Помоги проекту - поделись книгой:
– Барышня?.. – удивился полковник и заёрзал к кресле. – Что за притча, Авета? Какая может быть барышня?..
– Не знаю… Говорит, с письмом рекомендательным…
– С письмом?!. Ко мне?!. Вот ещё новость… Кому это вздумалось рекомендовать мне барышень…
– Не знаю, Сергей Константинович, не говорит. Мне, говорит, к Сергею Константиновичу, полковнику… Грустная такая барышня…
– Грустная?!. Ну хорошо… зови свою грустную барышню…
Авета скрылась, а полковник опять заёрзал и впился глазами в дверь, которая, не замедлив, очень скоро приотворилась и пропустила в кабинет испуганную и действительно грустную барышню.
Барышня была голубоглазой и узколицей, высокой, с пшеничной косой и завитушками у висков. Аккуратный носик и плотно сжатые губки, напоминающие маленький красный бантик, придавали её лицу сходства с фарфоровой куколкой. Всем хорошая барышня, кабы не бледность и не общее впечатление какой-то муки, внушаемое всем её обликом. Можно было подумать, что барышня тяжело болела и явилась к полковнику прямиком из больницы. О том, что барышня и в самом деле с дороги, свидетельствовал небольшой чемодан, который вошедшая поставила подле себя на пол. Полковник тут же решил, что явилась гостья за вспомоществованием, и уже мысленно распорядился только что отправленным в недра стола выигрышем. «Даром получите – даром отдавайте», – вспомнил полковник Писание и решил, что ста рублей будет довольно с болезненной барышни. «Ну или ста пятидесяти», – отчего-то с неудовольствием подумал он. Вся эта армада мыслей проплыла в мозгу полковника за считанные секунды. И к тому времени, как начать разговор, Сергей Константинович уже знал, что именно скажет вошедшей к нему страдалице. Зато о рекомендательном письме, упомянутым ещё Аветой, Сергей Константинович совершенно забыл.
– Здравствуйте, милая барышня, – сказал он как можно ласковее, разглядывая гостью.
– Здравствуйте, – растерянно проговорила та.
– Ну-с… Что же вам от меня угодно?.. Только, прошу вас, садитесь, садитесь!..
– Вот-с… – Ольга протянула конверт и осторожно села на маленький диванчик, над которым фигурно помещались фотографии в тёмных овальных и прямоугольных рамках.
– Ах ты, Господи! – с умилением воскликнул полковник, рассматривая конверт. – Александр Иванович!.. Господи ты, Боже мой!.. Так вы, стало быть, от Александра Ивановича?..
– Да-с… Александр Иванович мне крёстным доводится.
– Вот даже как?!. Так это же превосходно!.. Ну и как же он? Как поживает?.. Здоров?
– Здоров, – вздохнула Ольга и зачем-то добавила:
– Чижа вот в клетке завёл. Слушает…
– Чижа слушает?!. – умилился полковник. – Скажи, пожалуйста!..
Ольга хотела ещё что-нибудь добавить об Александре Ивановиче, но оказалось, что кроме как о чиже сообщить ей решительно нечего. Она вспомнила, что от дивана пахло табаком, а на стекле билась оса, но не стала рассказывать об этом Сергею Константиновичу.
Полковник же, в свою очередь, не стал допытываться и углубился в чтение письма. Читал он про себя, хотя отдельные фразы произносил зачем-то вслух.
– …Девицу Ольгу Александровну Ламчари… – сказал он.
Ольга вздрогнула.
– …Ламчари… – повторил задумчиво Сергей Константинович, не сводя глаз с письма. И ещё раз сказал:
– Ламчари…
Потом снова углубился в чтение и вдруг снова заговорил:
– …Пренеприятных обстоятельств… Пренеприятных…
Молчание. И снова:
– …Устроиться…
– …Моей крестницы…
Наконец он отложил письмо и с добродушнейшим видом принялся рассматривать съёжившуюся Ольгу.
– Если я правильно понял Александра Ивановича, – сказал он, – с вами случилась какая-то беда. Не стану допытываться, какая именно. Вы были вынуждены покинуть не только родной дом, но и город. Теперь же вы ищете… э-э-э… ищете места. Так?..
Ольга, пуще смутившаяся, кивнула.
– А позвольте вас спросить в таком случае: что вы умеете делать?.. Ну это я спрашиваю на всякий случай, то есть именно на тот случай, чтобы знать, кому и как рекомендовать вас… Так позвольте спросить: что вы умеете?..
– Всё, – ответила Ольга.
Но тут же поправилась:
– Ничего…
Сергей Константинович едва заметно усмехнулся.
– Вот, говорят, была кавалерист-девица. А вы, стало быть, максималист-девица… Хм… Aut Caesar, aut nihil… Всё или ничего…
– Я училась в гимназии… – пролепетала Ольга.
– Ну это, положим, понятно… Что ж, можете вы быть гувернанткой? Учить детей сможете?.. Да и вот ещё что… Виноват, лет вам сколько?..
– Не знаю, – чуть не плача пробормотала Ольга. – Шестнадцать… Но я никого прежде не учила…
– Шестнадцать… М-да… Ну а горничной?.. Вы могли бы быть горничной?.. Вы поймите: куда же я вас пристрою, если даже не знаю, на что вы годитесь!..
Больше всего на свете Ольге хотелось крикнуть: «Не надо меня пристраивать!», хотелось выскочить из этого кабинета с фотографиями в рамочках и убежать далеко, на лиман, где только сонное солнце и дремотное море, где пахнет высохшей травой и водорослями, где свистит кулик и кричит надрывно чайка. Но лимана больше не было, а нового города, где она непонятно как и зачем оказалась, Ольга не знала. Поэтому никуда она не побежала, а только заморгала часто и зашмыгала носом.
– Ну так как же насчёт горничной? – как можно мягче и благодушнее спросил Сергей Константинович, заметивший, что грустная барышня того гляди разревётся.
– Я бы… пожалуй… пожалуй, я бы смогла, – перемежая слова шмыганьем, выдавила из себя Ольга.
– Ну вот и прекрасно! – воскликнул Сергей Константинович, которому уже порядком надоело беседовать с грустной барышней и который впервые пожалел, что жена с дочкой в деревне – жена куда как ловчее распорядилась бы контр-адмиральской протеже. Полковник позвонил, прибежала Авета, и он проговорил торопливо:
– Ты вот что, Авета… Возьми-ка Ольгу Александровну… Это Ольга Александровна… И накорми её… ну, всё, что там нужно!.. Да, и постели ей в дальней комнате – она у нас поживёт пару дней… Ну всё! Ступайте обе!.. Ступайте, Ольга Александровна, за Аветой…
Ольга покорно ушла, а Сергей Константинович закрыл глаза и увидел язык под хреном, маринованные грибы и запотевший стеклянный графин.
Тем же вечером, играя в винт у купца Луковникова, он при виде свежих ягод, лежавших на блюде на чайном столе, вспомнил почему-то свою грустную барышню и спросил у купца:
– А что, Вукол Ефимович, горничная тебе не требуется?
Вукол Ефимович, маленький, очень толстый человечек на коротких ножках, почмокал алыми влажными губами и, не глядя на Сергея Константиновича, произнёс очень серьёзно:
– Да как будто не требуется…
А через мгновение спросил:
– А что это ты, Сергей Константинович, горничными как будто интересуешься?
– Приехала, понимешь, ко мне одна… одна грустная барышня. Место ей требуется. А куда пристроить – ума не приложу!
– Отчего же она грустная?
– У неё, видишь ли, пренеприятные обстоятельства, заставившие покинуть отчий дом.
– Знаем мы эти обстоятельства! – хмыкнул Вукол Ефимович. – «Офицер», небось, называется.
– Да нет же! Ты уж поверь… Девица честнейшая! И порядочные люди рекомендуют…
– Знаем мы этих… порядочных девиц… и честных людей тоже знаем!
– Да нет же! Это девица честная, а люди порядочные!
– Что ж, девица непорядочная выходит, а люди – нечестные? Так, что ли?..
– Э! Вукол Ефимович! Да ты нарочно всё путаешь! Экий ты…
Вукол Ефимович расхохотался, довольный собой, и объявил:
– А пёс с ними! Один чёрт…
В это самое время вошла супруга Луковникова, тоже очень полная и тоже с яркими губами, и обращаясь к игравшим, сказала, что «пора закусить». Вставая из-за стола, Вукол Ефимович вдруг спросил:
– Честная, говоришь, девица?
– Честнейшая! – пропел Сергей Константинович. – А что ты?..
– Да я бы, пожалуй, спросил…
– Послушай, Вукол Ефимович, очень обяжешь! – заторопился Сергей Константинович. – Ведь эдак невозможно мне держать в своём доме девицу! Жена, понимаешь, в деревне, а тут – девица! Да ещё и грустная, чёрт бы её побрал… А ну как передадут жене?.. Я ведь не отговорюсь потом!
– Я к тебе пришлю сказать, – пообещал, ухмыляясь Вукол Ефимович. И на этом разговор прекратился.
Остальные игроки – взрослые незамужние дочери Луковникова, беседу не поддерживали, а только переглядывались, загадочно улыбаясь.
Но помощь Вукола Ефимовича не понадобилась. Три дня провела Ольга в маленькой полутёмной комнате на задворках квитковской квартиры. Комната походила на чулан, поскольку была заставлена сундуками, от которых, как казалось Ольге, распространялся запах старья. В самом деле, в комнате пахло старыми вещами, ладаном и пылью. И Ольга чувствовала себя забытой и никому не нужной вещью – куклой, которую повзрослевшие дети, наигравшись, сунули в чулан и тотчас о ней забыли. Сидя в своём чулане, Ольга плакала, пугалась каждого шороха и мечтала умереть. Но умереть не получалось, и Ольга дождалась, когда в комнату влетела Авета и заговорщицким шёпотом сообщила:
– Барышня, скорее! Сергей Константинович, зовут… Место для вас нашлось!..
Ольга заметалась по комнате, уверенная, что должна что-то взять с собой. Но это что-то никак не отыскивалось, и она побежала за Аветой с пустыми руками.
Сергей Константинович прохаживался по кабинету, когда вошла Ольга. Подскочив к ней и взяв её за руки, Сергей Константинович, бывший в чудеснейшем расположении духа, сказал с милейшей улыбкой:
– Ну вот!.. Ну вот, драгоценнейшая моя Ольга Александровна… Вот и закончились ваши злоключения… И ваше заточение у меня подошло к концу. Не скрою: мне было приятно познакомиться с вами и дать вам приют. Но я понимаю, что вы не можете остаться навсегда в этом доме и что вам нужно устраивать и свою судьбу. И я рад, что сумел хоть немного помочь вам. Видите ли, вас ждут в одном очень приличном доме, где у вас будет работа, достойное вас жалование и своя комната… Я дам вам адрес… Вот… – Сергей Константинович взял со стола исписанную осьмушку бумаги и протянул Ольге. – Вот… Смело отправляйтесь по этому адресу, вас там ждут… Ну а пока… соберитесь… выпейте на дорогу чаю… И с Богом!
Тут Сергей Константинович поцеловал Ольгу в лоб и подвёл к двери.
– Авета! – позвал он.
Авета явилась.
– Вот, помоги-ка Ольге Александровне собраться… чаю там предложи… распорядись! А потом проводи… посади на извозчика!
– Пойдёмте, барышня! – кивнула Авета.
Дверь за ними закрылась, а Сергей Константинович увидел жаркое и окорок. Полковник был очень рад отделаться от грустной барышни, поколебавшей его беспечное житие и внесшей смятение в атмосферу дома. Иногда, правда, ему становилось её жалко, но тогда Сергей Константинович говорил себе: «Не хватало только, чтобы жене наговорили и приукрасили. Люди-то, известно, какие…» И покачивал озабоченно головой, начиная верить в то, что и в самом деле, как-то это неприлично, когда чужая барышня в доме да ещё в отсутствие супруги. Потом он вспоминал, как было принял её за просительницу, и тогда улыбался.
Вскоре, впрочем, он и думать забыл о своей грустной барышне. Но вдруг, это было уже поздней осенью, он столкнулся на Екатеринославской улице с хорошо одетой молодой дамой. Точнее было бы сказать, что столкнулись их взгляды: дама смотрела на Сергея Константиновича и очень мило улыбалась. Тогда Сергей Константинович, отметивший что-то знакомое в чертах дамы, тоже остановил на ней взгляд и даже заволновался: уж очень знакомой казалась дама, но признать он её не мог. «Куколка какая», – только подумал Квитка.
– Вы меня не узнаёте, Сергей Константинович? – весело спросила vis-a-vis и жеманно поправила волосы на затылке.
Сергей Константинович улыбнулся, но вышло неловко и так виновато, что дама залилась задорным и очень симпатичным смехом.
– Ламчари… пренеприятные обстоятельства… устроиться… моя крестница… Неужто не помните?
– Ольга Александровна?.. Да вы ли это?.. Вы – Пьеро, рыцарь печального образа! И вдруг такие метаморфозы…
Перемена в самом деле была разительная. Грустная барышня весело улыбалась. Вместо бледности – румяные щёчки, вместо потухших глаз – лучистые. Даже косу сменила высокая причёска, поверх которой кокетливо сидела маленькая шляпка.
– Да как же это может быть, Ольга Александровна? – недоумевал Сергей Константинович. – Или, может быть… вы… виноват… замуж как-нибудь того…
Тут в глазах Ольги Александровны что-то такое промелькнуло, что-то совсем не весёлое, и Сергей Константинович понял, что угодил в больное место. Но она быстро совладала с собой и улыбнулась:
– Нет пока. Но собираюсь… А вот вы приходите ко мне, – она назвала ему адрес, – и поговорим за чаем. Я вам всё-всё расскажу!
– Ну отчего же не зайти! Я с удовольствием… И рад за вас… рад сердечно…
На этом они расстались и каждый пошёл своей дорогой, думая о встрече по-своему. Ольга думала, что «он, в сущности, человек очень даже хороший». А Сергей Константинович рассуждал, что к Ольге ему ходить, конечно, не следует, потому что «оно бы и вообще не следует, а уж раз ты, голубушка, по такой дорожке пошла, то и мне от знакомства с тобой хорошего ждать нечего».
Ну а пока, выйдя от Сергея Константиновича, Ольга с помощью Аветы уселась к извозчику и отправилась по адресу, написанному Квиткой на осьмушке бумаги. Ехать оказалось недалеко, хотя Харьков представлялся Ольге огромным городом. Явившись по месту назначения, а это был очень недурной дом с широкой и чистой лестницей, Ольга, замирая от страха, объявила открывшей дверь крупной и сердитой женщине, что её прислал Сергей Константинович Квитка. А на вопрос женщины «зачем?», Ольга, едва не упавшая в обморок от охватившего её ужаса, сказала, что она горничная.
– А-а! – ответила сердитая женщина, недоверчиво оглядывая Ольгу. – Ну войдите.
Ольга, чуть живая от страха, вошла в полутёмную переднюю.
– Сюда пройдите, – отозвалась впустившая Ольгу дама и слегка кивнула, приглашая идти следом.
Ольга повиновалась. Они прошли по коридору и оказались в небольшой комнате, бывшей, как поняла Ольга, библиотекой – вдоль стен стояли книжные шкафы, пестревшие корешками книг. Навстречу из-за небольшого письменного стола поднялся господин с гладкозачёсанными чёрными волосами и небольшими усиками, закрученными кверху. Господин сразу понравился Ольге, потому что показался очень красивым.
Поделиться книгой: