Истина – внутренняя. Ваше заблуждение – это истина. Ваша неспособность понять разницу – это истина. Она заключается в вас самих. Она
Мир, который предлагает великий бог Риль, возникает из истины, а не из знания.
Элгарт попытался кивнуть. Он хотел сохранить самообладание, атмосферу спокойного интереса и сомнения. Но теперь он понял, что сильно устал.
Сколько ночей он провел, недосыпая? Очень много. Когда он кивнул один раз, его голова, казалось, продолжала кивать сама по себе.
Одной рукой он ущипнул мягкую кожу внутри бедра. Ему нужно было почувствовать боль, чтобы совладать с собой.
– Я понимаю, отец. – Его голос звучал приглушенно, но он и не пытался говорить громче. – То есть я
Если различие столь четкое, как вы говорите – если знание просто внешнее, – оно вряд ли может угрожать истине. И все же Беллегеру
Жрец сидел неподвижно.
– Опять же, сын мой, ты неправильно меня понял. – Его интонация не изменилась. – Я не осуждаю знание. Понимание
Само по себе знание – это мелочь. Как и все мелочи, оно может быть полезным, когда необходимо. И, как и все мелочи, оно становится ловушкой и заблуждением, когда его принимают за что-то большее. Тогда жажда знаний становится просто
Первый шаг в любом стремлении к миру, гармонии и истинной силе, к силе, которая стала возможной благодаря прекращению войны внутри вас, – этот первый шаг – признание истины и только ее.
Элгарту пришлось подавить еще один зевок. Мысли в его голове теряли свои очертания, расплывались в полусне, в необходимости выспаться. С вялостью пьяного или одурманенного он понял, что здесь действует магия. Не иначе. Слишком не похоже на него, чтобы начало клонить в сон от света ламп или от гулкого голоса.
И все же во время службы посетители не засыпали. Магистр Пильон тоже сейчас не зевал. Элгарт не мог понять.
Но он понимал, что подверг своего друга опасности.
Он подверг своего
Подгоняемый разочарованием, Элгарт боролся со сном. Его собственное высокомерие ужаснуло его. Как он мог поверить, что Пильон останется в безопасности там, где магистр Фасиль чувствовала угрозу? С усилием он дотянулся до кинжала, спрятанного в рукаве. Но он не стал вытаскивать его. Он не был готов заявить о своих намерениях. Вместо этого он попытался определить, что происходит с его спутником.
Когда он снова дотронулся до ноги магистра, он обнаружил, что мускулы Пильона от бедра до колена напряглись. Слегка подвинувшись на стуле, Элгарт смог как бы невзначай коснуться плеча друга. Все тело заклинателя было жестким, сжатым, как если бы он сопротивлялся давлению, незаметному для Элгарта.
Проклиная себя, Элгарт боролся с зевотой, со слипающимися глазами и желанием завалиться набок – и заснуть. Он хотел задать жрецу новые вопросы, но сомневался в своей способности логично выстраивать предложения.
Сам отец Скурн продолжал говорить – все тем же глубоким, добродушным голосом.
– Вы просили духовного руководства. Я могу только описать то, что вижу в вас. Сыновья мои, вы так же различны внутренне, как и внешне.
Он посмотрел на спутника Элгарта.
– Вы, магистр, несете в себе истину. Вы знаете, кто и что вы есть, и вы цепляетесь за эту истину. Для вас нет пути вперед, кроме веры. Когда вы научитесь полагаться на великого бога Риля, вы обнаружите, что все пути стали ясными.
А
Открой себе истину, сын мой, если ты не можешь признаться в ней мне. Ты не тот человек, которым пытаешься быть.
Между одним и другим подавленным зевком одна сторона натуры Элгарта сардонически насмехалась. Другая страдала от боли.
Но это противоречие было ему знакомо, так же знакомо, как и дыхание. И в этом противоречии скрывалась какая-то сила. Она позволила ему собраться. Быстро моргая, Элгарт заставил себя смотреть сквозь невыносимый блеск ламп. Обеими руками он схватился за край стола. И постепенно он смог сосредоточить взгляд на жреце.
– Скажи мне одну из своих истин, отец, – прохрипел он. – Ваш великий бог придет сюда?
Лицо отца Скурна впервые изменилось. Мышцы вокруг глаз едва напряглись, хотя он почти не щурился. Руки на груди сжались.
– Придет? – переспросил он тоном, острым, как осколок гранита. – Он не приходит и не уходит. Он здесь. Он везде и нигде, во всех землях сразу и ни в одной.
Он один из богов.
Это было слишком для Элгарта. Он никогда не простит себя, если его друг пострадает. Собрав в кулак остатки своего неповиновения, он произнес:
– А если он «один из» богов, то должны быть и другие. Возможно, они тоже достойны почитания.
На этом силы его иссякли. Зловещий дым накрыл его сознание. Элгарт не мог сопротивляться ему. Сосредоточенность покинула его, как если бы была рассеяна чарами. Вероятно, он уснул.
Элгарт не мог вспомнить, как он и магистр Пильон покинули храм. Извинился ли он? Поблагодарил ли жреца? Пообещал ли зайти снова? Или отец Скурн отпустил их? Элгарт не имел ни малейшего понятия. Он стал самим собой не раньше, чем очутился на улице под светом послеполуденного солнца и вдохнул чистый, непротиворечивый воздух.
«Пока твое сердце пытается взлететь наверх, твой разум сдерживает его». Неужели это так? После всего, что он узнал от Амандис и Фламоры давным-давно? Да и от короля Бифальта позже? После всего, что он видел, делал, после всей его многолетней службы?
Нет, он не мог в это поверить. Не тогда, когда он, наконец, чувствовал солнечное тепло на своем лице и дышал честным воздухом. Отец Скурн говорил искренне. То, что он сказал, было похоже на правду. Но в этом заключалась его теургия: тот ее вид, с которым Элгарт никогда раньше не сталкивался. К счастью, Элгарт привык к своей собственной разделенной природе. И не просто привык: он был
Он научился выбирать. И он любил свою жизнь.
Во всяком случае, у Элгарта сейчас были и более важные проблемы. Он и магистр шли рядом. Пильон направлялся домой. Элгарт провожал его. Почти незаметно поодаль следовали Хауэл и Флакс: Флакс шла на некотором расстоянии впереди, Хауэл – позади.
Когда туман в голове Элгарта рассеялся, он вспомнил, что ему и его другу нужно было поговорить.
Магистр шел быстро, быстрее, чем обычно, когда бесцельно прогуливался. Он шагал вперед, опустив голову и плотно сжав губы. Каждая грань его маленькой фигуры была напряжена до предела. Элгарт почти чувствовал узлы мускулов под его серой мантией.
«Вот черт!» – пробормотал шпион про себя. Что он сделал со своим другом?
Осторожно, стараясь подстроиться под темп шагов Пильона, он позвал:
– Магистр?
– Как ты
– Я и
– Вот это, – отрезал Пильон.
– У этого есть имя? – спросил Элгарт. Когда его спутник не ответил, он продолжил:
– Тебя обидело то, как жрец провел границу между знанием и истиной?
– Что? – удивился магистр. Это удивление было искренним, в нем не скрывалось насмешки. – Это же абсурд. «Истина» того, кем и чем я являюсь, – самопознание. «Знание» о лампах и винтовках – это истина о том, что они из себя представляют и что с ними можно сделать. Каждое слово, вылетавшее из уст этого человека, не более чем шелуха.
И ты
Осторожно пытаясь нащупать ответ, Элгарт настаивал:
– Я твой
Вдруг низенький человечек повернулся к Элгарту и уставился на него, выставив перед собой кулаки.
–
– Да, – лучшего ответа у Элгарта не нашлось.
Внезапно гнев Пильона пошел на убыль. С лица его сошло напряжение. Плечи поникли. Взгляд его опустился в землю. Разжав ладони, он положил их на грудь Элгарта.
– Прости меня, мой друг, – пробормотал он. – Я обидел тебя. Ты выбрал меня, потому что я магистр, а ты – нет. Не будь мантии, – губы его скривились, – и нашего обычного презрения, ты бы не смог отличить заклинателя от простого человека. Ты не видишь разницы между тем, кто владеет даром, и тем, кто не владеет им. Тебе нужен был свидетель, чтобы дать тебе совет.
Этот человек оскорбил меня. Я винил тебя. Я находился в опасности… – Он взглянул в лицо Элгарта, затем снова опустил взгляд. – Я должен был доверять тебе, раз уж я сказал, что доверяю.
Элгарт схватил товарища за плечи, чтобы тот услышал его.
– Не надо просить прощения. Я не подготовил тебя. – Он был слишком уверен в себе. Он не отнесся к ордену достаточно серьезно. – Расскажи мне, что ты заметил там.
–
И так же неожиданно он отвернулся, быстро двинувшись вперед. Плечи подняты, сжатые в кулаки руки раскачиваются в такт шагам.
Элгарт тотчас же присоединился к нему. Он должен был услышать секрет, ради которого рискнул их дружбой.
Он осторожно спросил:
– Чем же тебе угрожали?
– В той комнате была магия. – В голосе магистра Пильона звучала горечь. – Этот человек никакой не заклинатель, но он владеет магией. Он берет ее или крадет из какого-то источника. Я не знал раньше, что такое возможно. Теперь знаю.
Прежде чем Элгарт смог сформулировать еще один вопрос, его друг добавил:
– Это не Казнь.
– Элгарт, от этого сложно отказаться. Пока ты дремал, я боролся за свою жизнь. Жрец показал мне меня самого. Не таким, какой я
Он хотел, чтобы я поверил, что могу стать
Элгарт почувствовал острую боль, что-то вроде глубокого ужаса. Жрецы использовали магию, чтобы завоевывать новообращенных? Их теургия была
– Но ты сопротивлялся? Как?
– У меня есть дети, – ответил Пильон так, словно сдерживался, чтобы не выругаться. – Я их отец. У меня есть жена. Я ее муж. Их не заберут у меня. Я не отдам их.
И, помолчав, добавил:
– Ни один магистр не может обрушать горы.
Пильон больше не произнес ни слова – всю дорогу до своего дома он молчал. Он молчал и когда входил в свой дом и закрывал дверь. Элгарт тоже молчал. У него не нашлось слов, которые он мог бы произнести.
Пытался ли отец Скурн уговорить магистра Пильона с помощью магии? Именно таким образом жрец овладел сознанием Элгарта. У шпиона не было той целостности, которая защитила Пильона. Со своим обычным безрассудством он предположил, что у него больше силы воли, чем у его друга. Теперь он знал, что меньше.
Но он понял и кое-что еще, нечто гораздо более важное, чем его изменившаяся самооценка. Он знал, что ни при никаких обстоятельствах нельзя допускать встречи короля Бифальта с архижрецом Махом. Теургия архижреца уничтожит мир короля и Элгарта. Она уничтожит Беллегер.
Глава двенадцатая
Королевская тайна
Встретившись на рассвете в гостинице «Цвет Амики» с Лилин и магистром Фасиль, Эстия почувствовала, что может избавиться хотя бы от одной из многочисленных тревог, мучивших ее в последние дни, – заклинательница выглядела уже не такой уставшей, как прежде. Должно быть, она проспала дольше, чем свои обычные несколько часов, или ложилась спать несколько раз. И уж наверняка в гостинице ее хорошо накормили.
Увидев королеву Амики, магистр Фасиль, напротив, нахмурилась. Как и Эстия, она знала, что поставлено на карту. Но в отличие от Эстии, знала еще, почему решила поехать вместе с королевой. Каждый раз, смотря на правительницу Амики, теург как будто изучала ее, пыталась заглянуть вглубь, увидеть что-то скрытое. А отведя взгляд, качала головой, словно разглядела все недостатки Эстии и нашла их пренеприятными.
Служительница Духа за эту ночь ни капли не изменилась. Как всегда, лицо ее почти полностью оставалось в тени белого капюшона, но мимолетный взгляд, брошенный на королеву, был окрашен насмешливой улыбкой и нетерпением. У Лилин тоже были свои причины находиться здесь, причины, о которых Эстия и не подозревала. Но в отличие от магистра Фасиль, ассасин уже продемонстрировала, на что она способна.
Эстия подумала, что сама она выглядит неважно. Она провела беспокойную ночь после разговора с матерью. Королева Рубия открыла ей глаза на действия короля Смегина, заставила посмотреть на них по-другому. И этот новый взгляд тревожил Эстию. И ставил в тупик. Было очевидно, что отец ненавидит магистров библиотеки. Но как война с нуури могла ускорить его месть Последнему Книгохранилищу? Как смерть его дочери могла помочь ему в этом?
Возможно ли, чтобы он полагал, что убийство Эстии помешает королю Бифальту узнать о его намерениях?
Замыслы ее отца казались ей бессмысленными.
Но она не позволила своему беспокойству – как и взгляду магистра Фасиль – замедлить ее. Нужно было торопиться. Эстия понимала, что уже опоздала. А потому, не тратя времени даже на самое обычное приветствие, она вышла со своими спутниками из гостиницы.
Снаружи их ждал уже знакомый эскорт под командованием Крейна. Присутствие воинов придавало королеве определенную уверенность. За эти годы они провели вместе много дней и ночей. Крейн и его люди всегда были почтительны и внимательны к ней, ее общество стало им привычным, они сами стали менее церемонными. И все они были достаточно молоды, чтобы не знать, какой была бы их жизнь под властью короля Смегина. Ни у кого из них не было причин бояться ее отца.
В сложившихся обстоятельствах Эстии нужны были верные воины, верные ей, а не короне. Почетная гвардия служила ей, потому что она занимала трон. Столкнувшись с необходимостью выбора между ней и королем Смегином, эти люди могут заколебаться. Даже те, кому генерал Саулсес доверяет больше всего, могут заколебаться. Если ее отец пригрозит им Казнью Молнии. Но командир Крейн и его отряд не дрогнут.
Благодарно улыбнувшись им, Эстия с самого крыльца гостиницы запрыгнула в седло. И нетерпеливо оставалась на месте ровно столько, сколько требовалось, чтобы служительница Духа помогла магистру Фасиль взобраться на лошадь. Убедившись, что Лилин сама догонит их, королева тронулась в путь. В авангарде отряда, рядом с командиром Крейном и пятью его воинами, она быстрым галопом приближалась к плацу перед Жаждой Амики.
То, что она увидела там, позволило ей вздохнуть с облегчением. На плацу стояли только генерал Саулсес и те воины, которых она сама назвала вчера по именам. Они ждали ее верхом, при оружии и в доспехах. Заместитель командира Хеллик и его отряд уже ехали по королевской дороге на восток, чтобы освободить нуури из рабства. У отряда заместителя командира Уэйзела тоже не было причин присутствовать сегодня на плацу. Они тронутся в путь к заливу Огней в Беллегере не раньше следующего дня, когда пушки и заряды доставят из нескольких городских кузниц и складов, нагрузят на подводы и закрепят, чтобы орудия могли выдержать долгую поездку.
Но когда Эстия осмотрела собравшихся воинов и их лошадей повнимательнее, она почувствовала неожиданную тревогу. По-видимому, командующий Саулсес решил сделать больше, чем было приказано. По собственной инициативе? Она сомневалась в этом. Скорее всего, канцлер Сикторн внес это предложение. Но результат оказался не тем, какого она хотела. Это было слишком опасно.
Чуть в стороне от гвардейцев на площади ждали три магистра. Они сидели верхом на великолепных скакунах и, без сомнений, были тут, чтобы сопровождать королеву.
Эстия ругнулась себе под нос. Эти трое были единственными магистрами, которым она позволила остаться в Малорессе на всякий случай. Их Казнями были Огонь, Засуха и Мор. Всех прочих амиканских заклинателей королева отправила в другие места: либо в отдаленные районы Амики, где требовалась их помощь, либо в Беллегер.
– Ваше величество! – напряженно проговорила магистр Фасиль. – Ваши магистры. Им нельзя сопровождать нас.
«Я
Как всегда величаво, но все еще немного сомневаясь в себе, первый офицер возглавлял своих гвардейцев. Возможно, он гордился тем, что сделал больше, чем просила его королева, но он также мучительно сознавал, что никогда не был в настоящей битве, никогда не подвергал свою жизнь опасности. Заметив выражение лица Эстии, он вздрогнул, внезапно осознав, что совершил ошибку, но пока не мог понять какую.
Без приветствия или какой-либо другой преамбулы королева резко произнесла:
– Передайте мою благодарность тем магистрам. Скажите им, чтобы они оставались в Малорессе. Это приказ, они должны вернуться к своим обязанностям.
Она скрыла свое раздражение.