Дух литературы

Сергей Че

Дух литературы

Героя мы будем называть Бухарь Заливанов.

Имя у него, конечно, другое, но он сам так себя назвал, когда выдумывал ник для Рваной Грелки. Так что, пусть будет Бухарь. Сам виноват.

Итак, Бухарь Заливанов сидел у себя в грязной и тесной комнатке и ждал. Каждые полгода своей недолгой жизни он занимался этой фигней — вместе с толпой таких же графоманов строчил за пару дней рассказы на заданную тему. Темы обычно высасывали из своих многочисленных пальцев какие-то полузабытые литературные деятели, о которых помнили только те, у кого даже яйца давно стали седыми. У Бухаря Заливанова с яйцами было совсем плохо. У него яиц вообще не было.

Да, наш Бухарь был женщиной.

Впрочем, довольно странной. Костлявой, прокуренной и коротко стриженной. Больше всего ему нравилось, когда в автобусе его называли «молодой человек». Он и сам себя так позиционировал. «Я пошел», «я сказал». Вот и мы будем уважать его гендерный выбор. Поэтому Бухарь Заливанов — он.

Что вы сказали, простите? «Оно»? Оно, мил человек, у вас в кишках застряло. А тут, знаете ли, толерантности псто и всякого прочего уважения.

Вернемся.

Пятница, 26 апреля, три часа пополудни.

Время публикации конкурсной темы.

Бухарь закинул в пасть очередную сигарету и обновил страничку. Надеяться на что-то приличное он перестал еще неделю назад, когда узнал имя нового застрельщика комедии. Ясно, что от этой старой американской кошелки ничего хорошего ждать не приходилось. Бухарь ее книжек ни разу не читал, и даже про нее ни разу не слышал, но википедия врать не будет. Что хорошего может придумать древняя чувиха, сочиняющая бесконечную сагу о космических дредноутах и их милитаризированных командирах? Впрочем, всегда приятно хмыкнуть и пробурчать «Я так и знал».

Когда страничка обновилась, показав новый пост, Бухарь, наконец, узрел набранное полужирным шрифтом название темы.

Название было странным. Англо-греко-латинские словеса разбегались в разные углы мозга и никак не хотели соединяться в единую фразу. А когда наконец соединились, Бухарь хмыкнул и пробурчал:

— Да вы издеваетесь.

От темы несло снобизмом, пафосом, маскулинной гегемонией, токсичным гендером и вообще всем, что Бухарь терпеть не мог. Он даже хотел было захлопнуть ноут и забыть про эту гадость. Но мозги самопроизвольно напряглись и стали обдумывать задание.

Итак, у нас в одном углу ринга — честь (она же благородство, слава, почет, награда или просто гонор). В другом — эго (оно же последняя буква алфавита, оно же посредник между внешним и внутренним по Фрейду и комплекс сознания по Юнгу). Эти два бойца должны сойтись в поединке, и один другого обязан замочить. Кто выйдет победителем из мордобоя? Внешний гонор или внутреннее я? Амбразура или моя хата с краю?

Мозги явственно заскрипели, и Бухарь даже не сразу понял, что это не мозги, а кресло, расположенное в дальнем углу комнатки.

— Не-е, — глумливо протянул кто-то сзади. — Так ты рассказ точно не напишешь. Мозги в таких случаях вообще отключать надо.

Бухарь взвизгнул и подпрыгнул.

В кресле за спиной сидел незнакомый, небритый и пузатый мужик в заношенном свитере и почему-то шортах. На волосатой ноге покачивался пляжный шлепанец.

— Ты кто?! — завопил Бухарь женским голосом и тут же испытал досаду за свое естество.

— Я? — осклабился мужик. — Я дух. Можно сказать, привидение. Не похож?

— Для привидения ты слишком упитанный.

Мужик пожал плечами.

— Духи разные бывают. Есть дух рождества. Дух обжорства, он еще толще. Дух пьянства. Дух кремлевской диеты. Вот он как раз такой худой, поджарый. А я дух коммерческой литературы.

В голове Бухаря что-то щелкнуло, и он вспомнил.

— Подожди. Да я же тебя знаю. Ты — Лукьяненко!

Мужик нахмурился.

— Не знаю о ком ты. Я всегда принимаю обличие какого-нибудь популярного беллетриста. Вот сейчас, например, я выгляжу как Юлиан Семенов.

— А кто это?

Мужик нахмурился еще сильнее.

— Ты не знаешь, кто такой Юлиан Семенов? Про Штирлица чего-нибудь слыхала?

— А, Штирлица знаю. Это такой фашист, про него анекдоты рассказывают. Моя прабабка их очень любила.

Дух коммерческой литературы вздохнул.

— Ясно. Значит, я опять немного отстал от жизни. Ну, да это не важно. Важно то, что ты выиграла в нашей всемирной лотерее!

— В какой еще лотерее? — подозрительно отстранился Бухарь.

Дух расправил на пузе свитер.

— У нас, духов, есть традиция. Каждый год мы проводим розыгрыш лотереи среди всех жителей планеты. Кто выигрывает, получает то, что на данный момент больше всего хочет.

— На данный момент?

— На данный момент. Момент розыгрыша лотереи. Это важно. Единственный счастливчик из семи миллиардов получает исполнение сиюминутного желания.

— То есть если у этого счастливчика в данный момент запор, и он хочет просраться…

— Да. Его желание тут же исполняется.

— А если он в этот момент мечтает о миллиарде…

— Получает миллиард. Но о миллиарде мало кто мечтает. Обычно желания такие, простенькие. Пожрать, поспать, спариться. Ты — дело другое. Твое желание уникально. Давненько такого не было. Я очень рад, что выиграла именно ты.

— Выиграл, — поправил Бухарь.

— Да. Именно поэтому я здесь. Обычно к победителям являются духи еды и секса. А меня не вызывали уже… дай бог памяти… лет тридцать, с тех пор как выиграл Паоло Коэльо… Он совершенно не умел писать, но хотел стать популярным. Пришлось сильно потрудиться.

— И что я такого загадал? — спросил Бухарь, тоскливо догадываясь об ответе.

— Ты загадала порвать какую-то грелку. Не знаю, что это значит, но, видимо, это нечто, связанное с литературой. Иначе бы меня здесь не было.

— То есть я мог загадать все, что угодно. Полететь в космос, прожить до ста лет, получить тот же миллиард. А загадал порвать грелку?

Дух развел руками.

— Наши сиюминутные желания зависят от сиюминутных потребностей. Твои потребности на данный момент заключаются в разрывании грелок. Согласись, это гораздо лучше, чем запор.

Бухарь не знал, что на это ответить. С одной стороны — безусловно. С другой стороны — обидно.

Дух с энтузиазмом потер пухлые ладошки.

— Ну-с. Начнем. Сперва я должен понять, что такое грелка и зачем ты хочешь ее порвать.

— Грелка это такой… — уныло начал Бухарь.

— Обожди, — дух зажмурился и поднял руку. — Я сам.

Вокруг его головы возникло мутное сияние. Сперва оно переливалось всеми цветами радуги. Потом вдруг стало черным и в момент схлопнулось.

Дух открыл глаза и озадаченно глянул на Бухаря.

— Мда… Сдается, с Коэльо-то попроще было. Не буду спрашивать, зачем тебе понадобилось тратить время на… э-э… это. В конце концов, не мое дело. Раз есть желание, надо его исполнять. Но у нас есть несколько проблем.

— Каких? — угрюмо пробурчал Бухарь.

— Во-первых ты совершенно не умеешь писать.

— Вообще?

— Абсолютно.

— Хуже Коэльо?

— По сравнению с тобой он мастер бойкого пера и оригинального сюжета. Да что Коэльо. Большинство графо… э-э… начинающих писателей мира — если не гении, то крепкие ремесленники по сравнению с тобой. Ты скорее та обезьяна, которая впервые в истории человечества взяла в руки палку и превратила ее в копалку.

— Спасибо за сравнение.

— Пожалуйста.

— Маме нравится. И приятелям в школе тоже.

— Маме даже твои какахи нравились.

— Значит, ничего не получится? Можно другое желание загадывать?

— Нельзя. И я не сказал, что не получится. Знаешь наверно, если обезьяну посадить за пишущую машинку…

— Да-да. За миллион лет она напечатает «Войну и мир».

— Именно. Но тут возникает вторая проблема. У нас нет миллиона лет. У нас есть три дня. А за три дня тебя даже правилам русского языка не обучить. Так и будешь «жи» и «ши» писать через «ы».

Бухарь хмыкнул.

— Так ты меня обучать собрался? Я-то думал, ты вроде джинна. Дернул волосок из бороды, хоп и готово.

— У меня нет бороды. У меня только щетина. Дергать замучаешься. И да. Я не дарю рыбку. Я предоставляю удочку. Создаю благоприятные условия. Можешь считать меня чем-то вроде коуча. Или тренера. В общем, потрудиться все равно придется.

— Так чего трудиться, если писать не умею, а времени нет?

— Есть третья проблема. Но она же — и решение. Эта проблема может тебе помочь. У тебя куча конкурентов. Если быть точным — девяносто восемь.

— Почему девяносто восемь? Их обычно больше.

Дух отмахнулся.

— Остальные не конкуренты. Они пишут еще хуже тебя. Невероятно, но факт.

— И как же эти девяносто восемь конкурентов могут мне помочь?

Дух хитро прищурился.

— А сама не догадываешься?

Бухарь почесал затылок.

— Они напишут за меня?

Дух вздохнул.

— Лучше бы ты новые мозги пожелала. Нет, дорогая моя. Девяносто восемь конкурентов могут помочь тебе только одним — своим исчезновением. Как говорится, нет человека — нет проблемы.

Бухарь подозрительно посмотрел на толстого мужика в кресле.

— Ты точно дух литературы? А не дух каких-нибудь заказных убийств? Или там геноцида?

— Нет, что ты, — тот даже обиделся. — Духа заказных убийств вообще не существует. А за геноцид отвечает дух окончательного решения вопросов. Не надо никого убивать. Есть более гуманные способы.

Дух, кряхтя, заворочался в кресле, приподнимаясь и хлопая себя по бокам. Наконец, выудил из заднего кармана шорт нечто, похожее на допотопный пистолет с широким раструбом на стволе.

— Что это?

— Это антиграф. Подавитель писательского зуда. Направляешь его на графомана, спускаешь курок, и — пиу! — у того напрочь пропадает желание пачкать бумагу. Даже от мысли тошнить начинает. Действенное средство. Не навсегда, конечно. Через неделю проходит и снова мания появляется.

— И что мне с ним делать? У всех конкурентов зуд подавлять? Они же в разных городах живут. Даже в разных странах.

— О, это никакая не проблема. Дам тебе талмуд-самолет. Доставит куда угодно за секунды в лучшем виде. Много времени и сил не понадобиться. Разве что запыхаешься.

Он бросил на пол маленькую записную книжку.

Книжка раскрылась и мгновенно увеличилась раз в двести, заняв полкомнаты. На пожелтевших страницах виднелись какие-то древние карты с рисунками морских чудищ и корявыми подписями.

— Все координаты уже в талмуде, — сообщил дух. — Достаточно сесть на страницу и сказать «Следующий!»

Бухарь поскреб затылок.