Помоги проекту - поделись книгой:
Сорвала кулон и бросила его куда-то, чувствуя, как исподволь бегут мокрые дорожки слёз.
Я устала быть сильной… от предательств… от жизни бездомной, бесприютной собаки без будущего, которой Бог в насмешку дал человеческий разум и душу.
…После дня беспрерывного бега прохладная вода с лёгким привкусом лесных трав казалась раем, а вонючее мыло, стащенное из дешёвого постоялого двора — даром небес. Какое счастье — снова ощущать себя человеком, девушкой, а не загнанным, вывалянным в грязи животным!
Наскоро разведённый костёр согревал меня этим вечером, даря обманчивое, полузабытое ощущение неги и покоя. Подобные чувства ещё вчера мне казались сном из прошлой жизни, приятным сном о моей семье, о доме, о потерянном, невозвратимом, недосягаемом. А теперь кажется, что стоит только закрыть глаза, протянуть руку, и всё вернётся, всё исполнится, покорно положив Судьбу к моим ногам… но только кажется.
Устав бессмысленно смотреть в одну точку, играясь с язычками пламени, я с тихим вздохом полезла в маленькую котомку со скудной провизией, собранной весьма поспешно, в которой ко всему прочему приютилась старая тетрадка в покорёженном кожаном переплёте и не менее старое заговоренное гусиное перо. Они у меня с детства, и мало кто знает, что, куда бы я ни шла — они почти всегда со мной. Так уж повелось. С этой тетрадкой я прогоняю одиночество, как сейчас, коротаю время, сочиняю стихи. Наверное, это опасно — доверять свои мысли бумаге — всем людям вообще и кому-то вроде меня в особенности, но я ничего не могу с собой поделать. К тому же, на нём лежит заклятье от врагов, то есть только дружелюбно относящийся ко мне человек сможет его прочесть. Конечно, отношения меняются, тогда как знания остаются, но ничего другого я, увы, найти не смогла. Опыта маловато, да и силёнок не размером со Вселенную. А ведь ещё Верховная… Это вообще отдельная, и, пожалуй, самая гнойная болячка. Я давно привыкла к мысли о значимости своей роли и предназначения, но оставила ли я надежду когда-нибудь стать свободной от всего этого? Нет, и вряд ли когда-либо оставлю.
Ласково проведя рукой по корешку, открыла тетрадь, листая пожелтевшие страницы, а потом, взяв перо, начала писать обо всём, что произошло за этот месяц, пока всё это ещё свежо и болит.
Болеть, вероятно, будет долго…
А вскоре на Зов прибыли сёстры, и я снова заставляла себя улыбаться. Пусть для них я сегодня буду героиней-победительницей, даже если самой кажется, что проиграла…
Сёстры, радуясь, визжали и танцевали, устроив пир и дикие пляски до утра. Я веселилась вместе с ними, прыгая через костёр, но только оказавшись в тёплых сестринских объятиях Бри позволила себе быть собой.
Ей я поведала всю историю, в мельчайших подробностях, ничего не утаивая. Думала, наслушаюсь сейча-ас… но она молчала, глядя на меня печально и понимающе.
— …Ну, они все наверняка узнают запах, это зелье нейтрализует действие белладонны, возвращает силы. Так что в ближайшие сутки его светлость, скорее всего, лишится и гарема. Без тебя у меня бы вообще ничего не получилось. — Под конец рассказа заверила её я, увлечённо поедая кашу, — Иногда мне кажется, что у нас связь не только на том заклинании, но и вообще, как у сестёр.
Наконец-то можно хотя бы спокойно поесть, не опасаясь, что кто-нибудь отравит, подсыплет белладонны или заставит подавиться до смерти!
С последним я, однако, поторопилась, ибо Бри, выдержав паузу и как-то странно глядя на меня, вдруг выдала:
— Тебе не кажется. Мы сёстры, Эва…
Мои надрывные «кхеканья» слышал весь лес…
Глава 3
Был один из солнечных апрельских дней, ознаменовавшихся для маленького южного графства радостным событием: их добрый господин, которого большинство жителей графства весьма уважали, обзавелся, наконец, наследником. Правда, пока ещё никто не знал, кто родился — мальчик или девочка, но жители пировали и поднимали бокалы за здравие графской семьи, так как он не поскупился и раздал много денег на празднества.
Джон Уайт, тот самый граф, чьё имя ныне славили его подчинённые, в последние дни был по-настоящему счастлив. Оно и понятно, ведь граф давно мечтал о ребёнке, но за шесть лет брака его жена, Мария, не подарила ему наследника. Он даже подумывал о разводе, несмотря на то, что по-своему любил жену, и вот тут-то она осчастливила его вестью о беременности.
Теперь же, держа в руках свой маленький свёрток счастья, граф чувствовал себя на седьмом небе от радости. Однако вскоре его вызвали в Лондон по важным делам, и ему пришлось ненадолго оставить жену и ребёнка.
…Молодая женщина лет двадцати пяти, улыбаясь, прижимала к себе новорожденную девочку. Женщина была очень красива: белокожая, зеленоглазая, с маленьким пухлым алым ртом и длинными, чудесными каштановыми волосами. Госпожа была немного усталой, но счастливой сейчас. В богато обставленной комнате, хорошенько нагретой пламенем пылающего камина, царил покой и уют. Малышка, разомлев, мирно спала на руках матери, мерно и аккуратно покачивающей её.
«Жаль, конечно, что не мальчик, — напевая колыбельную, подумала Мария, — Но для меня ребёнок любого пола — счастье. Ведь такие, как я, не имеют дома, а мне повезло».
Вдруг извне комнаты раздался тихий стук, прерывая размышления роженицы.
— Войдите, — негромко отозвалась она.
В комнату вошла её личная служанка, Кэт — юная шестнадцатилетняя девушка в безукоризненно белом чепце и переднике.
— Госпожа, — Девушка сделала лёгкий реверанс, — К вам пришла… ну, та женщина.
На этих словах Мария заметно подобралась.
— Веди её, — приказала она.
Мгновение служанка нерешительно топталась на месте.
— Госпожа, — отведя глаза, попыталась возразить девушка, — Вы же знаете, что эта женщина… ведьма!
— Но ведь инквизиторы же её пока не сожгли? Веди, — чуть более грозно повторила Мария, исподлобья глядя на Кэт.
Вновь торопливо поклонившись, служанка убежала. Через мгновение вернулась, ведя за собою некую особу…
Это была пожилая женщина лет пятидесяти. Высокая, статная, властная, черноволосая и кареглазая, она некогда была несомненно красива некой особенной, утончённой красотой. Её истинный возраст выдавали лишь морщинки у глаз и губ, а так же очень мудрый, пробирающий до дрожи взгляд чёрных, как две пропасти, глаз. Одета она была в простое чёрное платье, волосы безыскусно собраны, но во всём её облике читалась дворянская величавость.
— Попробую угадать, зачем вы хотели видеть меня, графиня, — усмехнулась незнакомка, подходя к кровати, — Хотите знать судьбу дочери, верно?
Мария лишь заворожено кивнула, а Кэт предпочла как можно быстрее сбежать.
Незнакомка присела на табурет у кровати.
— Можно мне вашу руку? — пробормотала она, внимательно глядя на малышку.
Графиня немного неуверенно подчинилась, пытаясь заглушить в себе мистический страх перед ощутимой энергетикой более сильной ведьмы, ведьмы-пророчицы, каких мало.
Закрыв глаза, незнакомка с минуту сидела молча, сжав ладонь графини в своих руках.
— Хм… — ведунья отчего-то хищно оскалилась, хитро глядя на графиню, — Вот оно что! Значит, девочка не от графа, так?
Мария испуганно сжалась.
— Откуда вы… впрочем, понятно. — Поджала губы госпожа.
Было видно, что ведунье почему-то хочется рассмеяться.
— Ах, графиня, вы так безрассудны в чувствах! Променять гарантию покоя — главную мечту любой из нас — на молодого лекаря… — С явной иронией, едва сдерживая смех, произнесла незнакомка, — у вашей дочери проявятся сильные способности. Что до судьбы этой девочки… она весьма туманна. Это всё, что я могу вам сказать.
Произнеся это, ведунья встала и, слегка кивнув на прощание, удалилась, оставив мать новорождённой захлёбываться слезами и тревогами.
Погода была невыносимо жаркой, большинство людей пытались оголиться настолько, что это было почти неприлично, потому что иначе и дышать в такую жару было трудно.
Везде был слышен шум множества разговоров и ног, люди торопились под прохладную сень крыши. И вдруг весь этот гомон разрезал громкий детский смех.
По узким затхлым улочкам городка резвой ланью бежало маленькое розовощекое чудо — шестилетняя дочь и наследница графа, Катриона, которую многие знали в лицо. Девочка юрко обходила все препятствия и неслась куда-то вперёд быстрее ветра, заливисто хохоча. За ней опрометью неслись две перепуганные женщины.
— Куда же вы, госпожа?! — Вопили служанки, пытаясь догнать девочку. Но куда там!
Завернув за поворот, она словно испарилась. Потоптавшись несколько минут, служанки начали охать и вздыхать:
— Эх, пропали мы, ей богу, пропали…
А маленькая проказница вовсю бежала к речке, что за городом. Ей порядком надоели следующие за ней повсюду няньки. Подобно всем детям мня себя взрослой, она считала, что они уже давно ей не нужны.
Чуть переведя дыхание, девчушка остановилась у какого-то высокого дома и осмотрелась. Она уже сейчас хорошо ориентировалась практически во всём графстве.
Сообразив примерно, где находится, Катриона хотела было побежать дальше, как вдруг совсем рядом с ней сильно всколыхнулась высокая трава. Девочка испуганно отскочила, посмотрев в ту сторону полными страха ясными голубыми глазами.
Однако вместо ожидаемого чудовища из травы выполз… котёнок. Совсем маленький кроха. Девочка очень любила котят и поэтому немного неуверенно подошла к животному.
Котёнок сначала шарахнулся от неё, но потом, поняв, видимо, что вреда она ему не причинит, застыл. Катриона, присев на корточки, стала внимательно разглядывать кроху.
Он был белый, как снег, с такими же голубыми глазами, как у неё. Грязный, болезненный, он жалобно мяукал — у него было почему-то сильно изранено ушко. Очевидно, ему было очень больно…
Будучи единственным ребёнком в семье, наследницей огромного состояния, Катриона была избалованной и даже немного эгоистичной девочкой. Все её хвалили, баловали, любили, холили и лелеяли, словно фамильную драгоценность. Она не знала таких понятий, как беда или боль — только в книжках читала, и то лишь изредка. Но сейчас, при взгляде на это хилое полуживое существо с жалобными, полными боли глазками, её детское сердечко отчего-то забилось чаще, даря новое, непонятное тёплое чувство — сострадание.
— Бедненький, — всхлипнула девочка, разглядывая котёнка, — Чем же я могу тебе помочь?
Взять с собой она его не могла — тут же выкинули бы, слишком больной. Но девочке ещё никогда не хотелось так сильно кому-то помочь.
Из-за угла послышался топот бегущих ног и знакомые голоса нянь. Вздохнув, девочка поднялась и, бросив печальный взгляд на котёнка, протянула к нему маленькую, пухлую розовую ручку, аккуратно погладив ею по белоснежной головке, отчего кроха замурлыкал.
— Увы, я ничем тебе помочь не смогу, — оправдываясь, вздохнула Катриона, — Пусть Бог тебя не оставит.
Девочка хотела было повернуться и уйти навстречу своим мучительницам, как вдруг шокировано упала прямо в придорожную грязь и пыль: ранка котёнка как по волшебству затянулась на её глазах! Даже для детей, верящих в чудеса, увидеть такое наяву необычно…
— Госпожа, вот вы где! Что это с вами? — Подбежав, загалдели няньки.
Поднимаясь, девчушка лишь отмахнулась от них, изумлённо глядя вслед вспугнутому их появлением котёнку…
Так впервые проявил себя её дар.
Граф Джон Уайт только что вернулся с продолжительной охоты, на которую его позвали другие именитые вельможи, и предпочёл, чтобы о его прибытий домой не кричали громко. Наскоро позавтракав, граф пошёл к жене и дочери. Поднявшись к покоям Марии хотел было уже отворить дверь, как вдруг услышал незнакомый мужской голос. Учитывая то, что была уже ночь, было весьма подозрительно наличие постороннего мужчины в покоях графини, поэтому её супруг невольно прислушался.
Полуоткрытая на террасу дверь пропускала лёгкий тёплый ветер, из-за которого танцевало пламя, колыхались занавески и прекрасные шелковистые волосы графини, распущенные, что было неприлично для замужней дамы в присутствии посторонних. К тому же, из одежды на ней была только шёлковая сорочка и наскоро накинутый атласный халат. Взгляд её, обращённый на незнакомца, был преисполнен такой явной, искренней любви, что одного этого было бы достаточно, чтобы обвинить её в неверности.
Мужчине, которому она так влюблённо улыбалась, было чуть больше тридцати лет. Черноволосый, кареглазый, с мужественной фигурой и обаятельной улыбкой, он представлял собой иллюстрацию типичного повесы. Однако вопреки этому его взгляд тоже был полон любви и не лгал.
Оба были задумчивы и несколько понуры.
— Почему ты не хочешь развестись? — В который раз спросил он, — Может, не веришь, что я искренне хочу видеть тебя моей супругой, а свою дочь — наследницей?
— Нам попросту не дадут развода, — графиня грустно покачала головой, — Ты знаешь, что бракоразводные процессы ныне весьма трудны, расточительны и болезненны, к тому же, должны иметь неоспоримую причину — супружеская неверность. Если в таковой уличат меня, то и нашу девочку, и меня саму навсегда заклеймят и высекут на позорном столбе… ты знаешь, сейчас такое не прощают. И жаль, что мне не хватает сил просто закончить наши отношения.
— Тогда мы просто сбежим, и всё будет хорошо. — продолжал настаивать он, — Можешь просто хоть раз довериться мне?!
— Брайан, я… — Графиня в нерешительности закусила губу, — я не знаю, что делать… Мне хочется быть с тобой, я люблю тебя, но этим я испорчу жизнь своей дочери, а она мне всех дороже. Нет, я так не могу.
Женщина уткнулась маленькими кулачками ему в грудь, словно силясь оттолкнуть. Отвела глаза, чтобы скрыть слёзы… это решение давалось ей очень нелегко, потому что им она во второй раз хоронила себя в замужестве с чужим человеком, отказываясь от счастья.
Она родилась в давно обедневшей дворянской семье, у них ни на что не хватало денег. В шестнадцать Мария стала частью одного из кланов ведьм, но при этом практически всё время жила у отца, будто ничего не случилось. Когда она была молодой девятнадцатилетней девушкой, граф Уайт полюбил её и предложил выйти за него замуж безо всякого приданого. Марии не хотелось выходить за чужого ей человека, но она согласилась ради своих маленьких сестёр, чтобы у них всего хватало и чтобы им не пришлось потом идти на подобную жертву. И чтобы обрести дом, защиту. Будучи юной и наивной, она искренне верила, что сможет со временем полюбить мужа, поэтому отвергала все знаки внимания со стороны других мужчин. Возможно, у графа и получилось бы завоевать сердце жены, но этого ему не позволили слишком частые разъезды и мало свободного времени. А потом в её жизни появился он — Брайан… талантливый молодой лекарь, который знал её секрет уже давно, но никому не выдал, более того — поклялся всегда любить и защищать…
Граф, услышав всё вышесказанное, с минуту просто не верил своим ушам. Такого глубокого изумления и боли он ещё никогда не испытывал — словно ни с того ни с сего его ударила молния…
«Вот же тварь! — Злился граф, застыв на месте, — А я ведь любил её, всё для неё делал… Как бы то ни было, пора заканчивать всё это!! Поймались, полюбовнички…»
Подумав так, граф в ярости отворил дверь с такой силой, что та едва не слетела с петель.
Мужчина сидел около камина и пил виски. Пустой взгляд был прикован к огню, который все больше и больше разгорался. Подобно этому пламени горечь от предательства сжигала сердце и душу графа. Закон жизни слишком суров, за миг счастья платишь нескончаемым горем. Вот и он поплатился.
Граф любил свою жену, своей, особенной любовью. Пусть он не пел ей серенады под окном и не посвящал стихи, насквозь пропитанные любовью. Но он сумел дать Марии то, что многие мужья не давали своим женам. Джон дал ей свободу и уважение. Он никогда не бил её и не запирал во дворце. За рождение дочери он готов был положить к её ногам все богатства мира. Видимо это не то, чего она хотела.
Тихий скрип открываемой двери отвлек мужчину от тяжелых размышлений. В библиотеку вошла Мария. Белое платье простого покроя придавало женщине вид ангела, падшего, но всё еще прекрасного.
Женщина и мужчина смотрели в глаза друг другу, пытаясь найти ответы на свои вопросы. Восемь лет, которые они прожили вместе, не прошли даром для них. Они научились различать эмоции и чувства друг друга.
— Разве я заслужил это?
Вопрос слетел с уст мужчины как бы невзначай. В голосе графа смешалась вся боль и горечь от предательства. Реакция жены поразила Джона: вместо того, чтобы опустить пристыженно голову, как Мария сделала бы раньше, женщина уверенно смотрела в глаза мужа.
— Нет, не заслужил. Я искренне прошу у тебя прощения за всю ту боль, которую причинила.
Ответ Марии заставил графа рассмеяться.
— Просишь прошения? Ты думаешь, каких-то пару слов смогут стереть из моей памяти всё то, что ты натворила? Твои извинения не залечат мои раны.
— Я знаю это, и готова понести заслуженную кару.
— Ответь мне на один вопрос, Мария. Почему ты предала меня? Что стало причиной?
Джон ожидал услышать любой ответ. Жажда свободы, страсть, но то, что он услышал в ответ, повергло его в шок.
— Любовь. Я люблю его, и готова на все, чтобы быть рядом с ним. Это чувство завладело мной, вскружило голову и лишило разума. Единственное, о чем я сожалею, это то, что предала тебя. Ты хороший человек и не заслуживаешь всего этого.
Как говорят, от любви до ненависти всего один шаг. Все те хорошие и нежные чувства, которые Джон когда-то испытывал к жене, изменились. Вернее, они сгорели, оставив лишь серый пепел и жажду мести.
— Мы разведемся, как можно быстрее. Я не стану утаивать истинную причину и, надеюсь, ты готова к последствиям. Тебя высекут на позорном столбе, как и всех неверных жен, и заклеймят на всю жизнь, как клятвопреступницу и падшую женщину. А потом сошлют куда-нибудь на окраину, в глухую деревеньку.
Поделиться книгой: