Помоги проекту - поделись книгой:
Позитивное право – это законодательно оформленная и государственно санкционируемая возможность проявления свободы, граница этих свобод. Мораль позитивного права – это система норм и ценностей, на основе которой индивид идентифицирует себя с определенной социальной общностью – страной, нацией, государством.
Необходимо соблюдение баланса естественной и позитивной морали. При преобладании позитивной морали будет идти процесс нивелирования индивидуальности, сужения границ свободы; при приоритете естественной морали происходят стирание границ идентичности, потеря ответственности. Дисбаланс в сторону приоритета естественного права и морали неизбежно ведет к вспышкам стихийной «аномии», социального хаоса. В такой ситуации лозунгом становится императив: «Все разрешено, что не запрещено». В подобных условиях индивидуальные ценности будут нивелированы до норм групповой морали, которые всегда значительно ниже. Типичным примером таких ситуаций в локальном масштабе являются групповые преступления, сопровождающиеся не только приоритетом групповых норм, но и потерей идентичности и ответственности личности в группе, ее регрессом на индивидный уровень. Наглядной иллюстрацией этого являются групповые изнасилования и насильственные действия сексуального характера.
В заключение рассмотрения вопроса о понимании свободы в человеческом обществе вспоминаются две знаменитые антиутопии XX в.: «1984» Джорджа Оруэлла и «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли.[389] «Дивный новый мир» построен без насилия, так как «насилием немногого добьешься», секс приятен и всегда доступен, существует министерство, которое гарантирует, что время между появлением желания и его удовлетворением будет сведено к минимуму. Специалист по биоэтике L. Kass писал: «…в отличие от людей, ущемленных болезнью или рабством, дегуманизированные по типу “Дивного нового мира” не несчастны; они не знают, что они дегуманизированы, и того хуже – если бы знали, им было бы все равно. Это счастливые рабы с рабским счастьем».[390] Дж. Оруэлл, в своей книге «1984» писал, что «свобода – это возможность сказать, что дважды два – четыре».[391] Как справедливо отметил Н. Постман: «Оруэлл боялся, что запретят книги. Хаксли боялся того, что причины запрещать книги не будет, поскольку никто не захочет их читать. Оруэлл боялся, что нас лишат информации. Хаксли боялся, что нам будет дано столь многое, что мы опустимся до пассивности и эгоизма. Оруэлл боялся, что мы станем публикой без права выбора. Хаксли боялся, что правда утонет в море безразличия. Оруэлл боялся, что мы станем одномерной культурой. Хаксли боялся, что мы станем тривиальной культурой, озабоченной чувствишками, перепихончиками и разноцветными картинками. Как отметил Хаксли в предисловии к новому изданию “Дивного нового мира”, борцы за гражданские права и рационалисты, всегда готовые противостоять тирании, “не принимали в расчет почти безграничную тягу человека к развлечениям”. Оруэлл боялся, что нас погубит то, что мы ненавидим. Хаксли боялся, что нас погубит то, что мы любим».[392]
Как показал опыт недавнего прошлого, в целом оба писателя оказались правы, но в большей степени оправдались предположения О. Хаксли.
Половая свобода есть видовое понятие по отношению к свободе личности. Как отмечает С. В. Бородин, «половая свобода и половая неприкосновенность личности – это часть прав и свобод личности, установленных и гарантированных Конституцией РФ».[393] Половая свобода в юридической литературе понимается неоднозначно. Так, А. Б. Мельниченко, М. А. Кочубей, С. Н. Радачинский определяют половую свободу как «право человека самому решать, в какой форме и с кем ему удовлетворять свои сексуальные потребности и желания».[394] На наш взгляд, такое определение нельзя назвать удачным, поскольку термин «свобода» даже в узком правовом аспекте несопоставим с понятием «удовлетворение сексуальных потребностей» – понятием скорее биологическим, чем правовым. Кроме того, понятие потребности противоречит понятию свободы. П. В. Симонов определяет потребность как «специфическую (сущностную) силу живых организмов, обеспечивающую их связь с внешней средой для самосохранения и саморазвития».[395] В мире живых существ, в том числе человека, как показано в исследованиях П. В. Симонова, нет ничего независимого, свободного от потребностей; независимость действия от потребностей иллюзорна, «поскольку действие продолжает побуждаться трансформированной, производной потребностью – вторичной, третичной и подобной по отношению к исходной».[396] Проявление человеческой свободы, в том числе половой, это, прежде всего, осознанное поведение.
В. С. Егоров определяет половую свободу как «возможность человека самостоятельно, независимо от внешнего принуждения, вести половую жизнь».[397] Н. К. Семерноева (1997) под половой свободой понимает право человека самостоятельно, без какого-либо принуждения, решать, с кем и в какой форме удовлетворять свои сексуальные интересы.[398]
Такая формулировка половой свободы, как обусловленная сложной совокупностью факторов, является универсальной как в отношении виновного, так и потерпевшего. Свобода не только противопоставляется насилию (угрозе насилия) или каким-либо внешним формам принуждения, зависимого состояния потерпевшего, но и определяется степенью психического и морально-нравственного развития личности, ее способностью понимать и реализовывать особенности полового поведения.
Таким образом, родовым объектом преступлений, предусмотренных главой 18 УК РФ, выступают общественные отношения, направленные на обеспечение права на свободу и неприкосновенность личности, закрепленные в Конституции РФ и находящиеся под уголовно-правовой охраной государства. Видовым объектом указанных преступлений являются половая свобода и половая неприкосновенность. Непосредственным объектом ст. 131–133 УК выступают половая свобода в отношении взрослых лиц и половая неприкосновенность лиц, находящихся в беспомощном состоянии, малолетних и несовершеннолетних моложе 16-летнего возраста. Непосредственный объект ст. 134 и 135 УК – половая неприкосновенность и нормальное психическое и психосексуальное развитие личности несовершеннолетних и малолетних.
3.2. Объективная сторона сексуальных преступлений насильственного характера и ее криминологические особенности
Р. Крафт-Эбинг во второй половине XIX в. определял изнасилование как «такого рода внебрачное половое сношение, которое совершается либо с девушкой моложе 14 лет, либо со взрослой женщиной при условии угрожающих или прямо насильственных действий над нею или же в случае, когда она находится в бессознательном или беззащитном состоянии».[399] В современной редакции ст. 131 УК РФ изнасилование определяется как «половое сношение с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшей или к другим лицам либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей». Основные признаки изнасилования как преступления за 150 лет практически не изменились, так как содержат в себе общечеловеческие ценности, основанные на морали, нравственности, уважении, сострадании, жалости и гуманности. Изнасилование подразумевает характеристику конкретного действия, поведенческого акта, в основе которого лежит насилие над личностью, совершаемое вопреки воле последнего и причиняемое потерпевшему реальный вред – физический, психический и моральный. Повышенная общественная опасность данного преступления обусловлена, прежде всего, тем, что преступник осуществляет свои действия вопреки основным нравственным ценностям и свободам общества, праву личности на свободу и неприкосновенность, в том числе и половую.
В одной из своих обвинительных речей А. Ф. Кони говорил: «Там, где существует изнасилование, – там безрассудная наглость, там отсутствие всякого чувства и одна жестокая, злая чувственность, одна животная страсть».[400] В то же время следует отметить, что каждое преступление должно быть тщательнейшим образом изучено и проанализировано. Таким преступлениям недопустимо применение американской расширенной модели сексуального насилия и посягательства, основанной не на объективных критериях использования физической силы или угрозы ее применения, а на субъективных признаках «словесного принуждения и уговоров». В подобной модели каждый мужчина воспринимается как потенциальный насильник и преследователь, обладающий чертами похотливости, циничности и грубости, а каждая женщина – как жертва притеснений и существо невинное и безобидное. В связи с этим американские юристы К. Мак Киннон и А. Дворкин небезосновательно утверждают, что «между изнасилованием и нормальным сексуальным сношением различия тоньше листа папиросной бумаги».[401] В этом отношении сохраняет актуальность указание, данное в п. 2 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 25 марта 1964 г. «О судебной практике по делам об изнасиловании», о необходимости «всесторонне, полно и объективно исследовать все обстоятельства дела и с учетом особенностей этой категории дел тщательно выяснить обстановку происшествия и взаимоотношения подсудимого с потерпевшей».[402]
Распространенность изнасилования и насильственных действий сексуального характера, с точки зрения разных авторов, варьирует в широких пределах. Так, по данным J. Mc Cary, в США – 35 случаев на 100 000 женщин; Норвегии – 1, Англии – 3 случая.[403] По данным Р. Блэкборн, половые преступления составляют 0,7 % от всех учитываемых преступлений в Англии и Уэльсе; он также отмечает, что данный вид преступности во всех странах существенно возрос, но общий уровень прироста остается ниже, чем уровень прироста преступности в целом, за исключением изнасилований.[404] Несмотря на отмеченные тенденции стабильности в количественном отношении, изменяется качественная характеристика насильственных преступлений. Так, с 80—90-х годов увеличивается количество многоэпизодных, рецидивных и серийных насильственных посягательств, в частности изнасилований (примерно вдвое), на 10 % возрастает доля насильственных преступлений, совершенных с особой жестокостью.[405]
Практически все авторы отмечают высокую латентность данного вида преступности. J. Rabkin в исследовании изнасилований отмечал, что истинной картины распространенности этого вида преступлений получено быть не может, так как около 40–50 % преступлений остаются незарегистрированными ввиду того, что, с одной стороны, жертвы предпочитают не сообщать о них, а с другой – из-за отсутствия доказательства вины.[406] 3. Старович (1991) приводит данные различных авторов о том, что соотношение фактических и зарегистрированных случаев колеблется от 1:20 до 1:100, сам автор считает наиболее вероятной цифру 1:60.[407]
В России динамика насильственных сексуальных преступлений по ст. 131–132 УК представлена на рисунке 8.
На рисунке видно, что преступления насильственного характера в группе преступлений, предусмотренных главой 18 УК, являются основными: их удельный вес колеблется от 92 до 97 % всех половых преступлений.
О количестве зарегистрированных заявлений о совершенных насильственных сексуальных преступлениях на территории Орловской области за период 1997–2005 гг. дает представление рисунок 9.
Анализ диаграммы показывает, что с 1997 г. намечается тенденция к уменьшению, которая, однако, не является стабильной. Так, увеличение преступности отмечалось в 2000, 2001 и 2004 гг.
Общим криминализирующим свойством сексуального поведения по ст. 131 и 132 УК выступает насилие физическое или психическое (угроза его применения).
Насилие и угроза насилия выступают как способы достижения полового сношения при изнасиловании или реализации действий сексуального характера. Степень проявления насилия в каждом случае различна: от «поведения, ограничивающего свободу волеизъявления другого лица» до «причинения непосредственного физического вреда». Важность изучения феномена насилия нашла свое отражение не только в междисциплинарном научном характере проводимых исследований, но даже в его выделении в самостоятельную научную дисциплину – виолентологию (от лат. violentia – насилие), или вайоленсологию (от англ, violence).[408]
Проблемы, касающиеся причин насилия и агрессии, относятся, по И. Канту, к категории вопросов, от которых нельзя уклониться, так как они навязаны человеку его собственной природой. Французский антрополог Н. Рулан (1999) отмечает, что «насилие очень часто возникает при разрешении внутренних конфликтов в различных обществах, причем настолько часто, что мы вправе себя спросить, а не является ли оно неотъемлемой частью социальной жизни».[409] «Глобальность проблемы насилия в жизни всех народов и каждого народа в отдельности, его роль в межличностных и межгосударственных отношениях, несмотря на столь развившуюся цивилизацию, столь велика, что иногда может действительно показаться, что “насилие правит миром”».[410]
Связь насилия и агрессии остается вопросом, далеким от своего разрешения. Так, оценки наследуемости для разных показателей агрессивности, полученные в девятнадцати работах 80-х и 90-х годов, колеблются от 0 до 98 %.[411] Другие исследователи не склонны связывать напрямую генетическую детерминацию и агрессию и вводят опосредующие биологические механизмы, проявляющиеся в виде определенных черт темперамента, таких как импульсивность или эмоциональность.[412]
Биологический подход к проблеме насилия и агрессии основан на положении о том, что «человек остается биологическим существом, сохраняя выработанное в процессе эволюции “наследство”, включая агрессивность, которая была необходима слабосильному существу в среде более сильных», и, соответственно, «если неудовлетворенная витальная потребность приводит к “борьбе за существование”, то неудовлетворенная социальная потребность – к “сверхборьбе за существование”».[413] Биологические теории насилия являются наиболее распространенными и связаны, в первую очередь, с именами К. Лоренца и Н. Тинбергена. Так, Н. Тинберген отмечал, что внутривидовое убийство среди животных встречается редко; по его мнению, «человек является единственным видом, в котором борьба носит уничтожающий характер», несмотря на то, что именно он развил представления о врожденных механизмах высвобождения поведенческих паттернов у животных в ответ на слабые перцептивные стимулы. К. Лоренц утверждал, что насилие (агрессивность) имеет инстинктивный характер, будучи защитной реакцией организма на окружающую среду.[414]
Биологические теории исходят из предпосылок, что насилие связано с генетической природой человека. Этологические подходы к изучению агрессии и насилия как разновидность биологических теорий приводят к выводу, что человек также обладает наследием внутренне, генетически детерминированной присущей ему агрессии. Эти генетические задатки человека связываются с развитием оружия и развязыванием войн, т. е. влияют на социальную эволюцию вида Homo sapiens. К. Лоренц писал: «Когда человек достиг стадии обладания оружием, одеждой и социальной организацией и тем самым преодолел опасности голода, замерзания, нападения диких животных и когда эти опасности перестали быть основными факторами в процессе естественного отбора, тогда селекция на основе врожденной враждебности должна была сойти на нет. Фактором, который отныне стал влиять на процесс естественного отбора, стали войны между враждебными соседствующими племенами».[415]
Т. Б. Дмитриева и А. И. Воложин предлагают подход, основанный на учете социальных и ситуационных факторов, который связывает агрессию и насилие с нарушением адаптивных процессов на уровне целостной личности. Воздействие социального стресса адекватно описывается диагностическими признаками расстройства адаптации, клинически проявляющегося в трех вариантах: аномическом, диссоциальном и магифреническом.[416] Диссоциальный вариант характеризуется «эмоциональными и поведенческими расстройствами, среди которых преобладают аффективная неустойчивость, деструктивная, направленная вовне агрессия, неадекватное отношение к действительности, снижение толерантности к психогенным факторам, ослабление контроля за своим поведением».[417] Сложный и междисциплинарный характер проблемы насилия и агрессии порождает проблему, когда «в этой ситуации высоко вероятно и несоблюдение смежными специалистами границ собственной компетенции, что может исказить адекватные представления о существующих причинно-следственных отношениях в системе «психическое расстройство – агрессивное поведение», препятствовать разработке эффективных мер», кроме того, «в силу многоаспектности проблемы, многоуровневой системы классификации изучаемого феномена, различных конечных исследовательских целей отдельных дисциплин трудно предложить единые принципы феномена насилия и агрессии.[418]
Культурно-исторический подход к проблеме насилия основан на предположении о том, что данный феномен исторически изменчив и многообразен по формам проявления, сопровождает всю историю развития человечества и не имеет однозначных оценок без учета конкретной социально-исторической ситуации.[419] Начиная с работ Э. Дюркгейма по социологии, насилие рассматривается как объективная реальность социального бытия человека, которую общество должно уметь контролировать.[420] Исторически насилие неразрывно связано с системой властных отношений, при этом в социально-историческом аспекте отмечается эволюция форм насилия от явных, агрессивно-насильственных с биологически детерминированной основой к скрытым, конклюдентным и психологически обозначенным. У основоположников марксизма насилие выступает одним из центральных факторов исторического прогресса в классовом обществе; «отношение насилия имеет своей основой экономические условия, которые нельзя так просто устранить экономическими мерами».[421] В ходе исторической эволюции отмечается рост значимости конклюдентного насилия как фактора регуляции социальных отношений с увеличением рационалистических форм. Рационализированные, психологические формы насилия связаны, в первую очередь, с феноменом жестокости. Жестокое поведение может быть определено как осознанное, целенаправленное причинение другому мучений и страданий как ради них самих, так и для достижения других целей, а также такое поведение, при совершении которого субъект должен был предвидеть наступление подобных последствий.
Таким образом, характеризуя насилие как системное явление, можно говорить о биологии агрессии, социологии насилия и психологии жестокости. Различение этих понятий возможно не только по фактическому, но и по морально-нравственному, этическому основанию. Агрессия, как наиболее широкое по своему объему понятие, является нравственно нейтральным; жестокость всегда вызывает однозначное моральное неодобрение вне зависимости от контекста, ситуативности своего проявления. И, наконец, понятие «насилие» относится к области морального релятивизма, социального контекста своего проявления, который придает ей определенное значение. Факт морального релятивизма насилия делает возможным существование двойных стандартов поведения и двойной этики. В одной из систем существование насилия всегда будет оправдано «благими намерениями», как борьба со злом и т. д. Для другой системы этики всегда характерно негативное отношение к насилию в любых его формах, «непротивление злу насилием», отсутствие амбивалентности понятий добра и зла. Существование двух базовых этических культур, как показано в работе V. Lefebvre, основано на исходных предпосылках рефлексии и не зависит от участия сознания.[422]
Агрессия не является самостоятельным биологическим инстинктом, она представляет собой психологический механизм внутривидовой регуляции инстинкта самосохранения. Однако данный механизм ориентирован на видовой уровень идентификации. Именно поэтому в человеческом обществе он теряет свое первоначальное значение и начинает длительную историческую эволюцию как социальный фактор насилия, приобретая самые разнообразные исторические маски, в том числе имеющие огромное криминальное значение.
Экологический подход к рассмотрению насилия сформулирован в работе Р. Раппопорта,[423] который, проводя антропологические исследования в Новой Гвинее, пришел к выводу, что демографическое давление приводит к конфликтам из-за перераспределения населения и доступности ресурсов на используемой территории.
Насилие как средство социального контроля используется в обществах индустриального типа, где индивид существенно отчужден от них. В традиционном обществе отдельные индивиды интегрированы в социальные общности, и основным средством контроля поведения выступает моральное неодобрение со стороны членов общества. Репрессивная модель уголовного законодательства сама выступает примером насильственного социального контроля в обществах индустриального типа. При этом индивид индустриального общества подвергается дополнительному отчуждению, исключению из общества, в соответствии с системой стигматизации (labeling theory), исследованной Н. Becker (1963).[424] Таким образом возникает порочный круг социального контроля в форме насилия и отчуждения, исключения индивида из общества, в ответ на которые следует насильственное и криминальное поведение со стороны индивида.
Следует отметить широкую распространенность насильственных преступлений среди лиц с психической патологией. Так, по данным ГНЦ ССП им. В. П. Сербского, процент невменяемых среди лиц, совершивших убийства или покушения на убийства, составляет 8—10 %, изнасилования и насильственные действия сексуального характера – 2,5 %. Соответственно доля невменяемых в 5 и 20 раз превышает процент от среднестатистических показателей в общей популяции лиц, совершивших преступления.[425] Характеризуя проблему насилия, G. Newton писал: «Суть насилия заключается в том, что благодаря его воздействию человека принуждают вести себя не так, как он того хотел бы. Насилие может быть направлено против психического или нравственного здоровья человека, его имущества и жизненных интересов. Подобное насилие, носящее латентный характер, представляет такую же опасность, как и прямое физическое».[426]
В 1987 г. в «Заявлении о насилии» – совместном документе ведущих ученых, отражающем их взгляды на природу насилия, сформулированном в пяти утверждениях, было отмечено следующее:
Первое, неверно с научной точки зрения утверждение, что мы унаследовали тенденцию к войнам от наших животных предков.
Второе, неверно с научной точки зрения утверждение, что война или какое-либо другое насильственное поведение генетически запрограммировано в человеческой природе.
Третье, неверно с научной точки зрения утверждение, что в процессе эволюции человека происходил отбор индивидов с агрессивным поведением в противовес видам с другими типами поведения.
Четвертое, неверно с научной точки зрения утверждение, что люди имеют «ум, ориентированный на насилие».
Пятое, неверно с научной точки зрения утверждение, что война порождается инстинктом или каким-то единственным мотивом.[427]
Обращаясь к правовому определению насилия, А. А. Пионтковский писал: «…насильственное воздействие на личность состоит во всяком принуждении ее к действиям, противоречащим ее желаниям».[428] Л. Д. Гаухман определял насилие как «общественно опасное, противоправное воздействие на организм человека, совершенное против его воли».[429] А. В. Иващенко и А. И. Марцев формулируют понятие насилия как «активную сознательную деятельность, непосредственно направленную против свободного волеизъявления».[430] Л. В. Сердюк определяет насилие как умышленное, противоправное физическое или психическое воздействие на человека со стороны другого лица, осуществляемое против его воли и способное причинить ему органическую, физиологическую или психическую травму, а также ограничить свободу его волеизъявления или действий.[431]
Для характеристики правовой природы насилия и отграничения от более общей категории социального насилия необходимы выделение и оценка наиболее существенных признаков именно криминального насилия. На признаки криминального насилия указывал еще И. Я. Фойницкий (1912). К таким признакам он относил: а) противозаконность, б) употребление силы против личности вопреки ее воле, в) насилие не должно переходить в иное преступное деяние, иначе оно наказывается как последнее.[432] К наиболее значимым признакам насилия можно отнести: 1) отсутствие легитимности или противоправность, 2) осознанность насильственного поведения, так как оно охватывается умышленной формой вины (неосторожное причинение вреда нельзя относить к насилию),[433] 3) причинная связь между волевым целенаправленным воздействием на личность и наступлением последствий или реальной возможностью наступления последствий. При физическом насилии это причинение смерти и вреда здоровью различной степени: легкой, средней и тяжелой; при психическом насилии – угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, угроза причинением насилия опасного или неопасного для жизни или здоровья, психические нарушения, нравственные страдания.
Сексуальное насилие как одна из форм насильственного поведения имманентно присутствует во всех культурах. Отмечая данный факт, Дж. Фридман пишет: «Как при совершении с помощью хитрости, так и производимом с помощью насилия половом сношении насилующие мужчины использовали методы, закрепленные культурной традицией. Это необходимо подчеркнуть. При внезапном изнасиловании трюк заключается в том, что жертву во сне захватывают врасплох таким образом, чтобы насилующий мог резким движением ввести свои указательный и средний пальцы во влагалище беззащитной девушки. При половом сношении, совершаемом с помощью насилия, жертва оглушается сильным ударом в солнечное сплетение. Обе практики являются элементом культуры на Самоа».[434]
Конкретизируя проявление насилия при половых преступлениях, следует отметить, что оно может выступать средством совершения преступления. Отмечая это, А. А. Жижиленко писал: «Под физическим насилием как способом совершения изнасилования разумеется всякое воздействие на телесную неприкосновенность, будь ли это насилием над личностью в тесном смысле, или же насилие выразилось в телесном повреждении независимо от его тяжести».[435] В отношении насилия при половых преступлениях П. И. Люблинский отмечал, что «физическое насилие вообще выражается в действиях, нарушающих телесную неприкосновенность другого лица помимо его явного или скрытого согласия».[436]
На рисунке 10 показано соотношение применения преступниками физического и психического насилия при изнасиловании и насильственных действиях сексуального характера.
Последствия применения физического насилия в отношении жертв сексуальных преступлений могут быть различными: смерть; вред здоровью различной степени тяжести; физическая боль и физическое страдание; моральные страдания.
Смерть по неосторожности является особо квалифицирующим признаком преступлений, предусмотренным п. «а» ч. 3 ст. 131 и п. «а» ч. 3 ст. 132 УК, и ее особенностью является причинная связь с насильственными сексуальными действиями при отсутствии умысла виновного на ее причинение. Смерть по неосторожности, наступившая в результате умышленного причинения тяжкого вреда здоровью (ч. 4 ст. 111 УК РФ), дополнительной квалификации при сексуальном насилии обычно не требует, так как указанный состав охватывается п. «а» ч. 3 ст. 131 и п. «а» ч. 3 ст. 132 УК, однако в ряде случаев причинение тяжкого вреда, сопровождающееся особой жестокостью, издевательствами или мучениями, является своеобразным психологическим эквивалентом действий сексуального характера, например в ряде случаев садизма. Разъяснение по квалификации убийств, сопряженных с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера, дается в постановлении Пленума Верховного Суда РФ: «Под убийством, сопряженным с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера, следует понимать убийство в процессе совершения указанных преступлений или с целью их сокрытия, а также совершенное, например, по мотивам мести за оказанное сопротивление при совершении этих преступлений. Учитывая, что при этом совершаются два самостоятельных преступления, содеянное следует квалифицировать по п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ и, в зависимости от конкретных обстоятельств дела, по соответствующим частям ст. 131 или ст. 132 УК РФ».[437]
J. Douglas, A. Burgess, R. Ressler определяют сексуальное убийство как «убийство, которое включает в себя сексуальную активность (деятельность), являющуюся основой для последовательности действий, ведущих к смерти».[438]
А. Н. Попов предлагает квалифицировать убийство, сопряженное с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера, совершенное 1) в процессе указанных преступлений; 2) с целью их сокрытия и 3) по мотивам мести за оказанное сопротивление.[439]
Кроме того, в самой диспозиции статьи отмечен такой признак, как «облегчить совершение преступления». Месть за оказанное сопротивление также не является единственным мотивом совершения убийства. Так, практике известны случаи убийства жертвы как месть виновного за неудавшуюся по физиологическим причинам попытку совершения изнасилования. В отношении сексуальных убийств наиболее важными являются два момента. Во-первых, действия сексуальных убийц по своей организации могут быть достаточно разнообразными: от осторожного планирования сексуального убийства перед его совершением до импульсивного убийства, в порыве ярости и гнева, в течение которого сексуальное нападение может быть ускорено отказом жертвы или алкогольной интоксикацией преступника. Любое сексуальное убийство попадает на континуум между организованным и дезорганизованным сексуальными убийствами, и чаще встречаются «смешанные» случаи.
Во-вторых, сексуальное поведение сексуальных убийц является достаточно неоднозначным по своей сути и времени его осуществления относительно убийства и смерти жертвы. Сексуальное поведение может иметь место до, в течение или после убийства, или же оно может случаться на протяжении всего события. Кроме того, сексуальное поведение может по-разному проявляться (быть различным по своей сути): от сознательной фантазии к физиологическому возбуждению, мастурбации или фактическому проникновению в жертву (оральное, анальное или вагинальное). Сексуальное поведение может быть также выражено символически (в порыве гнева и любопытства убийца искажает гениталии жертвы).
Из предлагавшихся классификаций следует отметить следующие. К. Имелинский выделял сексуальные убийства «с целью получения сладострастных переживаний; убийства как следствие преодоления сопротивления жертвы при изнасиловании; с целью лишить жертву возможности позвать на помощь; в момент переживания оргазма (часто при суженном сознании как продолжение преодоления сопротивления жертвы, не обязательно желая причинить смерть); для сокрытия сексуального преступления и избавления от свидетеля изнасилования, а также по другим мотивам, внешне напоминающим убийства с целью получения наслаждения».[440]
Немецкий психиатр Э. Шорш подразделял сексуальные убийства на три группы: убийства как кульминация садистского перверсного развития; убийства как прорыв сексуальной деструктивности; убийства, связанные с изнасилованиями.
Обобщив следственную практику, С. А. Афанасьев, В. И. Иванов и В. В. Новик предложили следующую классификацию сексуальных убийств. «Сексуальные убийства по мотивам совершения могут быть подразделены на две группы: условно-сексуальные и безусловно-сексуальные».[441] К первой группе относятся убийства, которые совершаются по несексуальным мотивам. По характеру действий, их мотивации и наступившим последствиям в этой группе целесообразно различать: а) убийства, сопряженные с изнасилованиями, и б), убийства, внешне напоминающие сексуально-садистские. При убийствах, сопряженных с изнасилованиями, основным мотивом преступного поведения является удовлетворение половой потребности, само же убийство совершается по несексуальному мотиву: с целью сокрытия совершенного изнасилования, по мотиву мести за оказанное при изнасиловании сопротивления или в процессе преодоления сопротивления жертвы. Убийства, внешне напоминающие сексуально-садистские, могут быть также условно отнесены к сексуальным ввиду внешнего сходства, потому что садистские действия лишь сопутствуют основному, несексуальному, мотиву убийства. Например, при убийстве из ревности преступник может причинить жертве повреждения половых органов, молочных желез, так как субъективно для него они символизируют измену. Аналогичные повреждения может нанести преступник жертве по мотиву мести за оскорбление на интимной почве. Такие же повреждения могут причинить потерпевшим подростки на почве их повышенного интереса к сексу.
Лица, ранее судимые, отбывавшие наказание в местах лишения свободы, могут причинить такие повреждения на почве личных несексуальных отношений с убитым, так как по представлениям уголовных элементов («зековским») в этом выражается крайнее проявление унижения. Ко второй группе убийств – безусловно-сексуальным – относятся лишь те случаи, когда процесс убийства и смерть жертвы включены в сложный динамический комплекс сексуального удовлетворения как один из необходимых его элементов. Безусловно-сексуальные убийства совершаются из сладострастия, т. е. по сугубо сексуальному мотиву.
Для развернутой систематики убийств необходим учет не только уголовно-правовых, но и криминологических особенностей.
Здесь актуальным является вопрос об отсутствии в уголовном праве таких важных понятий, как «серийное убийство» и «серийное изнасилование». Особенное звучание он приобретает в связи с тем, что Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. исключил из квалифицирующих признаков понятие неоднократности (ст. 16 УК) и ранее совершение насильственных сексуальных преступлений (п. «а» ч. 2 ст. 131 и п. «а» ч. 2 ст. 132 УК).
С криминологической точки зрения систематика смерти, связанной с сексуальным насилием, условно может быть представлена как: 1) вызванная по неосторожности; 2) обусловленная ситуационными факторами; 3) вызванная особенностями поведения жертвы; 4) серийные убийства и 5) убийства в состоянии психоза и измененного состояния сознания.
Проблема смерти от сексуального насилия становится в последнее время все более актуальной, особенно в связи с увеличением количества серийных сексуальных преступлений. Так, по данным М. French, с 1976 по 1984 г. количество смертей от сексуального насилия возросло на 160 %.[442]
Уголовный кодекс РФ различает три степени причинения вреда здоровью: тяжкий, средний и легкий. Выделяются следующие критерии разграничения вреда здоровью: экономический, эстетический, анатомический и психический.
1. Экономический критерий.
а) По длительности расстройства здоровья (единицей измерения являются дни):
от 6 до 21 дня – кратковременное расстройство здоровья, относящееся к легкому вреду;
от 21 до 120 дней – средней тяжести вред здоровью, не опасный для жизни человека и не повлекшей последствий, указанных в ст. 111 УК, но вызвавший длительное расстройство здоровья;
свыше 120 дней – тяжкий вред здоровью.
б) По степени утраты общей трудоспособности (единица измерения – %):
от 5 до 10 % – незначительная стойкая утрата общей трудоспособности – легкий вред;
от 10 до 33 % – значительная стойкая утрата общей трудоспособности менее чем на одну треть – средний вред здоровью;
не менее 1/3 (более 33 %) – тяжкий вред здоровью.
в) По утрате профессиональной трудоспособности: при полной утрате – тяжкий вред здоровью.
2. Эстетический критерий (определяется по внешнему виду): при неизгладимом обезображивании лица – тяжкий вред здоровью.
3. Анатомический критерий: потеря зрения, речи, слуха либо какого-либо органа или утрата органом его функций, сюда же может быть отнесено прерывание беременности.
4. Психический критерий: психическое расстройство, заболевание наркоманией либо токсикоманией – признается тяжким вредом, причиненным здоровью.
В отношении насильственных сексуальных преступлений легкий и средний тяжести вред здоровью входит в основной состав преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 131 и ч. 1 ст. 132 УК, и дополнительной квалификации не требует.[444] Тяжкий вред здоровью составляет особо квалифицированный состав преступления (п. «б» ч. 3 ст. 131 и п. «б» ч. 3 ст. 132 УК). Если тяжкий вред здоровью был причинен после совершения изнасилования или насильственных действий сексуального характера, действия виновного подлежат квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 119 УК и ч. 1 ст. 131 или ч. 1 ст. 132 УК РФ.[445]
Распределение вреда здоровью по степени тяжести, приведенное на рисунке 12, основано на данных заключения судебно-медицинской экспертизы и комплексных судебно-медицинской и судебно-психиатрической экспертиз (КСМСПЭ) в отношении 187 потерпевших по ст. 131 и 132 УК РФ. При этом КСМСПЭ назначалась только в 7 случаях, что составляет менее 4 %, а это свидетельствует о недостаточной распространенности данного вида исследования. Следует отметить, что в 5 случаях из 7 установлен тяжкий вред здоровью от повреждений, повлекших психические расстройства.
УК РФ предусматривает особые способы причинения физического насилия: физическое страдание, истязание, особая жестокость в отношении жертвы, установление которых не входит в компетенцию судебно-медицинского эксперта, а относится к компетенции органов дознания, предварительного следствия и суда.
Физические страдания могут выражаться: в виде мучений, под которыми понимают действия, причиняющие страдания (заболевание) путем длительного лишения пищи, питья или тепла, либо помещения (или оставления) потерпевшего во вредные для здоровья условия, либо другие сходные действия (например, п. «б» ч. 2 ст. 111 УК РФ); в виде истязаний, т. е. причинения физических страданий путем систематического нанесения побоев либо иными насильственными действиями (длительное причинение боли щипанием, кусанием, сечением, нанесением множественных, в том числе небольших, повреждений тупыми или острыми предметами, воздействием термических факторов и другие аналогичные действия). Такие действия квалифицируются по ч. 1 ст. 117 УК РФ.
Особая жестокость относится к квалифицированному составу преступлений (п. «в» ч. 2 ст. 131 и п. «в» ч. 2 ст. 132 УК), причем насилие признается совершенным с особой жестокостью, когда в процессе сексуальных действий потерпевшему или другим лицам умышленно причиняются физические или нравственные мучения и страдания.[446] Сюда относятся издевательство и глумление над потерпевшим, совершение актов сексуального насилия в присутствии родных и близких потерпевшего. При этом для квалификации необходимо, чтобы действия с особой жестокостью охватывались умыслом виновного.
Поделиться книгой: