— Ну, не знаю… Эй, ты куда?
— Здесь же сад. Огород. Должно быть что-то… А, вот! Лопата!
— Зачем тебе лопата?.. Эй! С ума сошла?!
Удары, хрипы, кровавые брызги, предсмертные вопли.
— Вот. Теперь не позеленеет. Предыдущий!
— Всё? Последний?
— Э-э… Да.
— Может остальных тоже того самого? На всякий пожарный?
— М-м… Думаю, не обязательно.
— Ну, как скажешь.
С торчащими во все стороны липкими волосами, вытаращенными глазами, покрытый с головы до ног кровью, с лопатой в одной руке и антиграфом в другой, Бухарь Заливанов напоминал какого-то нарисованного маньяка. По крайней мере, стоящее в коридоре большое зеркало было точь-в-точь картинка из комикса.
— Уа-ха-ха! — гортанно заколыхался Бухарь. — Ну что? Пора рассказик сочинять?
Дух коммерческой литературы задумчиво поскреб щетину.
— Не обязательно. Рассказик уже готов.
Бухарь повернулся к нему всем корпусом, угрожающе подняв лопату:
— Не понял.
— Ну… Э-э… Рассказ сочинялся все это время. Сам по себе. Автоматически. В зависимости от твоих… действий. Вот.
У него в руке появилась тощая пачка распечатанных листков.
Бухарь вытер липкие ладони о грязные штаны. Пролистал, оставляя кровавые отпечатки. Начал читать. Бросил. Свернул в трубочку.
— Ладно. Плевать. Хочешь сказать эта хрень порвет грелку?
Дух вытаращил глаза.
— Абсолютно!
Бухарь погрозил ему лопатой.
— Смотри у меня. Давай, забирай эту свою честь и вали отсюда. Помыться хочется.
Дух подобострастно поклонился, сложив лапки.
— Сей момент.
В дверь позвонили.
— Кого еще принесло? — Бухарь пинком распахнул дверь.
На площадке толпились негры.
— Добырый ветчер! — белозубо улыбаясь, сказал ближайший негр, в полосатом костюмчике и с букетиком.
— Добырый, добырый! — согласно закивали остальные негры.
Бухарь медленно повернулся.
— Только не говори мне, что они за оплатой.
Десять негров заулыбались еще шире.
— За опалатой, опалатой, да. Мы пришель за твоя честь, да.
— Ты мне другое говорил.
Дух виновато развел руками.
— Ну, милая моя. Я же дух коммерческой литературы. У меня все по шаблону. Совру, недорого возьму.
— Убью, паршивец, — сказал Бухарь и поднял лопату.
Дух издательства сидел у себя в кабинете и играл в танчики.
Стол у него был дубовый, паркет — дубовый, панели на стенах — того же материала, да и сам он имел вид основательный. Лысина, нос в прожилках, старомодный клетчатый костюм и галстук бабочкой.
Тяжелая дубовая дверь приоткрылась, и в кабинет впорхнул дух коммерческой литературы. Впорхнул легко, не смотря на комплекцию.
Дух издательства строго глянул на подчиненного поверх очков.
— Ну? Докладывай. Как прошло?
— Не совсем так, как я планировал, но задание выполнено. Почти сотня графоманов нас больше не побеспокоят.
— Как сотня? — громыхнул дух издательства. — Ты обещал триста! У нас по плану до конца года — тысяча!
Дух коммерческой литературы примирительно поднял ладошки.
— Не все сразу, шеф. Будет и триста, и тысяча.
— Когда?! Тиражи падают. Графоманов больше чем читателей. А они все размножаются и размножаются. Почкованием что ли? Не уменьшим поголовье — всё издательство закрывать придется!
— Понимаю, шеф. Я над этим работаю.
— Работай интенсивнее. Займись другими площадками. Не знаю, где они там свои опусы выкладывают и друг дружку почитывают, вместо того, чтобы книжки покупать?
— Везде, шеф.
— То-то и оно, что везде. Это надо прекратить раз и навсегда. Уменьшим поголовье графоманов, сократим количество наименований. Народ потянется обратно в книжные магазины. А там и тиражи вырастут. Французами доказано.
— Безусловно, шеф.
— Кто из твоих сотрудников занимался непосредственной полевой работой?
— Э-э… Из моих — никто. Пришлось со стороны брать. Фрилансера. Но справился замечательно. Креативность, быстрая реакция на смену условий. Выше всяких похвал. Немного жестковато, но эффективно. Хочу привлечь к дальнейшей работе.
— Привлеки. Как с сетевыми графоманами закончим, надо будет переходить к бумажным. Всех, у кого тиражи меньше пяти тысяч — автоматом заносить в списки на подавление. Чем меньше их останется — тем тиражи будут больше.
— Истинно так, шеф.
— И смени ты, ради бога, свою допотопную щетинистую личину. Возьми кого-нибудь импортного. Дэна Брауна что ли. Или Стивена Кинга.
— Кинга? Так?
— О боже… Всегда забываю, что он — вылитый рептилоид. Ладно. Оставь. Свободен.
Тяжелая дверь за Стивеном Кингом захлопнулась.
Дух издательства вернулся к танчикам.
… Говорят, по ночам, когда графоманы выползают из своих теплых норок, подбираются к сияющим экранам и начинают стучать по клавиатуре, холодный ветер врывается в их окна и проводит ледяной ладонью против шерстки. Тогда слышится нарастающий шелест страниц талмуд-самолета, и черная тень нависает над испуганной тушкой. Ухающий хохот лишает воли, и поднимается над головой окровавленная лопата.
Теперь Бухарь выглядит по-другому. Он отрастил длинные волосы и вернул гендерную принадлежность. Он красит губы в черный цвет и носит длинные черные платья. Теперь он — снова она. Целыми ночами, от заката до рассвета, она носится над крышами домов, вынюхивая графоманов.
Слышишь этот тихий свист за окном?
Она пришла за тобой.