Проклятие валькирии

— Так нечестно, — притворно возмутился Ингольв, чуть размяв ушибленную ногу, и крутанул мечами в обеих руках.

Она окинула его взглядом, понимая, верно, что теперь ей уж точно не одержать верх. Но все же ринулась вперед, замахнулась, проскользнула под рукой Ингольва и зашла со спины. Он не успел развернуться, как Мерд наскочила на него, повисла на плечах, всем весом опрокидывая наземь.

Пожалуй, он мог и устоять. Если бы постарался. Но он уступил. Воительница вывернулась из-под него — а то придавил бы. И только упал — навалилась сверху, прижимая нож к шее.

— А так честно? — склонилась к самому лицу, и ее коса, упав, ударила по щеке.

— Вполне, — Ингольв положил ладонь девушке на талию и приподнял голову.

Она подалась вперед, прикрыв глаза. Но вдруг вскинулась и скатилась с него, тихо ругнувшись. И вслед за этим донеслись до слуха чьи-то шаги. Досадно. Ингольв сел, улыбаясь от слегка растерянного и встрепанного вида Мерд.

— Может, мне с тебя плату взять за то, что ты сестру где ни попадя лапаешь? — издевательским тоном проговорил Эйнар, подходя со спины. — Узнает отец, несдобровать тебе.

Требовать виру за то, что девушку обнял, можно, если без ее на то согласия. А воительница, вроде, была совсем не против. Она и раньше постоянно дразнила, давала понять, что его случайные прикосновения приятны ей, что она сама жаждет гораздо большего. Но стоило только сделать шаг навстречу — упархивала, словно птица. И начинала снова петь свои зазывные песни, но с ветки подальше. Только сегодня случилось что-то. Она сама ластилась к нему и во время поединка то и дело норовила попасть в руки. А когда одолела — прижалась всем телом так, что внутри словно жаром обдало. Где уж тут устоять?

— Перестань, Эйнар, — серьезно взглянула Мерд на брата.

Он первым узнал, что давно уж между ними с Ингольвом воздух раскаляется. И они оба понимали, что ярл Альвин Белобородый не даст добро на то, чтобы дочь выбрала себе 8 мужья сына рабыни. И убийцу пусть и случилась самая главная в его жизни ошибка много лет назад. Верно, одну только воительницу она не тревожила.

Мерд забрала у Ингольва свой меч, на миг обхватив пальцами его руку. И что с ней такое сегодня творится — вот бы узнать? Неужто так распереживалась из-за того, что всего через пару дней на Гокстад всем идти? Она и сама рвалась в сражение, но разве Радвальд позволит юной воспитаннице вместе с воинами биться? Пусть и многим она успела доказать, что ловкая да сильная — не хуже других. Мерд на слова конунга разобиделась вусмерть. Только вот сегодня отошла, подобрела, а то рычала на всех, стоило только с ней заговорить.

— Не будь Ингольв моим побратимом, в котором я уверен больше, чем в себе, — назидательно, словно умудренный великим множеством прожитых зим муж, проговорил Эйнар, — то я уже давно хорошенько оттаскал бы тебя за косу.

Какой упрек крылся за этими словами, поняли все. Мерд только фыркнула и покосилась на Ингольва. А тот молча поднял с земли пояс с ножнами, сапоги и пошел к поместью. Сравнивать побратима с собой он на месте Эйнара не решился бы. Уж, вроде, должен быть на его стороне, а то, как тот обращается с женщинами, ему никогда не нравилось. И отец его услал из дому, как говорили, подальше от скандала, который разгорелся там вокруг дочери одного из арендаторов.

Ингольв на выходки побратима больше отмалчивался, хоть и не одобрял. А Эйнар в Скодубрюнне вел себя не в пример тише и покладистей. Иначе, коли конунг из хирда погонит, то совсем уж стыд на всю жизнь.

— Проверка кораблей перед отплытием уже почти закончена, — догнав Ингольва, сообщил Эйнар.

Будто он и сам не знал. Рядом с Мерд легко потерять голову и забыть где ты находишься, но не до такого.

— Через день отбываем, пора бы уж. Надо успеть вернуться до начала штормов. Побратим кивнул, а после короткого раздумья усмехнулся во все зубы.

— Вот уж разгуляемся в Гокстаде. Как бы добыча не получилась больше, чем тогда, когда мы отправились бы в поход с Фадиром.

Ингольв только скривился. Для всех в хирде путь в Гокстад был возможностью нажиться. И, верно, лишь для конунга и самого Ингольва — местью за нанесенное оскорбление. Только глупец мстит сразу, а трус — никогда. То, что он смолчал тогда на пиру, вовсе не означало, что слова Фадира его не задели. Особенно о том, что Радвальд до того злополучного дня и правда не объявлял его своим сыном прилюдно. Все просто об этом знали. А Ингольв на отца не серчал, прекрасно понимая, почему так случилось.

Но недобрый случай все ж заставил Радвальда признать его перед лицами многих людей. Хоть это теперь и не радовало. Да и, признаться, давно уж перестало иметь какое-то значение. Он просто был охранителем конунга. Так, видно, сплели норны нити его судьбы.

— Ты не думал бы о добыче раньше времени. У Фадира в хирде тоже не увальни безрукие, — отмахнулся Ингольв.

Эйнар пожал плечами.

— Думается, наши силы поболе. К тому же часть его кораблей, говорят, отбыла на торговлю с данами*. Беспокоиться не о чем.

— Раз беспокоиться не о чем… Никто из вас не хочет встать на мою сторону перед Радвальдом? Чтобы я поплыла с вами? — вступила в разговор Мерд.

— Нет! — отрезал брат.

Воительница перевела взгляд на Ингольва, а тот лишь руками развел. Он ей не родич, и решать ее судьбу не может. А коли мог бы, ответил бы ровно так же.

До поместья дошли в полном молчании. Мерд явно надулась, и теперь что-то сосредоточенно обдумывала, глядя себе под ноги. Даже не заметила, как свернул в другую сторону сначала Эйнар, а после Ингольв. Плохо, когда женщина начинает о чем-то увлеченно размышлять. Порой это ни к чему хорошему не приводит.

В поместье жизнь текла последние дни суетливее, чем обычно. Готовили продовольствие для воинов на все время плавания до Гокстада, хоть добираться и не так далеко, да и путь давно проторен. Смолили обшивку кораблей и счищали ракушки со дна самого старого и большого драккара, на котором поплывет сам Радвальд — «Коня моря». Конунг, обсудив все с сыновьями, теперь часто оставался один. И по его виду сразу становилось понятно, что не так уж он желает продолжать ссору с Фадиром, а поступить по-другому не может. Железное Копье так и не принес и малейшего извинения. Не считал, видно, достойным делом просить прощения перед сыном рабыни.

Ингольв вернулся в главный дом, желая увидеть отца и расспросить о последних планах, но увидел там только его жену Сиглауг. Чуть поддернув к локтям рукава украшенного по вороту вышивкой, платья, она ткала. Размеренно и ловко управлялись ее пальцы с бесчисленными связками нитей. И мало-помалу те переплетались в сложный красно-белый узор. Рядом сидела рабыня и разбирала мотки пряжи. Завидев Ингольва, вскочила и поклонилась, чем и обратила на него внимание мачехи.

Сиглауг плавно повернулась к нему — тихо звякнула связка ключей на ее поясе — окинула ледяным взглядом, который за многие зимы, что они прожили рядом, ничуть не потеплел. Все так же она ненавидела его. Все так же корила мужа за то, что соблазнился рабыней-южанкой и в нужное время не приказал ей избавиться от ребенка. Сделай он это, сейчас один из сыновей Сиглауг, возможно, был бы жив. Или, если умереть было его судьбой, погиб бы в сражении смертью воина.

— Он ушел к пристани, — небрежно обронила мачеха, догадавшись, зачем пришел Ингольв.

Он ничего не ответил и просто развернулся уходить.

— Почему из-за тебя одни беды? — догнал его вопрос. — Почему вместо того, чтобы идти следующим летом в поход на запад вместе с Фадиром, мой муж должен сейчас рисковать из-за какой-то глупости? Всего-то за то, что конунг сказал о тебе правду?

— Не все, что он говорил, было правдой.

— Тебе нужна была в женах его дочь? Которую ты видел тогда в первый раз? — Сиглауг снова обернулась и уставилась на него, сжав тонкие губы, отчего мелкие морщинки вокруг них проступили глубже.

— Нет. Но есть то, что не может стерпеть уважающий себя мужчина. Не я уговорил отца мстить Фадиру…

— Но ты не остановил.

— И не собираюсь. Как не собираюсь подвергать его лишнему риску.

Мачеха дернула уголком рта в подобии усмешки: не поверила. И случись что скверное, виноватым перед ней будет снова он. Да уже не привыкать.

Он все же вышел, не желая оставаться в дымном полумраке дома да еще и рядом с Сиглауг. Во все дни он старался избегать встреч с ней, не задевать своим видом ее чувств, и не раздражаться самому от надменности в ее взгляде.

Едва ступив за порог, заметил, что обычная беготня рабов во дворе стала будто бы быстрее. Появились воины хирда и, собираясь по несколько человек, обсуждали теперь что-то. Отделившись от самой большой гурьбы, к Ингольву подошла Мерд.

— Ты представляешь? Говорят, сегодня в Скодубрюнне придет настоящая вельва! Ее видели недалеко отсюда. Она уже останавливалась в соседнем одале** на ночь.

Девушка вдруг сжала пальцами его запястье, загородив свой жест от остальных спиной. И в глаза посмотрела с радостью и острой надеждой. Уж на что — лишь ей одной известно. Да, может, еще той вельве. Раз прорицательница уже близко, навалятся новые заботы на слуг — важную гостью нужно встретить, как подобает. Угостить щедро, обогреть у огня и предложить удобную постель. А уж она расскажет каждому, что его ждет в будущем. Хорошее, плохое ли — но предначертанное. То, от чего не уйдешь.

— Страшно? — Ингольв ободряюще улыбнулся Мерд. — Неизвестно ведь, что скажет.

Воительница тряхнула головой, явно храбрясь. Свою судьбу выслушивать надо достойно, даже если ничего хорошего от вельвы не услышишь.

— А ты? — она скользнула пальцами вверх по его руке.

И остро захотелось прижать ее к стене дома да нацеловать вдоволь. Сколько уж можно вокруг да около ходить?

— Зачем бояться того, что предначертано? Моя судьба, она только моя и есть. И узнать ее я не откажусь. Любопытно же.

Девушка только покачала головой и отпустила его. Ингольв поднял взгляд от ее лица вместе с тем, как гомон воинов стал громче. Радвальд и мужи из скодубрюннского шипслага***, что ведали в строительстве и обиходе кораблей, вошли в ворота. Конунг отрывисто дал им последние распоряжения и отправил восвояси. Словно почуяв его появление, из дома вышла Сиглауг, спустилась по небольшому пригорку к нему и что-то тихо сказала. Отец вскинул совсем не по возрасту седые брови и кивнул.

— Подготовьте все к встрече прорицательницы. Все, что ей может понадобиться, — донесся его голос. Он редко когда умел говорить тихо.

Мачеха подобрала подол платья и, ступая так же размеренно, словно боялась наступить в грязь, вернулась в дом. Казалось, она ходит очень неспешно, но неведомым образом хозяйка поместья всегда и везде успевала. Не оставались незамеченными все оплошности рабов, за что они немедленно получали наказание. Не оставалась непроверенной ни одна работа в стенах Скодубрюнне. Сиглауг уважали и побаивались все здесь, даже воины хирда, несмотря на то, что она никогда не повышала голоса.

И стоило ей только скрыться из виду, как во внутреннем дворе длинного дома закипела работа: принялись ставить помост для вельвы, с которого, после всех почестей, она и будет вещать каждому, кто пожелает знать свою судьбу.

Пока Радвальд не подошел, Мерд поспешила прочь с его глаз. С того дня, как конунг наотрез отказался брать ее в дружину для похода на Гокстад, девушка нарочно избегала встреч с ним. Как будто обида воспитанницы могла сильно его задеть.

— Как бы погода не испортилась раньше, чем мы рассчитываем, — подойдя, проговорил Радвальд и задумчиво проводил Мерд взглядом. — Вот же несносная девчонка. Иногда я жалею, что дал Альбину уговорить себя взять ее на двор.

— Взял бы ее в поход. Не так уж он опасен, — не слишком охотно вступился Ингольв за воительницу.

— Кто знает… Только Фригг известно.

Все чаще Ингольва посещала мысль, что он предпочел бы решить дело поединком. Но разве ему позволят, когда столько и народу собралось в путь? И настрой у них больно уж лихой.

— Отправишься встречать вельву, — чуть помолчав, приказал Радвальд. — Возьми хорошую телегу. И несколько людей 8 сопровождение. Проводите до Скодубрюнне, чтобы уж нигде не задержалась. Нам важно, чтобы она побывала у нас. Нечасто такое случается.

Ингольв согласился, хоть и собирался сегодня поехать в поместье, что обустраивал для себя младший брат Викар. Нужно было помогать со строительством дома — собирались успеть до зимы. Но приход вельвы и правда событие необычное и важное. Ни один уважающий себя бонд не откажется принять в доме прорицательницу. Особенно перед важным походом. На памяти Ингольва такого уже давно не случалось.

В путь он взял с собой Эйнара и еще двух воинов из хирда. Один сел управлять повозкой, а остальные верхом отправились по каменистой дороге на восток, откуда и ждали прихода вельвы. Верно, она уже в преклонных летах, и добраться до поместья в телеге ей будет приятнее, чем преодолеть последние мили пешком.

Ехали почти до самого вечера, и начали уже думать, что вельва свернула по какой тропке. А то и пропала совсем — кто их, этих загадочных странниц, знает. Может, не нужно им всем свою судьбу ведать. Богам виднее. Но Ингольв предложил проехать еще немного, прежде чем повернуть назад. И вскоре показалась едали невысокая женская фигура с посохом. Она шла вовсе не торопясь. Верно, знала, что встретят и помогут добраться. Странно и страшно, наверное, ведать многие судьбы. Но не всем прорицательницам суждено предсказывать гибель мира, как Мертвой вельве, предрекшей Рагнарек.

— Мирной тебе дороги, почтенная! — подъехав ближе, громко приветствовал женщину Ингольв.

Та перевела взгляд будто бы с некой далекой вершины на него. Смотрела долго, отчего даже Эйнар позади заерзал в седле. Ее зеленоватые, словно морская вода, глаза пронзали до самого нутра, и становилось совершенно ясно, что ничего от нее скрыть нельзя. Тишина среди невысоких холмов, раскинувшихся по обе стороны дороги, становилась все более неподвижной. Даже ветер совершенно бесшумно скользил над землей, трогая седые волосы вельвы, и шевелил подол ее длинного домотканого платья, уже поношенного, но опрятного. Благодушное выражение лица прорицательницы становилось все мрачнее, но она все же растянула губы в легкой улыбке. Скорее, просто вежливой, чем искренней.

— И тебе оставаться целым, воин, — наконец проговорила она. — Вы все из Скодубрюнне?

Ингольв кивнул и спешился, подошел к женщине, протягивая ей раскрытую ладонь. Она посмотрела на нее с едва заметным удивлением. И показалось вдруг, что откажется от помощи.

— Да, мы из поместья конунга Радвальда Белая Кость. Он прислал нас, чтобы мы проводили тебя. Ты, верно, устала в дороге. Позволь помочь тебе подняться в телегу.

Он снова протянул ей руку — и на этот раз вельва вложила в нее свою. Ингольв с интересом украдкой оглядел ее посох, похожий на обычную отполированную многими прикосновениями, чуть сучковатую палку. У каждой вельвы он свой: в них могла заключаться большая сила. Этот же, казалось, ничем особо не выделялся.

— Я не настолько дряхлая, чтобы возить меня в телеге, словно мешок с соломой, — притворно проворчала женщина. Она степенно села на скамью у борта повозки и, положив посох рядом с собой, разгладила на коленях платье. — Но забота конунга Радвальда мне приятна. Как тебя зовут, сын достойного отца?

— Ингольв, — он почти не удивился, что прорицательница увидела, кто он.

— Можешь обращаться ко мне Рунвид.

Ингольв запрыгнул на лошадь и тронул ее пятками, неспешно пуская по дороге обратно. Если не слишком мешкать, то к ночи можно успеть в поместье.

Все время воины ехали в напряжении, будто ждали, что вельва вот-вот начнет прорицать. Вот так просто, без проведения ритуалов и чтения заклинаний. Всем хочется узнать будущее, но и все боятся услышать скверное. Не то чтобы смерть страшила кого-то из мужей: просто так или иначе, как бы ни было прекрасно в Вальгалле, пожить хочется всем. Ингольв не боялся смерти давно, с тех самых пор, как его высекли во дворе так, что он едва мог дышать. Тогда ему было тринадцать. Тогда он первый раз умышленно убил человека.

Очертания стены Скодубрюнне проступили в темноте, но из маленьких окошек длинного дома сочился свет. Их ждали.

Дозорные встретили с факелами, рабы подбежали забрать лошадей. Ингольв помог Рунвид сойти наземь и проводил в отцовский дом. Радвальда снова не оказалось внутри. Сиглауг вышла из сокрытой стенкой части дома, на ходу сплетая волосы в нетугую — на ночь — косу. Чуть растерялась, увидев перед собой провидицу и быстрым шагом подошла.

— Проходи, почтенная, — она указала жестом на место напротив высокого кресла мужа, уже мягко устеленное в ожидании гостьи. — А ты позови Радвальда. Он в доме для советов.

Сиглауг глянула на Ингольва не теплее, чем на раба, словно ему с дороги больше и заняться нечем, кроме как за отцом по всему поместью бегать. Он хотел было возразить, но натолкнулся на взгляд Рунвид. Точь-в-точь такой же, каким она встретила его на дороге. Словно все хотела что-то в нем разглядеть.

— Будь добр, позови славного конунга, — ласково проговорила она, но ее лицо осталось напряженным, только губы улыбнулись будто сами по себе. — Хочу поблагодарить за теплый прием и заботу.

Ингольв вздохнул и отправился за Радвальдом. Тот и правда еще не окончил обсуждение похода со своими подручными, хоть время стояло позднее. Правда, совет уже плавно перетекал в посиделки за рогом-другим пива. Но услышав, что вельва в Скодубрюнне, он быстро распустил всех и вперед Ингольва вернулся в дом.

Со всем почтением он поприветствовал прорицательницу, а та вежливо ответила. Сиглауг уже успела распорядиться принести ей угощения: еще горячие лепешки, сыр и оленину. Но вельва лишь выпила немного разведенного водой меда. За остальное поблагодарила, но есть не стала.

— Будешь ли ты так добра, почтенная, — выждав, когда та уталит жажду с дороги, обратился к ней Радвальд, — предсказать будущее воинам моего хирда? Нам предстоит скорый поход.

Рунвид поразмыслила, окинула взглядом стол с кушаньями, что остывали зазря.

— Путь сюда был долгим и утомительным, Радвальд Белая Кость. Позволь, нынче ночью я отдохну. Пусть отдохнет твой сын, что так хорошо меня встретил и так бережно доставил к твоему двору. А завтра, как появится над горами луна, я буду прорицать.

Вельве отвели самое почетное место для сна в поместье. В комнате, что была устроена на втором ярусе гостевого дома. Первый был завален сеном, отчего воздух там навсегда пропитался его острым, душным запахом. Впрочем на второй ярус доносились лишь тонкие его отголоски. Богато убранная щитами, оружием и самым лучшим платьем комната наверху предназначалась для дорогих гостей. Они в Скодубрюнне появлялись нечасто, а сегодня там решили расположить вельву.

Весь следующий день она не выходила из отведенной ей комнаты. Сиглауг приказала одной из рабынь пойти к ней и находиться рядом постоянно, если вдруг вельве что-то понадобится. Девушка выходила изредка, носила Рунвид еду и питье, а на расспросы любопытных о том, чем там занимается прорицательница, пожимала плечами и отвечала только одно: «Готовится».

К вечеру у длинного дома начали собираться воины. Сиглауг всех приглашала войти. Они рассаживались на лавки вдоль стен, оставив самые ближние к креслу конунга места для его жены и сыновей. Сегодня приехали все, завершив дела на своих одалях. Старший Альрик сел справа от места Радвальда, а рядом с ним —Ингольв. Вынесли столы, накрыли яствами и напитками в изобилии. Потянулся по ЛОМУ запах жареной на огне ягнятины.

Наконец появился и Радвальд. Он почтительно вел под руку Рунвид, как и положено гостеприимному и внимательному хозяину. И когда вельва опустилась на подушку, набитую куриными перьями, конунг громко обратился к ней.

— Ты видела все мое поместье и скот, почтенная, ты видела всех моих людей и рабов. Довольна ли ты тем, как тебя встретили? И готова ли ты сегодня назвать судьбу тем, кто пожелает ее знать?

Рунвид окинула неспешным взглядом всех собравшихся.

— Ты добрый хозяин, Радвальд Белая Кость. И сегодня я готова прорицать. Только позволь мне и женщинам твоего поместья исполнить одну песню, чтобы открылись мне все тропы, которых я еще не вижу.

— Можешь делать все, что посчитаешь нужным для обряда, — согласился Радвальд.

Не закончив трапезы, люди потянулись во двор. Уже стемнело, и небо, освободившись от туч, искрилось россыпью звезд. Чернели изгибы холмов на его фоне, и ветер доносил до слуха едва слышный голос моря.

Вельва взошла на помост, а все собравшиеся женщины встали вокруг нее. Некоторые растерянно переглядывались, не зная, что им делать, ведь никому из них неведомы обрядовые песни прорицательниц.

Рунвид опустилась в кресло, оперлась на посох, с которым как будто никогда не расставалась. Сегодня она выглядела иначе, чем при первой встрече. Волосы ее, до того собранные от висков, сегодня свободно падали на плечи, лицо словно чуть осунулось, залегли тени в морщинках у губ и вокруг глаз. И взгляд стал тяжелым и цепким.

Она опустила голову, будто что-то под ногами ее заинтересовало. Люди невольно подтянулись ближе; сомкнули кольцо и женщины, ожидая, что же будет дальше. Показалось, вельва посидела так, не шевелясь, долго, а после начала петь.

Никогда бы Ингольв не подумал, что она умеет так… Ее голос оказался низким и сильным, похожим, скорее, на мужской. Он плавно покачивался, точно волна. Накатывал и отступал, становясь тише. Некоторых слов было не разобрать, но удивительно: женщины, прислушавшись, начали ей подпевать. И так у них вышло складно, будто они делали это не в первый раз. Инголье посмотрел на Мерд: она закрыла глаза, будто вся обратилась в слух, и в точности повторяла все, что произносила Рунвид. Уж кто бы мог подумать, что и ее проймет.

Мужчины притихли совсем, завороженные зрелищем и звуком женских голосов, что сплетались воедино и струились, как водопад по склону горы. И в груди от этого что-то мелко вздрагивало, а по спине проносился озноб.

Вельва смолкла резко, и снова опустила голову. Замолчали и женщины, замерли, слоено приходя в себя.

— Теперь я готова, — изменившимся голосом проговорила Рунвид и подняла взгляд на конунга. — И, если позволишь, я хотела бы начать с твоего сына, Ингольва.

— Как тебе будет угодно, почтенная, — на удивление смиренно наклонил голову Радвальд, хоть эта честь и должна была принадлежать ему.

Мужи вокруг начали нетерпеливо переговариваться, видно, не понимая, почему именно Ингольву оказана милость первому говорить с вельвой. Не обращая внимания на колкие взгляды, он взошел на помост и опустился перед Рунвид на колено.