Дочь воздуха

В ливня серебре.

Стану листьями, что рассы-

Паны по земле.

Шаг неслышен и голос тих,

Только скор исход.

И в объятиях золотых

От любых невзгод

Перезвоном истаю струн,

Песнею скворца.

Пока крепок твой сон и юн,

Ухожу с крыльца2.

Круг вспыхнул и погас: разрушились чары. Я всхлипнула, и маг повернулся ко мне.

— Лика? — удивился он. Голос Рейнеке был как будто чужой, словно это он проснулся ото сна, а не погрузил в него всех эльфов в округе. — Ты плачешь?

— Н-н-нет, сын земли, — выдавила я. — Не плачу… Но ты… Я никогда не видела такого волшебства, такой музыки…

— Музыку нужно слушать, а не смотреть, — серьёзно возразил смертный. Аккуратно убрал гитару в мешок и, поднявшись, протянул мне руку. — Идём, Лика, эльфы скоро проснутся. Я чувствую, как рвутся узы.

— Иди, — отозвалась я, не двигаясь с места.

— А ты? — не понял смертный. — Решила остаться? Эльфов подождать? Глупая!

— Зачем я тебе, сын земли? — настороженно спросила я.

— Не знаю, — откровенно усмехнулся Рейнеке. — Но если ты не пойдёшь со мной, я унесу тебя силой. Ну?

— Уговорил, сын земли, — засмеялась я и поднялась на ноги. Если бы он попробовал только пальцем меня тронуть против моей воли, ветра разбудили бы добрый народ, и человека расстреляли из луков, но говорить об этом не хотелось. — Идём, эльфы и в самом деле скоро проснутся.

Глава четвёртая. Русалки

— Зачем ты меня с собой позвал? — спросила я, когда мы вернулись на перекрёсток пяти дорог и свернули на среднюю из них.

— Я тебя ещё не разгадал, — спокойно ответил маг. — А ты хотела остаться? Неужели эльфы не наказали бы тебя за твоё участие в моём побеге?

Я грустно улыбнулась. Волшебник слишком многого не понимал в добром народе… и у меня не было особого желания ему всё разжёвывать. Поэтому я сказала коротко:

— Эльфы не сердятся, когда человек поступает так, как для него лучше всего. Добрый народец не мстит, а только воздаёт по заслугам.

— И как они оценят мои чары? — ухмыльнулся смертный.

— Как величайший подарок, — удивилась вопросу я. — Разве ты сам не видел? Они были прекрасны!

— Вот как, — потянул Рейнеке. — А если я бы создал злые чары?

— Разве злые чары бывают прекрасными? — вопросом ответила я. — Ты неверно о них судишь, напрасно приписываешь красоту — или злобу.

— Чудно ты всё-таки говоришь, — буркнул маг. — Теперь я и сам вижу, насколько ты не человек.

— А я никогда и не говорила, будто я дочь земли, — подтвердила я.

— Ты дочь воздуха? — спросил волшебник и, остановившись, повернулся ко мне. — Сильф?

Я молча склонила голову. Вот потому-то нам и не советуют беседовать с людьми о чём-то, кроме прямых сделок. Наша чуждость кричит о себе во весь голос, и достаточно нескольких фраз и немного внимательности…

— Вот почему… — проговорил волшебник и коснулся пряди моих волос. — Ты хочешь вернуться в воздух?

— Хочу, — подтвердила я. — Но смертный не может мне помочь, на это способны только эльфы. Они качнут весы судьбы, и я смогу снова стать собой, отбросив это уродливое тяжёлое тело.

— Уродливое?! — возмутился Рейнеке. — Тяжёлое?! Девочка, ты знаешь, что легка как пушинка и прекрасна как солнечный день? Неужели у тебя нет глаз, чтобы увидеть собственную красоту?

— Спасибо за твою лесть, сын земли, — засмеялась я. — Но это слова смертного, не сильфа. Вот если бы ты мог увидеть меня прежде… Воздушная, прозрачная, я летала, обгоняя ветер, и по воздуху плыли мои волосы — белые, как самое чистое в мире облако, а когда я их расчёсывала, поднимался ураган… Вот было время! А сейчас?!

— А сейчас ты человек, — мягко заметил Рейнеке. — Может, для сильфа ты и тяжеловата, но, поверь мне, ты и сейчас кажешься легче пушинки. Я мог бы нести тебя весь день на руках и даже не запыхаться.

— Будь я сильфом, ты не смог бы даже обнять меня — я просочилась бы между пальцев, выскользнула бы из сомкнутых рук, — возразила я.

— Ты хочешь, чтобы я радовался этому? — уточнил смертный, и я засмеялась.

— Учти, я не игрушка для людей, Рейнеке-маг. И не букашка, которую ты будешь рассматривать сквозь увеличивающие стёкла, чтобы понять, как я устроена.

— Учту… дочь ветра. Но ты ведь не откажешься ответить на мои вопросы?

— Не откажусь выслушать — это честнее, — уточнила я. — Спрашивай, сын земли, до сих пор ты всегда задавал нужные вопросы, на которые я ответила бы даже перед лицом смерти.

— До этого дело, надеюсь, не дойдёт, — пробормотал человек, поправляя гитару. — Лика, скажи, как эльфы вернули тебя в воздух в прошлый раз? Что они сделали такого, чего человек не может повторить?

Воспоминания заставили меня поёжиться, как будто ветра внезапно сделались злыми.

— Они… не знаю, как это объяснить. Эльфы взяли весы моей судьбы и положили на одну из чаш мою клятву. Другая взлетела вверх, и мне сказали, что я могу подняться в воздух и остаться там, если выполню обещание. Они не сказали, что, став сильфом, я сделаюсь ещё беспечнее прежнего, и что день ото дня моя клятва будет становиться всё более легковесной, пока весы не качнутся обратно, и я не вернусь в смертный облик. Видишь ли, Рейнеке, сильфы — это магия, разлитая в воздухе, а вы, люди, берёте слишком много волшебства взаймы из окружающего мира и не умеете возвращать. Вот мы и теряем свою природу, и падаем на землю… И должны долго, очень долго возвращать утраченное. А я не захотела ждать. И была наказана.

— А в чём твоё наказание? — не понял меня смертный. — В том, что эльфы забрали свой дар, когда ты не выполнила их условие?

— Нет, Рейнеке-маг, это справедливо. Наказание — в той плате, которую они попросили. Думаешь, легко предателю взлететь? Я очень долго теперь не поднимусь в воздух.

— А как ты вернулась в прошлый раз? — не отставал волшебник. — Или ты рассталась со смертным телом сразу же, как добрый народ качнул весы?

— Нет, — покачала головой я и снова поёжилась. — Эльфы всего лишь подтолкнули…

Умолкнув, я поплотнее закуталась в плащ, зачем-то оглянулась по сторонам и призналась:

— Я прыгнула с обрыва и разбилась о камни.

— Что?! — возмутился маг, и я, встав на цыпочки, приложила палец к его губам.

— Не кричи, Рейнеке-маг, не надо. Сильф, став смертным, может умереть навсегда, а может вернуться в воздух после гибели тела. Добрый народ обещал, что я не умру, и я прыгнула со скалы. И они ведь сдержали своё слово!

— И как оно прошло? — неожиданно злым голосом спросил человек.

— Не спрашивай! — не выдержала я. На меня нахлынула пережитая боль. — Это было ужасно, и тело оставалось таким тяжёлым, и земля так неумолимо меня тащила к себе! Я уж думала, что эльфы меня обманули, а потом… удар, и…

Всплеснув руками, я закрыла лицо, и уже не увидела, а только почувствовала, как маг прижал меня к себе.

— Бедная девочка, — только и вымолвил он — словами, но его голос и руки сказали мне гораздо больше.

— Но эльфы сдержали слово, — горячо заговорила я. — Моё смертное тело рассыпалось в прах и разлетелось по ветру, а я взлетела в воздух и вернулась к родным.

— Попадись они мне… — процедил сквозь зубы волшебник. — Неужто нельзя было найти другой способ?

— Какой? — удивилась я. — Эльфы не хотели меня убивать, ведь это страшный грех — убить сильфа. Даже если он в человеческом облике. Что им оставалось делать?

Человек прорычал что-то невнятное и крепче прижал меня к себе.

— Уже потом, — поспешила продолжить рассказ я, — когда весы качнулись обратно, прах, которым стало моё тело, стал налипать на меня и тянуть вниз, к земле. Счастье, что это происходило постепенно, а не то я могла бы упасть с большой высоты и разбиться уже навсегда. Ветра принесли мне пряностей и привели к другим таким, как я. Те объяснили мне, как жить среди людей, не привлекая к себе внимания.

— Другим таким как ты? — задумчиво повторил волшебник. — Значит, дети ветров на самом деле упавшие из воздуха сильфы?

Высвободившись, я прижала руку ко рту человека и умоляюще заглянула ему в глаза.

— Сын земли, ты должен обещать мне, что сохранишь мои слова в тайне.

Волшебник взял мою руку в свою, повернул и поднёс к губам тыльной стороной.

— Я ничего не собираюсь обещать тебе, дочь ветров, — ответил он. — Но я не дам тебя в обиду, не причиню вреда и твоим родным.

— Смотри же… если обманешь…

— Ты хочешь есть? — спросил меня человек на исходе первой дневной стражи. Проспав перед тем весь день в заколдованном кругу, мы шли всю ночь куда глаза глядят, и вот теперь впереди показалась сторожевая застава, при которой наверняка можно встретить лоточника с горячими пирогами или ещё какой-нибудь едой в таком духе.

— Наверное, — неуверенно отозвалась я. — Но больше я хочу отдохнуть. Я не привыкла столько ходить на ногах. Всё-таки тяжело зовёт к себе земля, воздух не так суров.

— Как же ты раньше странствовала, бедная девочка? — поразился волшебник.

— Не торопясь, — пожала плечами я. — Отдыхала, находила ручьи и мыла в них ноги. Вода смывает усталость, а если уж попросить русалок о помощи…

— Русалок?! — вскинулся маг. — И ты знаешь, как найти их? И можешь поговорить с ними?!

— Знаю. Могу, — подтвердила я. — Но смотри, смертный, не жалуйся, будто тебя не предупреждали.

Волшебник, конечно, не обратил на моё предупреждение никакого внимания.

— Вот, — кивнула я на ручей, возле которого мы присели — отдохнуть и съесть купленные на заставе пироги. — Здесь живут русалки.

— И ты можешь позвать их? — жадно спросил смертный.

— Зачем их звать? — удивилась я. — Мы пришли, и этого достаточно.

— Так они нам покажутся? — не унимался волшебник.

— Ночью, — пояснила я. — Днём русалки не видны даже эльфам, растворены в воде, и поют, вплетая голоса в песню ручья.

— А сейчас они поют? — уточнил маг.

— Сколько вопросов, смертный! — засмеялась я. — Ты сам не слышишь?

— Нет, — покачал головой Рейнеке.

— Это потому, что ты говоришь, — назидательно объяснила я. — Замолчи, сядь на землю, склони ухо к воде и прислушайся.

— Но я ничего не слышу, — заявил человек, едва выполнив мои указания.

— Плохо слушаешь, — отмахнулась я, принимаясь за принесённый с собой пирог. Пожалуй, я действительно успела проголодаться. Счастье, что эльфы усыпили нас всего на один день — с них сталось бы и на семь лет задержать, и ничего не заметить.

Доев пирог (маг так и прислушивался, не глядя на еду), я достала из-за пазухи дудочку. Отломила тростинку, вставила её в широкий конец дудочки, а свободный конец тростинки опустила в воду. И подула, заставив воду ручья забулькать. Ручей на миг стих. А после разразился серебристой трелью-журчанием.

— Их тут три, — сказала я, повернувшись к магу и снова подула в ручей. — Я попросила разрешения погостить у них и кинуть крошки в воду, для рыбок.

— Крошки? — спохватился волшебник. — Лика!

— Да, сын земли? — безмятежно отозвалась я, догадываясь, что именно возмутило волшебника.

— Ты съела всё, что мы принесли!

— Разумеется, всё, — согласилась я. — Мне хотелось есть.

— А я?! — рассердился волшебник.

— А у тебя, сын земли, в мешке припрятана копчённая грудинка и ломоть хлеба, — пояснила я. — Их давно пора доесть, а не ждать, пока еда испортится.