злыми ветрами… А потом мы услышали перезвон капели и робкие ещё звуки ручья, пробивающегося из-под льда.
Рейнеке подмигнул дочери воды и замолчал, перебирая струны.
— О, нет! — застонали заворожённые русалки. — Не молчи, смертный, пой ещё! Рейнеке покачал головой. Тогда поднялась на колени сидящая справа русалка и тоже обняла его колени. В руках её словно сама соткалась причудливая раковина.
— Спой для меня, сын земли, о, пой для меня, и я одарю тебя, как никому не снилось.
Маг покачал головой.
— Не отвергай мой дар, человек, вот, взгляни только! Сестра дала тебе жемчуг — хорошо, а я дам раковину: у кого она будет, тот сам никогда не потонет, и друзья его не потонут, и родичи. Возьми, сын земли, сыграй для нас!
— На что ему этот дар? — буркнула я. — Узнают люди, отберут, а его зарежут.
— Нет, сестрица, нет. Не такой этот дар. Отобрать-выманить нельзя, кто украдёт — все потонут, и раковина вернётся. Пой, смертный, спой для нас!
Маг кивнул, и дева сложила дар у его ног, рядом с жемчугами сестры. Волшебник продолжил играть, и я услышала смерть и угрозу в его песне.
Поделиться книгой: