Милашка для грубияна (СИ)

Есть у нашего шефа небольшой бзик — он не приемлет служебных романов, считая, что они мешают плодотворной работе. Поэтому женщин в нашем коллективе считанные единицы. Сергеич ради интереса подбивает клинья ко всем новеньким журналисткам, которые просто жаждут у нас работать. Сами понимаете, многие считают, что стоит переспать с начальством, и ты уже в шоколаде. Однако на следующий день их ждет горькое разочарование с формулировкой: «Ты уволена». Исключение составляют лишь бухгалтерия, уборщицы и секретарь. Не знаю, почему шеф до сих пор не обратил свое пристальное внимание на Ксюшеньку, но девушка уже несколько лет плодотворно трудится рука об руку с Александром Сергеевичем.

Из всего штата журналистов девушек всего четверо — я (как чувствовала, что надо послать, когда после трех дней стажировки шеф решил подбить ко мне клинья), Настя Афанасьева, ведущая страничку современного мейкапа (тут, думаю, из чисто профессиональных соображений не стал трогать Настеньку, потому что сложно представить на ее месте мужчину, пишущего про новые блески для губ или технологию нанесения вечернего макияжа), Инну Малышеву, отвечающую за рубрику моды и новых тенденций в одежде и обуви (уверена, те же причины, что и с Настенькой) и Аллочка Воропаева, зам главреда.

Последняя, помимо того, что замужем (а кого это когда-то останавливало), еще и является наивной дурочкой. Правда, дело свое знает, и тянет большую часть работы главного редактора. Из-за своего слишком мягкого характера Аллочка постоянно страдает, потому что весь штат сидит у нее на голове, а она не может никому отказать.

— Миланская, — ноздри у Сергеича раздуваются, как у дракона, а глаза метают молнии. — Ты совсем охренела так со мной разговаривать?

— Не пойму, ты о чем, Александр Сергеевич? — продолжаю скалиться, наблюдая, как шеф выходит из себя. Как же я люблю его дразнить.

На «ты» его называет практически весь наш дружный коллектив, за исключением нескольких человек, и, конечно же, только тет-а-тет. Парни кличут его не иначе, как Сергеич, и только я обращаюсь к нему по имени отчеству, при этом, нагло тыкая, чем довожу до белого каления. Вот, прямо как сейчас.

— Все ты прекрасно понимаешь, — злится шеф. — Дуру из себя не строй, тебе не идет.

— А теперь давай по полочкам все разложим, — продолжаю настаивать на своем. — Чтобы потом не было у нас с тобой, Александр Сергеевич, — здесь я делаю акцент, а шеф тяжело вздыхает, — никаких недоразумений.

— Вот не можешь, чтобы не поязвить, — откидывается на спинку кресла. — Ну, давай.

— Поправь меня, если ошибаюсь, — смотрю на него в упор. — Я веду две рубрики в нашем журнале, так? — он медленно кивает, а я продолжаю: — Статьи сдаются за неделю до отправки в печать, если не случается каких-либо форс-мажоров. При условии, что хочешь помимо зарплаты, — опять делаю акцент на последнем слове, — получить премию, — шеф делает небольшой кивок, сцепив зубы, начиная, видимо, понимать, к чему я веду. — А теперь скажи мне, уважаемый Александр Сергеевич, какой из перечисленных мной пунктов я нарушила?

Шеф молчит, пристально сканируя взглядом и скрипя зубами. Понимает, на что я только что тактично намекнула. И теперь пусть мучается, принимая решение.

— Но ведь это сенсация, — прерывает молчание. — Все ждут очередного номера «Shick» с твоей разгромной статьей.

— Вишневский в этом месяце уже отличился, прыгнув с парашюта и приземлившись на крышу мэрии, о чем я поведала общественности.

— Это было две недели назад, кому интересно об этом читать? — шеф продолжает давить на меня.

Нет, милый, ничего у тебя не получится. Я крепкий орешек, и меня голыми руками не возьмешь.

— Напишу о драке в следующем номере.

— Будет поздно, — тяжело вздыхает Александр Сергеевич. — Надо сейчас.

— А теперь, мой любимый шеф, — я опять улыбаюсь на все свои тридцать два, — хочу, чтобы ты свою просьбу озвучил вслух и перестал ходить вокруг да около.

Вижу, ему это не по душе, но дело есть дело. Очередной вздох, жалостливый взгляд в мою сторону и скрежет зубами. Еще бы, такое унижение и от кого.

— Хорошо, Миланская, твоя взяла. Я хочу, — шеф ложится грудью на стол, чтобы видеть меня лучше, точнее попытаться навести на меня страха, — чтобы ты написала новую статью про Артема Вишневского, включая вчерашний инцидент.

— И-ии? — тяну я, поднимая обе брови.

— Что и?

— Разговор окончен, — встаю и медленно тяну руку к сумке.

— Сядь, — грозно командует главред, и я очень медленно опускаю свою шикарную пятую точку на место, в душе ликуя маленькой победе. — Твои условия.

— Два оклада, — выпаливаю на одном дыхании. А чего, спрашивается, мелочиться? — Плюс премия.

— Сдурела?

— Тогда пиши сам, — повторно встаю, теперь уже беру сумку и направляюсь к выходу.

— Стерва, — слышу в спину и усмехаюсь. — Согласен, — поворачиваюсь лицом к шефу с видом победительницы. — Завтра в девять утра статья должна лежать у меня на столе. Опоздаешь хоть на минуту, даже премии лишу, несмотря на твои заслуги.

— Договорились, — делаю ему ручкой и выхожу из кабинета.

В коридоре стоит Степан с Костей Смирновым, который занимает две должности — фотограф и дизайнер. Маленький, юркий, вечно бегающий по коридорам с этажа на этаж и умеющий держать в голове несколько заданий одновременно. Даже не представляю, когда работать успевает, потому что застать Костю в кабинете практически нереально.

— Договорились? — Степан делает ко мне шаг. Киваю Косте в знак приветствия, а он в ответ.

— Сомневался? — улыбаюсь парню, а он расслабляется. Видимо, и вправду переживал за меня. — Кофе есть?

— Пойдем, — Степа берет меня под руку, и ведет к себе в кабинет. Костик спешит следом, периодически наступая нам на пятки, так как ходить медленно он не умеет.

Получаю свой кофе, усаживаясь в кресло Миши Ромашова, который специализируется у нас исключительно на звездных интервью, вечно пропадающий по командировкам, поэтому Степан большую часть времени проводит в их совместном кабинете один, делаю глоток и смотрю по очереди на парней.

— Кто-нибудь точно знает, что там вчера произошло на самом деле?

Степа поворачивается в сторону Костика, я следом. Смотрим пристально на нашего дизайнера, но тот молчит.

— Чего уставились? — прерывает тишину. — Был я там вчера, был.

— Шеф в курсе? — интересуюсь ради приличия, сомневаясь, что Сергеич не в курсе.

— Сам же меня туда и послал, — тихо произносит парень.

— Тогда рассказывай, — делаю еще один глоток и откидываюсь на спинку кресла.

Если честно, сейчас у меня только одно желание — пойти домой и завалиться спать. Но такую роскошь позволить я себе не могу, поэтому придется выслушать еще и нытье дизайнера.

— А что рассказывать, — Костик делает несчастные глаза. — Не знаю, нафига это надо шефу, но там все было совсем не так, как в Интернете написали.

— А как? — продолжаю допрос. — Кстати, ты фотки хоть сделал-то?

— Конечно. Мне, вообще-то, за это деньги в конторе платят.

— Тогда давай с подробностями.

— Да не было там ничего такого, из-за чего можно сделать сенсацию. Журналюги, — он по очереди смотрит на нас со Степой и краснеет, — перекрутили всё на свой манер. Черт, даже неудобно как-то.

— Неудобно спать на потолке, одеяло падает, — как же меня сегодня достали все своим нытьем и хождением вокруг да около. — Рассказывай, не томи.

— Губернаторский сынок нажрался, — вздыхает тяжело Костик. — Начал ко всем приставать.

— Как он вообще туда попал? — нагло перебиваю речь дизайнера. — Насколько мне известно, он не входит в ближайший круг общения Артема Вишневского.

Господи, за что мне такие мучения на больную голову? Не хочу ничего знать, слышать и видеть. Как же меня все достали сегодня.

— С кем-то пришел, точно не знаю, но могу поспрашивать.

— Не надо, — вздыхаю. Интересно, мы дойдем сегодня до главного или нет? — Пришел, нажрался, дальше.

— Пашка Балабанов пришел с девушкой. Это…

— Я знаю, кто такой Павел Балабанов. Лучший друг Артема, но они вроде в ссоре? — хмурю лоб.

— В ресторане обнимались, видимо, помирились. Короче, девушка стояла одна, а Владик, это сын губернатора, — Костик зачем-то смотрит в мою сторону, а я стону. Когда же он родит-то хоть что-то интересное? — Начал хватать ее за руки. После чего полез обниматься и, — парень запнулся, глядя на меня несчастными глазами.

— И? — поднимаю обе брови вверх.

— И начал лапать за ляжки прямо посреди банкетного зала, задирая платье, — Костик покрывается пунцовой краской и отводит глаза в сторону.

— Какой нахал, — киваю головой из стороны в сторону, крутясь в кресле.

— Между прочим, не смешно, — вспыхивает дизайнер. — Я бы на месте Вишневского еще и не так бы его отделал. Все стояли и смотрели на это шоу, как на обезьян в зоопарке, когда они голую задницу показывают.

— Другого я от этой публики и не ожидала, — усмехаюсь. — То есть Артемка у нас рыцарь благородный, — стучу пальцами по столешнице. — А мы, журналюги проклятые, клевещем на бедного парня. Кстати, а где сам Балабанов был?

— В туалете, — зло бурчит Костик.

— Мог бы и даму с собой взять, — подмигиваю Степану, а тот в ответ улыбается, оценив мою шутку.

Мало, кто ценит мой юмор, иногда черный, иногда совсем не смешной, но Степан уже привык к моим шуточкам, поэтому всегда готов поддержать.

— Я так понимаю, — Костик смотрит, как мы улыбаемся, — ты тоже будешь все перекручивать?

— Предлагаешь написать правду? — смотрю на Константина и поражаюсь чужой наивности. Вроде, взрослый мальчик, а ведет себя как двухлетний ребенок. Он молчит, а я продолжаю: — Дело в том, мой милый друг, мне в этом журнале как раз платят за то, чтобы правду никто не узнал. Точнее, чтобы читатели пребывали под впечатлением от поступков нашего славного грубияна.

— Понятно, — Костик встает со своего места. — Рейтинги важнее. Завтра фотки будут у главреда, — не глядя на меня, разворачивается и выходит из кабинета.

— Обиделся, — Степка провожает взглядом уход паренька. — Зря ты так с ним.

— Пора уже взрослеть и снять, наконец-то, розовые очки, — встаю с кресла. — Не переживай, к завтрашнему дню отойдет, — беру сумку и направляюсь к выходу. — До девяти утра меня не беспокоить, — посылаю Степке воздушный поцелуй и выплываю в коридор.

До нашего кафе идти пешком минут пятнадцать, и я решаюсь пройтись и немного подумать. Конечно, Степан прав, и я зря обидела Костика. Но нельзя же быть таким наивным в тридцать лет или около того. Давно пора принять жестокие реалии окружающего мира, тем более, если ты мужик. Да и стервозность является неотъемлемой частью моего скверного характера, и тут уж, как говорится, ничего не попишешь.

Ладно, переживет, завтра уже будет улыбаться и снова меня подкалывать. Что-что, а Костик быстро отходит, а то бы уже давно уволился после постоянных нападений нашего шефа.

Анька восседает за столиком на уличной площадке в гордом одиночестве, попивая чай. Слава Богу, похолодало, а то совсем уже замучила эта жара. А сегодня только первое августа, еще почти пол лета впереди. Увидев меня, девушка улыбается и машет рукой.

— Привет, поближе, — говорю, подходя к ней и целуя в щеку. Своеобразный ритуал, как, в принципе, у всех девчонок. — Давно ждешь?

— Минут десять, — улыбается Анька. — Слушай, вот скажи мне, нерадивой, как можно так офигительно выглядеть с бодуна?

Я смеюсь, потому что только Анна со своей непосредственностью может отпускать искренние комплименты. Мы дружим давно, еще со школы. Даже не помню, чтобы когда-то с ней ссорились. С Дариной другое дело, у нее характер еще хуже, чем у меня. В детстве, бывало, даже за волосы друг друга тягали, а Анька вечно нас разнимала. Сейчас об этом вспоминаем со смехом.

Анютка, милая девочка, хотя очень часто умеет показать зубки, поэтому ее слегка гламурная внешность периодически вводит людей в заблуждение. Невысокая, стройненькая блондиночка с огромными голубыми глазами и милой улыбкой занимается совсем не женской профессией — автослесарь. Честно говоря, чего-то подобного все от нее и ожидали, но никто всерьез не воспринимал ее увлечение автомобилями. Кстати, увлекались мы втроем благодаря Анькиному двоюродному брату. Леха был известным гонщиком, и мы с открытыми ртами слушали его рассказы о спорткарах и различных соревнованиях. Именно он преподал нам первые уроки вождения и научил разбираться в некоторых деталях.

Леха погиб на одной из трасс, где не вписался в поворот, летя на бешенной скорости к финишу. Аня поклялась, что будет продолжать дело брата, хоть родители не поддержали ее инициативу. Гонщицей не стала, но водит машины круто. Отлично ремонтирует тачки, а я о них пишу, видимо, Лехины уроки не прошли даром и оставили след в моем сердце. Оказывается, девушки тоже читают о новых тачках и даже заказывают в салонах эксклюзивы под заказ, чем обеспечивают меня работой и заказами. Вместе с Вишневским, который, как на зло, каждый месяц выкидывает очередной фортель.

— Ты знаешь, Анют, — сажусь на стул и подзываю официанта, — я заметила одну вещь. Как только ты готовишься к чему-то, красишься, тщательно выбираешь наряд, то в результате ничего у тебя не получается. А вот когда ты, наплевав на общественное мнение, выглядишь естественно, а если точнее, то ужасно — сразу же все обращают внимание, и тебе прилетает куча комплиментов от поклонников.

— Согласна, — Аня кивает головой, а я заказываю себе холодный апельсиновый сок. — Дарине звонила?

— Должна быть. Ты же знаешь, она вечно опаздывает.

Получаю свой сок, делаю первый глоток и наблюдаю, как окружающая публика замирает, а Анька начинает улыбаться. Сидя спиной ко входу, не могу лицезреть шествие Дарины. А там есть на что посмотреть. И мужчины это частенько замечают.

В отличие от нас с Анютой, Дарина высокая, практически метр восемьдесят роста. Черноволосая красавица с гордой осанкой и величественной походкой. Вот, у кого надо поучиться, как себя преподносить правильно. Она всегда производит фурор своим появлением, не вызывающей одеждой, а именно красотой и умением себя подать. Десять из десяти мужчин скажут, что наша подруга красотка, только увидев ее. И только один (в лучшем случае) скажет, что Дарина — женщина его мечты после пятнадцати минут общения с ней. Остальные, обычно, разбегаются, как тараканы…

Естественный цвет глаз у нее темно-карий, но когда-то она решила поменять его на голубой, вставив линзы. Зачем ей это понадобилось, мы до сих пор не знаем. Но смотрится все в купе эффектно.

— Привет, малявки, — неизменные поцелуи, и Дарина садится на стул рядом со мной. — Замотали меня совсем. Поспать не дали, уроды.

— Тебя хоть чего вызывали? — спрашиваю, поворачиваясь к ней лицом, точнее, садясь на стуле вполоборота, чтобы видеть обеих девушек.

— Ну, как же, нехороший мальчик Артемка обидел хорошего мальчика Владика. Губернатор на ушах, все наши тоже, короче, дурдом.

— Это все понятно, — делаю глоток ледяного сока. — Тебя-то вызвали зачем?

— Так всех вызвали, — Дарина заказывает себе кофе, достает из сумки пачку сигарет.

— Ты же обещала, — Аня смотрит на действия подружки с осуждением.

— Я одну, Анют, — оправдывается Дарина, что на нее не похоже. — Правда, нервы ни к черту. Проверка с утра была, вот и пришлось тащиться на работу. Ненавижу этих мажоров, — девушка подкуривает сигарету, а официант приносит ей крепкий горячий напиток.

Дарина в этой жизни ненавидит три вещи — своего начальника, прокурора города, который уже не один год пытается залезть ей под юбку, но при этом, каким-то немыслимым образом, продолжает плясать под ее дудку, боясь нашу подругу до ужаса. Вторым и третьим пунктом идут мальчики-мажоры (мужчины после тридцати пяти в эту категорию не попадают, так как, по мнению Дарины, «богатых пап у них не было и всего в этой жизни они добились сами») и красный цвет. Любое платье или блузка даже с небольшими элементами красного вызывают в ней жуткое отвращение и кучу негативных эмоций. Зная эту неприязнь, мы с Анькой тоже перестали носить одежду этого цвета.

Наша подруга еще в школе увлеклась историей и правом, выигрывая всевозможные олимпиады по этим двум предметам. Когда пришло время определяться, чем же заниматься дальше в жизни, то никто даже не удивился выбору Дарины. Слово «Юрфак» большими буквами было написано у нее на лбу. И пока я познавала азы филологии, а Анька пыхтела над учебником по Термодинамике и разбирала по полочкам строение двигателя, Дарина осваивала уголовное и международное право. И, конечно же, ее выбор пал на городскую прокуратуру, как основное место своей трудовой деятельности.

Хоть и обладала наша подружка сложным характером, дело свое знала на «отлично», поэтому уволить ее никому и в голову не приходило. В наше время трудно найти профессионалов, которые будут плясать под дудку руководства. Обладая не только внешностью роковой красотки, но и умением давить на людей так, что они безоговорочно капитулируют перед ее напором, Дарина не раз выступала обвинителем в суде, наводя на присутствующих в зале тихий ужас.

— Сегодня воскресенье, — ухмыляюсь. — Какая проверка?

— Сама офигела, честное слово, — Дарина делает глоток кофе и затягивается, выпуская тонкую струйку дыма. — Вчерашний инцидент не остался без внимания. Даже из Москвы прибыл какой-то чувак, который мозг нашему Васильевичу вынес окончательно. Областники пожаловали, трусили все дела.

Васильевич — это прокурор города, как все догадались. И хоть Дарина его недолюбливает, иногда, все же, сострадает и жалеет, когда он «получает» незаслуженно, по ее субъективному мнению.

— Я так и не поняла, — Анька округляет глаза. — Из-за чего сыр-бор?

— Из-за вчерашней драки, конечно же, — Дарина вздыхает. — Вишневский сыну губернатора зарядил кулаком прямо в челюсть. Потом еще и со ступенек спустил, и у парня сотрясения мозга.

— Лучше б он ему все мозги отбил, — вставляю, усмехаясь. — Хотя, что там отбивать-то.

— Вот-вот, — Дарина снова пьет кофе. — Губернатор прилетел с утра, красный как рак, орал на всю прокуратуру, что уволит всех нахрен. Юрка Сазонов на дежурстве был, заявление принял, все как положено. Но и Вишневского твоего, — кивает мне, — не на мусорке нашли. Один звонок из Москвы, и наш Васильевич за голову схватился. Юрка вообще пол-утра валерьянку пьет, так его достало все. Два раза заявление на увольнение рвал.

— И чем все закончилось? — аккуратно спрашиваю.