Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 1

Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций.

Книга 1

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:

академик РАН A.О. Чубарьян (главный редактор)

член–корреспондент РАН B.И. Васильев (заместитель главного редактора)

член–корреспондент РАН П. Ю. Уваров (заместитель главного редактора)

доктор исторических наук М. А. Липкин (ответственный секретарь)

член–корреспондент РАН Х. А. Амирханов

академик РАН Б. В. Ананьич

академик РАН A.И. Григорьев

академик РАН А. Б. Давидсон

академик РАН А. П. Деревянко

академик РАН C.П. Карпов

академик РАН А. А. Кокошин

академик РАН B.С. Мясников

член–корреспондент РАН В. В. Наумкин

академик РАН А. Д. Некипелов

доктор исторических наук К. В. Никифоров

академик РАН Ю. С. Пивоваров

член–корреспондент РАН Е. И. Пивовар

член–корреспондент РАН А. П. Репина

академик РАН В. А. Тишков

академик РАН А. В. Торкунов

академик РАН И. Х. Урилов

Ответственный редактор тома академик РАН А. О. Чубарьян

Редакционная коллегия:

А. О. Чубарьян (ответственный редактор), М. А. Липкин (заместитель ответственного редактора), В. С. Мирзеханов (заместитель ответственного редактора), А. Б. Давидсон, НИ. Егорова, С. А. Елисеев (ответственный секретарь), А. Б. Ларин (ответственный секретарь), А. Г. Матвеева, О. В. Окунева, Е. Ю. Сергеев, В. В. Согрин

Рецензенты:

доктор исторических наук Г. Н. Канинская,

доктор исторических наук А. М. Филитов

Введение

Глобальный XX век

I

XX век — это время альтернатив. Постоянное столкновение противоположных общественно–политических тенденций и направлений развития обществ и государств определяли смысл и содержание всего столетия. Разумеется, альтернативы присущи всей истории человечества, но именно XX век как бы сконцентрировал исторические разломы и противоречия, придав им глобальный, транснациональный характер и смысл.

За каждым вариантом развития стояли определенные социальные группы, политические силы, партии, массовые организации или даже влиятельные и широко известные политики или интеллектуалы. Проблема выбора, таким образом, из теоретического рассуждения превращалась в острое общественное противостояние, приводившее к национальным, региональным или даже всемирным катаклизмам. Глобальные, центростремительные, объединительные процессы в истории XX столетия тесно соседствуют с центробежными процессами фрагментации, раздробления, обособления; частное и единичное могло выходить на авансцену, оставляя глобальное на заднем плане (порой даже в виде потенциальных, но не осуществившихся сценариев). Исследователи стремятся понять исторический смысл XX в., взаимосвязь и взаимозависимость и отдельных частей нашего мира, и происходивших в них событий.

Цивилизационные сдвиги, произошедшие в XX в., несравнимы по масштабам, по темпам, по результатам и по значению ни с одной из предыдущих эпох. В XX в. совершались не просто единичные научные открытия: произошел прорыв в науке и технике, который повлиял на образ жизни людей, их мировоззрение, быт, характер общения между ними. Люди начали освоение океанских глубин, космической среды, проникли в микромир. Произошли невероятные информационные сдвиги (увеличились тиражи газет, журналов, началось массовое радиовещание, появились телевидение, Интернет), резко выросли возможности информационного воздействия на большие группы людей. Были освоены новые источники энергии, на иные рубежи вышло автоматизированное производство. Необычайно возросли возможности и скорости перемещения людей и грузов. В обществе возникли новые и преобразовались старые социальные слои и группы, на первый план вышел интеллектуальный труд. Явно выросла образованность людей, грамотность стала практически всеобщей нормой.

В XX в. мир становится значительно более тесным: небывало расширились возможности общения разных людей, разных континентов, стран, цивилизаций и культур. Цивилизация в XX столетии ускоренно двигалась по пути прогресса, затрагивая все регионы планеты и все сферы жизни. Однако этот быстрый прогресс сочетался с глубокими противоречиями, конфликтами, насилием и социальными бедствиями.

В XIX-XX вв. большинство людей в России и в мире жили представлениями о том, что они — звено в цепи поколений, часть большого исторического процесса. Люди мыслили себя как представители определенной нации, класса, группы. Именно поэтому историки тяготели к масштабным исследованиям либо длительных временных периодов, либо обширных регионов, либо долго существовавших социальных институтов, пытались описать некие общие закономерности развития государств и обществ. Исследователи шли от общего к частному: человек в их представлениях совершал поступки, которые диктовал ему его социальный статус.

Представления о процессах, разворачивающихся на протяжении большой длительности (она получила название «longue duree», долгой истории), получили новый импульс благодаря знаменитому французскому историку, представителю школы «Анналов» Ф. Броделю: именно он ввел в оборот термин «longue duree». Согласно его теории, историческое время может быть кратким (конкретные историко–политические события), средней длительности (развитие, подъемы и спады в существовании человеческих сообществ и государств) и долгим. Долгое время — это «история большой и очень большой длительности». «Longue duree» предполагает исследование макропроцессов, взаимосвязанной и взаимозависимой истории различных государств, обществ и регионов мира, их сравнительный анализ, выявление фундаментальных тенденций и моделей развития человеческого социума. Для методологии длительной истории характерен глобальный взгляд на историю, т. е. стремление вписать любой исторический сюжет в мировой контекст и тотальный подход к предмету исторической науки.

Сам ход исторических событий XX в. давал аргументы для подобной методологии исследований. Ф. Бродель восхищался Карлом Марксом как гением, впервые увидевшим социальные модели, действующие на протяжении долгих исторических периодов. XX век ярко иллюстрировал макроисторические модели и процессы в границах календарного столетия, он придал истории человечества действительно всемирный характер и обозначил принципиально иную роль различного рода международных организаций, движений, бизнес–структур, масс–медиа.

Появление Лиги Наций после Первой мировой войны, Организации Объединенных Наций после Второй мировой войны, формирование общемировых организаций и объединений (Международной организации труда, Всемирной организации здравоохранения, ЮНЕСКО и др.) иллюстрировали этот процесс. Создание Международной валютной организации и Всемирного банка реконструкции и развития перенесли подобную тенденцию в сферу экономики и финансов.

Неким апофеозом процесса — уже на государственном и правительственном уровне — стали созданные после Второй мировой войны органы региональной интеграции, приведшие к образованию Европейского Союза, Организации американских государств, Организации африканского единства, Организации АСЕАН и т. п. В военно–политической сфере были созданы НАТО и Организация Варшавского договора.

Историков XX в. «longue duree» интересовала и постольку, поскольку история считалась «учительницей жизни». Соответственно, историки мыслили себя если не наставниками, то, по меньшей мере, советниками политиков и общественных деятелей, пытались выявить и описать константы исторического развития, механизмы эволюции общества и государства. Такой подход, возникший еще в античности, давал историку возможность быть предсказателем, за разрозненными фактами конкретной общественно–политической ситуации увидеть будущее.

Так, например, в XX в. историков волновали процессы развития интернационализма и объединения — в противовес национализму и нацизму, исторической разобщенности государств и народов, сделавшей возможной Вторую мировую войну. Необходимость объединения, интеграционные тенденции ученые обосновывали не только примерами из новейшей истории, но и опытом Римской и Священной Римской Империи, империи Габсбургов, Британской и Российской империй. Наука обогатилась множеством трудов по истории империй, исследований, характеризующих историю различных международных организаций и интеграционных проектов. Больше всего таких исследований появилось в последней трети XX в., они были посвящены различным этапам и моделям объединения Европы.

Видный советский и российский историк А. Я. Гуревич справедливо утверждал, что «историческое познание есть не что иное, как пытливое, настойчивое и неустанное вопрошание современностью прошлого, т. е. постановка вопросов, волнующих нас, ныне живущих людей».

С 1970‑х годов начало стремительно меняться настоящее — и вместе с ним видоизменились взгляды на прошлое. Изменения геополитического расклада сил в конце XX в., структурные общественно–политические трансформации, усложнившаяся общественная ситуация привели к тому, что на рубеже XX-XXI вв. политики измеряют время собственными предвыборными кампаниями, бизнесмены — краткосрочными бизнес–программами, позволяющими принести быструю прибыль, деятели культуры — размерами финансирования собственных проектов, аспиранты и молодые ученые — возможностями рынка труда.

Соответственно и историческая наука почти перестала заниматься большими историческими периодами. Историки стали скептически относиться к обобщающим теориям, к поиску закономерностей в объяснении и познании истории человечества. На смену «социологизирующей истории» и «большим нарративам» пришли иные взгляды на роль и место культурных и социальных практик, частной и повседневной жизни, природных факторов и их воздействия на социум.

В центре концепции короткого прошлого и тесно связанной с нею микроистории оказался частный человек во всем многообразии его мировоззренческих установок, личных и социальных связей, в его повседневной жизни. Предметом исследований стали представления людей разных эпох о жизни и смерти, доверии и предательстве, о социальных ролях мужчины и женщины в различных сообществах, о восприятии тела и телесности, о голоде и эпидемиях в истории.

Питательной средой для разочарования в «долгой истории» во многом послужило возрождение национализма. Создавалось впечатление, что национализм — общественная реакция на попытки объединить мир и сделать его глобальным. На протяжении многих веков доминирующей политико–институциональной формой существования государств и обществ были империи. С одной стороны, они соединяли страны и народы, а с другой — способствовали их отчуждению друг от друга. В истории и памяти миллионов остались угнетение и порабощение, которыми сопровождался колониализм. Но в то же время метрополии несли в колонии и имперские окраины передовую технологию, достижения в сфере культуры и образования. Эти факторы, привязывая имперскую периферию к метрополиям, в то же время способствовали формированию в зависимых обществах национального самосознания и национальной идентичности. Тем самым подтачивались основы колониальной системы.

XX век практически начался с крушения империй, что явилось очевидным следствием национально–освободительной борьбы и прямым результатом Первой мировой войны. В ее итоге распались Австро–Венгерская и Османская империи; революция 1917 г. знаменовала крах Российской империи.

По итогам Версальского мира на мировой карте появились новые государства: Чехословакия, Польша, Финляндия, страны Балтии, Югославия. Это было явным торжеством национального над интернациональным. Но вскоре заявила о себе и его оборотная, темная сторона. В 1920-1930‑х годах семена реваншистского национализма взрастили германский национализм, приведший к самым страшным и трагическим событиям XX в.

Феномен национализма стал одной из самых примечательных черт XX в. Уже сразу же после Первой мировой войны появились концепции национального самоопределения, национальной идентичности, которые вошли в уставы международных организаций.

В конце XX в. агрессивный национализм стал источником локальных и региональных конфликтов, превратился в серьезную опасность для всего мира. Национализм противостоит глобализации — такова историческая дихотомия.

В начале XXI в. многие представители исторической науки пришли к выводу, что микроистория не способна самостоятельно ответить на вопрос о смысле исторического процесса. В свое время она позволила уточнить и дополнить выводы, полученные в ходе изучения «больших длительностей». Но в итоге масштаб событий и тенденций, о которых рассуждали и рассуждают историки, значительно изменился, стал более узким. Казалось, прежняя социальная история утратила свой потенциал, а само историческое познание стало уделом профессионалов и узкоспециализированной областью гуманитарных наук.

Однако глобальные вызовы, вставшие перед всем человечеством, побуждают вновь вернуться к широкому взгляду на историю. Броделевская концепция «longue duree» снова оказалась востребованной, однако ее методология подверглась серьезному переосмыслению и пересмотру. Прежде всего методологические инновации последних десятилетий были направлены на восстановление роли человеческой субъектности в историческом процессе и критику структуралистской социальной истории. Сегодня по–новому понимаемая «долгая история» может обрести статус магистрального пути развития исторической науки; ее методы, аналитический язык вызывают наибольший интерес среди профессиональных исследователей.

Разницу подходов к решению поставленных историей вопросов демонстрирует, в частности, развернувшаяся в науке дискуссия об экономическом неравенстве. С точки зрения концепции «longue duree» конца XX в. неравенство не может исчезнуть, поскольку оно соприродно человеку. Сторонники идеи «короткого прошлого» опровергли этот вывод, ссылаясь на пример экономического положения США в период от Великой депрессии до 1960‑х годов. Рост благосостояния в этот период был истолкован как предпосылка к тому, что по мере развития капитализма неравенство будет уменьшаться. Однако сравнительный анализ данных о неравенстве в мире за последние два столетия (достаточный временной отрезок для применения методов работы с историей большой длительности) показал, что ситуация в США была исключением из правил, а в целом развитие капитализма ведет не к сокращению, а, напротив того, к увеличению разрыва между богатыми и бедными.

Глобальная история воскресает сегодня на новом уровне: она вбирает в себя достижения исторической науки последних десятилетий. Размышлять о долгих исторических периодах невозможно без учета того, что сделано микроисторией, без использования достижений регионоведения, религиоведения, экономической истории, культурологии и т. п. Задача сегодняшней науки — сочетать изучение особенного и уникального с умением находить общие закономерности развития государств и обществ.

Современные концепции глобальной истории, методы транснациональной истории — построенные на компьютерных исследованиях больших массивов данных — выводят ученых за пределы национальных историй, задают вопросы об общих путях развития человечества. Кроме того, концепция «longue duree» сегодняшнего дня позволяет преодолеть европоцентризм, подразумевающий под всеобщей историей прежде всего историю Европы. Сегодня многие десятки стран Азии и особенно Африки стали полноправными объектами исторического исследования. Историки этих стран — так же, как и их европейские коллеги — ищут сейчас свою национальную историю и идентичность, органически вписывающуюся в общий процесс мировой истории.

К истории постепенно возвращается ее общественная миссия: исследователям предстоит делать выводы относительно современных социальных институтов, оценивать соблюдение ими базовых прав и свобод человека. Историкам придется выполнять эту миссию в трудных условиях: престиж гуманитарных наук в обществе падает, сокращается финансирование фундаментальной исторической науки, уменьшается количество мест на гуманитарные специальности в университетах.

«Может быть, история не столь уж безоговорочно осуждена возделывать сады, прочно огражденные высокими стенами. Ведь иначе она не сумеет приблизиться к достижению одной из своих нынешних целей, к решению сегодняшних насущных задач, к поддержанию контактов с такими молодыми, но столь бурно развивающимися науками о человеке», — писал Ф. Бродель. Французский историк оказался прав: сегодня очевидно, что без синтетического взгляда на историю, без обращения к общим законам развития человеческих обществ, без исторических сопоставлений трудно понять и представить во всей полноте огромное разнообразие исторических явлений и событий. Иными словами, на повестке дня сегодняшней исторической науки стоит изучение глобальной истории человечества. И принципы представления и изучения именно такой истории лежат в основе шестого тома «Всемирной истории».

«Поистине, историку никуда не уйти от вопроса о времени в истории: время прилипает к его мышлению, как земля — к лопате садовника», — утверждал Ф. Бродель. Невозможно понять ни XX, ни любой другой век, не понимая его хронологию.

Сложность хронологического описания — будь то история большой длительности или отдельные столетия — состоит в том, что календарное течение времени и исторический взгляд на время могут не совпадать. Взгляд исследователей на временные пределы XX века — результат консенсуса специалистов. Историки называют XX в. «коротким», поскольку его историческое время оказалось короче календарных рамок.

В отечественной историографии традиционно считается, что Новое время, начавшееся на рубеже XV-XVI вв., завершилось в 1917 г., когда в России произошла революция. В европейской историографии дело обстоит иначе: водоразделом между Новым и Новейшим временем считается 1914 год, год начала Первой мировой войны.

В настоящем томе «короткий XX век» тоже отсчитывается с 1914 г. Именно Первая мировая война перевернула привычный мир: в Европе начался цивилизационный кризис. Привычные людям модели социального поведения рухнули, были уничтожены и представления о пределах допустимого в политике и социальной сфере. Многочисленные проблемы в межгосударственных отношениях нарастают как снежный ком вплоть до сегодняшнего дня и постоянно грозят разрушить мировой порядок.

Среди последствий войны — революции и гражданские войны, в том числе революция 1917 г. в России и последовавшая за ней Гражданская война. Для нашей страны и война, и революция стали переломным моментом истории, внесли изменения во все сферы жизни общества. События эти затронули политику, экономику, культуру, искусство, сферу частной жизни людей.

В Европе после этих событий начались разговоры о кризисе и даже гибели европейской цивилизации. Первая мировая война породила рост национал–патриотических настроений; произошла героизация насилия. Это, в свою очередь, подготовило предпосылки для еще более страшной войны — Второй мировой. Последствия этой второй войны, едва не уничтожившей Европу, до сих пор полностью не преодолены.

Большинство ученых согласны в том, что концом «короткого XX в.» можно считать события 1989-1991 гг.: падение СССР, ликвидацию социалистического лагеря, окончание холодной войны. Эти события подвели своеобразную черту под богатым войнами и катастрофами XX в., породили у людей надежды на построение нового справедливого мира, мира демократии и свободы.

Современность не подтвердила этих оптимистических ожиданий: локальные конфликты и войны, мировой терроризм по–прежнему отличаются жестокостью. На ситуацию и в мире в целом, и в отдельных государствах влияет система отношений, сложившихся в «коротком XX в.». Однако сегодня человечество волнуют все же другие проблемы, не те, которыми был наполнен XX век.

II

Сегодняшняя глобальная история — это давно уже не простое перечисление фактов. Глобальная история объединяет множество исследовательских полей: историю экономическую, политическую, социальную, историю демократии и тоталитаризма, военную историю, историю повседневности. Осознание этого единства лежит в основе тома.

Важнейшей составляющей развития государства и общества была и будет экономика. В течение XVIII-XIX вв. во многих странах, прежде всего на европейском континенте, появились разнообразные теории экономического роста и развития. Европа многие годы исповедовала теории А. Смита, а в середине XIX в. умы многих интеллектуалов занимали взгляды Маркса.

Начало XX столетия ознаменовалось вступлением капитализма в новую фазу развития: создавались монополии и мощные транснациональные объединения. Но общий подъем экономики был недолговечен. Первая мировая война привела европейскую экономику на грань кризиса, а революция в России подорвала российскую хозяйственную жизнь. Германская экономика также лежала в руинах.

Десятилетие спустя в мире разразился глобальный экономический кризис, получивший название Великой депрессии, которая, в свою очередь, вызвала необходимость кардинальных экономических мер.

Вскоре после окончания Второй мировой войны были созданы Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), основанный на плановых централизованных принципах и объединивший страны социалистического лагеря, и Европейское экономическое сообщество (ЕЭС), существовавший, соответственно, на принципах свободной торговли. В 1990‑х годах СЭВ прекратил свое существование, а ЕЭС был переформатирован в Европейский союз.

Экономические проблемы были важнейшими в XX в., соответственно, была велика и потребность в концепциях, анализирующих экономику прошлого. Среди тех, кто занимался теорией, практикой и историей экономики, шли постоянные дискуссии о направлениях и путях развития мировой экономической мысли. Эти споры сводились в целом к противостоянию приверженцев ничем не стесненного и саморегулирующегося свободного рынка и сторонников «большей роли государства», включая последователей Дж. М. Кейнса, выступавшего за участие государства в работе рыночных механизма. Английские избиратели отказали на выборах летом 1945 г. в доверии британским консерваторам во главе с У. Черчиллем, несмотря на его вклад в победу над фашизмом, потому что они предпочли лейбористскую программу национализации ряда важных отраслей британской экономики. В дальнейшем тетчеризм в Британии и рейганомика в США продемонстрировали попытки консервативных кругов вдохнуть новую жизнь в чисто рыночные механизмы капиталистической экономики.

Столкновение разных подходов к определению экономического курса различных государств продолжается в мире и поныне. К этому добавился опыт новой России, вставшей на путь рыночной экономики, а также стран постсоветского пространства.

Разумеется, история сделала свой выбор: плановая экономика в СССР рухнула, показав свою нежизнеспособность. Принципы свободного рынка победили. И современные дискуссии о допустимой степени вмешательства государства в экономику происходят в рамках одной преобладающей модели — классического рынка с его принципами спроса и предложения. Рыночные отношения сегодня составляют экономическую основу существования большинства стран мира, включая Россию и Китай.

В центре политической истории XX в. — проблема возникновения, хода и последствий различных революций.

Революции на протяжении многих столетий были неотъемлемой частью жизни государств и обществ. Не стал исключением и XX век. Дихотомичность XX в. в полной мере проявилась в знаменитой антитезе: революции или реформы. И если в XIX в. эпицентром революции была прежде всего Европа, то в XX столетии революции стали общемировым феноменом.

Согласно марксизму, революции — «локомотивы истории», именно они являются главным двигателем исторического процесса. Такой подход не представляется сегодня единственно правильным, подвергается серьезному переосмыслению в исторической науке. Острые дискуссии вызывал и вызывает вопрос о причинах революций, об объективном и субъективном характере их возникновения.

Век начался с революции 1905 г. в России, продолжился азиатскими революциями (иранской, младотурецкой, синьхайской) и мексиканской революцией 1910-1917 гг. Но эти революции стали лишь прелюдией тех революционных событий, которые потрясали мир. Феномен российской революции 1917 г. до сих пор вызывает споры и острое идеологическое противостояние. В последние годы в российской историографии набирает силу идея рассматривать русскую революцию как длительный процесс (по типу Французской революции конца XVIII в.). Согласно такому подходу, начало революции в России следует датировать февралем 1917 г., а окончание — завершением Гражданской войны в 1922 г.

С русской революцией родилась большевистская идея мировой революции, в 1918 г. последовали ноябрьская революция в Германии, революционные выступления в других странах Европы. Был создан Коминтерн, руководимый из Москвы, который пытался стимулировать революции в других странах. Но концепция мировой революции так и не была реализована.

Новая волна революций началась после Второй мировой войны. Победа коммунистов в Китае, революция на Кубе, антиколониальные революции в странах Азии и Африки, «цветные» революции рубежа XX-XXI вв. вновь делали актуальными изучение феномена революций.

В мировой исторической науке снова стали обсуждаться вопросы о типологии революций, об их отличиях от обычных выступлений широких масс населения, о роли политических партий и иных организаций в возникновении революций, о соотношении революционного и эволюционного путей развития. Историки стали размышлять о цене революций, о трагедии многих десятков, а иногда и сотен тысяч людей. Именно опыт революций XX в. остро поставил этот вопрос.

Революция почти всегда сопровождается жертвами; поэтому общественное сознание XX в. склонялось к постепенным реформам как альтернативе революционным переменам. Реформы стали одним из наиболее важных способов разрешения социальных и иных противоречий, средством компромиссов враждующих сторон.

Реформизм, видевший возможность приближения к социализму путем постепенной эволюции, был, конечно, осужден в начале XX в. леворадикальной частью российской и европейской социал–демократии, ультрареволюционными течениями на других континентах. Но именно реформизм стал главным аргументом тех, кто осуждал насилие как «повивальную бабку истории». Опыт XX в., особенно опыт России и СССР, стал хорошей прививкой против радикальных, революционных методов преодоления социальных конфликтов.

И хотя на рубеже XX и XXI столетий мир столкнулся с новой революционной волной, с масштабными актами насилия и терроризма, все же сама идея революций как «локомотивов истории» была уже скомпрометирована всем ходом истории XX столетия.

Революции XX в. и, в частности, российская революция 1917 г. имели еще одну особенность. Они, как правило, проходили под лозунгами социальной справедливости и равенства возможностей для широких масс населения.

Эти лозунги были необычайно привлекательны во всем мире. На определенном этапе они вызывали симпатии к социальным экспериментам большевиков; по крайней мере до того, как начались репрессии против интеллигенции, крестьянства, против политических противников и оппонентов.