Помоги проекту - поделись книгой:
— Ярл, Кейлевсдоттир гуляла со своим псом, когда на нее выскочила вдруг эта девка, — степенно сказал стражник. — Закричала что-то не по-нашему. И Кейлевсдоттир захотела с ней поговорить. Мы, понятно, придержали девку за руки, прежде чем подпустить к ней. Мало ли что, я эту бабу раньше в крепости не видел…
Он сделал паузу, вопросительно посмотрел на ярла.
Харальд кивнул.
— Ты все сделал правильно. Продолжай.
— Кейлевсдоттир поговорила с девкой, затем мы пошли в рабский дом. В который ходим каждый день. Там твоя жена сначала побеседовала с рабыней, к которой ходит. А следом попросила у меня меч… и заставила рабыню произнести на нашем наречии — я эту рабыню не хочу, отказываюсь от нее. Та сначала пыталась убежать, и Кейлевсдоттир пошла за ней. Потом она отправилась тебя искать. Вот, собственно, и все.
— Так ты дал ей меч? — быстро спросил Харальд.
И подумал — то ли это, на что он надеялся? Но — меч? Однако…
— Я дал ей кинжал, — заявил Гуннлауг. — Там темно, и проход узкий — могла пораниться, споткнувшись. На ту рабыню хватило бы и кинжала. Я так и сказал Кейлевсдоттир. Так оно и вышло.
И Харальд уже второй раз ощутил, как губы сами собой раздвигаются в усмешке. Он стер ее с лица, глянул на рабыню, тихо стоявшую рядом с Гуннлаугом. Спросил, рассматривая рану и синяк у нее на лбу:
— Что ты наговорила моей жене?
Девка сжалась под его взглядом.
— Я попросилась к ней в услужение. Сказала, что жаловаться ни на кого не хочу — но если она не возьмет меня к себе, мне не жить. Вот и все.
По крайней мере, она умная, подумал Харальд. Знает, когда надо молчать.
— С тобой я поговорю потом, — резко бросил он. И снова посмотрел на Гуннлауга. — Отойдите пока в сторону. Мне надо поговорить с женой.
Мужчина, вцепившись в рабыню, проворно зашагал прочь. Остальные двое стражников заторопились следом.
И только после этого Харальд развернулся к Сванхильд. Двумя пальцами подцепил сбившийся платок, натянул ей его на голову.
Девчонка моргнула, сказала упрямо:
— Моя сестра не хочет рабыню. Я ее беру.
— Сванхильд, — тихо начал было Харальд.
А потом, плюнув на все, притиснул ее к стене главного дома. Прошептал, наклоняясь к уху, прикрытому сейчас шелком:
— Твоя сестра тоже рабыня. Моя. А рабыня не может чего-то хотеть или не хотеть. Она слушается приказов хозяина. Ты слишком мало была рабыней, Сванхильд. Неважно, что сказала Кресив. Важно, что приказал я. А я приказал этой девке служить твоей сестре.
Сванхильд, выслушав его, повернула голову. Но Харальд так и не выпрямился, стоял, по-прежнему пригнувшись, щекой ощущая гладкость шелка, раковинку уха за ним — а потому мягкие губы скользнули по его щетине. Девчонка попросила торопливо:
— Прикажи служить мне, Харальд. Раз ты хозяин.
И он ощутил каждое ее слово — выдохом на своей щеке, щекочущим движением припухлых губ…
Тело ответило жарко, с готовностью, и Харальд притиснул Сванхильд поплотнее к стенке. Откинул голову, чтобы видеть ее лицо.
Она ждала. Глядела умоляюще.
Пес, отбежавший куда-то в сторону по своим делам, пока Харальд вел Сванхильд к главному дому, снова вернулся к своей хозяйке. Запрыгал рядом, затявкал.
— Тихо, — рыкнул Харальд.
И снова посмотрел на Сванхильд. Подумал — с одной стороны, кое-что уже получилось. Жаль, что он не видел девчонку, когда она просила меч. И то, как шла за Кресив с кинжалом в руке. Вот только…
Вот только это был лишь первый шаг. А ему хотелось большего.
Дней через десять он собирался отправиться на тюленью охоту, забрав Сванхильд с собой — так оно спокойнее. А до этого пусть займется полезным делом.
— Нет, — негромко уронил наконец Харальд. — Пусть рабыня по-прежнему прислуживает Кресив. А ты…
Он ожидал, что Сванхильд дернется, посмотрит возмущенно — но вместо этого она чуть прищурилась. Наклонила голову, посмотрела на него изучающе.
— А ты, Сванхильд, присмотришь, чтобы твоя сестра стала такой, какой ты хочешь. Ты жена ярла. Если ты не научишься управляться с рабынями — как я управляюсь со своими воинами — то тебе будет трудно. Я даю тебе полную свободу. Ты можешь делать с Кресив все, что пожелаешь. Можешь приказать своим стражникам выпороть ее, наказать, как хочешь. Однако эта девка будет по-прежнему прислуживать ей. Такова моя воля.
— Ты сам приказал моей сестре бить рабыню. Наказывать, — вдруг горячо и быстро сказала Сванхильд. Прищуренные глаза распахнулись, блеснули оскорблено. — Для этого? Чтобы я тоже била? Как ты?
Вот теперь она дернулась. И его тело в ответ потяжелело ниже пояса еще сильней.
— Я не приказывал ей этого, — медленно ответил Харальд. — Я ей это разрешил. Тут есть разница. И я сделал это намеренно, чтобы ты посмотрела на свою сестру — и увидела, кого жалеешь. Будь доброй с добрыми, Сванхильд — если уж не можешь по-другому. Но злой со злыми.
Он рывком отодвинулся, подумал — хорошо, что зима, и на нем тяжелый плащ. Бросил, отступая назад:
— Иди. Подумай над моими словами. И еще кое-что. Если ты снова притащишь ко мне какую-нибудь девку — я ее просто выпорю. Не бегай ко мне по пустякам. Разбирайся с рабынями сама… жена ярла.
Сванхильд стояла у стены, глядя на него недоверчиво и настороженно. Харальд развернулся, крикнул:
— Гуннлауг. Сюда.
И когда стражники подошли, распорядился:
— Охраняйте Кейлевсдоттир. Все мои приказы по-прежнему в силе.
Следом перевел взгляд на рабыню, которую один из парней тащил за руку.
— Ты. Иди за мной.
Шагая к рабскому дому, Харальд прислушивался к тявканью пса, вновь оживившегося, едва он отошел. Ик шагам рабыни, спешившей следом. Остановился на половине пути, спросил, поворачиваясь к девке:
— Отметина на лбу у тебя от моего брата?
Та оступилась, шагнув последний раз — и замерла.
— Нет. От Краса…
— От Кресив, — оборвал ее Харальд. — Рассказывай, как и где ты наткнулась на моего брата.
— Он подстерег вчера вечером у бани, — безжизненно ответила рабыня. — Схватил сзади. Я случайно дернулась… я не хотела.
Харальд едва слышно фыркнул. Но сказал холодно:
— Дернулась ты случайно, но метко. О том, что было — забудь. Никому ни слова. Брату я уже запретил к тебе подходить. А тебе я запрещаю выходить из рабского дома после того, как стемнеет. Передай это Кресив. Служить по-прежнему будешь ей. Ступай.
Рабыня, наклонив голову, обошла его и послушно двинулась вперед. К рабскому дому.
В этот момент из-за угла хозяйской половины показалась Сванхильд. Похоже, его жена уже успела что-то надумать. И Харальд, усмехнувшись, торопливо зашагал в другую сторону. К фьорду.
Порог рабского дома Неждана переступила через силу. Подошла к Красаве, махнула ей поклон. Сказала, пряча глаза, на которых уже выступили предательские слезы:
— Хозяин обратно к тебе прислал, Красава Кимрятовна. Но велел, чтобы я, как стемнеет, во двор не выходила…
— Да я и сама тебя не выпущу, — прошипела Красава, поднимаясь с нар. — Глаз с тебя теперь не спущу, потаскуха. Ну-ка подойди поближе, поговорю с тобой по-свойски…
Неждана покорно шагнула вперед. Подумала, глотая слезы — вот и все. Мелькнула надежда, да лишь поманила…
И растаяла.
Ну и хитрый же, возмущенно думала Забава, идя к рабскому дому. Все у него не просто так, а с подковыркой. И как теперь быть? Неждану жалко, но наказывать Красаву…
Все хочет сделать меня такой же, как он сам, с горечью решила Забава. Хотя нет, скорее такой, как Гудню и Тюра.
И как быть? Красава после порки еще не оправилась. Как такую наказывать?
Забава вздохнула и зашагала к рабскому дому еще быстрей.
Вошла она туда вовремя. Красава уже успела сдернуть с головы Нежданы платок — и вцепилась в одну из кос, пригнув девку вниз. Увидев сестру, разжала пальцы, сказала с довольной улыбкой:
— Что, Забавушка, не по-твоему вышло? Не забыл меня ярл Харальд, не оставил без милости. То-то ты снова прибежала. А обещалась-то — больше не приду. И рабыню мне назад вернули, в услужение…
Ох и глупая же, как-то устало подумала вдруг Забава. Только об одном и помышляет — о Харальде. А тот Красаву лишь использует, причем без сожаления, как жердину какую.
И все, чтобы загнать ее саму на ту дорогу, которую он наметил для нее. Чтобы она стала как Гудню, как Тюра, как женщина Нартвегра…
Забава шагнула вперед, к Красаве. Стражник за спиной что-то проворчал, встав к ней вплотную. Она, не обращая на него внимания, ответила:
— Да, ярл Харальд велел, чтобы Неждана тебе прислуживала. Но я, Красава, теперь буду приходить сюда дважды в день. Чтобы посмотреть на Неждану. И если увижу на ней синяки, если она пожалуется на тебя еще раз — я схожу на кухню и прикажу, чтобы тебе не давали еды. Совсем, Красава. Я могу, я здесь вроде как хозяйка. И жена ярла.
Она замолчала, удивляясь себе самой — до чего ж жестоко сказала. Потом поспешно добавила:
— А Неждану сама кормить буду. Два раза в день стану приносить ей еду — и есть она будет у тебя на глазах. Хорошо подумай, Красава. Нужно ли такой злой быть?
— Да если я прикажу, она и куска в рот не возьмет, — огрызнулась Красава.
Но как-то растерянно. И неуверенно.
Забава вздохнула. Нет, не выходило у нее с сестрой по-доброму.
— Если ты такое прикажешь, — пригрозила она. — Я у стражников опять возьму тот малый меч, что сегодня тебе показывала. Только на этот раз, Красава, я тебя догоню. А чтобы ты мне поверила…
Говорить то, что следовало сказать, не хотелось, но Забава глянула на Неждану — и решилась.
— За то, что ты Неждане лоб рассадила, сегодня до вечера есть не будешь. Я сейчас схожу на кухню и распоряжусь. Заодно и миску с едой принесу, но не для тебя. И только тронь девку пальцем — ночью потом ляжешь спать голодная. На кухне, пока я вечером туда не зайду, и не распоряжусь, еды для тебя не дадут.
Она повернулась к сестре спиной, зашагала вперед. Но уже у двери обернулась.
Красава замерла на месте, глядя на нее и неверяще, и ненавидяще. На вскинутых к груди руках пальцы согнулись крючьями…
Спустившись на берег, Харальд выбрал себе лодку — и погреб к выходу из фьорда. Ясеневые древки привычно поскрипывали в уключинах. Навстречу суденышку катились со стороны моря темно-синие волны, колюче поблескивая под солнцем…
Он греб до тех пор, пока заснеженные скалы у входа во фьорд не остались позади. Только потом вытащил весла из уключин, побросал их на дно лодки.
И, перегнувшись через борт, позвал:
— Ермунгард.
Сзади в другой борт тут же плеснула крупная волна — а потом перед носом лодки всплыл конец огромного хвоста. Двинулся, рассекая волны, на ходу сминаясь в торс — крупный, темный, с утолщенной шеей…
Но человеческий. Рот открылся, едва прорезавшись.
— Сын…
— Я хочу спросить о том, как менялись твои сыновья, — быстро сказал Харальд.
Все-таки Мировой Змей явился сегодня по зову без жертвы — и неизвестно, на сколько его хватит.
— Те, которые у тебя были. Ты должен об этом что-то знать. Прошлой ночью я потемнел в своей постели…
— Ты первый, кто задержался на земле так надолго, — скрипуче ответил Ермунгард. — Остальных ничего не держало, они ушли вовремя… ты сам решил остаться. Сам и узнаешь, что с тобой случиться… в кого ты превратишься. Хорошо, что пришел. Я ждал тебя, даже хотел… хотел выйти на берег, когда стемнеет. Там, где ты живешь — или там, или рядом… вчера ночью прошла охота. Дикая охота Тора. Водана, как его зовут германцы…
И все вопросы, которые Харальд хотел задать, разом вылетели из головы. Он подался в ту сторону, где темно-серым столбом торчал из воды Ермунгард, потребовал:
— Рассказывай. Все, что знаешь.
— Здесь этого раньше не было, — прошипел родитель. — Это в германских землях, там Тора почитают больше прочих богов. И на его охотах всегда бывают люди. Хотя бы один человек. Потом остаются тела… или остатки тел…
Все боги, мелькнуло у Харальда, берут человеческие жертвы. Что светлые, что темные.
— Тор никогда не приходит просто так. Кто-то должен позвать… он получает силу, убивая… иногда оставляет дары.
— Что за дары? — быстро спросил Харальд.
Поделиться книгой: