— Ну, ну, будет вам кукситься, прелестное дитя. Я доктор Вернон, здешний анатом. Поскольку, так сказать, вожусь с человеческой подноготной, то имею привилегию говорить правду. Итак?
— Вы просто бесстыжий тип! — воскликнула Аурика. Пожалуй, ей тоже стоит говорить правду. — И раз на то пошло, то я все расскажу мужу.
— Что расскажете? — полюбопытствовал Вернон
— Что вы таращились на меня весь ужин, а потом говорили гадости! — выпалила Аурика.
— Несомненно, обидные для чести леди, — расхохотался Вернон. — Привыкайте, сударыня, я в здешнем обществе единственный порядочный человек. Хам, грубиян и пьяница, но в случае надобности вы можете на меня положиться.
— Не собираюсь я на вас полагаться, — презрительно фыркнула Аурика. Вернон снова усмехнулся.
— Конечно, вам и без того есть на кого положиться, как бы предосудительно это ни звучало. Похоже, вы к нам надолго. Вангейнский изувер заинтересовался делом этих покойниц.
Аурика посмотрела в сторону Тобби, который внимательно слушал весьма эмоциональную речь полицмейстера, а затем поинтересовалась:
— Если вы анатом, то наверняка проводили вскрытие убитых?
В блеклом взгляде Вернона мелькнуло уважение.
— Юные леди теперь знают о вскрытии трупов? — спросил он.
— Юные леди много читают, — парировала Аурика. — Так что же показало вскрытие?
Лихое веселье покинуло доктора, его скуластое лицо стало серьезным, и он ответил:
— Знаете, у нас есть профессиональная шутка: «Вскрытие показало, что больной умер от вскрытия». Впрочем, эти девушки действительно скончались от потери крови. Все шестеро. Вот здесь, — Вернон завернул манжету и продемонстрировал тощее запястье с выпирающими темно-синими венами, — были крошечные надрезы, через которые, собственно, они и лишились крови.
— И это в самом деле… — Аурика замялась. Теперь, поздним вечером, страхи становились реальными, обретали плоть, и ей не хотелось лишний раз называть их по именам. — В самом деле работа вампира?
Вернон ухмыльнулся. Аурика представила, как он режет мертвые тела, и ей показалось, что этот человек не видит разницы между живым и неживым. Для него существует только смерть, лишь она имеет значение.
— Что бы там ни говорил ваш драгоценный палач про технологии и прогресс, вампиры реальны, — сухо сообщил Вернон. — И хуже всего то, когда скептический разум сталкивается с тем, чего не сумеет объяснить. Скажете, бабкины сказки, легенды, вымысел? Вздор, дорогуша! В наших краях запретные видения становятся ужасной правдой, и горе тем, кто с ней встретится и не будет готов к такой встрече.
Под конец монолога голос Вернона обрел горячую уверенность и пыл. Тем временем Тобби и Говард раскланялись с полицмейстером и отошли в сторону. Бургомистр выглядел очень серьезным, но сквозь эту серьезность проглядывало облегчение, словно Тобби снял с его плеч невероятную тяжесть.
— И как же бороться с вампирами? — спросила Аурика. — Если уж они свободно разгуливают по городу?
Вернон осклабился в неприятной ухмылке. «Пожалуй, увидев анатома, любой вампир убежит без оглядки», — подумала Аурика.
— Вам-то уж точно бояться нечего, дорогая, — произнес он. — Вампиры охотятся лишь на целомудренных дев… и теперь мы плавно возвращаемся к моему первому вопросу. Неужели с маниаком так сладко трахаться? А ваш муженек маниак. Лютая тварь, которую только по недосмотру еще не засадили в клетку.
— Вы… вы отвратительны! — выпалила Аурика. Вернон только хохотнул на этот нервный возглас.
— Настоящий упырь тут один, — анатом кивнул в сторону Тобби. Бывший министр покосился в сторону Аурики, и та посмотрела на него таким взглядом, который мог значить только одно: отчаянную мольбу о спасении. — Вон стоит, красавчик. Холеная наглая мразь, у которой руки в крови не то что по локоть… эх!
Тобби, почуяв неладное, раскланялся с бургомистром и быстрым шагом приблизился к Аурике и доктору Вернону. Аурика с трудом подавила в себе желание взять его за руку: после разговора с Верноном она чувствовала себя грязной. Ей хотелось почувствовать хоть какую-то опору.
«Какие глупости! — воскликнул внутренний голос. — Тебя прогнали из дому, ты спишь за деньги в одной постели с убийцей и еще хочешь к себе уважения? Смеешь его требовать?»
— Я вас узнал, — с подчеркнутой вежливостью промолвил Тобби, глядя Вернону в глаза: для этого ему пришлось слегка запрокинуть голову. — Не сразу, но узнал. Левенфосский порт, верно? Мятеж артефактора Смитсона. Почти сразу же после Вангейна. Чего вам спокойно не сиделось, на ваших корабликах…
На мгновение показалось, что Вернон готов броситься. Но анатом совладал с собой, в буквальном смысле слова взяв себя в руки — он сжал правое запястье левой рукой и равнодушно ответил:
— У вас отличная память, господин старший советник.
Тобби мечтательно прикрыл глаза и проговорил с невыносимо сладкой интонацией:
— Захотели поиграть во власть, а не вышло. Мятеж не может кончиться удачей, правда? Как там в песне-то поется? «Каждый четвертый был расстрелян, каждый третий прошел сквозь строй». Я вас помню, Вернон, вы выжили. Изумительная сила духа, только она вас и держала. Ведь мясо со спины сходило…
— Вы нанесли мне первый удар, господин старший советник, — глухо откликнулся Вернон. Его осунувшееся лицо обрело мертвенную бледность, словно он мысленно вернулся в тот день, когда победители терзали побежденных.
Аурика читала о проходе сквозь строй в каком-то историческом романе и две ночи после этого не могла спать. Ее терзали кошмары похлеще тех, что выпадали на долю Тобби.
Неудивительно, что Вернон так говорит. Неудивительно, что он ненавидит настолько яростно и неудержимо.
— Так полагалось, — Тобби пожал плечами. — Вам следовало подумать об этом прежде, чем забывать о присяге.
Вернон поджал губы и процедил:
— Боюсь, нам не о чем больше разговаривать, господин старший советник. Вряд ли мы станем друзьями.
Тобби понимающе кивнул и с тяжелой липкой вкрадчивостью произнес:
— Еще раз подойдешь к моей жене — отрежу яйца. Зажарю с перцем и заставлю съесть. Жечь будет знатно, и спереди, и сзади.
И у Аурики не осталось никаких сомнений — отрежет и зажарит. Бывший министр был не из тех, кто бросает слова на ветер.
Глава 2. Господин старший советник
Местное отделение полиции состояло из семи человек, и они боялись вампира больше, чем заезжего инквизитора. Это было плохо. Сидя в кабинете, щедро выделенном ему полицмейстером, Дерек думал, что все должно быть наоборот. Семерым толстопузым господам следовало бояться его больше всех упырей на свете.
— Я ознакомился с результатами расследования, — дружелюбным тоном произнес Дерек, поддел пальцем крышку одной из папок и открыл ее, — и могу сказать только одно. Расследование не проводилось.
— Как же, ваша милость, — загудел один из полицейских, носивший погоны дознавателя. Судя по его физиономии, он чаще дознавал, как обстоят дела у пивного бочонка. — Расследование проводилось по всей форме. Свидетели опрошены, место преступления описано. А что там описывать, известно, кто может в запертую комнату проникнуть, да хоть в замочную щелку.
— Неужели? — Дерек улыбнулся ему той самой улыбкой, от которой люди обычно шарахались и переходили на другую сторону улицы. — Тогда где ваши подозреваемые? Где убийца?
Сперва ответом ему было гробовое молчание. Затем джентльмен, стоявший позади остальных, мрачно пробормотал себе под нос:
— Не найдешь его, изверга. Давно в пещерах Дьявола отдыхает.
От джентльмена разило сивухой так, что Дерек с трудом подавил в себе желание закусить.
— Сударь, подойдите ко мне, пожалуйста, — промолвил он. Эти мужики в два раза выше его ростом пока не воспринимают щеголеватого гастролера всерьез. Что ж, пожалуй, пора преподать им урок. — Да-да, вы.
Он никогда не думал, что будет наводить порядок в Эверфортском полицейском отделении. Никогда не знаешь, какой сюрприз тебе подбросит жизнь и чем заставит заниматься.
— Ваша фамилия?
— Мавгалли, — проворчал любитель сивухи. Дерек раскрыл папку на месте подписей тех, кто вел дело, развернул ее к полицейскому и попросил:
— Укажите, где ваша подпись, господин Мавгалли. Будьте любезны.
Полицейский прищурился, и ткнул толстым пальцем в одну из закорючек. Палец был отвратительным — с заусенцами, грязью под неровно обстриженным ногтем — и Дерек испытал острое, почти физиологическое удовольствие, когда этот палец захрустел и сломался в его ладони.
Мавгалли рухнул на колени возле стола и тоненько завыл, прижимая к груди покалеченную руку. По запястью бойко струилась кровь, а сквозь вспоротую плоть торчали белые обломки кости — со своего места Дерек не видел их, но знал, что они есть. Коллеги Мавгалли дружно вытянулись во фрунт, и их взгляды стали оловянными. Ни следа мысли, только слепая готовность подчиняться.
— Господа, если вы собственноручно подписываетесь в своем непрофессионализме, то я так же собственноручно сломаю вам пальцы, — сказал Дерек и добавил: — Для начала. По опыту я знаю: когда дело валят на упырей, русалок, Царя Небесного — это значит, что дело и не открывали…
— Страшно же, господин старший советник, — пискнули из угла. Туда забился самый молодой полицейский, огненно-рыжий, с широко распахнутыми голубыми глазами. — Господь свидетель, ужас неописуемый.
— Ваша фамилия? — спросил Дерек, не глядя в сторону рыжего.
— Гресян, господин старший советник.
— Идите сюда, Гресян.
Рыжий вышел из-за расступившихся коллег и оттеснил воющего Мавгалли от стола.
— Вы лично видели убитых девушек?
— Так точно. Белые все, лежат, в чем мать родила, а на руке, — Гресян задрал голубой форменный рукав чуть ли не до плеча и потыкал пальцем в запястье, — вот тут… след от зубов! И двери закрыты изнутри, и следов нет. И собаки воют и скулят… ну вон как Мавгалли примерно.
Кто-то хихикнул. Дерек скользнул по собравшимся тяжелым равнодушным взглядом, и полицейские вытянулись во фрунт еще старательнее.
— Даю вам час, — произнес Дерек. — Вновь опрашиваете родственников, соседей, всех, кто мог что-то видеть и слышать. С отчетом — ко мне. И если в отчете снова будут ссылки на нечистую и неведомую силу — каждый лишится пальца. Потому что на службе надо не в носу ковырять, а дело делать.
— Простите, господин старший советник, — Гресян испугался до того, что даже осмелел. Бывают и такие парадоксы на свете. — Разве колдовство, всякая там магия — это не по части инквизиции?
Дерек устало посмотрел на него — под этим взглядом Гресяну захотелось спрятаться куда-нибудь подальше и поглубже.
— Гресян, я-то тебе кто? Хрен собачий? Я и есть инквизитор, чего тебе еще? Считайте, что проходите курсы повышения квалификации у старших товарищей по ремеслу, — произнес Дерек и посмотрел на часы. — У вас осталось пятьдесят минут.
Когда кабинет опустел, а топот на лестнице стих, Дерек опустился в кресло и подумал, что формально Гресян прав. Полиция занимается преступниками-людьми. Если в деле замешаны артефакторы или маги, то на сцену выходит инквизиция, и конкретно этим делом следует заниматься именно ей. Но Эверфорт, в котором не проживало ни одного артефактора, попал под программу сокращения и оптимизации, и единственное отделение инквизиции на весь округ было закрыто за ненадобностью.
Дерек устало подумал, что в этом есть и его вина. Надо было убедить государыню, что бдительность и осторожность нужны всегда, особенно в таких местах, как это. Надо было работать, а не упиваться собственным горем.
Но он узнал, что Вера снова вышла замуж, и упился в прямом смысле слова. До стрельбы по бутылкам в кабаках, обмороков и валяния в канавах. До опиумных притонов и борделей самого низкого пошиба. Конечно, его недруги не дремали, государыня узнала про загул и настоятельно предложила министру инквизиции сменить обстановку и уехать в деревню.
Личной аудиенции его не удостоили. Распоряжение об отставке прислали обычной почтой.
Вера, его бывшая жена, наверняка ничего не узнала. Она была счастлива с новым мужем, которого любила задолго до того, как в ее жизни появилась пугающая неприятность по имени Дерек Тобби — так зачем лишать счастья любимую женщину? Пусть ей будет хорошо, птиц нельзя сажать в клетки, и прочее, и прочее…
А надо было не играть в благородство. Надо было оставить свое — своим.
Дерек почувствовал, как сжалось сердце. Нет, с этими переживаниями пора завязывать. И, пожалуй, дело об упыре — лучшее, что может предложить судьба.
Полицейские вернулись в его кабинет спустя полтора часа. В судорожно сжатых ладонях они держали исписанные огрызки бумаги — весь вид стражей порядка говорил, что они готовы вкалывать от зари до зари, как черные рабы на юге, лишь бы сохранить свои пальцы в целости.
Впрочем, Дерек не узнал ничего нового из этих огрызков. Одна из семей уехала в Дреттфорт, и в их оставленном доме никто не пожелал поселиться. Другие слово в слово повторили свои показания.
— Простите, господин старший советник, — рыжий Гресян прискакал последним, и его бумажки также не добавили в дело ничего нового. — А как же он кровь-то вытягивает? Ну… если не вампир? Следов крови на полу и мебели никаких. Ни капельки.
мрачно пожал плечами.
— Скорее всего, использует артефакт, — произнес он, мрачно подумав, что все-таки придется идти к анатому и допрашивать его без обиняков. — Где у вас тут прозекторская?
Гресян просиял, всем своим видом выражая готовность помогать. Дерек подумал, что из парня может выйти толк — конечно, если рыжий не увязнет окончательно в этом пьяном болоте.
— Разрешите проводить?
Анатомический театр Эверфорта располагался в двух кварталах от кладбища, и Дерек невольно признал разумность такого размещения. Вскрыли — и закопали. Он равнодушно относился к смерти — в конце концов, когда дважды заглядываешь за ее край, перестаешь думать о ней со страхом или пиететом, но посещение анатомического театра всегда вызывало в Дереке не интерес, а какую-то брезгливость.
Гресян, видимо, пожалел, что вызвался сопровождать нового начальника. Когда они проходили по коридору мимо длинного-длинного шкафа, в котором, как в музее, были выставлены посмертные маски — широкие, какие-то нелепые, с растянутыми ртами — то молодой полицейский качал головой, негромко поминая имя Господа.
— Страшно, — услышал Дерек. — Кто его знает, что там, потом. И будешь лежать… вот так.
— Там нет ничего страшного, — бросил Дерек, сворачивая на лестницу — прозекторская, судя по схеме, располагалась на втором этаже. — Тьма, и больше ничего.
— А вы откуда знаете, господин старший советник? — голос Гресяна дрогнул.
— Умирал, — проронил Дерек и добавил: — Два раза.
Гресян ахнул и снова помянул Господа. Ну и помощничек, от любой тени шарахается.
— Как вас зовут? — поинтересовался Дерек.
— Эд. Эдвард, то есть.
— Эдвард, вы полицейский, — нравоучительно произнес Дерек. — Вы должны ворошить трупы с такой же легкостью, как это делает доктор Вернон. Это ваша работа, в конце-то концов.
— Так нету у нас трупов, господин старший советник, — растерянно признался Гресян. — В городе убийств не было уже семь лет. Кошелек на рынке подрежут — и то событие. Я покойников-то увидел, только когда этот душегуб объявился.
— Да, это многое объясняет, — кивнул Дерек и толкнул дверь с простенькой табличкой «Доктор Август Вернон, анатом».
Кабинет Вернона был обставлен так, что Гресян сдавленно пискнул, изо всех сил стараясь не упасть в обморок. Дерек остался равнодушным: заспиртованные уродцы, змеи и лягушки, которые стояли в одном из шкафов, как на выставке, уже давно его не впечатляли. Доктор Вернон, восседавший с книгой за огромным письменным столом, оторвался от чтения, сдвинул очки на кончик носа и скептически поинтересовался:
— Что, уже пришли меня подхолостить? Я и шагу не сделал к вашей ненаглядной.
Дерек вспомнил, что именно Аурика услышала от бывшего корабельного врача, и подумал, что начитать надо не с яиц, а с языка.
— Мне нужны отчеты по вскрытию жертв этого упыря, — сухо произнес он. — Все шесть. Сейчас.
Вернон усмехнулся и развел руками.
— Их нет, господин старший советник. Гресян! — обратился он к полицейскому. — Вы бы сели, не дай бог, в обморок свалитесь.
На бледного Гресяна было страшно смотреть. Казалось, даже рыжий цвет его кудрей поблек.