Алиса Ганова
Лилия для Шмеля
Пролог
— Лильк, как поживаешь-то?
— Нормально, — потянулась я за конфетой, хотя так и подначивало ответить Светке, что в советах не нуждаюсь, но ссориться с единственной подругой не хочу, поэтому добавила: — Во всем есть плюсы: я сама себе хозяйка. — И перевела разговор на другую тему.
Наши встречи всегда проходили одинаково. Начиналось со Светкиных рассказов о детях, семье, родственниках со странностями, затем подруга жаловалась, что все ее достали, на работе нелады, что начальница изводит придирками… И сегодняшняя встреча не стала исключением, но я уже знала: лучше подругу не перебивать и дать высказаться. Но Светик интуитивно почувствовала, что я ей не сострадаю, и ее красноречие иссякло.
— Знаешь, — она сокрушенно вздохнула, — иной раз прибить всех хочу. А с другой стороны — рада, что они у меня есть. Так что ты тоже не засиживайся: женские часики тикают…
«Вот! — почувствовала я. — Мы переходим к следующему акту марлезонского балета!» — И не ошиблась.
— Лиль, тебе уже за тридцать, ты все привередничаешь, а мужиков-то приличных разбирают — только свист стоит! Помнишь Михайлова, с которым тебя познакомила?
— Тот красномордый? — припомнила я убожество на тонких ножках, скупое и нудное, которое промозглой осенью полтора часа водило меня под дождем по улицам, считая, что это романтикь, а потом предложило зайти в магазинчик и купить мне дешевого мороженного.
Светка окинула меня сердитым взглядом и укоризненно выдохнула:
— Профукала ты счастье! Он женится!
— Господи! — пораженно выпалила я. — Кто ж на него позарился?!
— Может, он и не мужчина мечты, зато тетка однушку ему оставила. Он продает ее и собирается в центр переезжать. Вот так вот! А ты все ждешь принца на белом коне!
— Светик, — грустно улыбнулась я подруге и подлила ей еще горячего чая. — Если бы принц приехал с таким же пузом и рожей, как у Михайлова, я бы и от него отказалась. И конь бы белоснежный с полцарством не помог.
— Лиль, я серьезно! — вздохнула подруга. — Сидишь в библиотеке, как мышь: волосы в пучок собраны, в кофте бабкиной и без грамма макияжа. Ну, что же ты?!
— Так ко мне же только бабки да дети приходят. Им все равно, как я выгляжу.
— Ну а вдруг случится чудо: пройдет мимо тебя классный мачо, а ты как мымра!
— Так я и есть мымра, — улыбнулась. — Самая настоящая. — Пригладила волосы по вискам, скосила глазки и подмигнула ей.
— Дура ты! — отчаянно махнула рукой Светка.
Она воодушевленно пыталась наставить меня на путь истинный, вытолкнуть навстречу моему счастью, да видимо, счастье боится меня и обходит стороной. Я уже давно смирилась с этим и теперь просто ценила тишину и умиротворенность одинокой жизни.
Отношения с мужчинами у меня никогда не складывались. Наверно, все дело во мне. Мы с мамой всегда жили скромно, поэтому одевалась я очень просто, даже блекло. Носила очки. Еще и стеснительная. Не удивительно, что меня не любили в классе и сторонились. И все же я жила мечтой, что, закончив школу, поступлю куда-нибудь, найду нормальную работу, но неудачница — это навсегда.
Закончив в центре торговый колледж, я утроилась в супермаркет, однако мама заболела, и я вынуждена была вернуться домой, чтобы помогать ей. Работы нормальной в маленьком городишке нет, и пришлось пойти уборщицей в библиотеку. Повезло, что мы с Ниной Владимировной сработались, и она при возможности зачислила меня помощником библиотекаря. А потом, когда ушла на пенсию, я осталась вместо нее.
Вот так я и оказалась среди книг.
В один зимний вечер, поддавшись на Светкины уговоры, как-то зарегистрировалась на сайте знакомств, но после первой же встречи удалила анкету. Или я не умею выбирать, или карма у меня такая, но вместо симпатичного мужчины, который смотрел на меня с фотографии, пришел обрюзгший, немолодой тип. Вдобавок он сразу же нагло позвал к себе в гости.
— А чего кота за хвост тянуть? — паскудно ухмыльнулся, обдавая несвежим дыханием. — Пока предлагают, соглашайся.
Я развернулась, чтобы уйти, и вслед донеслось:
— Да кому ты сдалась, уродина!
Весь оставшийся вечер я проплакала. И раньше понимала, что не красавица, но гадость хама окончательно привила комплекс неполноценности, и я замкнулась.
Так и живу. Жилье есть — досталось от мамы. На жизнь хватает. Вроде бы грех жаловаться, только в душе тоскливо. Очень хочу ребенка: малыша или малышку, свою кровиночку. Только от кого?
Вот и читаю книги запоем. Это сегодня Светка в честь своего дня рождения заглянула. Принесла тортик, бутылочку коньяка.
Но, кажется, коньяк паленый, потому что сильно в голову ударил, хотя выпила я совсем чуть-чуть.
— Все, больше не буду, — встала я из-за стола, заварила еще свежего чаю с ароматными кусочками фруктов и налила в две чашки.
— Какая ты нежная дева, — поддела подружка. Но шутки шутками, а мне
от коньяка все хуже: напала слабость и вдобавок жуткая зевота.
— Так, с тобой все понятно, — нахмурилась Светик, — ты уже старушка. Только чаю надо, плюшек, плед да баиньки.
— Ага, не отказалась бы, — кивнула я, зевая в голос. — Но тебе, мать, тоже бы плюшек, ватрушек да выспаться бы, — похлопала подругу по плечу, провожая в коридор.
Когда за Светкой закрыла дверь, я, держась за стенку, дошла до старенького дивана и прилегла.
Мерно тикают часы, голова кружится, будто катаюсь на карусели, тошнит… Яркие фары за окном осветили темную улицу и потолок, резанув по глазам, и снова стемнело. А потом я, наконец, заснула.
Глава 1
Голова гудит так, что очнувшись, первым делом подумала, будто умираю. Вот-вот душа отлетит. Еще во рту невероятная сухость, как в выжженной пустыне.
«Никогда больше не буду пить!» — собрав силы, я попыталась сесть на постели, но с трудом смогла лишь повернуть голову. Однако кто-то склонился надо мной и поднес ко рту чашку с горькой водой.
— Тихо-тихо… — прошептали над ухом. Я вздрогнула.
«Неужели в больнице?! Но как?!» — чужих в моей квартире не должно быть! С трудом разлепила веки и увидела… склонившуюся девушку в темном, по горло ситцевом платье, косичкой, перекинутой через плечо, и белом чепце. Она смотрела на меня так же испуганно, как и я на нее.
— Ты… кто? — ошарашенно спросила я и чуть в обморок не упала, потому что голос был не моим! Ко всему еще девчонка выпучила глаза, отскочила от кровати и бросилась вон из комнаты, оглашая истошными криками незнакомый мне дом, с оббитыми ситцем стенами:
— Госпожа Корфина потеряла память! Потеряла память!
Где-то рядом, за стеной, раздались неприятно резкие звуки отъезжающих стульев, громкие шаги, от которых голову пронзил болевой спазм…
От напряжения меня затошнило. Тяжело дыша, я судорожно пыталась понять: что произошло? Но собраться с мыслями не удалось: в комнату, оглушительно топая, вошли люди.
— Тише! — жалобно взмолилась я и сморщилась от головной боли.
— Фина, перестань придуриваться, — потребовал противный девичий голос.
Я приоткрыла глаза и увидела троицу в каких-то дореволюционных одеждах.
«Мормоны-то откуда?!» — подумала первым делом, оглядывая высокую женщину в строгом, чопорном платье. Рядом с ней стоял похожий на нее парень в щеголеватых полосатых брюках и несовременной белой рубахе. Держался он нагловато, что на сектантов совсем не похоже. А из-за их спин выглядывала худая, как щепка, девушка, с колючим взглядом. Ей-то, судя по всему, и принадлежал неприятный голос.
— Фина! — взволнованно обратилась ко мне странная женщина и шагнула к кровати. — Что с тобой?
Мой дикий взгляд насторожил ее. Она схватилась за сердце, и тут же парень заботливо подхватил женщину под руку.
Что они родственники, подтверждало семейное сходство черт троицы: у всех блондинистые, мышиного цвета волосы, острые подбородки, похожие длинноватые носы.
— Милая! Не надо пугать нас так! — произнесла она дрожащим голосом. — Пошутила — и будет!
Парень подвел ее заботливо к стулу, стоявшему у постели, и помог сесть.
— Ты не узнаешь меня? Флорана? Дивию?! Разве это возможно?!
Я продолжала молчать. Тогда она сжала тонкие губы, достала из рукава платья платок и промокнула заблестевшие глаза.
Женщина была уже не молодой, худощавой, с первыми мелкими морщинами на бледной, с нездоровым оттенком кожей. Однако говорила искренно, называя меня милой, будто я была ей родной… Догадка осенила меня, и я выпалила, не обращая внимания на боль в потрескавшихся, сухих губах:
— З-зеркало!
Она степенно повернула голову к двери и требовательно приказала служанке:
— Гилья! Зеркало!
Та присела в торопливом полуреверансе, побежала куда-то, и уже скоро передо мной держали тусклое, по краям облезшее зеркало, в котором я видела совершенно чужую, незнакомую мне девушку!
У нее было узкое лицо, длинноватый нос, такие же мышиные волосы, как у троицы! И карие глаза! Хотя прежде у меня они были серыми!
— Милая, не переживай! Ты упала удачно и ничего себе не повредила, — забота трогала, но прежде чем я успела ею проникнуться, новообретенная родственница добавила: — Слава Видию! Иначе бы господин Ульн отказался от намерений и потребовал деньги назад.
— Какие? — насторожилась я, зная, что где замешаны деньги, не следует ждать ничего хорошего.
Лицо собеседницы покрылось красными пятнами. Она часто заморгала и вновь принялась вытирать глаза.
— Фина, знаю, этот брак унизителен для нашей семьи, но ты обязана спасти Флорана!
— Кого? — переспросила я и заметила, как парень недоверчиво прищурился. Пусть думают, что хотят, но с этого места поподробнее: за кого замуж и кого мы спасаем ценой меня?!
— Дивия! Флоран! — истерично воскликнула женщина, вскакивая со стула. — Корфина действительно потеряла память!
Те двое опасливо переглянулись, набрали в рот воздуха, готовые загалдеть наперебой, но их матушка резко отчеканила:
— Выйдите!
Удивительно, однако парочка без единого возражения подчинилась, что показалось мне подозрительным. Все-таки мне за тридцать, по работе я общалась с разными читателями и по опыту знаю: от людей с недовольным выражением лица не стоит ждать ничего хорошего. А эти уж точно хитроватые эгоисты и скандалисты. Тогда почему так легко отступили?
Пока я растерянно хлопала глазами, взволнованная женщина снова села на стул, взяла меня за руку и разрыдалась. Чтобы утешить, я сжала ее пальцы, и она, углядев в этом надежду, сбивчиво затараторила:
— Ничего-ничего, Фина, это даже к лучшему! К лучшему!
Шок от перемещения в чужое тело или от сумасшествия… — я еще точно не определилась. Возможно, происходящее мне просто снится — нарастал.
Пока родительница истинной Фины заливалась слезами, я обводила взглядом комнату.
Напротив кровати облезлый подоконник, который красили, наверно, лет сто назад, при царе Горохе. Окна грязные. На потертом паркете, скрипевшем при каждом шаге, плешивый ковер. В углу грубо сколоченный деревянный стол с круглой столешницей, накрытый заляпанной скатертью. Тусклые серые занавески, и ужасно унылая, даже убогая лампа на стене…
Я перевела взгляд на мать Фины — все больше подозреваю это — и заметила, что туфли ее заношенные, а кофта с юбкой, поначалу показавшиеся платьем, чистенькие, но тоже старые.
— Все плохо? — спросила я не своим, звенящим в тишине, высоким голосом.
Мать Корфины прикрыла глаза и обреченно выпалила:
— Флоран вновь игрался.
Вот теперь понимаю ее отчаяние. Даже я не сдержалась и выпалила:
— Придурок!
— Что?! — женщина дернулась, как от пощечины, и оцепенела, даже перестала рыдать.
Повторить я не посмела, полагая, что в этой семье не используют подобных слов, только все оказалось иначе.
— Не смей! Не смей так говорить о своем брате! — взвилась она, и я пораженно замерла. Где у матери Корфины глаза? Пусть Флоран — любимец, однако разве дочь ей чужая?
— Хорошо, он не придурок, — прошептала тихо, но чеканя каждое слово. — Он умный, поэтому пусть сам выпутывается из долгов, которые наделал по дурости.
— Нет! Не смей! — от переизбытка чувств она побагровела. — Иначе Флорана арестуют за долги! Не смей! Слышишь! Не смей! Или он застрелится! — Истеричка вцепилась в мою руку и больно сжала.
От криков висок пронзила боль, и я закрыла глаза. Только опасение за мое здоровье остановило визги родительницы Корфины. Вот только на них прибежали «братец» и «сестрица» и тоже загалдели:
— Мама! Мама! Что случилось! Что с тобой! Фине плохо?
Я лежала с закрытыми глазами, и фальшивый тон их голосов чувствовался еще сильнее, особенно в голосе Флорана. Ради интереса я чуть приоткрыла одно веко и увидела, как он метнулся к матери и преданно вперился в нее широко раскрытыми глазами. Здоровый лось, а изображает трепетного мальчика. Очевидно же, что слишком переигрывает, однако мать этого не замечала.
От зашкаливающего лицемерия троицы меня снова затошнило. Судя по всему, при падении я нехило ударилась головой и теперь испытывала сильнейшую слабость, однако никого мое состояние не волновало. Троица галдела, как чайки на помойке, возмущенные тем, что я отказываюсь выйти замуж за какого-то Унда. Но этого им показалось недостаточным.
— Фина, ты обязана спасти брата и выйти замуж за Унда! — надрывно пеняла мать, держась за сердце. Следом Флоран метнулся к постели, грохнулся на колени, схватил меня за руку и истошно завопил:
— Фина, спаси нас! Фина!
— Мне плохо, — пробормотала я и отвернулась. Только страх, что я помру, заставил их заткнуться. Но уходя и уводя мамулю из комнаты, брат с сестрицей взглядами красноречиво пообещали мне, что все давно решено, и только смерть спасет меня от брака.
Когда они ушли, в комнате стало тихо, хорошо.
— Госпожа Корфина! — всхлипнула служанка, оставшаяся присматривать за мной. — Вы живы! — И тепло улыбнулась мне.
— Пока что да, — ответила ей через силу.