Помоги проекту - поделись книгой:
_________________________________________________
*Сейд — вредоносное колдовство.
Глава 6
К Сумарсдагу* все готовились с радостью: уходит длинная зима, можно первый раз выгнать на улицу скот и начать ловлю сельди. И приближается время идти в поход к дальним берегам.
Как раз такой и задумал Радвальд Белая Кость. Пусть и без поддержки конунга Фадира. Странно, но от него не случилось совсем никакого ответа за разорение Гокстада. Многие уж начали думать, что тот замерз где по дороге во время вейцлы. Всяко бывает. А потому жизнь в поместье и окрестных херадах, подчиненных Радвальду, текла спокойно и сонно всю зиму.
Стояли на отдыхе корабли, дожидаясь времени, когда их снова спустят на воду. Обленились воины хирда, время от времени развлекая себя соревнованиями в силе и ловкости. Готовились к Посвящению те, кто назовет себя после ульфхеднарами. Лучшими воинами в окружении конунга. Его защитой, глазами и ушами. Дело это небыстрое. Многие обучались с юности и после так и не становились воинами-волками. А некоторым и пары зим хватало, чтобы стать лучше других.
Вот и Ингольв до начала похода собирался пройти все испытания. Он давно ощущал себя ульфхеднаром, но против обычаев и установленных порядков не попрешь. Нужно только дождаться остальных, когда и они будут готовы.
На тренировках никто сражаться с ним не спешил, только Мерд, по-прежнему вкладывая в каждое движение особый смысл, иногда звала его размяться. Да Лейви. И по-прежнему они не могли выяснить, кто из них двоих сильнее и ловчее в бою.
— Эдак мне побратимом твоим становиться придется, — улыбался во все зубы скальд после очередной схватки.
А Ингольв уже подумывал об этом, как о неизбежном. После выздоровления, о котором напоминал теперь лишь заметный шрам на боку, Лейви остался в хирде Радвальда и был принят в него с радостью. Нечасто встречаются столь могучие воины, которым не по плечу победить одного бастарда конунга. Пленять, а уж тем более делать его рабом ни у кого и мысли не возникло. Многие удивлялись, почему он смирился и остался в Скодубрюнне? Неужто никто не погиб у него в Гокстаде, не за кого мстить? Да и верность Фадиру для него, получается, ничего не значила? Но все оказалось гораздо проще: Лейви не служил Железному Копью, а принадлежал ватаге погибшего в морской схватке ярла Тьельвара. А родом был вовсе не из тех мест Поместье его отца находилось на землях свеев**. По какому разумению он не спешил туда возвращаться — ведь никто в Скодубрюнне силой его не держал — Лейви умалчивал. А Инголье в расспросах не упорствовал: у каждого может быть в жизни такая история, о которой лучше не трепаться. Ему было достаточно того, что они прониклись друг к другу уважением, которое обещало перерасти в дружбу. А это — великая ценность и принесет гораздо больше удовлетворения, чем смерть обидчика.
Накануне Сумарсдага даже воинам нашлась в усадьбе работенка не легче рабской. Ингольв и Лейви, перетащив к храму богов несчетное число лавок: съедутся люди со всей округи — уселись подле длинного дома отдохнуть. Суетились во дворе трелли, расчищали насыпавший за ночь снег, носили из кладовых запасы, что всю зиму берегли к празднику. Пока они, убаюканные мельтешением, молча наблюдали за кипящей жизнью поместья, рядом подсел и Эйнар. Давно его не было видно: он на несколько недель уезжал в отцовское поместье. Не то чтобы ему там были рады, но все ж он наследник — негоже пропадать насовсем. Потому-то хоть раз в несколько лун он наведывался к отцу Показаться да позлить своим вечно беспечным видом.
— Гляжу, вы рады видеть меня, аж подпрыгиваете, — усмехнулся он, помолчав.
Ингольв покосился на него, а Лейви даже головы не повернул: они с Эйнаром не пришлись друг другу к душе.
— Ты всегда умудряешься появиться к концу работы. Сиглауг сегодня хуже зверя.
Эйнар понимающе кивнул. Как бы Ингольв ни ворчал, а он тоже частенько знавал, какова бывает хозяйка, когда хочет устроить к празднику все так, как должно. Никому не укрыться от ее взора и поручений.
Втроем они снова замерли. Туда и обратно промелькнула Асвейг: аж внутри все замирало от ее появления. До сих пор Ингольв не мог привыкнуть, что эта гордая порой до надменности девушка — его невольница. И если бы не верный Гагар, то давно уж остальные рабыни разорвали бы ее на куски. Получив отказ в помощи и освобождении даже в благодарность, она и вовсе не смотрела на Ингольва иначе, как с неизменным желанием свернуть ему шею. Да только силенок на это не хватит И чем дальше, тем больше он убеждался, что о своей власти над его жизнью она и не подозревает. Да и знать ей об этом совсем ни к чему. Но, со своей стороны он все ж попытался, как мог, облегчить ей жизнь в поместье: и чтобы спину без конца не гнула, и подозрения у других да лишнюю зависть бездельем не вызывала. Ему достаточно сталось того, как она однажды, когда ударили первые морозы, провалялась в рабской хижине с лихорадкой почти неделю. Каких усилий Ингольву стоило не валиться с ног тоже — никто так и не узнал. Он, скрывая бьющий его озноб, продержался эти дни, как ни в чем не бывало. Только Лейви косился на него подозрительно, все спрашивал, чего он так потеет. Но все прошло, как только Асвейг полегчало.
Эйнар проследил за взглядом Ингольва, когда тот в очередной раз посмотрел на пробегающую мимо девушку.
— Вот странный ты, — затянул не раз слышанную песню. — Такая девчонка, посчитай, твоя от и до. А ты все для чего-то ее бережешь. Гляди, тот трелль, — он жестом показал выдающийся нос Гагара, — залезет ей под юбку раньше.
— С чего ты взял, что мне это надо? — попытался сохранить самообладание Ингольв. — Пусть живет себе.
— Я не поддерживаю требование Эйнара залезть ей под юбку, но все это странно, — заговорил Лейви. — Кто она тебе? Зачем ты ее опекаешь?
— Излишне любопытных людей я убиваю с особым удовольствием. Скальд усмехнулся, покачав головой.
— И все ж от женщин одни беды.
— А ты не доводи до беды, — задумчиво глядя на вновь показавшуюся перед ними Асвейг, буркнул Эйнар.
— Его советы не слушай, — предупредил Ингольв. — Он сам им не следует.
Побратим широко улыбнулся, ничуть не обидевшись. Видно, Альвин Белобородый неприятную историю с брюхатой от сына дочерью арендатора все ж замял. Зря. Было бы ему хорошим уроком. А так все забудется уже очень скоро.
— Ладно. Пойду вздремну с дороги, — после недолгого молчания вздохнул Эйнар. — А ты насчет нее подумай. А то я возьмусь.
— Только попробуй!
Ингольв упер тяжелый взгляд в спину уходящего побратима. Этого еще не хватало! Даже рабыне такой участи не пожелаешь, чтобы судьба ее с Эйнаром свела.
— Вот уж кого ничто не поменяет, — Лейви тоже проводил его не слишком добрым взглядом.
Они с Эйнаром после той стычки на пиру у Фадира так и не прониклись взаимной симпатией. Ладно хоть на терпение их хватало. Побратим считал, Ингольв должен был Лейви за то, что тот про него рассказал в висе, на куски порубить, а не спасать и уж тем более прощать. А Лейви, знать, все чуял. Но молчал, что странно для скальда.
— Ты не хотел бы наведаться перед походом к своей семье? — Ингольв глянул на него искоса. — Дело серьезное, может статься так, что многие из нас не вернутся.
Лейви помрачнел, и показалось, как всегда уйдет от каких бы то ни было разговоров о своем прошлом. Но он поразмыслил и вновь повернулся к Ингольву.
— Почему ты решил, что у меня есть семья? Тем более та, с которой я хотел бы встретиться?
Тот пожал плечами.
— Редко встречаются те, у кого нет семьи. Откуда-то же они берутся. Скальд презрительно хмыкнул.
— Из семьи у меня в Свитьоде*** остался только сын, — он помолчал, а Ингольв, весьма удивленный, не стал его подгонять. — Ему сейчас… шесть зим. У него есть мать, которая когда-то была мне женой. Еще у меня есть поместье, которое принадлежало отцу, которого я убил. И потому ушел в изгнание. Убил за то, что тот спал с моей женой. Зря я не сдержался. Но я был очень зол, когда узнал.
— Ты его наследник? У тебя нет братьев? — все же решил спросить Ингольв, хоть и не хотел мешать течению рассказа Лейви.
— Только две сестры. Которые меня ненавидят. За все, что я сделал. Они настаивали на том, чтобы конунг меня казнил. Поэтому я знаю, что от женщин одни беды.
Снова повисло молчание. Неожиданное откровение скальда вовсе сбило с толку. Он словно копил все в себе очень долго, чтобы однажды вот так, в двух словах, рассказать о том, что заключало 8 себе целую жизнь.
— Думаешь, зря я жениться собрался? — попытался снять возникшее напряжение Ингольв.
Но не вышло. Лейви встал, не глядя на него, встряхнул руками, согреваясь после долгого сидения на ветру.
— Женщин любить, в обманах искусных — что по льду скакать на коне без подков, норовистом, двухлетнем коне непокорном, иль в бурю корабль без кормила вести, иль хромцу за оленем в распутицу гнаться****, — изрек он. — Так говорил Один. А Мерд… Она очень похожа на мою жену.
— Чем же?
— Тем ударом, что нанесла мне со спины тогда, на корабле, — скальд протяжно посмотрел вдаль и едва заметно скривил губы. — Но может статься так, что она совсем другая. И я надеюсь, что тебе повезет.
Лейви хлопнул Ингольва по плечу и ушел. Надо было бы пойти за ним, но легка на помине вдалеке показалась Мерд. Поманила рукой и пошла к дому. А в душе вдруг колыхнулось сомнение: все ли женщины настолько лживы, что им и верить ничуть нельзя? Все ли они способны на предательство? Глядя на Сиглауг — и не скажешь. Уж сколько обид на отца, а верна ему всю жизнь. И бок о бок с ним все невзгоды прошла, ни разу не заставив в себе усомниться.
Ингольв встал и пошел за девушкой. Та юркнула за дверь его дома перед самым носом, а стоило войти следом, как вцепилась в грудки и припала поцелуем так требовательно, будто сейчас брачная ночь.
— Скорей бы уж праздник, — прошептала жарко, поблескивая глазами в полумраке дома. — Мой отец приедет сегодня или завтра. Лучше времени не придумаешь, чтобы его разрешения просить.
Ингольв прижал ее к себе, силясь побороть невыносимую волну желания, что поднимала в нем эта девушка своей пылкостью и запретностью.
— Я уж вергельд приготовил за каждый поцелуй до того, как ты станешь моей женой.
Мерд рассмеялась и вдруг уткнулась ему в грудь.
— Вельва сказала мне… — начала она.
— Я не хочу знать. Я слишком много узнал, Сереброкосая, из того, что теперь мешает мне жить спокойно.
Воительница обхватила его лицо ладонями, посмотрела прямо в глаза серьезно и уверенно.
— А я знаю, что мы достигнем многого, Ульв. И отец знает, что лучшего мужа, чем ты, мне не найти. Пусть пока и не признается в этом.
Она хитро улыбнулась и вновь подалась к нему. В доме вдруг стало слишком светло всего-то из-за открытой двери.
— Что тебе надо? — голос Мерд из ласкового вмиг стал таким, что хоть вместо клинка им руби.
Ингольв оглянулся. В проходе стояла Асвейг. Не растерянная и напуганная приключившейся неловкостью, а скорее разозленная.
— В доме пришла убрать. Пора уж.
— Ты нарочно?! — продолжила яриться воительница.
Асвейг сжала губы, чуть сощурившись. Начнет перечить — и Мерд точно на ней отыграется.
— Я всегда… — начала она.
— Придешь позже, — оборвал ее Ингольв. — Иди.
Девушка будто только этого и ждала: развернулась и закрыла за собой дверь.
— Я продам ее, — пригрозила Мерд непонятно кому. — Продам подальше. Чтобы не видеть никогда в жизни.
— Решать ее судьбу всегда буду я, — остудил ее Ингольв. — Она принадлежит мне.
— А ты и рад?
— Ты издеваешься? — он не выдержал. Когда дело касалось Асвейг, воительница теряла всякое самообладание. И ум. — Не заставляй меня сомневаться в том, что я не ошибся, когда выбрал тебя себе в жены.
— Что?! — Мерд оттолкнула его. — Ты выбрал?
Ингольв только головой сокрушенно покачал, когда она выскочила из дома, оставив в руках лишь призрачное ощущение своего тепла. Семейная жизнь обещала быть веселой. И как только они с Асвейг уживутся рядом? Ведь от рабыни он не мог избавиться, хоть временами и хотел. Просто чтобы ее вдруг не стало в его жизни, не стало той зависимости, о которой сказала фюльгья и силу которой ему уже довелось испытать. Не стало того раздражающего все существо непонятного чувства, когда она была рядом. Кто чей раб, еще стоило посмотреть.
Последние приготовления к сбору в храме прошли суетливо. Уже съезжались во двор люди со всех ближних херадов. С дальних прибудут немногие. Но это и не тинг, чтобы требовать присутствия каждого. Дороги еще мало проходимы, а потому с окраин королевства добираться сложно и долго. Но самые ближние соратники Радвальда все будут здесь во время проведения конунгом ритуала в храме: принесения главной жертвы Одину. Чтобы стало урожайным лето для всех, кто остается на земле. И удачным поход для тех, кто поплывет на кораблях в западным королевствам.
Когда наконец все собрались, приветствовали конунга и его жену, а после влажной от растаявшего снега тропой, люди двинулись через лес к храму. Женщины оделись в нарядные платья. Мужчины тоже достали из сундуков справную одежду, опоясались без оружия. Оно не пригодится: земля вокруг храма и все внутри него священно. Там может проливаться только жертвенная кровь. И горе тому, кто нарушит это правило. Многие несли в руках лампы и факелы, кто-то тихо затянул песню, знакомую и любимую воинами в пути. И верно каждый нес в душе надежду на то, что за просьбой всего народа боги различат и чаяния каждого из них. Женщины будут просить у Фрейи рождения детей и здоровья. Земледельцы — не слишком холодного лета и скорого всхода посевов — у Фрейра. Воины и рыбаки — спокойного моря — у Ньерда.
К храму вели на привязи молодого бычка, которого нынче принесут в жертву, а тушу повесят на толстую ветвь 8 священной роще, окружающей храм.
Скоро показались среди деревьев покатые крыши, увенчанные резными коньками. Радвальд не пожалел сил на возведение храма, и тот считался едва ли не самым большим во всех ближайших владениях. Говорили даже, мог соперничать с Уппсальским, в далеких землях свеев. И, увидев его, Лейви только подтвердил правдивость тех слухов.
— Тут и шею можно свернуть, коль на самую верхушку смотреть, — восхищенно выдохнул он. — Клянусь каплей меда поэзии, что позволил мне отпить Один, никогда такого не видел.
Ингольв даже возгордился от его слов, хоть сам в строительстве храма не участвовал: очень был мал.
— Это ты еще внутри не был, — ухмыльнулся он.
Лейви с сомнением на него глянул: будто удивиться чему-то теперь уже и не сможет.
Лейви смолк и еще немного пошевелил губами, словно подбирал более удачные строки. Но, качнув головой, верно, решил, что и это вполне неплохо.
— Верно, Радвальду понравилось бы, — едко бросил идущий рядом Эйнар. — Жаль только, что ты нас заставил слушать. Видно, капля меда поэзии была очень уж мала.
Скальд осклабился в ответ:
— Уж побольше той капли ума, что чудом затерялась в твоей башке.
Эйнар нехорошо сощурился, но продолжать перепалку не стал. Только нахмурился. Обычно в тех случаях, когда не мог подобрать слов для достойного ответа, он переходил к языку кулаков. Но не здесь. Еще не хватало, чтобы они сцепились на священной земле. Ингольв на всякий случай пошел между ними. Знать, недалеко тот час, когда эти двое хорошенько намнут друг другу бока. Уж лучше бы им это сделать на празднике — в поединке для развлечения. Может, порастратили бы пыл.
Первыми в храм вошли Радвальд и Сиглауг. За ними — сыновья. Ингольв — последним из них. Он окинул взглядом стены, увешанные щитами и гобеленами, добытыми в походах. У подножий исполинских фигур богов, сидящих в высоких креслах, лежали дары: ведь с ними надо делиться по совести, если смог вернуться в целости и раздобыть богатств. Это их заслуга тоже. Боги встретили неизменным молчанием и тяжелыми взглядами. Верховный — Один, щедро украшенный золотом, восседал прямо напротив входа в святилище. Ингольв невольно обратился к нему, как только увидел перед собой. Странно было просить о милости и помощи в бою, чтобы остаться целым, когда жизнь зависит всего-то от рыжей девчонки, которая горазда вляпываться в неприятности. Уж сколько раз за эту зиму она ругалась с остальными рабынями. Сколько раз доводила Ингольва до белого каления. И с Мерд вовсе не пыталась найти общий язык, прекрасно зная, что та скоро станет его женой. Обычно тихая и покладистая, временами она превращалась в фурию. А коли начинала злиться, то вспыхивала гневом. Лейви смолк и еще немного пошевелил губами, словно подбирал более удачные строки. Но, качнув головой, верно, решил, что и это вполне неплохо.
— Верно, Радвальду понравилось бы, — едко бросил идущий рядом Эйнар. — Жаль только, что ты нас заставил слушать. Видно, капля меда поэзии была очень уж мала.
Скальд осклабился в ответ:
— Уж побольше той капли ума, что чудом затерялась в твоей башке.
Эйнар нехорошо сощурился, но продолжать перепалку не стал. Только нахмурился. Обычно в тех случаях, когда не мог подобрать слов для достойного ответа, он переходил к языку кулаков. Но не здесь. Еще не хватало, чтобы они сцепились на священной земле. Ингольв на всякий случай пошел между ними. Знать, недалеко тот час, когда эти двое хорошенько намнут друг другу бока. Уж лучше бы им это сделать на празднике — в поединке для развлечения. Может, порастратили бы пыл.
Первыми в храм вошли Радвальд и Сиглауг. За ними — сыновья. Ингольв — последним из них. Он окинул взглядом стены, увешанные щитами и гобеленами, добытыми в походах. У подножий исполинских фигур богов, сидящих в высоких креслах, лежали дары: ведь с ними надо делиться по совести, если смог вернуться в целости и раздобыть богатств. Это их заслуга тоже. Боги встретили неизменным молчанием и тяжелыми взглядами. Верховный — Один, щедро украшенный золотом, восседал прямо напротив входа в святилище. Ингольв невольно обратился к нему, как только увидел перед собой. Странно было просить о милости и помощи в бою, чтобы остаться целым, когда жизнь зависит всего-то от рыжей девчонки, которая горазда вляпываться в неприятности. Уж сколько раз за эту зиму она ругалась с остальными рабынями. Сколько раз доводила Ингольва до белого каления. И с Мерд вовсе не пыталась найти общий язык, прекрасно зная, что та скоро станет его женой. Обычно тихая и покладистая, временами она превращалась в фурию. А коли начинала злиться, то вспыхивала гневом мгновенно. Словно кто-то ее подогревал. И тогда лишь Гагар странным образом умел ее угомонить. Может, он взывал к ее благоразумию. Или напоминал о чем-то, что останавливало ее на пути, который непременно привел бы к наказанию. И только боги знают, что в таком случае стало бы с Ингольвом.
Но как бы то ни было, в бою поможет Один. И сын его Тор, почитаемый едва ли меньше отца.
Сиглауг поднесла жертвы Фригг и Фрейе, как главным хранительницам семей. Вознесла молчаливые молитвы, но по ее лицу можно было догадаться о каждом слове. Для Сиглауг не было ничего важнее благополучия в ее доме. Но и к Одину она обратилась, испрашивая покровительства для мужа и сыновей.
Как только закончили обходить фигуры богов все из семейства конунга, внутрь начали заходить остальные гости. По старшинству и почитаемости среди родичей. Уселись на скамьи по обе стороны от кресла конунга все прибывшие на праздник бонды и хевдинги. Отдельно разместились женщины во главе с Сиглауг.
Ингольв, сторонясь братьев, с которыми без необходимости старался не слишком много разговаривать, сел подле Эйнара и Лейви, которые до сих пор дулись друг на друга, однако держались рядом.
Во дворе храма уже зарезали бычка и внесли чашу с его кровью в святилище, поставили рядом с железным несомкнутым кольцом, что было врезано в жертвенный стол напротив фигуры Одина. Его покрывали руны, и на нем произносили самые нерушимые клятвы.
Радвальд, нынче еще более серьезный и задумчивый, чем обычно, подходил к каждому изваянию богов, кропил их кровью из жертвенной чаши и обращался за благословением, помощью в грядущем бою и на всех дворах, которые вынуждены покинуть воины.
После он развернулся к людям и взмахнул прутом: капли крови упали на одежду и лицо. Инголье поборол первое желание стереть их. Радвальд щедро сбрызнул всех, не переставая то славить богов, то бормотать почти неразборчиво что-то похожее на заклинания или даже песню, что пела вельва, придя в Скодубрюнне. Никто не смел и звука лишнего произнести во время того, как конунг обходил храм. И лица людей все больше разгорались вдохновением.
Наконец Радвальд замолчал и опустил руку с блестящим от крови прутом.
— Большую жертву вознесли мы Одину, всем асам и ванам, — заговорил он, все больше сбрасывая отрешенность. — Теперь удача не покинет нас, море будет спокойно и мечи наши с топорами будут остры, а щиты крепки. Родят наши поля щедро и не оскудеют пастбища. Теперь пришла пора возрадоваться приходу лета, Сумарсдагу, его предвещающему! Мой дом и двор нынче открыт для всех вас.
Выслушав Радвальда и поддержав его одобрительным гомоном, люди начали вставать с мест и друг за другом обходить тех богов, к кому тоже хотели бы обратиться. А во дворе поместья, в ожидании гостей, верно, уже вовсю готовились к пиру. Бурлили на огне котлы с ягнятиной, которую готовили лишь по праздникам, рабы накрывали столы. Гулянья будут продолжаться до утра.
Ингольв скоро вышел из душного храма. Надышали гости, нагрели воздух — а снаружи струилась между деревьев прохлада только начавшегося лета. И день под стать празднику выдавался ясный. Вечернее небо хранило остатки солнечного тепла и скупо лило затухающий свет на священную рощу. Бледными лохмотьями висели на деревьях истлевшие останки давних жертв. И сочилась кровью — новая.
Поделиться книгой: