Путешествие в зазеркалье

Валерий Строкин

Путешествие в зазеркалье

Не знаю, у кого и какие возникают ассоциации при воспоминаниях о милых дядюшках. Лично меня от таких воспоминаний пробирает холодный пот, пропадает аппетит, я нервно и бессмысленно начинаю кружить по комнате в ожидании чего-нибудь плохого.

Впрочем, если рассказывать все по порядку, то вот первая история, приключившаяся со мной по вине дядюшки.

Дядя, Артур Львович Журба, сорок восемь лет, закоренелый холостяк. Как мне кажется, с отклонениями в психике, о чем свидетельствуют его профессорская кафедра в НИИ, куча лауреатских и международных грамот. В довершении ко всему, правительство так с ним нянчится, что он имеет шикарную виллу, какого-то бывшего патриция из какого-то бывшего ЦК за городом, на заброшенном и безлюдном полустанке. Дача под руководством дяди была переделана под лабораторию, ему другого ничего не надо. Такое впечатление, что он хотел уничтожить шедевр архитектуры. Это что-то среднее между замком венецианского дожа и теремом калифорнийского владельца хлопковых плантаций. Территория дачи скрыта от посторонних глаз трехметровым бетонным забором, украшенным колючей проволокой. За забором размещались: бассейны — один внутри дома и другой снаружи; корт для игры в малый теннис, иначе пинг-понг; оранжерея, хорошая библиотека, бар, десяток комнат для гостей, всегда пустых; бильярдная и многое другое, полезное и не очень. С востока подступы к даче преграждало небольшое искусственное озеро с маленьким насыпным островком посередине и шалашиком рыбака. С западной и северной стороны к даче подступал ароматный сосновый бор. Южная стена обладала широкими стальными воротами, в которые упиралась грунтовая дорога. Эта часть света хорошо просматривалась из-за целинного дикого поля, на краю которого находились живописные развалины заброшенной фермы.

Моя родня не сумела использовать шанс проводить лето и другие времена года на такой даче. Дядя с треском всех выставил, вопя, что они создают шум и мешают работать. И запретил кому бы то ни было навещать.

— Если возникнет необходимость, я вас сам навещу, — сказал дядя, и ворота дачи закрылись.

Ворота открывались исключительно для меня. Я знал слабость дяди, тщательно скрывал её и лелеял для себя одного. Он мечтал изобрести машину времени и пространства и с её помощью проникнуть в древнюю деревню под названием Троя, чтобы похитить прекрасную Елену. (Я упоминал, что он — «того».) Книги читать у него не было времени, и я периодически заваливал его научной фантастикой, где хоть сколько-нибудь говорилось о волшебных машинах, с помощью которых можно бороздить пространство и время, с пометками на полях, касающимися технических описаний. Это подталкивало его на новые идеи и безумные опыты. Дядя считает, что творческие люди, например, писатели, иногда непроизвольно подключаются к каким-то информационным полям, откуда черпают информацию и вдохновение. Я полагаю, что свою информацию писатели высасывают из шариковых ручек или выбивают из печатных машинок. А дядю, с его идеями, нахожу родившимся раньше срока на пару часов или столетий. Мое копание в научной и ненаучной фантастической литературе он называл асcистентством и даже выплачивал кое-какую стипендию. За это я чувствовал себя на даче полноправным хозяином, в моем распоряжении оказались спортивные площадки и тренажеры, бассейн с двухметровой вышкой для прыжков, кинозал с солидной фильмотекой, библиотека и мягкий кожаный диван в зале подле камина. Единственное ограничение — это тишина и никаких посторонних, но со временем я намеревался подать дяде билль о разрешении каким-нибудь вечерком привезти сюда подружку, хотя бы в его отсутствие, а оно в последнее время было редким. Дядя ушел в работу, как подводная лодка «Наутилус» в пучину океана.

За дачей присматривали мужчина и женщина. Они жили за сосновым бором в маленькой деревушке и приходили на дачу раз в три дня, сделать уборку и обновить холодильник свежими продуктами, которые им по заказу доставляли из города. Можно было подумать, что дядю готовят на убой — три холодильника, забитые продуктами, могли прокормить пятиэтажный дом и деревеньку за сосновым бором.

Когда меня нет, дядя сидит на блокадном пайке. Он забывает завтракать, обедать и ужинать. Бедняга, за ним нужен глаз да глаз, он окончательно свихнётся на такой работе. Удивляюсь курирующей его организации (о ней можно говорить только шепотом), неужели они такие придурки, что верят в дядюшкины опыты с машиной пространства. Школьнику ясно, что она уже изобретена и опробована в книге Герберта Уэллса. Это чистой воды фантастика!

Меня никогда не подведет память о том проклятом дне…

Я привез дяде новый сборник Кейта Лаумера. Он благосклонно принял подарок и забыл о моем существовании. Дядя вспомнил обо мне через неделю.

Я сидел в комнате, пробуя одновременно читать Борхеса, грызть семечки и слушать новый диск Deep Purple. Неожиданно стукнула дверь, нарушая гармонию и идиллию. Я рассыпал на пол шелуху от семечек, с подставки упал том Борхеса, Ян Гиллан вскрикнул: «Perfect strangers» (прекрасный незнакомец), и проигрыватель отключился. В комнату стремительно ворвался дядя Артур. Его белый халат развевался, как парус фрегата, застигнутого бурей. От быстрой ходьбы очки подпрыгнули и съехали на кончик носа. Близоруко щурясь, дядя подозрительно рассматривал меня, как будто видел впервые. Подобрав с пола Борхеса и откашлявшись — прочищая пересохшее вдруг горло, я спросил:

— Что-то произошло?

— Произошло…? — дядя поправил очки. — Великое открытие мира! Я изобрел ее!

— Изобрел… что?!

Я осторожно стал отодвигаться на дальний край дивана.

— Машину пространства!

Вспомнились слова моего отца, брата дяди: «Рано или поздно от работы у Артура поедет крыша». Похоже, пророчество сбылось.

— И как, работает? — спросил я, миролюбиво улыбаясь: в первую очередь больного надо успокоить.

Дядя потер руки:

— Ее надо проверить, и немедленно. Мне нужен ассистент.

Мне почему-то не понравилось последнее слово «ассистент», уж больно зловеще оно прозвучало.

— Ты поможешь мне?

В глазах дяди, увеличенных очками, блестели сумасшедшие зайчики. Я понял, что лучше не перечить.

— Конечно, — пробормотал я, неохотно поднимаясь с дивана. — Что нужно делать?

Создалось такое ощущение, что сейчас меня отведут на эшафот под гильотину. Дядя сцапал меня за рукав — не вырвешься — и потащил в лабораторию. По дороге он что-то пытался объяснить, но я плохо понимал:

— …Методом искривленного поля может возникнуть интерполяция пространственно-временного континуума…

— Да, да, — я кивал головой, вспоминая, что в лаборатории имеется телефон и «скорую» можно вызвать оттуда.

— …И после интерполяции константы, испытав побочный эффект диффузорного спектра атомной энергии ядра, я проинтегрировал дифференциал шестого порядка в одном из рядов Фурье…

Мы пришли в лабораторию. Дядя протащил меня мимо столика с телефоном вглубь, к испытательным стендам. Мое внимание привлек зеркальный трельяж.

— Вот, — дядя с гордостью демиурга указал на зеркала, — это она.

Я посмотрел на отражения: мое и дяди. Дядино не понравилось. Несчастный, я подмигнул ему, чтобы приободрить. Его выпустят, но не скоро, чего доброго, и дачу закроют.

— Это твоя машина пространства? — спросил я, чувствуя, что краснею.

— Сейчас проверим ее в работе, — пробормотал дядя, возясь с пультом, больше похожим на музыкальный синтезатор.

Я слышал, что с психически нездоровыми людьми лучше не спорить и во всем соглашаться. Бедный дядя, мои глаза защипали навернувшиеся слезы.

— Смотри в зеркала, — приказал он.

Я посмотрел и увидел себя — растерянного и унылого. Надо срочно отыскать предлог, чтоб выйти из лаборатории и позвонить в «скорую помощь».

— Повернись.

Дядя повесил на мою шею медальон на шелковой нитке:

— Это искатель, чтоб я мог тебя найти.

— Я хочу пипи, — страдальчески вымолвил я.

— Перестань, там сходишь.

— Где?

— Не бойся, — он похлопал меня по плечу, — ты прославишься как Гагарин, ты будешь первым испытателем машины пространства. Пионер-разведчик. Галилео Галилей и Исаак Ньютон в одном лице.

— Скорее всего, Джордано Бруно, — буркнул я.

— Почему?

— Потому что он стал жертвой своих идей.

— Не говори глупостей. Я уже ввел программу, этот мир рядом. Мне понадобится около часа, чтобы окончательно наладить машину и вызвать тебя обратно. Ничего с тобой не случится, а впечатлений останется на всю жизнь. — Здесь он как в воду глядел.

— Может, лучше завтра или после обеда?

— Вернешься — устроим банкет. В холодильнике должно быть шампанское.

— Давай, на посошок?

— Не болтай. Приготовься. Смотри! — Дядя толкнул меня и бросился к пульту.

Я оглянулся — что-то происходило с зеркалами, амальгама помутнела и растаяло мое изображение. По поверхности зеркал, как по воде, прокатилась рябь, они стали матовыми, сильно запахло озоном.

— Иди же! — закричал дядя.

— Куда? — ошарашено спросил я.

— Прямо, прямо в зеркало шагни! — кричал дядя.

— В зеркало?

— Идиот! — завопил дядя. — Быстрее! Я включаю на максимум. Ну же!

Зеркала загудели и завибрировали. Боже, что я делаю? Я подошел к зеркалу вплотную, над ним аурой дрожал золотой круг света.

— Вперед! — кричал дядя.

— Ты убьешь меня! — гаркнул я в ответ и, как зачарованный бандерлог под взглядом удава Каа, шагнул в зеркальную муть.

Я ожидал, что разобью проклятые зеркала или меня шандарахнет током, но я попал во тьму и пустоту. Потеряв под ногами опору, я упал грудью вперед, последней мыслью было: «Черт возьми, что он изобрел?»

Падать пришлось невысоко и недолго, я зарылся лицом в песок. Осторожно открыл глаза, сплюнул белую пыль. Солнышко-ведрышко висело в зените и ощутимо припекало.

— Значит, она работает, — сказал я, вытирая рот.

Надо мной выросла чья-то тень, и меня огрели палкой между лопаток.

— О какой гостеприимный новый мир! — воскликнул я, вскакивая на ноги.

— В чем дело?

Передо мной красовался импозантный и колоритный тип: на ногах сандалии с запутанной системой ремешков; бедра прикрывает тряпка, похожая на шотландский кильт. На поясе у него висел короткий меч. Широкая грудь обнажена и блестит. От кожи исходит разящий наповал запах ароматного масла. Мне понравился шлем, украшавший голову, с конским хвостом и забралом. Я видел похожие в книге Куна «Легенды и мифы Древней Греции». В руках молодец держал круглый щит и короткое копье, которым меня так немилосердно стукнул.

— Неужели это ближайший мир? — спросил я себя и не очень хорошо подумал о дяде.

— Иди в колонну, — бросил тип. — И больше не думай бежать, если не хочешь поплатиться головой.

— О-кей, — миролюбиво ответил я. Подумал, раз в гостях у древних греков — надо уважать обычаи. Я рысью побежал в сторону колонны после того, как меня укололи чуть ниже поясницы. Длинная вереница людей молча и без любопытства наблюдала мое приближение. Люди стояли на брусчатой дороге, начинающейся от мола с причалом, где на темно-синих волнах грациозно покачивались гордые триеры. С той стороны доносился базарный шум и гам. А вела дорога к каменным стенам города.

Колонна состояла из молодых юношей и девушек, примерно моего возраста, в странных одеждах, о которых можно было сказать, что на них ничего не было, кроме набедренных повязок. По бокам колонны находились вооруженные гвардейцы, как две капли воды похожие на моего погонщика. Вел колонну, сразу видно, начальник. Он был почти гол, если не считать мягких кожаных сандалий и цветного клетчатого передника. Длинные черные волосы были заплетены в косички и откинуты назад. Лицо холеное, смуглое, надменное, не арийское. На руках и ногах толстые золотые браслеты, пальцы усеяны перстнями. На нем одном, с грустью подумал я, почти весь золотой запас моей маленькой республики. В руке он небрежно держал плеть.

— Ты кто? — конец бича уперся в грудь.

— Сергей, — машинально ответил я, сбитый с толку оказанным гостеприимством.

— Тезей, — начальник важно кивнул головой и отвернулся, показывая смуглые ягодицы.

Меня втолкнули в колонну, и нас скорым шагом погнали к виднеющимся впереди крепостным стенам.

— Куда нас ведут? — спросил я у молодого носатого грека, топающего рядом, часто и тяжело вздыхающем.

Он удивленно посмотрел на меня и невесело рассмеялся:

— Ох, Тезей, умеешь развеселить. Разве ты забыл, что мы на проклятом богами острове Крит, и ведут нас в Лабиринт, к Минотавру — чудовищу с телом человека и головой быка? Говорят, что он не ел уже несколько дней.

— Забыл, — я попробовал улыбнуться. Вот оно куда попали: Крит, Минос, Минотавр; оказывается, не легенды, а реальность. Ах, Дедал, зачем ты построил Лабиринт?

Меня подтолкнули в спину, заставляя не отставать и не сбиваться с шага. Странно, я назвался Сергеем, а меня принимают за Тезея. Начальник, должно быть, ослышался.

Навстречу нам попадались груженные фруктами, овощами и рыбой тележки торговцев. Появилась стайка смеющейся нагой детворы. Развлекаясь, они иногда кидали в нас мелкие камни, свистели и улюлюкали. Я увидел несколько зашторенных паланкинов, которые несли на плечах здоровенные и самоуверенные чернокожие рабы.

Нас ввели в город через арку, сделанную из крупных монолитных блоков красного мрамора. Древние всегда строили основательно и на века. Провели мимо торговых кварталов, через широкую рыночную площадь, сквозь толпы любопытствующих, поставили перед громадным дворцом Миноса. Своей монументальностью он был похож на город внутри города.

В окружении многочисленной свиты придворных в тени высоких розовых колонн появился царь Минос с дочерью — молодой привлекательной блондинкой. Чернокожие гиганты остервенело размахивали над ними зелеными опахалами. Наш предводитель упал на колено.

— О, владыка, мы привезли новые жертвы, на этот раз из Афин. С нами сын афинского царя — Тезей.

— Тезей? Какой? Где он? — запрыгали вверх-вниз густые черные брови Миноса.

Меня вытолкнули вперед. Я поедал глазами Ариадну. Мифы не обманули — дочь царя была стройной и изящной, большие миндалевидные глаза взирали на меня с жалостью и печалью. Я улыбнулся.

— Ничего особенного, — сказал Минос, поглаживая длинную завитую бороду. Меня впихнули в строй. Я послал Ариадне воздушный поцелуй. Минос фыркнул, отворачиваясь и скрываясь среди колонн. В этот миг из глубины дворца донесся протяжный бычий рев. Колонна вздрогнула и задрожала. Все замолчали и посерели, под бронзовым загаром кожа приняла пепельный оттенок. Носатый грек схватил меня за руку:

— Тезей, ты слышал?

— Что это было? — спросил я, чувствуя, как трясутся поджилки.

— Нам показалось, Минотавра не может быть, потому что этого не может быть.

Один из стражников услышал меня и громко расхохотался:

— Трепещите — он почуял вас!

— Кто?

— Глупец, в Афинах все такие, как ты, или страх помутил твой разум? Это был голос Минотавра! — торжественно объявил стражник.

— В лабиринт! — начальник стражи щелкнул плетью. Он зашагал к широкому арочному проходу, где стоял пестрый тент, а под ним большая деревянная бочка, окруженная клиентами с сизыми носами. Его миссия была выполнена — груз доставлен по назначению.

На нас наставили копья и заставили пятиться в сторону бронзовых ворот — вход в Лабиринт. Из подземелья, приветствуя нас, донесся нетерпеливый бычий рев. На этот раз задрожали и стражники.

— Он их чует, — прошептал один, обдавая винным перегаром и щекоча концом копья мою селезенку.