Это создаёт страшный и понятный риск для прибегающих к такому финансированию собственников, — но он всё же лучше разорения и банкротства, являющихся, как правило, единственной альтернативой.
Кроме того, эти риски не намного выше рисков кредитования у некоторых крупнейших банков, склонных, насколько можно судить по ряду сообщений, к использованию кредита для передела собственности. В таких случаях кредитование внезапно обрывается (или его условия меняются на заведомо непосильные, или требуется досрочный возврат кредита), и единственной альтернативой банкротству (с вероятным уголовным преследованием) оказывается передача кредитору весомой доли в бизнесе.
Насколько распространена такая практика, сказать трудно, но значительная часть предпринимателей напугана ею, и для них прямое участие организованной преступности в капитале оказывается не только несравнимо более доступным, но и существенно менее опасным способом получения жизненно необходимых оборотных средств, чем нормальное банковское кредитование.
Конечно, есть и иные примеры: истринский сыровар Олег Сирота взахлёб рассказывал, как в его районе Подмосковья государство активно помогает предпринимателям и не может их найти, чтобы помочь ещё (и это вызывает уважение к губернатору Воробьёву даже на фоне продолжающейся весь год «мусорной катастрофы»), — но, похоже, это то исключение, которое лишь подкрепляет правило.
Таким образом, политика либералов Банка России Набиуллиной и правительства Медведева по искусственному созданию денежного голода и финансовому удушению нашей страны по рецептам начала 1990-х объективно ведёт к стремительному расширению влияния организованной преступности на экономику России. По сути, криминал берёт «невидимый реванш» за поражение, понесённое им во второй половине 90-х в ходе создания крупных олигархических групп, прямо опиравшихся на репрессивную мощь государства и потому быстро выбивших мафию с интересовавших их предприятий.
Пока этот реванш касается максимум среднего бизнеса, но с учётом роста финансовых проблем даже у внешне благополучных предприятий, Набиуллина и Медведев обеспечивают российской организованной преступности великолепные — не только чисто хозяйственные, — но и политические перспективы.
Тем более, что, поскольку значительная часть российского бизнеса находится под контролем тех или иных силовых структур, такое кредитование и фактическое совместное владение означает объективное сращивание этих силовых структур с организованной преступностью. Сращивание, которое вполне может уже в обозримом будущем породить принципиально новое «качество государства».
Даже на фоне президента В.В. Путина, «созвездия» других глобальных политиков и руководителей крупнейших корпораций мира, едва ли не главным ньюсмейкером форума стал Сбербанк.
Сначала деловую общественность взбудоражило сообщение об увольнении скандального аналитика с убеждающей фамилией Фак (или, по другим источникам, Фэк), автора разгромного, но ни у кого не вызвавшего содержательных возражений отчёта по патологической неэффективности «Газпрома». Этот аналитик не вызывал симпатий, так как один из прошлых его докладов был по сути доносом Западу на одного из российских нефтяников, имеющего-де виноградник в Крыму и потому являющегося объектом будущих санкций Запада (что требует, по мысли автора, превентивного ограничения сотрудничества с его корпорацией уже сейчас).
Однако специфика корпоративной аналитики заключается в её полной свободе, более того — в поощрении «отмороженнности» авторов, так как главной ценностью современного мира является именно «свежий взгляд». А вот публикация того или иного доклада либо его использование только внутри корпорации — это совсем другой вопрос, которым должны заниматься другие люди, и наказывать аналитика за сбой в их работе просто непристойно.
Сам Фак (или Фэк) объяснил выпуск доклада в мир и своё последующее увольнение тем, что ни сам Греф, ни его окружение в силу плохого знания английского не были способны понять смысл его текста. Однако в нормально организованной структуре решения такого рода принимает не первое лицо и не его «присные», а специалисты, работающие именно с этим аналитиком, — и обязанные понимать не только его речь, но и возможные скрытые мотивации.
Тем не менее, Греф, по слухам, разогнал аналитическую структуру Сбербанка в целом (что нелепо, так как она была хороша) и даже заявил о своём намерении заменить аналитиков «искусственным интеллектом». Что свидетельствует не только о глубоком непонимании им смысла произносимых слов (в частности, сути «искусственного интеллекта», ограниченного своей неспособностью к необходимым для грамотного анализа творческим озарениям), но и стратегических рисках, которые должны теперь «замаячить» на горизонте у всех партнёров Сбербанка.
Косвенным подтверждением этого стали сообщения телеграм-каналов, посыпавшиеся в последние два дня работы форума: о проблемах с переводами физических лиц через Сбербанк и якобы с признанием Сбербанка о нехватке его мощностей для их проведения. Отсутствие официального опровержения или разъяснения делало их правдоподобными — особенно на фоне многолетних разговоров Грефа об организации в крупнейшей в России IT-компании (которой действительно является Сбербанк) «потока инноваций».
Дело в том, что изменение отлаженного механизма обычно конфликтует с ним и требует подгонки.
Поэтому «поток инноваций» требует опережающего его «потока корректировок», так как иначе он превратится в «поток сбоев». Похоже, юрист Греф и его окружение, повторяющие рекламные заклинания из глянцевых буклетов, об этом не подозревают. И нам, их клиентам (потому что в условиях уничтожения банковской системы России под видом её санации деваться особо некуда, и на общем фоне Сбербанк — действительно один из лучших банков страны), — пора готовиться к последствиям этого.
Пленарная сессия Сбербанка была посвящена влиянию новых технологий на бизнес, общество и человека, и людей на ней было отчётливо больше, чем на торжественном открытии форума (и уходили из зала намного меньше). Греф очень чётко, ясно и убедительно поставил вопросы, связанные с развитием информационных технологий. Специалистам и просто интересующимся они очевидны с конца 1990-х, но для российского либерала Греф действительно выглядел «интеллектуальным титаном».
Проблема в том, что, будучи в состоянии поставить вопросы, он, насколько можно судить, не в силах осмыслить ответы на них, в целом понятные основной массе специалистов, — и это же касается и основной массы приемлемых для него в силу либеральной идеологии экспертов. Ведь либерализм накладывает жёсткие ограничения на интеллектуальные способности: если человек способен осознать, что для него лично означает главная идея современного либерализма — подчинение государств глобальным финансовым монополиям — он, как правило, не становится либералом (примерно по тем же причинам, по которым евреи, за известным исключением, не становились гитлеровцами).
Осознание проблем при интеллектуальной неспособности найти решения обычно вызывает ощущение беспомощности и толкает людей в объятия мистики. Возможно, этим вызвано приглашение Сбербанком на свои мероприятия известного индийского мистика Садхгуру, который, несмотря на экзотический вид, говорил разумные и полезные (хотя и самоочевидные) вещи. Правда, нельзя исключить, что Греф использовал его для привлечения внимания к Сбербанку или же в качестве примера крайне успешного бизнесмена из необычной сферы.
Тем не менее, XXII Петербургский международный экономический форум принёс и подлинные интеллектуальные прорывы. В частности, весьма существенным (и услышанным рядом экспертов) стало предупреждение, сделанное президентом В.В. Путиным, о том, что вызванный распадом мира на макрорегионы кризис коснётся всех и отбросит мир в прошлое, вплоть до снижения производительности труда и утраты многих технологий.
Во избежание этой перспективы президент призвал к созданию легитимного, разрабатываемого совместно и равноправно механизма изменения международных норм; однако, похоже, в российском государстве есть здравые силы, понимающие надвигающуюся на нас реальность «глобальной депрессии» и, по крайней мере, пытающиеся подготовить страну к ней.
У кого в России всё в порядке с психикой[10]
Психология необходима: это ремонт, — если не души, то личности. И стрессы, и новый уклад жизни, рождаемый новыми технологиями, делает ее все более нужной даже для благополучных людей (преодоление депрессий, травматических шоков и посттравматических состояний я сознательно не рассматриваю: это необходимо, как скорая помощь).
Но необходимое — не значит свободное от недостатков.
Самое отвратительное в современной практической психологии (основанной на западных теориях и прикладных наработках), на мой взгляд, — все более распространенное стремление привадить клиента, польстить ему, чтобы ему было комфортно и чтобы он приносил в клювике деньги снова и снова, снятием с него ответственности за те или иные неудачи его жизни обвинением в них его родителей. (Такой подход характерен лишь для одной школы психологии, — но именно она в силу своей простоты и эффективности распространяется максимальными темпами.)
Это они, «изверги» (а чаще просто недоумки — в интерпретации психолога), не позволили раскрыться хрупкому и чувствительному «я» сорокалетнего дитяти, это они нанесли ему психологические травмы, не позволившие сделать карьеру и жениться на первой любви (а то и вообще жениться), это они виновны в том, что он зарабатывает меньше, чем ему хочется, имеет менее высокую должность и искренне не понимает, зачем живет.
Это они, давшие ему жизнь, тут же ее и поломали.
Конечно, с педагогикой у нас беда, — и в семье тоже.
И мамаша, визжащая на ребенка на весь торговый центр, и запугивающие из-за неумения (а чаще лености) мотивировать детей родители, бытовое пьянство взрослых, семейные измены (не говоря о стремительно деградирующей под давлением либеральных реформ школе) бьют по психике детей.
Бьют сильно, — но все же меньше, чем войны.
Самое здоровое психологически поколение, которое я помню, в детстве и юности пережило войну.
Его представители видели ад и иногда попадали в него. Они выключали телевизоры, когда показывали даже лучшие военные фильмы, или просто уходили из комнаты, — чтобы не бередить раны, не зажившие никогда. Воспоминания приходилось буквально вытаскивать из них клещами, — и обычно неудачно.
Война сломала жизни многих из них в прямом смысле: гибелью любимых, пожизненными болезнями от детского недоедания, невозможностью стать тем, кем хотели, несбыточностью мечтаний, изматывающим страхом за будущее.
Они были свидетелями Победы, но очень редко — сознательными участниками борьбы за нее, и не говорили «наша Победа», потому что помнили ее создателей: фронтовиков и тех, кто работал до изнеможения в тылу.
Но в них не было и тени комплексов, которые я вижу вокруг себя, они отвечали за свою жизнь и свои поступки и принимали удары судьбы спокойно и мужественно, пока те не ломали их.
Они были психологически здоровы, и им и в голову не могло прийти обвинять в своих неудачах родителей, — хотя многие из тех были неграмотны, некультурны, не занимались или мало занимались своими детьми, а то и навсегда озлобились в хаосе гражданской войны.
Поэтому рассказы нынешним пациентам психологов о вине родителей — сказки для старших. Вина есть всегда, но детская психика прочна и, за малыми исключениями, способна преодолеть последствия самого ужасного детства.
А психологи, насколько я могу судить, просто снимают с инфантильных людей ответственность за собственную жизнь, — а вместе с ней и вину за неудачи, и возможность преодолеть свои недостатки и даже (если есть) пороки.
Это классическая формула «комфорт за отказ от улучшения», — и вид этих пациентов из среднего класса вызывает во мне растущее уважение ко многим отечественным либералам.
Будучи тоже несчастными, запутавшимися и бессильными людьми, не способными найти себя в слишком сложном для них мире, они тоже пытаются снять с себя ответственность за свою неудавшуюся (как им кажется) жизнь, — но перекладывают ее не на своих родителей, а на факторы политической жизни: Советскую власть, РПЦ, «проклятых коммуняк», «народ-богоносец» и на что еще хватит воображения и ненависти.
Ненависть к своей стране (органичная для либералов, стремящихся отдать ее под власть глобальных финансовых монополий) не только подла, но и убога, свидетельствует о глубочайших личностных проблемах, отключивших даже глубинный инстинкт самосохранения и включивших программу самоуничтожения (которая есть у психики так же, как у физиологии), — но имеет свою оборотную сторону.
За редчайшими исключениями, эти люди очень тепло относятся к своим родителям, — даже те из них, кто принадлежит к поколению нежеланных среди интеллигенции детей, родившихся из-за запрета абортов. Они находят им оправдания (порой смешные), они плачут об их загубленных жизнях (порой потрясающе успешных по любым меркам) — и им даже в голову не приходит обвинить их в своих бедах.
Конечно, это плоды советского образования и не до конца изжитой в себе даже либералами русской культуры, — но в том числе и проявление психической нормальности, значительно большей, чем демонстрируют нам нахватавшиеся стандартных западных процедур психологи.
Мы живем в правильной стране: даже либералы у нас нормальней, чем психологи Запада.
И, как ни крути, это приятно.
Бурный век[11]
Для России настало время подумать о своих интересах
Беспрецедентная трансформация человечества, в которую входит мир, делает наступающее президентство В.В. Путина временем тектонических социальных сдвигов.
Мировая экономика будет распадаться на макрорегионы, проваливаясь в глобальную депрессию и формируя новые системы глобального и локального управления. Преображаемые новыми технологиями социальная структура общества и сама личность станут полем столкновения вырождающейся в «новое средневековье» и саморазрушающейся рыночной парадигмы со стремлением к прогрессу и гуманизму.
Этот путь ведёт через войны — тотальную «гибридную агрессию» Запада, уже развязанную пока лишь против России, и пресловутые «конфликты малой интенсивности», легко способные «запалить» новую глобальную войну (например, в случае удара Израиля и США по Бушеру и другим атомным объектам Ирана и ответному блокированию им Ормузского пролива).
Нам предстоит перейти к новому пониманию стабильности, соответствующему новой, информационной эпохе: сохранение неизменных институтов становится невозможным, и стабильность заключается в стабильности потока изменений, нацеленных на решение поставленных обществом стратегических задач.
России, помимо задач адаптации к новой реальности и её использования, а также специфической задачи «поколенческого транзита власти», под страхом уничтожения русской цивилизации придётся решать откладываемые со времени распада СССР задачи обретения полноценной идентичности и создания механизмов реализации своих интересов, включая системы «социальной инженерии».
Продолжение в этих условиях либеральной социально-экономической политики, направленной на подавление интересов России в интересах глобальных монополий, сохранение полного контроля либерального клана за социально-экономическим блоком государства и, более того, расширение активного политического контроля либералов на Счётную палату (чреватое блокированием развития ВПК под благовидным предлогом контроля за бюджетными расходами) способно вызвать чувства отчаяния и безысходности.
И, действительно, ближайшие один-три года до срыва во внутренний кризис России или всего мира — в глобальную депрессию, скорее всего, потеряны для прогресса нашего общества: возможные варианты касаются лишь скорости его разграбления и порождаемой ею деградации.
Однако это не только не отменяет, но и делает более актуальными задачи возрождения и преображения России.
Ключевая часть управленческой элиты России исповедует либеральную идеологию, по которой государство должно служить не своему народу, а глобальным монополиям. Либерализм «информационной эпохи» подобен фашизму «эпохи индустриальной», заменяя из-за изменения характера доминирующих монополий (которые встают над государствами) национальный геноцид социальным.
Либеральная идеология свойственна далеко не только «офшорной аристократии», рассматривающей Россию как эксплуатируемую территорию и объективно предающую её глобальным конкурентам (в первую очередь Западу, развязавшему против нас холодную войну на уничтожение), но и значительной части искренне считающих себя патриотами, но не представляющих себе (в силу пороков образования или особенностей жизненного пути) возможностей нелиберального развития, то есть развития общества в своих собственных интересах.
Россия сможет решить минимальную задачу выживания только при условии очищения своего государства от носителей разрушительной и несовместимой с жизнью либеральной идеологии.
Смена элит — весьма травматичный процесс: заменяемые с точки зрения уходящей системы ценностей ни в чём не виноваты и в любом случае, как бы мягко с ними ни поступали и какие бы гарантии ни предоставляли им, будут отчаянно и беспощадно сопротивляться. В то же время новые кадры обречены на серьёзные ошибки в силу неопытности, безграмотности (следствие либеральной реформы образования) и практически полной утраты культуры комплексной подготовки и реализации масштабных проектов. Однако без очищения государства от либералов и «офшорной аристократии» наше государство будет служить нашим врагам против нас, и русская цивилизация (не только государство и народ, но и цивилизация как таковая) погибнет в силу неумолимой логики глобальной конкуренции.
Геополитические поражения России (уход из «третьего мира», Восточной Европы, Средней Азии, Украины и Закавказья, дискредитация на Западе, утрата союзников) всего 30-летия национального предательства в стратегическом плане вызваны прежде всего отсутствием глобального проекта, открытого и полезного для его сторонних участников. Потребность в «русском проекте» признают даже противостоящие России исламские экстремисты (самое позднее — с конца Второй чеченской войны).
Новая элита должна модернизировать Россию так, чтобы создать возможность нового глобального будущего под её управлением, привлекательного для всех желающих. Русская культура, основанная на приятии и переработке самых разнородных элементов, сочетающая мессианство с гуманизмом и склонностью к технологическому прогрессу, этой задаче вполне соответствует. В то же время этнический характер «китайского проекта» и очевидная выработанность проекта западного качественно усиливают объективную глобальную потребность в «русском проекте».
Его очевидные уже в настоящее время компоненты:
1) возвращение справедливости, закона и порядка в качестве безусловной нормы международных отношений (сейчас эта позиция не имеет значения из-за отсутствия у России поддерживающей её силы, вызванной отсутствием остальных компонентов «русского проекта»);
2) модернизация России на основе технологий завтрашнего дня (о чём отчасти говорилось в Послании президента В.В. Путина Федеральному собранию 2018 г.) с превращением её в пример для подражания остальному миру предоставлением максимальных возможностей для коллективного и индивидуального, технологического и социального творчества (правда, что для решения этой задачи предстоит сделать с сегодняшней бюрократией: от «эффективных менеджеров» до «молодых технократов», — страшно даже подумать);
3) доступ для геополитических союзников (и только для них) к использованию «закрывающих» (сверхэффективных) технологий без их передачи даже в самых малых масштабах.
Разработка и начало реализации «русского проекта» — необходимое (хотя и не достаточное) условие выживания России, русской цивилизации и русского народа.
После уничтожения Советского Союза и гибели советского народа Россия так и не обрела полноценную идентичность. Опираясь на стихийные частные достижения, необходимо в кратчайшие сроки доконструировать новую, эффективную в условиях нарастающего глобального кризиса русскую цивилизацию с использованием тех же социальных технологий, которыми на наших глазах за одно-два поколения искусственно были созданы — на основе ненависти и потому заведомо нежизнеспособные — качественно новые латвийский, литовский, эстонский, польский и, пока отчасти, украинский народы.
Чтобы общество приняло новое, поверило в него и поддержало его, это новое необходимо представить возвращением к истокам, к проверенным поколениями, но затем забытым и извращённым традициям. Это стандартная формула успеха любого новаторства, зафиксированная ещё Лютером.
А чтобы создать народ, надо написать его историю.
История русского народа и России написана политически приемлемым, сплачивающим образом лишь в части некоторых фрагментов Великой Отечественной войны. При этом допетровская история представляется почти полностью фальсифицированной немецкими специалистами (против чего восставали ещё Ломоносов и Татищев, но потерпели поражение). В то же время изучение нашего общества велось и ведётся до сих пор на основе европейских наработок, что просто не позволяет видеть колоссальные явления, не существующие в Европе и потому не знакомые разработчикам европейских методов (например, масштабы и характер деятельности староверов-беспоповцев на всём протяжении российской истории после раскола и их роль как движущей силы в событиях первой половины XX века). Не стоит забывать и первый Международный конгресс историков 1903 года в Риме, в значительной степени исказивший историю всей Европы, причём отнюдь не только ради согласования «национальных самолюбий».
Проведённые после войны в Советском Союзе тщательные исследования выявили множество фактов, в принципе не соответствующих официальной отечественной истории и истории ряда соседних стран и во многом опровергающих их (чего стоят одни Змиевы валы на Украине!). На основе систематизации этих фактов были построены разнообразные, но в целом мало противоречащие друг другу гипотезы, жёстко блокированные официальной идеологией. После уничтожения СССР в силу исчезновения идеологического пресса их значительная часть была опубликована, но заниматься ими в условиях Катастрофы было просто некому.
Сегодня они могут быть собраны, систематизированы, доработаны и лечь в основу реальной истории русской цивилизации во всей её сложности и внутренней противоречивости.
Уже очевидно, что данная история (свидетельствующая о большей мощности, древности и открытости, а также о большем родстве народов Южной и Восточной Европы, чем принято считать) будет способствовать созиданию российской идентичности и народа России на наиболее широкой и открытой основе ценностей политической нации: образа жизни и образа действия, — в полном соответствии с тем, как русский народ исторически и формировался.
Поскольку написание реальной истории объективно направлено против её фальсификаций (как древних, так и современных) и неминуемо коснётся и истории Запада, оно означает вступление России в «историческую войну» Запада, развязанную им против нас, в активной форме. Однако на фоне тотальной пока холодной войны Запада на уничтожение России это представляется совершенно необходимым и без каких бы то ни было новых исторических фактов.
Более того: раскрывая европейцам и другим глаза на их прошлое, мы будем завоёвывать среди них сторонников, в том числе в элитах, хранящих фрагменты знаний о своём прошлом.
Одна из уникальных черт русской культуры — органическое сочетание индивидуализма с коллективизмом, регулярно порождающее творцов, отторгаемых основной частью общества и управленческих структур. Поэтому развитие объективно требует создания специальных режимов для творческой деятельности (будь то монастыри, «шарашки», спец-комитеты при Совмине, стимулирование в рамках сталинского «метода повышения эффективности производства» или «наукограды»), результаты которой затем применяются обычной, «линейной» системой управления.
Неуклонный рост значимости творческой деятельности в условиях распространения информационных технологий требует создания соответствующих «гибридных управляющих систем», защищающих подготовку и самовыражение творцов от исполнительной иерархии, а её, что представляется не менее важным, — от недисциплинированности и стихийного анархизма творцов.
Советский ВПК был единственным в истории человечества институтом, обеспечивавшим (в отличие от современного едва ли не тотального «грантоедства») массовые дорогостоящие исследования без заранее гарантированного результата. Благодаря этому в нём было создано большое число так называемых закрывающих технологий, сочетающих сверхэффективность с дешевизной и простотой.
В СССР и после его распада они отторгались и подавлялись бюрократией и монополиями (которые зарабатывают за счёт роста издержек и потому всячески противодействуют их снижению). Распад глобальных рынков на макрорегионы, качественно ослабляя глобальные и обычные монополии, впервые открывает стратегический простор для применения «закрывающих технологий» и создаёт массовую потребность в них (так как многие макрорегионы в силу меньшей по сравнению с глобальной ёмкостью рынка не смогут развивать и даже сохранять многие привычные технологии, в том числе и жизнеобеспечения).
В преддверии этого следует найти максимальное количество «закрывающих технологий» и коммер-ционализировать их, предоставив разработчикам заметную часть капитала (от позволяющего участвовать в работе совета директоров до блокирующего пакета) соответствующих структур и комфортное текущее содержание, а также всемерную поддержку и снятие с них всех нетворческих задач.
Необходим переход от пассивной обороны (это единственная стратегия, гарантирующая поражение при любых условиях) к навязыванию своей повестки дня всем значимым субъектам глобального развития, реализующим собственные проекты.
Главный субъект глобального развития — глобальный управляющий класс (он же «суперкласс», «корпоратократия» и т. д.), политическая «надстройка» глобального бизнеса. Взаимодействие с ним необходимо (без этого наша дипломатия напоминает общение с охранниками, официантами и уборщицами при игнорировании пригласивших на приём хозяев), однако требует комплексного и кропотливого изучения этого класса, которое у нас не ведётся со времен Сталина.
Стратегическое стремление США как оргструктуры глобального управляющего класса уничтожить нас как слабейшую из альтернатив Западу, создаёт потребность не только в модернизации России, но и в отвлечении всех сил США исключительно на решение внутренних проблем. Необходимо (по примеру американской политики в отношении нас) всемерно содействовать росту всех форм отдельных от официального самосознаний в американском обществе, в первую очередь этнических. Афроамериканское (в меньшей степени испаноязычное, в ещё меньшей — выходцев из Юго-Восточной Азии) сообщество находится в мучительном поиске идентичности, которую ему следует помочь выработать крайне дефицитной для него системной интеллектуальной поддержкой (в конце концов, Россия обладает великолепной культурологической школой, которой вполне по плечу решение этой задачи). Однако стратегически наиболее перспективны американские немцы — крупнейшая американская община (до 60 млн. чел.), занимающая ключевые позиции в государственном и корпоративном управлении. Пробуждение немецкого самосознания (а немцы эмигрировали в США до создания Прусской империи и являются поэтому носителями подлинной, не искажённой империализмом немецкой идентичности) способно навсегда отвлечь американскую управляющую систему от России, если вовсе не разрушить ее.
Превращение Европейского Союза в Европейский Халифат в ближайшие тридцать лет представляется неизбежным. Поэтому наряду с поддержкой дружественных нам консервативных и патриотических сил в Европе следует системно готовить управленческие кадры грядущего Халифата. Это позволит создать стратегический «социальный лифт» для выходцев из Средней Азии (ослабив связанное с ними напряжение в России и частично восстановив наше влияние в Средней Азии и исламском мире в целом) и обеспечить сохранение достижений европейской культуры (в частности, восприимчивости к технологиям и абстрактное мышление) после её этно-религиозного «переформатирования».
Современное развитие требует комплексной модернизации инфраструктуры на основе завтрашних технологий (с упреждающим принятием связанных с этим рисков), кардинально снижающей издержки и повышающей деловую активность. В силу самой природы инфраструктуры (результат инвестиций достается всему обществу, а не инвестору) такая модернизация по силам только государству, действующему от имени и в интересах всего общества. Это единственная сфера, в которой государство гарантировано от недобросовестной конкуренции с частным бизнесом.
Для проведения модернизации надо ограничить финансовые спекуляции, коррупцию, произвол монополий, установить разумный протекционизм (хотя бы на уровне Евросоюза), гарантировать гражданам право на жизнь (реальный, а не фиктивный прожиточный минимум), переориентировать здравоохранение и образование с «утилизации» общества на его «созидание», урегулировать пенсионный кризис восстановлением прогрессивного обложения личных доходов.
Для достижения технологического лидерства разумно воспользоваться исключением Западом Крыма из сферы действия международного права и превратить его в интеллектуальный офшор (идея Павла Дурова), отменив в нём действие всех патентов стран, не признавших его территориальную принадлежность. Это с минимальными затратами превратит Крым в территорию свободного развития технологий (далеко не только компьютерных) и обеспечит Россию собственной Силиконовой долиной, привлекательной для специалистов со всего мира.
Без форсированного решения указанных задач сохранение до 2024 года стабильности и самой российской государственности с учётом внешних и внутренних напряжений представляется невозможным.
Отказ государства от их решения создаст потребность в самостоятельных действиях здоровых сил общества с учётом неизбежности дестабилизации и высокой вероятности уничтожения российской государственности.
«Петля Кудрина» снова на горле России[12]
В Счётной палате Кудрин занял свое место: бухгалтера. Но её проверка — страшное оружие
Восприятие Кудрина как преобразователя — пример торжества рекламы над памятью. Он реформатор лишь как член клана «либеральных реформаторов», ставящих наше государство на службу глобальным спекулянтам, в том числе и против народа России.