Первая после бога (СИ)

Дира посмотрела вверх. Часы, висящие на полотняной ширме, отделяющей одну «операционную» от другой, казались здесь неуместными, как эльфийский хрусталь в гоблинской норе. Но без них никуда.

Сколько там стрелки показывали, доктор так и не уловила. Собственно, это давно уже утеряло актуальность. Важны промежутки времени, а не понимание: день на улице или ночь.

– Обещали через три часа борт дать.

Новое – большая земля, борт, транспорт – ложились на язык знакомо и комфортно, будто не новое, а вовсе и старое. И ощущение, что они действительно где-то вне – на острове, а, может, в другом мире – тоже стало привычным. Там действительно «большая земля», а тут…

– Заканчивайте и готовьте следующего. Пойду, воздуха глотну.

Кассел откинула в сторону занавеску, выход заменяющую. Гвалт навалился, толкнув в грудь. Странно, но в операционной его совсем было не слышно. Наверное, мозг просто отсекал всё лишнее. Зато здесь этого лишнего с избытком.

Дира постояла, раздумывая, не вернуться ли обратно. Стянула с лица маску, оставив её болтаться на шее. Машинально поскребла ногтями ладонь – из-за чересчур частого обращения к силе кожа коростой покрылась, чесалась жутко.

«На улицу» не тянуло совершенно, но и из крохотного пятачка, ограниченного белыми простынями, хотелось вырваться хотя бы минут на пять. А лучше проснуться.

Оперблок от приёмника тоже отгородили, да ещё и охрану поставили – серьёзных ребят, вооружённых до зубов, чтобы не пускали внутрь никого лишнего. Они бдели без дураков, щедро раздавая оплеухи. Правильно, нечего занятым людям мешать. Ну а если доктору пришла в голову блажь прогуляться, то это её проблемы, верно?

Дышать нечем – днём жара. Впрочем, ночью ничуть не лучше, хотя температура падала будь здоров. Пыль – взвесь из глины, песка и каменного крошева – висела в воздухе туманом, не желая оседать вот уже которые сутки. Кстати которые? Пёс их знает.

Запахов слишком много: всё та же пыль, гарь, ну и кровь с прочим содержимым бурдюков, человеческими телами называемых. Ещё и привкус гнили появился. И кому пришло в голову назвать его сладковатым? Нет ничего гаже, чем вонь протухшего мяса. А его здесь хватает – трупы складывали за лазаретными палатками, в рядок на самом солнцепёке. Больше девать некуда, вывозить некому, да и непонятно, где хоронить. Рядов же много, очень-очень много. Скоро жди какой-нибудь дряни заразной в гости. Как будто без неё проблем мало.

Звуков тоже слишком излишек. Но больше всего досаждают плач с воем, будто волчьим. И не замолкают ни днём, ни ночью.

У лазарета людей, как на ярмарке. Толчея такая же и порядка примерно столько же. Снуют санитары с носилками – глаза безумные, пустые, как у кукол, сами ничего не понимают и не видят. Сидят, лежат, бродят грязные, оборванные, в кровавой коросте люди, будто призраки. Хрипло рычат поисковые ящеры у привязи – они приучены работать в тишине и покое, а не страдать в людской толчее. Да и жарко, бедным, привыкшим к снегу. Ведь чаще они горным спасателям помогали.

Выйти в этот бедлам в жёлтом халате – сумасшествие. Дёргают, за руки хватают, в глаза заглядывают. Лица вокруг каруселью.

– Доченька, а когда меня-то посмотрят? – раззявленная дыра с одиноко торчащим зубом в грязной, как пенька спутанной бороде.

– Как только врач освободится…

И чего ждёшь, пень старый? Давно бы нашёл ишака какого, да своим ходом добрался. Раз хватает сил на солнцепёке сидеть, то хватит и до ближайшей больницы дойти.

– А вы не видели мальчика, светленький такой, с родинкой? Ашером его зовут, никак найти не могу. Не видели, нет? – глаза из-под платка выпученные, реальности в них ноль.

– Не видела, спросите у сестёр. И пусть они вам валерьяночки накапают.

Какая валерьяночка, доктор Кассел? Она, небось, уже и отвыть над своим мальчиком успела – там, за лазаретом. А теперь вот ищет. С ума сойти иной раз проще, чем пережить.

– Доктор, ну почему тут папа мой! Он же живой! Помогите, я всё… – и тянет пригоршню с браслетами-колечками, а у самой мочка рваная. Видимо, поранилась, когда серьгу срывала.

Посмотрела на папу и дальше что? Живой ещё, конечно. Удивительно, что живой. Но ничего это для него не меняет. Тут только похлопать по плечику дочку утешительно.

– Доктор, куда её? – с санитарами надо что-то делать. И вправду не соображают, бегают, как зомби.

– Спроси у эвакуатора… Эй! Стой! Куда ты труп-то прёшь?

– Так девка же…

– И что? Если так понравилась, затащи в кустики и трахни потихоньку.

Сначала ляпнула, а только потом поняла, что ляпнула. Вот бы сейчас в обморок упасть. А ещё лучше проснуться. Ни того, ни другого не получилось. Выдрала полу халата из грязных, цепляющихся репьями рук. Да и помчалась, дороги не разбирая. Затормозила только за лазаретом, у кромки уже вытоптанного пустыря, на котором ровными рядками свёртки лежали. Развернулась, ломанувшись обратно. Осела у полога шатра, опираясь спиной о стойку, крышу поддерживающую, не то сухо всхлипывая, не то икая.

Это уже не цинизм. Это за гранью.

Да полноте, живая ли она вообще? Может, помереть успела, да не заметила как? А вокруг не останки славного города Ир-на-Льене, а тот самый Хаос, с которым так любила сравнивать родной «приёмник».

– Обратно отправить? – деловито поинтересовалась круглая стриженная почти под ноль голова, незнамо откуда перед глазами появившаяся.

Дира не сразу и сообразила, что это вовсе никакой не демон, а вполне реальный доктор Нейрор перед ней на корточки присел.

– К-куда? – проквакала Кассел.

– В столицу, – с яростной любезностью пояснил главврач.

– Нет, не надо…

– А не надо, так засунь свои истерики себе же в задницу и вали работать, – рявкнул главный. Дёрнул за плечо так, что сустав хрустнул. Да ещё и толкнул, почти швырнул между палатками. – Вперёд, доктор, пациенты ждут!

Это точно. Кто-то ведь ещё ждёт. Всё-таки не все померли. И она живая пока.

***

Воздух ещё пах пылью и гораздо сильнее тем, что всё ещё на пустыре оставалось. Но последние дни выдались холодными – с гор дохнуло ледяным ветром. Да и к ночи подморозило, земля настоящим инеем подёрнулась. Поэтому запахи притупились, сделались незначительными, уступив место почти предновогодней свежести.

Тихо. Лишь перебрехиваются, как шавки деревенские, поисковые ящеры. Тоже отдыхают. Сегодня и вчера их по завалам уже просто так таскали, без энтузиазма и настойчивости. Последнего живого четыре дня назад достали, да и то можно чудом считать. Шансы ещё кого-то найти даже и не нулевые, а минусовые, вот и оставили поисковиков в покое.

Безлюдно. Последнего больного утренним транспортом отправили, у солдат свой лагерь – в низине, отсюда не видно. Да и выживших наконец-то эвакуировали. Остались самые упёртые. Но и они куда-то убрели.

Темно. В лазарете все огни потушили, только в операционной палатке светляком теплится лампа, да и та масляная. Устали врачи от яркого освещения, интимности душа жаждет. Впереди, за гребнем холма, висят, подсвечивая горизонт синим, магические шары, расчерчивающие квадраты для разбора завалов. Но и они выглядят не техническими, а вполне себе романтическими – вроде огромных светляков.

И звёзды, и луна. Ночь. Цикад не хватает, они были бы очень к месту. Только холодно.

Дира поёжилась, плотнее запахивая полы куртки – незнамо чьей, размеров на пять большей, чем надо и чуть пахнущей мужским одеколоном, потом. Сидеть не слишком комфортно, пятая точка мгновенно затекла на твёрдой земле и заледенела. А уходить не хочется. В голове шумит не столько от спирта – ну что она там выпила? Полчашки, да и то водой разведённого – сколько от привычной усталости, не прошедшей даже после суточного сна. Но шум казался приятным. И синие светляки фонарей в глазах двоились ненавязчиво, лукаво.

– Сидишь? – поинтересовался Нейрор, по своему обыкновению обнаруженный рядом совершенно неожиданно.

– Сижу, – буркнула Дира в меховой ворот куртки, глядя на главного снизу вверх.

Выпрямляться, а тем более вставать, она никакой необходимости не видела. Круглоголовый неловко, стараясь не сгибать колена, опираясь на палку, уселся рядом, повозился устраиваясь. Ногу ему валуном придавило. Сустав не раздробило и на том спасибо, но всё равно неприятно. А Кассел до вчерашнего дня и не знала, что были ещё отряды медиков, прямо на завалах работавшие. И главный вместе с ними и впереди империи всей. Вот и получил.

– Поговаривают, что тот отряд, которым я брежу, всё-таки будет создан, – помолчав, сообщил Нейрор. – Да не отряд, а целое подразделение. Под военными, конечно, но всё равно. Такие профессиональные спасатели. Пойдёшь ко мне хирургом?

– Не-а, – хмыкнула Кассел – предложение почему-то развеселило. – Не пойду.

– Жалеешь, что поехала?

Главный сорвал чудом выжившую былинку, сунув её в зубы, покосился на искоса.

– Не жалею, – помотала головой Дира, по самые уши забираясь в куртку. После смеха почему-то потянула на патетику. – Хороший опыт. Эдакая проверка возможностей. Заставляет по-другому взглянуть… На всё. Это я потом осмыслю, когда в себя вернусь. Но такое не для меня точно. Да и вообще не для женщин.

– Вот уж не ожидал от тебя услышать, – помотал лобастой башкой Нейрор, хмыкнув скептически.

– Почему?

– Ну как? Ты же вроде бой-баба, круче любых мужиков. Доказуха.

– Как-как? – вытаращилась Кассел.

– Доказуха, – невозмутимо повторил врач. – В смысле: всем докажу и нос утру.

Видимо, на хрупкий хирургический организм спирт оказал гораздо более пагубное воздействие, чем Дира думала. Ничем другим гомерический хохот с заваливанием на спину и обильными слезами объяснить нельзя. Доктор Кассел вообще не была склонна к бурному выражению эмоций. А уж хохотала она в последний раз… Да в детстве, наверное.

Успокоиться удалось не сразу. А потом пришлось ещё и носом шмыгать, утирая кулаком слёзы. Лобастый рядом молчал, пережидая бурный приступ веселья, только ухмылялся кривовато. Сзади, в лазаретной палатке, нестройно, но очень душевно затянули что-то про мороз, коней и несчастную любовь. Причём, как ни странно, первую партию вели мужские утомлённые басы, женщины только подтягивали.

– Значит, завтра полетишь обратно? – наконец, подал голос Нейрор.

– Угу, – согласилась хирург, решая дилемму: садиться или ещё немножко полежать.

Лишних телодвижений не хотелось, да и звёзды так лучше видно.

– А чего ты вообще сюда попёрлась? Только про врачебный долг не заливай.

– Да какой там долг? – поморщилась Дира и всё же села. – На работе неприятности. Не угодила я там одному… звездуну. Ну не больничный же брать? Вот и решила съездить, опыта поднабраться.

Последнее даже на слух звучало такой дурью, что Кассел кисло скривилась. Хотя вроде бы из Кангара всё выглядело очень даже разумно.

– Теперь понятно, – протянул Нейрор, покусывая свою травинку. – А я всё думал: ну, ладно – девка дура. Как её начальство-то отпустило? Оно ж вот как.

– Да хватит тебе придуриваться, – разозлилась хирург. – Строишь тут из себя… Девка-дура! Тоже мне, деревенский фельдшер нашёлся! Ненамного и старше. А уж про образование вообще молчу.

– Ну и молчи, – согласился лобастый.

Тому, что дальше было, Дира совсем не удивилась. Наоборот, уже и раздумывать начала: решиться или нет. С одной стороны, какая-никакая, а романтика. Даже приближённая к военно-полевой. Но именно это привкус и портило, слишком уж банально. Да и просто неудобно. Не на земле же жизни радоваться. А в палатку, где двадцать коек в ряд, кавалера не потащишь. Вломиться ещё кто-нибудь в самый интересный момент.

Правда, разумные мысли из головы быстро выветрились. Поцелуй вышел вкусным – терпким и тёмным, будящим, многообещающим. И под куртку Нейрор сразу не полез. Целовал себе и целовал, будто знакомясь неторопливо, пробуя, примеряясь. Обнимал уютно, удобно – руки большие, заботливо поддерживали под лопатки, как спинка кресла. И ёжик этот коротко на затылке стриженный, сединой изрядно припорошённый, приятно ладонь щекотал.

Лобастый отстранился первым, но Диру не отпустил. Смотрел нахмурившись. Шрам на брови его ещё угрюмее делал.

– Я тебя в столице найду, – сказал хрипло и серьёзно, словно замуж звал. – А ты подумай пока.

– Подумаю, – кивнула Кассел, проведя по мягкой щётке ёжика ещё разок – напоследок. – Тебя хоть как зовут-то?

– Март. Проводить?

– Проводи.

Ну вот и всё. О чём тут думать? Пора в собственную реальность возвращаться. К жёлтым халатам, белым коридорам и холёным мужикам. Военно-полевая романтика, как и любая другая, должна заканчиваться вовремя и на удачной ноте.

[1] Гипотермия ¬– переохлаждение, состояние организма, при котором температура тела падает ниже, чем требуется для поддержания нормального обмена веществ и функционирования.

[2] Пластика (здесь) – пластическая хирургия.

[3] Агональный – пациент, находящийся в состоянии агонии, умирающий.

[4] По существующим (по крайней мере, в России) стандартам реанимационные мероприятия при оказании экстренной помощи практически в любом случае должны занимать не менее 30 мин.

Глава шестая

Глава шестая

Хорош тот врач, к которому мы ещё не попали

Возвращаться в старую жизнь не то чтобы неприятно – странно, скорее. Тут бы больше слово «влезать» подошло. Дире казалось, что она пытается вползти в сброшенную, как у дракона шкуру: и по размеру вроде, даже разношена, и привычно, а всё не то. Спасибо неугомонной кузине, без неё бы совсем неуютно стало. Нет, что не говори, Бэры, конечно, иной раз бывает слишком много, но появляется она всегда вовремя.

Пока Кассел раздумывала, как бы с военного аэропорта до дома добраться, не перепугав мирных обитателей столицы до икоты, прекрасная леди Ван‘Реннель решила дилемму за неё. То есть, появилась собственной сиятельной персоной. Очаровала всех, кого смогла, кого не смогла, поразила в самое сердце, влюбила в себя сторожевых ящеров и вкатила прямо в экипаже на взлётную площадку.

При виде родственницы пришла в ужас, потребовала немедленно, вот прямо не сходя с места, рассказать, что случилось. Потеряла сознание, заметив, до какого печального состояния Дира умудрилась довести свои руки, лицо, волосы и «прочие дамские причиндалы». Не приходя в сознание, расцеловала сестрицу, запихнула её в коляску и помчалась «возвращать убожество к жизни, а потом кутить».

Кутить доктор Кассел наотрез отказалась, а вот реанимироваться согласилась. Желание ванну принять, пожалуй, шло даже впереди мечты проспать пару суток кряду, а потом хорошенько долбануться виском об стену, чтобы вытряхнуть из головы всё лишнее. Как нейрохирург со стажем Дира могла гарантировать: травмы головы весьма способствуют процессу забывания.

Но за неимением подходящего угла и ванны Бэры могли сойти. Потому что это была не какая-то там презренная комната с фаянсовой чашей, и даже не жалкий бассейн, а целая анфилада помещений. Тут тебе и самая настоящая восточная баня, и ложа для массажа, столы для маникюра и педикюра – точь-в-точь хирургические, вроде бы с них красотка свои пыточные станы и слизала. А бассейнов аж три – с горячей, тёплой ароматизированной водой и один поменьше – ледяной. Естественно, что к этому прилагался целый штат «зай» и «пусь»: банщики, массажисты, косметологи и официанты. Все прекрасны лицом, а, прежде всего, телом и в набедренных повязках, дабы излишки одежды не мешали придаваться эстетическому наслаждению. В общем: разврат, как он есть.

Что и говорить, леди Ван‘Реннель себя любила. Лорд же Ван‘Реннель любил свою супругу. А ещё больше собственное спокойствие, поэтому на расходы и не скупился и умел вовремя закрывать глаза.

Убедившись: недотёпа-кузина во время своего отсутствия никого приличного и даже неприличного не подцепила, да и того, что под рукой болтался, упустила, Бэра горько вздохнула, в очередной раз обозвала Диру дурой и расслабилась.

– Нет, я тебя не понимаю. Даже не так! Я тебя категорически отказываюсь понимать! – перемежая гневную, но обречённую тираду чувственными всхлипами, заявила сестрица. – Ты мужика вообще заводить собираешься?

Кассел с некоторой опаской повернула голову, ожидая увидеть что-нибудь не слишком приличное, но любопытство безжалостно запинало скромность в дальний угол. К счастью – или, наоборот, к несчастью? – ничего шокирующего не происходило. Пуся-массажист всего лишь разминал леди плечи. Надо отдать ему должное, работал он вполне профессионально, и с чего Бэра так томно вздыхает, доктор не поняла.

– Нет, не собираюсь, – сухо ответила Дира отворачиваясь.

Такие разговоры она не любила и смысла в них не видела. Но кузина плевать хотела на желания сестрёнки. А на чужие нежелания она плевала с особым удовольствием.

– Нет, ну я понимаю: характер у тебя не сахар, – не забывая постанывать, пустилась в рассуждения леди Ван‘Реннель. – И что? При желании всегда можно найти приличный вариант даже для такого го… о-ох!.. для такой сложной личности, как ты.

– Я не личность, я хирург.

Кассел, поблагодарив «своего» массажиста кивком, села на лежаке, подтянув простынь повыше.

– Очень точное замечание, – оценила Бэра и вдруг пискнула тоненьким голоском. – «Шира, Шира! Ты слыхала? На перекрёстке омнибус перевернулся!» – и тут же сама себе ответила испуганным басом. – «С людьми?!» – «Да нет, с солдатиками!».

– И что это? – мрачно поинтересовалась врач.