Раздвоение личности

— К тебе это не имеет отношения. Но тебе придется мне помочь.

— Как это?..

Регина посмотрела на свои руки, на пальцы, знакомые до мелочей, потому что они ее собственные. Ноготь сломанный на правом указательном — сегодня сломался…

Это же она. Она, такая, как всегда.

Какой-то сон. Дурной, кошмарный.

— Мать, с тобой все в порядке? — громко стукнув в дверь, спросил Иван.

— В порядке, — ответила Регина.

— Иди спать, — посоветовал голос. — И плюнь ты на это платье. Ну, что случилось, то случилось. Переживем.

Регинин аппетит действительно куда-то делся, и мысль об остывшей жареной картошке теперь вызывала отвращение. А платье… Пусть оно хоть все пятьсот стоит, долларов, это платье. Вот с кошмаром в голове как быть?

Спать. Именно так. Вот что ей нужно — спать, спать и спать. Лучшее средство от всех на свете глюков.

Она все же почистила зубы и умылась очень холодной водой. Дорога в спальню была свободной, Сережка с Иваном ужинали на кухне за прикрытой дверью и тихонько, вполне мирно переговаривались.

Ничего. Как-нибудь…

На следующий день Регина сдала отчет — легко и просто доделала, переписала и сдала. Потом, конечно, отпросилась, и ее отпустили. Чапаев, их начальник, побурчал немного для виду, но совсем немного, потому что мужик он все-таки был не вредный и умел входить в положение. У самого имелось дома двое мальчишек, не склонных к меланхолии. А фамилия его была, вообще-то, не Чапаев, а Чемзиков, но звали его Василий Иванович, так что, получается, на роду ему написано иметь это героическое прозвище. К тому же первая буква фамилии тоже подходила.

— Только, Дымова, уж пожалуйста, будь любезна, к часу на работе — как штык! — и он посмотрел выразительно, давая понять, что после часа без Дымовой важное общее дело рухнет и погребет под обломками весь их дружный коллектив.

Она пообещала. К часу, так к часу.

— Мне, что ли, тоже в школу отпроситься? — вздохнула секретарь Ирочка. — А то уже вторую неделю собираюсь в парикмахерскую сходить. Не поверите, девочки — совсем на выходных времени нет.

“Девочки” покивали — они верили и вполне разделяли. И Регина кивнула — дерзай, мол! Только у Ирочки дочка, второклассница и круглая отличница. Будет неправдоподобно.

И вообще, тоже, проблема — парикмахерская. А платье за сколько-то там сотен долларов, приклеенное к стулу, и это не считая прочего морального ущерба — не хотите?..

Итак, Регина поехала в школу. Беседовать с завучем Корнелией Ивановной. По дороге она сочиняла извинительную речь: что сказать Корнелии Ивановне, а что — матери пострадавшей. Выходило как-то не очень. И вообще, все это было так неприятно. И впечатления от предыдущей беседы с завучем, в прошлом учебном году, когда Сережка то ли разбил стекло в химкабинете, то ли это был не Сережка… Насчет стекла до сути так и не докопались, просто все участвующие стороны скинулись и купили новое. А впечатления сохранились. Поэтому настроение у Регины было плохое, и по мере приближения к школе оно только ухудшалось.

Корнелии Ивановны боялись все. По крайней мере, Регина не сомневалась, что ее все боятся. Бывают такие люди, которые сначала выглядят вполне нормально, и даже иногда умеют понравиться, а потом оказывается, что их боятся, и не хотят с ними разговаривать. “Беседовать” то есть. Разговаривать с ними еще можно, а “беседовать” нет…

Отвечая на Регинино приветствие, завуч строго посмотрела поверх очков и кивнула ей на кресло. Уже знакомое Регине потертое кожаное кресло. Та сбросила куртку, села, и вдруг успокоилась. И устроилась удобнее, облокотилась о мягкую спинку. И удивилась — какое кресло отличное! Почему же, интересно, раньше ей не сиделось в нем так удобно?

Ладно уж, была ни была!

Она даже слегка улыбнулась завучу. Зря, наверное.

Главный пункт программы — речь Корнелии Ивановны. Она любила говорить речи. Она говорила гладко и долго, постепенно сводя все к наследственности, экологии, и к “нашему непростому времени”.

Когда Регина первый раз услышала про наследственность, это задело ее больше всего. А теперь стало интересно, о чем скажет завуч. Упомянет наследственность и экологию? Пусть будет пари. Если эти темы прозвучат, то Регина по дороге на работу купит себе мороженое. Или, лучше, шоколадный батончик.

— Я должна вам заметить, Регина Арнольдовна, — сказала Корнелия, — что ваш сын — сложный, непредсказуемый мальчик. Видите ли, он… — и, невиданное дело, она замолчала на несколько секунд, задумавшись над формулировкой.

Регина тут же воспользовалась паузой:

— Знаете, а я очень ценю его сложность. Разве вам нравятся простые мальчики? Хотя в данном досадном происшествии повинен скорее юношеский максимализм и обостренная жажда справедливости.

“Ой!” — тут же в ужасе подумала она, — “Что это я говорю? “

Попроси ее повторить только что сказанное — не повторила бы!

Корнелия Ивановна в ответ несколько раз молча открыла рот, потом посмотрела на Регину с явным осуждением — дескать, яблоко от яблони… И почему-то решила не продолжать. Регина удивилась. А шоколадный батончик?

Тут, наконец, явилась “пострадавшая сторона” — элегантная дама в распахнутой норковой шубке белого цвета, мама “приклеенной девицы”. Регина ее не знала, наверное, девочка была из новеньких. Любезно поздоровавшись с завучем и очень небрежно кивнув Регине, “норковая мамаша” уселась в кресло напротив. Шубу она снимать не стала. И тут же приступила к делу.

— А почему нет мальчика? Разве он не должен, глядя мне в глаза…

— Не должен, — отрезала Регина, поглядев в глаза “норковой мамаше”, как ей того хотелось. — У него сейчас новая тема по алгебре.

И, добавив в голос немножко меда, продолжила:

— Пусть он вашей дочке посмотрит в глаза, и все скажет, хорошо? А мы, взрослые, и сами как-нибудь. Нам ведь есть, что обсудить, правда? Кстати, вашей девочки я тоже здесь не вижу. Как она?

— Она дома! — рявкнула “норковая мамаша”. — Она плохо себя чувствует, у нее стресс!

— Какой ужас, — согласилась Регина. — Как я вас понимаю. У меня тоже когда-то был стресс в школе.

И улыбнулась, всем своим видом показывая, что стресс — это ничего, выжить можно. А сама подумала, что здесь что-то не то. Она неправильно разговаривает. Надо срочно брать себя в руки, а то как бы не получилось еще хуже…

Норковая мамаша моргнула пару раз, сбавила тон:

— Как вы понимаете, мы возмущены. Девочка в шоке. И мы не намерены позволять… Мы не позволим оставить это безнаказанным. Платье для дочери муж привез из командировки, это подарок! Конечно, мы требуем возместить ущерб. Этот случай необходимо обсудить в коллективе. Короче, мы требуем удовлетворения!

— Разумеется, к вашим услугам, — тут же любезно согласилась Регина. — Шпаги или пистолеты?

— Регина Арнольдовна! — дернула бровью завуч, — ваш сарказм неуместен.

Сама Регина тоже так считала. Но дело в том, что она была совершенно ни при чем. Это все вчерашний кошмар. Оо вернулся.

— Не надо! Ты не имеешь права, уходи! — выдохнула Регина, обращаясь к этому неизвестно кому, тихонько, но с такой пронзительной мольбой, что завуч выронила очки, и посмотрела на Регину как-то очень странно. “Норковая мамаша” тоже удивилась, ее глаза распахнулись во всю ширь и стали круглыми, как блюдца. Тут Некто перехватил инициативу, и мягко-виновато улыбнулся Региниными губами:

— Извините, пожалуйста!

— Послушай, подруга, — заявил он уже только Регине, — сиди и не возникай. Все равно, как я понимаю, ты по этой теме ничего путного не скажешь. У моего мужа — магазины дамской одежды, и вообще, я портниха. Я разбираюсь.

А Регина и не могла бы “возникнуть”. Она вся изнутри просто сжалась в комочек, окоченела. От ужаса. Могла только безропотно наблюдать.

Она с улыбкой взяла у “мамаши” пакет с пострадавшим платьем. Вытряхнув из пакета несчастное “вещественное доказательство”, развернула его, встряхнула, и вдруг расхохоталась.

— Нет, ну это же надо! У меня нет слов, просто нет слов.

— У нас тоже, Регина Арнольдовна, — сухо заметила Корнелия.

— Ах, извините пожалуйста. Я просто очень удивилась, понимаете? Очень удивилось. У меня тоже было такое же платье. Очень миленькое, да? О, а вот здесь, с изнанки, утюгом подпалено! Это вы сами, или еще в магазине? — говорила якобы Регина, и голос у нее был замечательный — заинтересованный такой и доброжелательный. Сама Регина, наверное, так бы не сумела….

Она продолжала:

— Если в магазине, то оно продавалось со скидкой. Примерно, марок за тридцать-сорок. Но это неважно. Все равно, отличное платье. Мне очень нравится.

“Норковая мамаша” молчала, постепенно меняя цвет лица на радикально-красный.

— Насчет морального ущерба давайте договоримся сразу, — якобы Регина очаровательно улыбнулась. — Вы предложили “обсудить в коллективе”. Прекрасная мысль. Поговорим с ребятами, и станет ясно, кто кому должен возместить. Только так. Это будет справедливо?

— Это неслыханно, — сказала “норковая мамаша” уже без прежнего апломба. — Я не собираюсь травмировать своего ребенка.

— Конечно, — сразу согласилась Регина. — А я — своего.

Кажется, вопрос о моральном ущербе был снят.

— Итак, подведем итог. Материальный ущерб, разумеется, я готова возместить. Реальный ущерб, я имею в виду. Но мы сделаем проще: через два часа вы получите другое точно такое же платье. Только без следов утюга на изнанке, но если вы настаиваете, их тоже могу для вас изобразить. Согласны?

— Хотела бы я знать, где вы его добудете за два часа? — вскинула брови “норковая мамаша”. — Или вы мне свое хотите предложить? Не стоит. Ваш размер моей дочери даже приблизительно не подойдет!

— Размер тот, что нужно. Тютелька в тютельку. Платье будет новое, не сомневайтесь.

Корнелия Ивановна сидела за своим столом, сложив руки, и смотрела на них с интересом. Вот как будто к ней в кабинет явились артисты и представляют очередную в ее жизни комедию. Регина впервые подумала, что завуч — не вредная зануда, а ничего, вполне симпатичная старуха. С ее работой станешь вредной.

“Норковая мамаша” заявила:

— Я предпочла бы деньги!

— Пожалуйста, — Регина пожала плечами, состроив гримасу “как же вы мне все надоели”. — Проведем экспертизу, издержки — пополам. Согласны?

“Норковая мамаша” была женщина самоуверенная, но к Регининому нахальству она не была готова. Она готовилась к ореолу несправедливо обиженной, к пониманию школьного руководства и к Регининому покаянию. Поэтому теперь она молчала, чуть подрагивая ноздрями.

Регина улыбнулась:

— Значит, здесь через два часа!

— Только не пытайтесь всучить мне какое-нибудь барахло!

— Нет, конечно же, ни в коем случае! Повторяю, платье будет то же самое!

Когда Регина вышла из кабинета завуча и нагнулась, чтобы поправить молнию на сапоге, она услышала, как грозная Корнелия сказала “норковой мамаше”:

— Знаете, Любовь Васильевна, я хотела поговорить с вами о вашей Лене очень серьезно. Вы, конечно, не беспокойтесь…

— Вот видишь, — заявил Некто Регине. — Терпеть не могу, когда из себя что-то строят.

Регина не ответила. Кому отвечать?..

Сначала она долго ехала в маршрутке, сама не зная куда, потом вышла на незнакомой остановке, уверенно подошла к незнакомому дому, в лифте, не задумываясь, ткнула кнопочку с цифрой “пять”…

Потертая дермантиновая дверь долго не открывалась, хотя Регина уже несколько раз позвонила. Тут как раз ее собственное “я” несколько очнулось, встрепенулось, перехватило инициативу, и Регина чуть не побежала вниз по лестнице с мыслью: “Что я здесь делаю?!”

— Перестань, — одернул ее Некто даже как-то устало. — Тебе же нужно платье. Иначе я бы ни за какие коврижки сегодня сюда не совалась.

В этот момент открылась соседняя дверь, из нее вышла бойкая старушка и, с любопытством посмотрев на Регину, поковыляла вниз по лестнице.

— Здравствуйте, Людмила Иванна! — приветливо сказала Регина опять неожиданно для себя. — Вам от Лары привет! Она мне очень хвалила ваше яблочное варенье.

— Здравствуй-здравствуй, милая! — приветливо откликнулась старушка откуда-то снизу, и посоветовала:

— Ты стучи, стучи! Хозяйка дома, только звонок не работает!

— Ну, естественно, как это я не подумала, — желчно пробурчал Некто, пока Регинина рука барабанила в дверь. — Все в порядке, Женечка в своем репертуаре. У него никогда ничего не работало и работать не будет.

Дверь открыла женщина средних лет в выцветшем ситцевом халатике.

— Здравствуйте, Вера Михайловна, я от Лары, — быстро сказала якобы Регина, а Регине настоящей показалось, что ее Некто сейчас чувствует себя не так уверенно, как обычно.

Женщину такая рекомендация совсем не обрадовала, напротив, она нахмурилась.

— Я поняла. Вы за вещами. Подождите минуту, сейчас вынесу.

Дверь снова закрылась перед Регининым носом.

— Это же надо, даже в прихожую не пригласила, — возмутился Некто. — Любезностей я от нее и не ждала, но это уж чересчур.

Дверь открылась, и женщина выставила на лестничную площадку небольшой пластиковый чемодан, покрытый лохмотьями пыли.

— Вот, пожалуйста. Нам не нужны чужие вещи. И у нас не очень много места, чтобы хранить чужие чемоданы.

— Вера Михайловна, — сказала якобы Регина. — С Ларой такая беда случилась, а вы все злитесь. Неужели у вас нет ни капли жалости?

— Жалости? — женщина впервые взглянула на Регину внимательно. — Ну почему же. Я ей плохого не желаю. Но, видимо, есть Бог на свете, и он ее наказал, — она захлопнула бы дверь, если бы Регина не придержала ее коленом.

— Нет, постойте. Мне Женю повидать нужно. Когда он вернется?

— Нескоро, — резко ответила Вера Михайловна. — И незачем вам его видеть, моя дорогая. Скажите вашей подруге, что ее для моего сына больше не существует. Пусть, наконец, оставит его в покое. Отпустите же дверь!

— Спасибо, вы так добры!

Регина сделала шаг назад, и дверь с треском захлопнулась.