Помоги проекту - поделись книгой:
– Вызывали, товарищ старший лейтенант?
– Вызывал. Садись-ка.
Радистка опустилась на колоду, которая в бане заменяла табурет.
– И теперь рассказывай правду, – с ходу начал особист.
– Я ж все рассказала, – недоуменно ответила девушка.
– Да? А вот у нас есть иное мнение. Скажу тебе по секрету, среди тех, кто был у железной дороги, были наши люди. И вот беда-то какая: самолетов они не видели, никаких парашютистов тоже не видели. И вот еще какая странность – ни в Слониме, ни в Барановичах о происшествии с парашютистами на железной дороге неизвестно. Вы там у себя одно не учли – у нас всюду есть свои люди… – увлеченно блефовал старший лейтенант. Своими людьми в тех населенных пунктах они обзавестись не успели, и уж тем более не было у партизанского соединения агентов в немецких штабах. А Барановичи вообще были не в их компетенции. Там действовали другие.
– Итак, ваше настоящее имя? Задание? Кто послал?
– Я сказала правду.
– Послушайте, Ольга, или как там вас. Мы ведь тут миндальничать не будем. Выведем – да и повесим на ближайшей сосне. Так что подумайте.
– Я сказала правду…
Сухих был опытным чекистом, он видел, что его слова попали в точку. Но видел и другое. Девушка уперлась. Еще до войны Сухих в целях самообразования прочитал переводную немецкую книгу по криминологии. Там была такая фраза: «Женщины никогда не сознаются». Конечно, авторы слегка преувеличили, но, в общем, были правы. Тоже проходили. Вот так упрется, стерва, и будет повторять, как попугай: ничего не знаю, я все рассказала честно…
И что делать? Переходить к более жестким методам? Сухих таких методов не любил. Не из гуманизма – такого понятия на этой войне просто не существовало. Если обстоятельства требуют кого-то резать на кусочки – будем резать. Но под пытками человек может наговорить что угодно. Уж Сухих-то это знал. В тридцать девятом он занимался пересмотром дел людей, из которых ежовские «соколы» выбивали признания. В чем только они не признавались! А особисту нужно было не признание, ему требовалась информация.
Но тут неожиданно пришел на помощь Макаров.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне поговорить с этой сучкой? У меня с ними старые счеты! Они моих родителей убили!
Сухих отлично знал, что родители старшины Макарова успели эвакуироваться из Ленинграда до начала блокады. Теперь мать жила в Казани, а отец этой весной добился отправки на фронт – и служил теперь начпотехом в танковом полку. Но сыграно было душевно.
Не ожидая разрешения, старшина вскочил, в его руке блеснула финка, которой Макаров слегка коснулся щеки Ольги. Но нож был наточен как бритва – на щеке радистки образовалась царапина. И тут же жало ножа приблизилось к ее левому глазу.
– Ну что, фашистская подстилка, какой тебе глазик первым выколоть? Этот? Или, может, тот? А потом можно носик слегка подравнять… – Нож коснулся носа.
И это сработало!
– Не надо! – всхлипнула девушка. – Я все расскажу.
Ну да. Мужик, возможно, на таком не сломался бы. Но для девушки внешность куда важнее.
– Отлично! Имя!
– Елена Горбунова.
– Вы в самом деле советская парашютистка?
– Да… Была.
Тут Сухих в очередной раз убедился еще в одном, о чем немецкая книга не говорила. Если уж женщина начнет сознаваться, то она сознается во всем. Мужчина может даже размазывать слезы и сопли по лицу – и тем не менее говорить полуправду. У женщин это выходит хуже. А вот из Ольги-Елены сквозь всхлипывания потоком хлынула информация.
История ее была не слишком уж и затейливая. В июне сорок второго разведгруппу, в составе которой была и врач Горбунова, выбросили в районе Барановичей. Без всяких сигнальных костров, в белый свет. Точнее, должны были там выбросить. А на самом деле самолет маханул в тумане километров на сто южнее – и группа очутилась в знаменитых Пинских лесах. На эти места у парашютистов не было даже карты. Рация накрылась при приземлении…
Пинские леса – не самое лучшее место для пеших прогулок. Группа же угодила и вовсе в чертолом – сплошь глухие боры, чередующиеся с огромными непроходимыми болотами; а неприятности продолжались. Когда вышли в более-менее людные места, напоролись на немцев. В перестрелке был убит командир.
В общем, группа оказалась в лесах, не очень понимая, что делать дальше. Цель выброски знали только командир и еще один боец, но того так и не сумели разыскать после высадки. Продукты закончились. Никаких партизан они не встретили. То ли их в тех местах не было, то ли просто не повезло.
Группа была собрана с бору по сосенке. Из оставшихся пяти бойцов опыта действий в глубоком тылу врага не имел никто. Двое – в том числе и Горбунова – боевого опыта не имели вообще. Моральное состояние окончательно упало. Не нашлось человека, который сумел бы придать некую осмысленность дальнейшим действиям. В результате парашютисты долго блуждали по чащобам.
Кончилось это тем, чем и должно было. В одной деревне попытались разжиться продуктами, а кто-то, видимо, их выдал. Немцы подсуетились, устроили правильную облаву… Трое были убиты, а двое, в том числе и Елена, угодили в плен.
К такому повороту событий девушка оказалась не готова. Надо сказать, что в тыл врага Елена пошла, увлеченная общим порывом. Да и смертельно надоело ходить в институт. А тех, кто готов был идти за линию фронта, посылали и с третьего курса. И еще хотелось досадить одному парню, который упорно не обращал на нее внимания. Дескать, ты тут в тылу отсиживаешься, а я к черту в пасть отправляюсь. Она не очень понимала, что такое война в тылу врага. В газетах все это выглядело немного иначе. В них ничего не говорилось ни про бескрайние леса и болота, ни про голод и комаров, ни про постоянный страх, что тебя изловят враги…
Немцы, видимо, сразу поняли, что девушка морально подавлена. Обращались с ней прилично, разговаривали вежливо. Упирали на то, что война Советским Союзом все равно проиграна. Дескать, Кавказ мы уже взяли, Сталинград возьмем завтра, а Москву – послезавтра. Возили на экскурсию в лагерь военнопленных – явно намекая, что можно ведь и туда отправить…
В общем, Зои Космодемьянской из Елены Горбуновой не вышло. Она стала сотрудничать с немцами. Ее начали готовить на агента. Внезапно перевели в Зельву. Принялись отрабатывать легенду. Легенда была та самая – про ремонт дороги. Что, в общем, понятно. Партизаны старались, дорогу там ремонтировали постоянно. Да и в крайнем случае всегда можно было устроить имитацию ремонта. Ведь пути чинят не только после диверсий.
Она получила новое имя. Высадили ее из бронедрезины сутки спустя, несколько в стороне. А заблудилась она и в самом деле…
– Что с группой, к которой вы якобы летели? Кто давал радиограмму?
– Этого я не знаю.
– Еще один вопрос. Насчет имени. А если бы мы узнали настоящее имя того врача?
– Меня заверили, что вы не узнаете.
Сухих покачал головой. А ведь неплохо они знают нашу систему. Армейские разведчики ничего не сообщили бы из того, что можно проверить. Хорошо хоть, что про самолет соизволили рассказать. Конспираторы, чтоб их…
– Какое у вас задание?
– Конкретного задания мне не дали. Было приказано внедриться в отряд. Сказали – меня найдут.
– Они знают точное место лагеря?
– Нет. Только приблизительно. Предполагают, что лагерь южнее. Примерно там, где меня нашли ваши.
– Далее. Кто автор этой комбинации? Кто с вами работал?
– Я знаю его как майора Дикса. У него погоны на голубом фоне[25]. Какую точно он должность занимает, я не знаю. Ему лет сорок. Мне кажется, он из русских. По-русски Дикс говорит совершенно правильно; кроме того, знает много поговорок, русскую литературу цитирует… Я не знаю, кто такой Достоевский[26], а он знает… Но нашу жизнь представляет плохо.
– Мельников, отведи ее в землянку… Только постарайся, чтобы никто ничего не понял.
Девушку повели в построенное недавно специально для этих целей сооружение. Бойцы уже окрестили его «партизанской гауптвахтой».
– Николай Семенович, а что с ней теперь сделают? – спросил Макаров.
– Поглядим. Пусть посидит, подумает. Может, сообразим, как использовать ее в наших целях. Слушайте, а как это вы ее так раскололи? Быстро и с песнями. Это вы так на финских егерях натренировались?
– Да нет… Финны – парни крепкие. С ними порой приходилось и покруче. А я просто вспомнил, что нам командир рассказывал, еще на срочной службе. Он в Гражданскую начинал, а тогда ведь не церемонились. Вот он как-то, когда учил нас основам допроса, и сказал между делом: для некоторых женщин опасность потерять красоту страшнее, чем жизнь. А эта… Как она Сереге глазки-то строила. Вот я и подумал – а может, она как раз из той категории?
Вернулся Мельников.
– Доставил в полном порядке. Поставил часового. Девица вела себя тихо.
– Товарищи разведчики, что нам известно о деревне Зельва?
– Находится на железнодорожной ветке Волковыск – Барановичи. Деревня довольно крупная, в ней расположен немецкий гарнизон до трех рот, взвод фельджандармерии. Кроме этого, две роты «восточников»[27] и другие части. Деревня сильно укреплена – пулеметные гнезда, дзоты.
– К этому можно добавить, что никаких наших людей в Зельве нет, – подвел итог Сухих. – А вот мне очень интересно, почему операции проводятся не из Слонима, а из этой деревни. Но все-таки лезть туда у нас пока нет оснований. Зато есть более неотложная задача. За последнее время в соединение вступило около 70 человек. И ведь, насколько я понял, будет еще больше.
– Это точно, – подтвердил Мельников. – Дело известное. Как только партизаны на новом месте начинают шуметь, к ним начинает идти народ. И чем больше шума, тем больше народа.
– И ведь всех досконально мы проверить не сможем. Значит, придется пытаться договориться с этой Ольгой-Еленой.
Глава 5
Высокое искусство обмана
Борьба с партизанами не похожа на борьбу во фронтовых условиях. Они всюду – и нигде, и на фронте трудно создать себе верное представление о здешних условиях. Взрывы на железной дороге, путях сообщения, диверсионные акты на всех имеющихся предприятиях, грабежи и т. д. не сходят с повестки дня. К этому уже привыкли и не видят в этом ничего трагического.
Партизаны все более наглеют, так как у нас, к сожалению, нет достаточного количества охранных войск, чтобы действовать решительно… На широких просторах господствуют партизаны, имея собственное правительство и управление. Следует удивляться, как, вопреки всем существующим препятствиям, мы довольно сносно обеспечиваем подвоз и снабжение фронта.
10 мая, окрестности города Мосты
Группа партизан расположилась в сосновом лесу, откуда открывался отличный вид на город, расположенный на другом берегу Немана. Населенный пункт не зря так назывался: на расстоянии двухсот метров друг от друга, через реку вели два моста – автомобильный и железнодорожный.
Разумеется, такой важный пункт немцы всегда тщательно охраняли. Но сегодня здесь царила необычная суета. Возле железнодорожного моста торчали бронеавтомобиль и танк. Танк был, правда, так себе – трофейный советский БТ-7. Но все-таки. Партизаны засекли колонну машин с пехотой, прибывшую из Волковыска. Гражданских через мосты не пускали. В бинокли партизаны отлично видели, как солдаты отгоняли жителей, стремившихся попасть из заречных выселок в город и наоборот.
– А вот это мне не нравится. Куда они поперлись? – пробормотал себе под нос Макаров.
И вправду, на мост втягивалась колонна солдат примерно до роты, двигавшаяся из города.
– Не бойся, Гриша, все идет по плану, – отозвался Голованов, не отрывавший глаз от бинокля. – Они отойдут подальше и замаскируются, чтобы ударить в тыл атакующим.
Все негромко, но весело заржали.
– Слышь, ребят, кажись, в город с юга поезд идет… Только как-то уж очень медленно, – подал голос Мельников.
– Салагой ты был, салагой и остался. Поезд… «Броник» это. Тот самый.
И самом деле, с юга на железной дороге появилось настоящее чудовище. Пять бронированных вагонов и столь же бронированный паровоз плюс по две открытые платформы, обложенные мешками, за которыми сидели солдаты с пулеметами, да еще впереди две контрольных платформы, груженные булыжником. Из башен торчали орудия, на двух вагонах – на первом и последнем – располагались счетверенные автоматические зенитные пушки. С черепашьей скоростью бронепоезд стал переползать через мост.
– Вот и припожаловал, – удовлетворенно хмыкнул Голованов. – Это тот самый, который нам дал тогда прикурить. Все идет даже лучше, чем мы предполагали. Фрицы все силы сюда стянули.
– Никогда не видел немецких бронепоездов, – удивленно протянул Макаров. – Наши – видал. Да и то не артиллерийские, а зенитные. Они у нас на фронте в Карелии защищали железную дорогу.
– Полюбуйся, во всей красе, – протянул матрос бинокль старшине. – Ничего себе, так машина. Хотя на фронте-то бронепоезда бесполезны. Я в сорок первом видал, как наш бронепоезд с немецкими танками воевал. У него пушек было побольше, да и помощнее пушки, чем вот у этого. Да все равно его быстро расколошматили. Маневр-то у бронепоезда какой? Туда-сюда по железке – и все. А если путь разобрали, так и вовсе – заказывай себе гроб. Но против таких, как мы, – серьезная штука. Вон, видишь, – пушка сорок пять миллиметров, счетверенные зенитные двадцатимиллиметровки. Жуткая вещь эти зенитки. Как начнут садить – все живое в округе сметают. Дальше – семьдесят пять миллиметров в танковой башне. Сразу за паровозом – командирский вагон, потом все повторяется. Плюс ко всему – до черта пулеметов, есть и два миномета.
– Рвануть бы такой… – мечтательно протянул старшина.
– Э, братишка, ты думаешь, мне этого не хочется? У нас, на старом месте, тоже такой шлялся. Одно время это у меня было, ну, просто главной мечтой в жизни. Несколько раз пробовали. Но он же, черт, тяжелый, на него надо столько взрывчатки, чтобы его скинуть под откос… Один раз мы такую бандуру даже с рельсов свели. Ну и какая с того радость? Первый вагон сошел с пути, да не грохнулся. И вот стоит этот чертов бронепоезд и поливает вокруг себя огнем. Была бы пара трехдюймовок – мы его, конечно, расщелкали бы. Да ведь не было у нас пушек. Вот и ушли несолоно хлебавши…
– А у нас сейчас мин вообще нет. Хотя надо было б взорвать путь, чтобы он, когда все начнется, не рванул на тот, другой мост, где дело будет разворачиваться…
– Да пусть рвет куда хочет. Он ведь не танк, по прямой не может. А по железке – это ж какой обход… Серега, сколько ему пилить?
– Если на север, через Лиду – сто пятьдесят километров. А если на юг, через Волковыск и Барановичи, – то все триста.
– Вот и считай. Больше пятнадцати километров в час эта железяка давать, ну, никак не сможет. Иначе с рельсов сойдет. Так что она в любом случае не успеет. Вот и пусть ездит, где хочет… Ну что, братва, кажись, дело мы свое выполнили. Установили, что фрицы клюнули. Сергей, дуй к радисту, пусть раскочегаривает свою шарманку.
Мельников подался в лес.
Метрах в двухстах от опушки сидел боец, склонившийся над рацией.
– Ося, давай шли сигнал. Дело наше мы сделали.
Радист начал колдовать над аппаратурой.
…Две портативные немецкие рации прихватили соединение еще со старого места. Воентехник 2-го ранга[28] Симонов выменял их у соседей на 20 литров спирта. Командир Асташкевич был первоначально против – дескать, зачем нам нужны эти игрушки, они больше чем на сто километров не работают, чего зря их с собой переть? Но Симонов, большой энтузиаст радиотехники, настоял. И вот, в самом деле, пригодились. Да и не раз, наверное, пригодятся в этой своеобразной местности. Радист отстучал условный сигнал и начал лихорадочно сворачиваться.
– Куда спешишь, Ося? Мы сейчас перекурим, пожрем, а вот потом можно и до дому.
– Так ведь запеленговать могут! Мы ведь тут как в мешке. Слева Неман, справа поля, впереди шоссе и железка…
– Будут они за тобой бегать! Нужен ты им. Они ожидают здесь более крупную добычу. Они ведь не знают, что не дождутся. Потому как ихняя добыча на самом-то деле является охотником и орудует в другом месте…
Тот же день, окрестности поселка Селец
Этот мост через Неман давно стоял партизанам поперек горла. Центр давно требовал его уничтожить, еще когда соединение находилось в рейде. Тогда же и попытались – когда проходили неподалеку. На задание направили один отряд, рассчитывая, что немцы атаки не ожидают. Закончилось это мероприятие совсем бесславно. Немцы и в самом деле не ожидали атаки (или делали вид, что не ожидают). Так или иначе, но в самый ненужный момент со стороны Барановичей прибыл бронепоезд – тот самый, который сейчас околачивался в Мостах. Его орудия, зенитки и прочие игрушки сказали свое веское слово. Отряд понес серьезные потери и вынужден был убраться, разрушив железнодорожный путь. Впрочем, нет худа без добра. Застань эта чертова машина отряд при переходе железной дороги – все могло бы закончиться куда хуже. Но мост тем не менее уцелел. К тому же охрану его значительно усилили. А место было гнусное – с левой стороны Немана лес находился в полукилометре, все это пространство простреливалось из дзотов, расположенных по обе стороны моста. На правом берегу подходы тоже прикрывались дзотами; правда, там дело обстояло получше. К мосту примыкал поселок Селец. Немцы выселили оттуда жителей, но деревья вырубить почему-то не удосужились. Хотя и оттуда подобраться к объекту атаки было очень непросто.
А из Центра упорно слали приказы: «Примите меры к уничтожению моста через Неман». И чего им запал в душу именно этот мост? Но приказ есть приказ. И вот благодаря старшему лейтенанту Сухих появилась возможность сделать это дело – и не положить при этом кучу людей…
Прошлой ночью отряд Аганбекова начал переправляться на правую сторону Немана. У партизан было уже пять лодок, которые Голованов называл «Краснознаменной партизанской флотилией» – многие местные жители приходили в соединение вместе со своими плавсредствами, а они были у многих. Поэтому переправу осуществили довольно быстро. За день «казахи» проделали около 20 километров – и теперь занимали позиции в лесу возле поселка Селец. Одновременно два других отряда двигались по левому берегу. Сейчас они должны были находиться в зарослях на той стороне.
С наступлением темноты Аганбеков все чаще посматривал на светящийся циферблат трофейных часов. Атака была назначена на двадцать два часа, но партизанские командиры не слишком точно выполняли приказы.
Однако на этот раз все началось как по нотам. В десять вечера на том берегу открыли огонь ротные минометы числом пять штук и два батальонных. Послышалась винтовочная и пулеметная стрельба.
– Вперед! Ползком и без шума!
До дзотов было метров семьсот. Немцы, втянувшиеся в бой на том берегу, явно не ожидали, что атаку поведут с двух сторон. Они, конечно, к этому времени поняли, что группы подрывников нашли способ переправляться через Неман. Но одно дело – переправить пять человек, а другое – шестьдесят… Партизан они заметили, когда те были уже совсем рядом. Из дзотов застрочили пулеметы. Но вот из расположенных рядом с огневыми точками окопов раздались лишь жидкие винтовочные выстрелы[29]. Видимо, тут оставили лишь слабый заслон, остальных бросили на тот берег, где два отряда раскочегарили боевые действия до неба.
Аганбеков находился уже в мертвой зоне для пулемета, садившего из дзота. Старший лейтенант зашел немного сбоку, достал гранату и стал терпеливо ждать. Несмотря на свою всеми призванную отвагу, он никогда не лез на рожон без надобности. Тем временем огонь из окопов прекратился. То ли фрицев перебили, то ли они отступили. А, вот! Пулеметный огонь затих. Сейчас стрелок меняет ленту. Аганбеков рывком вскочил на ноги и рванул к огневой точке. Сбоку пару раз пальнули, но по дури, в белый свет. Подскочив к дзоту, старший лейтенант кинул гранату в амбразуру и рухнул на землю. Рвануло мощно. Изнутри послышались вопли. Пулемет работу не возобновил.
– Вперед, живо! Заходи справа! – вскакивая, заорал командир. Партизаны достигли окопов, в которых лежали два мертвых фрица. На мосту виднелись силуэты врагов, бегущих на левый берег. Второй дзот, расположенный по ту сторону железнодорожного полотна, никакого вреда нанести уже не мог. Видимо, и сидящие там фрицы сообразили, что их сейчас просто перещелкают в спину. Оттуда выскочило три человека. Двое рванули к мосту и упали под выстрелами, третий оказался умнее – кинулся бежать вдоль реки. По нему стреляли, но немец явно родился под счастливой звездой – вскоре он пропал в темноте.
– Ракету!
В воздух взлетела ракета. Это означало, что с охраной на правом берегу покончено. До этого партизаны на той стороне не особо лезли вперед, но теперь они двинулись куда веселее.
Поделиться книгой: