Помоги проекту - поделись книгой:
Джина Риппон
Гендерный мозг
Gina Rippon
NO BRAINER
Copyright © Gina Rippon 2019
Серия «Просто о мозге»
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Фатеева Е. И., перевод на русский язык, 2019
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Посвящается Джане и Хильде – двум моим энергичным и несгибаемым бабушкам, которые успешно избавились от своих внутренних ограничений
Моим родителям, Питеру и Ольге, благодаря их любви и поддержке я получила так много возможностей на своем жизненном пути, а также моему брату Питеру, который сопровождал меня на этом пути
Деннису – партнеру, наперснику, сомелье и экстраординарному садоводу, с благодарностью за его неустанное терпение и поддержку (и еще за обилие джина)
Анне и Элеанор, за ваше будущее, каким бы оно ни было
Нет трагедии более страшной, чем прекращение жизни, нет несправедливости более отвратительной, чем отказ от возможности счастья или даже от надежды на счастье по причине наложенных извне ограничений, ложно почитаемых внутренними.
Введение
«Замочи крота»
Идея книги кажется современной, но на самом деле ее корень уходит в восемнадцатое столетие. Это представление о том, что мозг имеет «пол» и бывает мозг «мужской» и «женский». И еще – что можно отнести любые индивидуальные различия: в поведении, способностях, достижениях, качествах личности, надеждах и стремлениях – к тому типу мозга, который вам достался. Такое представление на протяжении столетий двигало науку о мозге в неверном направлении, породило множество разрушительных стереотипов и, как я полагаю, стало преградой на пути социального прогресса и равных возможностей.
Вот уже 200 лет обсуждается вопрос о половых различиях мозга. Половые различия изучают в разных научных дисциплинах: от генетики до антропологии, от истории до статистики. Для проблемы половых различий характерны невероятные заявления (женщины неполноценны, потому что их мозг на сто сорок грамм легче мозга мужчин), которые с готовностью опровергаются – только для того, чтобы появиться снова под другим соусом (женщины не умеют читать карты из-за отличия нейронных связей в головном мозге). Иногда какое-нибудь обособленное заявление прочно застревает в сознании общественности как факт и, несмотря на все усилия ученых, остается глубоким убеждением. А потом заявление представляют доказанным фактом, который торжественно приводят в качестве неоспоримого аргумента в дискуссии о половых различиях или, что гораздо хуже, в принятии политических решений.
Мне кажется, что такие ошибочные преставления появляются, как в игре «Замочи крота». Это игра, в которой вы бьете молотком «кротов», в произвольном порядке появляющихся из «норок». В тот самый момент, когда вы переводите дух в убеждении, что «замочили» всех, еще один крот выскакивает из своей норки. В наши дни выражение «замочи крота» используют в той ситуации, когда вроде уже решенная проблема возникает снова и снова. Или ошибочное представление, вроде бы опровергнутое в результате получения новой и более точной информации, всплывает опять. Что касается половых различий, миф о том, что новорожденные мальчики предпочитают рассматривать подвешенные над кроваткой мобили, а не человеческие лица («крот», на котором написано: «мужчина рождается, чтобы стать инженером») или что среди мужчин чаще попадаются гении и идиоты («более выраженная изменчивость мужчин»). Как мы увидим, подобные «истины» сохраняются неизменными на протяжении многих и многих лет, и их до сих пор можно найти в руководствах по самопомощи, практических рекомендациях и даже в дискуссиях двадцать первого века о пользе и вреде разнообразия. Одним из самых старых и неубиваемых «кротов» является миф о женском и мужском мозге.
Так называемый «женский» мозг на протяжении столетий награждался нелицеприятными эпитетами: «маленький», «недоразвитый», «отсталый в эволюционном плане», «плохо организованный» и вообще дефективный. Еще большее пренебрежение вызывали и вызывают женская подчиненность, уязвимость, эмоциональная нестабильность, непригодность к наукам – все, что делает женщин неподходящими для ответственности любого рода, для власти и величия.
Теории о более низком развитии мозга у женщин появились задолго до того, как мы действительно научились изучать человеческий мозг в здоровом и действующем состоянии. Тем не менее «обвинение мозга» было постоянной и настойчивой мантрой, когда речь шла об объяснении отличий женщин от мужчин. В восемнадцатом столетии женщины считались низшими существами в социальном, интеллектуальном и эмоциональном плане. В девятнадцатом и двадцатом веках фокус сместился на предположительно «естественную» роль женщины: воспитательницы, матери, компаньонки мужчины. Суть была неизменной: существуют «основополагающие» различия между мозгом мужчин и женщин, и эти различия определяют их способности, личные качества и положение в обществе. Несмотря на то что мы не можем проверить, доказать или опровергнуть эти предположения, они остаются твердокаменным основанием, на котором растут и процветают стереотипы.
Однако пришествие в конце двадцатого столетия новых технологий визуализации мозга дало нам возможность обнаружить различия (или их отсутствие) головного мозга у мужчин и женщин, понять, откуда могли бы появиться такие различия и чем они чреваты для «владельцев» мозга. Вам может показаться, что эти новые технологии – «козырные карты» в исследованиях половых различий мозга. Развитие мощных и высокочувствительных методов исследования мозга, наряду с изменением столетних стереотипов, могло бы произвести революцию в исследованиях и породить продуктивную дискуссию в средствах массовой информации. Но увы, это не тот случай…
Что-то пошло не так с самого начала исследований мозга визуальными методами. Никуда не делись половые различия, никуда не делась разрушительная вера в стереотипы (психолог Корделия Файн назвала это явление «нейросексизмом»). Дизайн исследований был основан на «дежурном» списке якобы четких различий между мужчинами и женщинами, списке, который составлялся на протяжении столетий, или на данных, которые интерпретировались с точки зрения стереотипных представлений о характеристиках мужчин и женщин, даже не подлежащих измерению или сканированию. Если обнаруживалось некое различие, то оно попадало в печать намного вероятнее, чем отсутствие какого-либо различия. И средства массовой информации активно приветствовали публикации о различиях, словно это истина в последней инстанции. Еще это прочное убеждение в том, что женщины не способны читать карты, а мужчины – делать несколько дел одновременно!
На ранних этапах исследования с использованием методов визуализации мозга возникла еще одна проблема – сами изображения. Новая технология подарила нам прекрасные, раскрашенные в разные цвета карты мозга: как будто эти картинки отражали работу загадочного органа в реальном времени, и теперь любой человек мог ее изучать. Соблазнительные разноцветные изображения подлили масла в огонь дискуссии, которую я назвала «нейромусор» – какие-то неестественные (и даже ложные) представления о результатах визуализации мозга, возникшие в популярной литературе и наводнившие моря книг о самопомощи и работе мозга. Эти книги и статьи часто иллюстрируются великолепно выполненными картами мозга, которые очень редко снабжаются любыми пояснениями – а что, собственно, на них изображено. Понимание различий между мужчинами и женщинами было и остается целью таких руководств и назидательных газетных заголовков, навевающих ассоциации с гаечным ключом и платьем в горошек и, естественно, закрепляющих представление о том, что «Мужчины с Марса, Женщины с Венеры».
Таким образом, появление технологий визуализации ненамного продвинуло нас в понимании заявленных связей между полом и мозгом. Вот уже двадцать первый век, и что стало со всеми стереотипами?
Новые методы изучения мозга направлены на связи между его структурами, и это не просто измерение величины этих структур. Сегодня нейробиологи расшифровывают «язык» мозга: те способы, которыми, вероятно, передаются внутренние послания и ответы на них. Теперь у нас есть более достоверные модели работы мозга, и они показывают, как мозг делает то, что он делает. Теперь у нас есть гигантские объемы данных, которые допускают сравнение. Мы можем тестировать эти модели, используя сотни, если не тысячи людей – сравните это с единичными исследованиями мозга на ранних этапах науки. Может ли все это разрешить яростные споры о существовании «мужского» и «женского» мозга?
В последние годы было сделано одно серьезное открытие, и оно заключается в том, что мозг является более «проактивным», или перспективным, в отношении сбора информации, чем мы могли когда-либо предположить. Мозг не просто реагирует на поступающую информацию, он генерирует предсказания о том, что может поступить в следующий момент, на основании закономерностей, которые он выводит из ранее полученных данных. Если оказывается, что дела идут не так, как планировалось, то мозг заметит «ошибку предсказания» и изменит поведение с учетом этой ошибки.
Наш мозг постоянно строит предположения о том, что будет дальше, и создает шаблоны вероятного будущего. Можно представить мозг «копирайтером предсказаний» или навигатором, который дополняет наши слова и предложения визуальными схемами, направляя на самый безопасный путь. Конечно, чтобы предсказывать, нужно понимать правила нормального развития событий. Таким образом, то, что мозг делает с миром, зависит от того, что он находит в этом мире.
Но что, если принятые мозгом правила о мире – это не более чем стереотипы, в которых в одну кучу свалены правда и откровенная ложь? И как это может повлиять на понимание половых различий?
Так мы оказываемся в мире неизбежно сбывающихся предсказаний. Мозг не любит ошибаться в предсказаниях: если мы сталкиваемся с ситуацией, необычной для «таких людей, как мы», или встречаем откровенно недружелюбный прием, то наша направляющая система заставляет нас уйти («Развернись, если можешь»). Нам кажется, что мы можем ошибиться, мы волнуемся и в результате делаем еще больше ошибок и вообще сбиваемся с пути.
До двадцать первого века считалось, что мозг – это чистая биология, и все. Всегда подчеркивалось, что, за исключением гибкости развивающегося мозга, тот мозг, который мы в конце концов получаем на оставшуюся жизнь, почти не отличается от данного при рождении (он лишь становится более крупным и оснащенным связями). Как только вы становитесь взрослым, мозг достигает потолка своего развития и отражает ту генетическую и гормональную информацию, которая в него заложена, – никаких обновлений или новых оперативных систем. За последние тридцать лет это представление поменялось. Теперь мы знаем, что мозг пластичный и гибкий, и это серьезно повлияло на представление о связях мозга с его окружением.
Даже у взрослого человека мозг постоянно меняется во время не только учебы, но и работы, занятия хобби и спортом. Для мозга все новое – учеба. Мозг лондонского таксиста отличается от мозга начинающего водителя или таксиста на пенсии. Мы можем обнаружить различия в мозге у тех, кто увлекается видеоиграми, занимается оригами или играет на скрипке. Что, если опыт, изменяющий мозг, является разным для разных людей или групп людей? Например, если вы мужчина, вы имеете больше опыта в конструировании или манипулировании сложными трехмерными представлениями (например, играете в лего), и это, скорее всего, отразится на вашем мозге. Мозг отражает не просто пол, а образ жизни, который ведет человек.
Если говорить о сохраняющихся на всю жизнь воспоминаниях, запечатленных в мозге под влиянием опыта и переживания, то становится понятно: нам нужно внимательно разобраться в том, что происходит у нас в голове и снаружи. Мы больше не можем считать спор о половых различиях противопоставлением природы и воспитания; нам нужно признать, что отношения между мозгом человека и социумом – не просто улица с односторонним движением, а постоянный и плотный трафик.
Возможно, неизбежным следствием изучения того, как внешний мир влияет на мозг и его работу, является более пристальное внимание к социальному поведению людей и тому, что определяет это поведение. Существует даже теория, что человеческие существа представляют собой успешный вид потому, что этот вид общественный. Мы умеем расшифровывать невидимые социальные правила, «читать мысли» других людей и понимаем, как они поступят, что подумают, почувствуют, заставят нас сделать (или не сделать). Создание карт структур и сетей такого социального мозга покажет нам, как мозг формирует человеческую личность и как выявляет членов «группы своих» (они мужчины или женщины?), как направляет поведение человека, чтобы оно соответствовало социальным и культурным условиям, в которых человек живет («девочки так не поступают») или в которых он хочет жить. Это важный процесс, который нужно контролировать, чтобы понять гендерное неравенство. И кажется, что этот процесс начинается с рождения, а может даже раньше.
Самые маленькие жители нашего мира, которые полностью зависят от взрослых, новорожденные младенцы, на самом деле намного более сложные социальные существа, чем мы можем себе представить. Несмотря на то что зрение у них еще не сфокусировано, слух не развит и практически отсутствуют все основные навыки выживания, младенцы быстро схватывают полезную информацию социального характера и быстро разбираются, чье лицо и голос служат сигналом к получению еды и тепла. Точно так же младенцы быстро усваивают, кто входит в ближний круг «своих», и распознают различные эмоции у других людей. Они похожи на маленькие социальные губки, которые быстро впитывают данные о культуре из окружающего их мира.
Все это прекрасно иллюстрирует история, которая произошла в удаленной деревне в Эфиопии, где люди никогда не видели компьютер. Исследователи оставили на улице несколько плотно закрытых коробок с ноутбуками, на которые установили игры, приложения и записали музыку. Но без инструкций. Ученые наблюдали, что происходило дальше.
За несколько минут один ребенок открыл коробку и включил компьютер. Через пять дней каждый ребенок в деревне запускал приложения и распевал услышанные песни из ноутбука. Через пять месяцев они взломали операционную систему, чтобы перезагрузить отключившуюся камеру.
Наш мозг похож на этих детей. Без управления извне он составляет правила мира, изучает приложения и разбирается в том, что раньше казалось невозможным. Мозг приводится в действие сочетанием проницательных открытий и самоорганизации. И эти процессы начинаются в самом раннем возрасте!
Первая вещь, к которой привлекается наше внимание, – это правила гендерных игр. Бесконечная гендерная бомбардировка, которую обрушивают на нас социальные сети и телевидение, – это тот аспект мира детей, за которым нам следует пристально наблюдать. Как только мы признаем, что мозг не только жадный до правил, особенно социальных, но также очень пластичный и изменчивый, мощь гендерных стереотипов станет очевидной. Если мы проследим путь мозга новорожденных мальчика или девочки, то увидим, что с самого момента рождения, и даже раньше, их мозг может быть направлен по разным рельсам. Игрушки, одежда, книжки, родители, родственники, учителя, одноклассники, собратья студенты, работодатели, социальные и культурные нормы – и, конечно, гендерные стереотипы – все эти факторы могут стать указателями различных направлений для мозга разных людей.
Решение вопроса о различиях мозга действительно важно. Всем, у кого есть мозг, и всем, у кого есть пол или гендер (об этом чуть позже), очень важно понимать, откуда возникает такое различие. Результат дискуссий и исследовательских программ или даже просто прослушивание анекдотов определяют наше представление о самих себе и о других людях, а также используются как критерий измерения самоидентификации, самоуважения и самооценки. Представление о различиях полов (даже если оно не обосновано) порождает стереотипы, исторически связанные с огромным количеством «доказанной» информации и избавляющие нас от необходимости оценивать каждого человека на основании его собственных достоинств и привычек. Эти стереотипы не только обеспечивают содержание, но и несут дополнительный штамп природы или воспитания. Являются ли особенности пола «природным» продуктом, с фиксированными и неизменными характеристиками? Или это порождение социальных условий с характеристиками, которые быстро настраиваются по щелчку политического переключателя или сигналов из внешней среды?
Когда нейробиология представила свои первые открытия, черно-белые отличия этих ярлыков стали сомнительными: мы поняли, что природа связана с воспитанием. То, что раньше считалось неизменным и неизбежным, теперь оказалось пластичным и гибким; мы узнали о мощных, изменяющих саму биологию эффектах физического и социального мира. Даже то, что «записано в наших генах», может проявляться совершенно по-разному в разных условиях.
Всегда считалось, что два разных биологических шаблона, по которым построены тела мужчины и женщины, ведут к различиям в головном мозге, а те ведут к различиям в когнитивных навыках, личности и характере. Но двадцать первое столетие не просто поставило под сомнение старый ответ на этот вопрос, оно оспорило сам вопрос. Постепенно мы увидим, как разрушаются прошлые прочные убеждения. Мы увидим, что происходит с теми хорошо известными различиями между мужественностью и женственностью в том, что касается страха успеха, воспитания и заботы о детях. Что вообще происходит с понятиями мужского и женского мозга. Мы пересмотрим доказательства, которые поддерживали эти выводы, и предположим, что эти характеристики не совсем точно подходят к навязанным им ярлыкам.
Все верно, это опять книга о половых различиях мозга, еще одна, следующая за многими влиятельными и достоверными предшественниками. Но я верю, что эта книга необходима, поскольку старые, неверные представления все еще проглядывают в новых открытиях, как кроты в той самой игре. Все еще остается много вопросов: мы увидим, как велико гендерное неравенство в важнейших сферах деятельности и сколько гендерных парадоксов еще предстоит объяснить. Например, почему в большинстве стран, где гендерное равенство широко распространено, самая низкая доля женщин-ученых?
Суть этой книги в том, что мир, разделенный по гендерному признаку, порождает такой же гендерный мозг. Я считаю, что нужно понять, как такое произошло и какое это имеет значение для мозга и его владельца – не только для девочек и женщин, но и для мальчиков и мужчин, родителей и учителей, бизнесменов и профессоров, а также для общества в целом.
Пол, гендер, пол/гендер или гендер/пол:
замечание о гендерах и полах
Нам нужно решить, что мы имеем в виду и что обсуждаем: «пол», или «гендер», или и то и другое, или ни то ни другое, или смесь того и другого. В этой книге мы говорим о половых различиях головного мозга, а также о его гендерных различиях. Но являются ли пол и гендер одним и тем же, имеет ли ваш биологический пол все те характеристики, которые определяют ваш гендер, принятый в обществе?
Допустим, у вас две Х-хромосомы или пара ХY. Определяет ли это ваше место в обществе, ту роль, которую вы играете, и выбор, который вы делаете? Многие столетия на этот вопрос отвечали «да». Вместе с оборудованием для воспроизводства себе подобных ваш биологический пол якобы предполагал и соответствующий мозг. И это определяло ваш характер, навыки, умения, пригодность для роли лидера или подчиненного. Термин «пол» мы обычно использовали и для биологических, и для социальных характеристик мужчин и женщин.
Ближе к концу двадцатого столетия, в свете феминизма, наметилась тенденция оспаривать представление о предопределенности. Все настойчивее звучало мнение о том, что в социальном контексте следует использовать исключительно термин «гендер», в отличие от «пола», который касается только биологических свойств.
Спустя всего несколько лет тонкое различие между полом и гендером стало очевиднее. Мы стали лучше разбираться в том, насколько велико влияние общества на мозг, и это значит, что нам нужен термин, отражающий это влияние. В научных кругах в качестве решения предлагают использовать выражения «пол/гендер» или «гендер/пол». Но это не прижилось и лишь изредка встречается в средствах массовой информации или в популярной литературе о мужчинах и женщинах.
Другие решения – использовать термины «пол» и «гендер» взаимозаменяемо, а возможно, чаще использовать слово «гендер», чтобы не создавать впечатления, что вы говорите исключительно о биологической характеристике. Вы никогда не увидите статью, где было бы написано «половое различие в оплате труда» или «половое неравенство в деловой сфере». Но, если речь идет о таких вопросах, ясно, что термин «гендер» связан со всеми характеристиками мужчин и женщин в том смысле, в каком раньше использовался термин «пол».
Недавно я просматривала популярные публикации Би-Би-Си для шестнадцатилетних (спешу заметить, что не для этой книги). Я обратила внимание на раздел по определению пола. Там на самом деле говорилось о наборе ХХ- или ХY-хромосом, под заголовком «
Как главная тема этой книги связана с теми терминами, которыми я буду обозначать различия в мозге (или отсутствие таковых)? Это будут «половые различия», «гендерные различия» или и те и другие? Предположим, что спор в основном идет о ключевой роли биологии, тогда я буду использовать термин «пол» и «половые различия». Если речь идет о вопросах социализации, обрушивающихся как цунами голубого и розового на новоприбывших в мир человеческих существ, я буду использовать термин «гендер» или «гендерные различия». Название книги – «Гендерный мозг» – говорит о том, что мы будем рассматривать социальные процессы, которые изменяют головной мозг.
ПОЛ – БИОЛОГИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА.
ГЕНДЕР – СОЦИАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ.
Проблемой может быть и использование гендерных местоимений. Если вы не знаете пол (или гендер) человека, о котором вы пишете, то, как исторически сложилось, выбираете мужской род – «он». В книге, где мы подвергаем сомнению такие исторически сложившиеся правила, так поступать явно неприемлемо. Альтернативное написание конструкции «он или она» в такой толстой книге будет раздражать. Поэтому я решила восстановить баланс и писать «она» вместо «он» там, где это возможно.
Часть первая
Глава 1
Что скрывается в ее хорошенькой головке,
или Охота начинается
Женщины… являются низшей формой человеческой эволюции и… стоят ближе к детям и дикарям, чем к взрослым цивилизованным мужчинам.
На протяжении столетий мозг женщин взвешивали, измеряли и находили в нем то, что хотели найти. Головной мозг, составляющая часть будто бы несовершенной и недоразвитой биологии, ложился в основу любых объяснений, почему женщины занимают низшие места на эволюционной, социальной и интеллектуальной лестницах. Природа мозга женщин приводилась в качестве разумного обоснования для часто высказываемых советов о том, что «слабому полу» следует сосредоточиться на своих репродуктивных способностях и оставить мужчинам образование, власть, науку и политику.
Хотя взгляды на способности женщин и их роль в обществе менялись от века к веку, «квинтэссенция» оставалась неизменной: различия мозга у женщин и мужчин являются частью их «сущности». Эти структуры и функции мозга являются фиксированными и врожденными. Гендерные роли определялись именно этими «сущностями». Изменение такого естественного порядка вещей противоречило бы самой природе.
Эта история начинается (но, к сожалению, не заканчивается) с философа семнадцатого века Франсуа Пулена дя ла Барра, который мужественно оспорил общепринятое неравенство полов1. Пулен решил посмотреть на доказательства тому, что женщина хуже мужчины, и не принимал ничего на веру просто потому, что так было принято с начала времен (или потому, что какие-то подходящие объяснения можно было найти в Библии).
Пулен написал две книги: «Относительно равенства двух полов: физические и моральные рассуждения, из которых становится ясным, как важно уничтожить в себе предрассудки» (1673 г.) и «Об образовании женщин, с целью направления разума к наукам и манерам» (1674 г.). В них он высказал потрясающе современные взгляды на вопрос различий между полами2. Пулен даже пытался показать, что навыки женщин могут быть равны умениям мужчин. Совершенно очаровательна глава о половом равенстве, где он вдохновенно пишет о том, что шитье и вышивание требует не меньше способностей, чем физика3.
На основании данных анатомии, новой науки в то время, Пулен сделал потрясающе пророческое наблюдение: «Наши самые точные анатомические исследования не обнаружили никакой разницы между мужчинами и женщинами в этой части тела [голове]. У женщин точно такой же мозг, как у нас»4. Пулен тщательно изучал различные навыки и склонности мужчин и женщин, мальчиков и девочек и пришел к выводу, что если бы у женщин была возможность, они могли бы извлечь такую же пользу из привилегий, предоставляемых только мужчинам, например из образования и физических упражнений. Как считал Пулен, не существует доказательств какого-либо биологического дефицита, из-за которого женщинам положено занимать худшее положение в мире. «L’esprit n’a point de sexe (Разум не имеет пола)», – заявлял Пулен5.
ФЕМИНИЗМ ПРЕДСТАВЛЯЛ УГРОЗУ СУЩЕСТВУЮЩЕМУ В ОБЩЕСТВЕ УСТРОЙСТВУ.
ДАЖЕ ДАРВИН ЭТИМ ОБЕСПОКОИЛСЯ.
Выводы Пулена резко расходились с духом того времени. В его эпоху твердо закрепилась патриархальная система. Согласно идеологии, мужчины подходили для общественных ролей, а женщины – для домашних. Это убеждение определяло положение женщин, обязательное подчинение вначале отцу, потом мужу, и устанавливало, что женщина слабее любого мужчины в умственном и физическом отношении6.
После первой публикации во Франции взгляды Пулена проигнорировали. Они почти не оказали влияния на установившееся представление о низшей сущности женщины и том, что женщины не способны обучаться или участвовать в политике. (Конечно, не способны, ведь у них не было для этого возможности)[1]. Такое представление оставалось превалирующим на протяжении всего восемнадцатого столетия и вообще не считалось темой для обсуждения.
В девятнадцатом столетии в обществе появился интерес к науке. Интеллектуалы стали сравнивать связи социальных функций с биологическими процессами – подобно тому, как они рассматривались в ранних формах социального дарвинизма. Тогда поднялся «женский вопрос», и все чаще звучали требования женщин обеспечить им право на образование, владение имуществом и участие в политической жизни7.
Волна феминизма стала призывом к ученым, от которых требовались доказательства в поддержку существующего положения, а также демонстрация опасностей, которые ждали бы мир, в котором женщины получили бы власть. Опасностей не только для женщин, но и для существующего устройства общества. Даже сам Дарвин был вовлечен в обсуждение. Он беспокоился, что такие перемены могут полностью «сокрушить эволюцию» человека8. Биология определяла сущность человека, и различные «сущности» мужчин и женщин определяли их законное (и различное) место в обществе.
Взгляды, которые выражали другие ученые, демонстрировали их, мягко говоря, необъективность в вопросе. Я очень люблю одну цитату из книги Гюстава Лебона, парижанина, занимавшегося антропологией и психологией. Его главной задачей было демонстрировать низшее положение неевропейских рас, но и для женщин в его сердце нашлось особое место:
Размер мозга был одной из первых мишеней этой кампании. Следовало искать доказательства низшей природы женщин в биологии. Тот факт, что ученые исследовали только мертвый мозг, никак не сдерживал язвительные замечания о слабых умственных способностях женщин (и, конечно же, тех, кого в то время называли «цветными, преступниками и низшими классами»). Поскольку у тогдашних ученых не было прямого доступа к мозгу, вместо измерения самого органа использовали измерение головы. И снова именно Лебон горел желанием проводить подобные «исследования». Он разработал портативный «черепометр», который повсюду таскал с собой, чтобы измерять головы тех, «ментальная конституция» которых соответствовала бы (или не соответствовала) суровым требованиям для получения самостоятельности и образования. И тут мы видим еще один пример любви Лебона к сравнению с обезьяной: «Мозг огромного количества женщин гораздо ближе по размерам к мозгу горилл, чем к наиболее развитому мозгу мужчин… Их неполноценность настолько очевидна, что даже спорить с этим бессмысленно»10.
Вместимость черепа была другим общепринятым аргументом в попытке доказать связь размера мозга с интеллектом. В пустые черепа насыпали крупу или картечь и взвешивали11. В результате этих измерений посчитали, что мозг женщин был в среднем на 140 г легче мозга мужчин. Эти данные, конечно, были с энтузиазмом приняты в качестве необходимого доказательства. Очевидно, Природа наградила мужчину дополнительными 140 граммами мозгового вещества, и в этом заключался секрет их превосходных способностей, а также их права на влиятельное руководящее положение.
В ответ на эту теорию философ Джон Стюарт Милль возразил: «на этом основании высокий и внушительный мужчина должен значительно превосходить менее крупного, а слон и кит вообще должны быть во сто крат умнее человечества»12. За этим последовали расчеты, например, отношения размера мозга к размеру тела, но «правильный» ответ так и не нашелся13. Тут возникает такая вещь, как «парадокс чихуахуа»: если вы заявляете, что отношение массы мозга к массе тела является мерилом интеллекта, то чихуахуа следует назвать самой умной собакой из всех живущих на свете собак. Мы все знаем, что это не так.
Может быть, какие-то особенности строения черепа помогут получить «правильный» ответ? Именно в этот момент появилась краниология – наука, изучающая вариации форм черепа. На основании подробных измерений всех возможных углов, выпуклостей, пропорций, перпендикуляров лба и выступающих линий челюсти краниология, казалось, предложила подходящий ответ14. Особенную популярность завоевали лицевые углы. Это углы между линией, соединяющей ноздри и ухо, и линией от лба к подбородку. Большой угол наклона лба, почти совпадающего с подбородком, был показателем «ортогнатизма». Маленький острый угол, с выступающим подбородком и опущенным лбом, назывался «прогнатизмом». Краниологи придумали шкалу, начинающуюся с орангутангов и включающую в себя также центральноафриканских и европейских мужчин. На основании этой шкалы ученые сделали удовлетворяющие их выводы о том, что ортогнатизм характерен для эволюционно более развитых, высших рас. Однако подгонка женщин под эту шкалу оказалась проблемой: показатель ортогнатизма у женщин в среднем выше, чем у мужчин. К счастью, скоро все уладилось.
Немецкий анатом Александр Эккер, который сообщил о столь возмутительном наблюдении, заметил, что
В охоте за доказательствами недоразвитости женщин было сделано все возможное (измерены все возможные черепа). В одной статье приводились результаты 5000 измерений одного и того же черепа17. Существовало, казалось, бесконечное множество вариантов измерений черепа с упором на те параметры, которые не просто показывали мужчин в наиболее выгодном свете, но также достоверно характеризовали женщин как подобных детям или представителей «низших» рас.
Однако вскоре к большой игре в измерения подключилась группа математиков из Университетского колледжа в Лондоне, которая показала, что краниология – бред18. В эту группу, в частности, входил «отец статистики» Карл Пирсон и Элис Ли, одна из первых женщин, получивших диплом Университетского колледжа. Ли придумала формулу для расчета объема черепа, который она соотносила с интеллектом. Она применила эту формулу для измерения черепов тридцати студенток Бедфордского колледжа, двадцати пяти преподавателей Университетского колледжа и (отличный ход) группы из тридцати пяти ведущих анатомов, собравшихся на конференции Анатомического общества в Дублине в 1898 году.
Результат вбил последний гвоздь в крышку гроба краниологии. Ли обнаружила, что один из самых выдающихся членов Анатомического общества обладает самой маленькой головой, а один из будущих экзаменаторов Ли, сэр Уильям Тернер, был всего лишь восьмым по этому показателю. Когда оказалось, что головы этих выдающихся мужчин попали в разряд самых маленьких, то, словно по волшебству, начали говорить, что просто смешно связывать объем черепа с интеллектом. (Особенно когда оказалось, что у некоторых студенток из Бедфорда объем черепа был больше, чем у анатомов.) Потом последовали другие похожие исследования, и в 1906-м Пирсон заявил, что размер головы не является надежным показателем интеллекта19.
Так закатилось солнце краниологии, но в очереди уже стояли многие другие желающие объяснить половые различия. Вскоре на основе краниологии появилась другая методика. Ее суть заключалась в проецировании расположения различных «областей черепа» на мозг (и снова, заметьте, без непосредственного измерения мозга). Теперь ученые перешли от картечи к шишкам и сосредоточились на поверхности черепа, исследуя выпячивания различного размера, чтобы получить доказательства, которые они считали отражением ландшафта заключенного в черепе мозга. Все это привело к появлению «науки» френологии, у истоков которой стоял немецкий психолог Франц Йозеф Галль.
Он заявил, что такие характеристики личности, как «доброжелательность», «предусмотрительность» и даже «способность производить детей», можно оценить на основании измерений соответствующих участков черепа человека20. Эта методика стала популярной благодаря немецкому врачу Иоганну Шпурцхайму, который сначала учился у Галля, а потом, после некоторых разногласий, начал собственную карьеру френолога21. Принципы этой системы заключались в том, что различный размер шишек на черепе отражал различную величину тех или иных «органов» мозга, а эти органы контролировали разные характеристики личности: воинственность, чадолюбие или осторожность. И снова, что совершенно неудивительно, более крупные шишки на мужских черепах аккуратно совпали с их наиболее выдающимися качествами.
Особую популярность френология приобрела в Соединенных Штатах. Там в некоторых кругах женщины сами с энтузиазмом приняли эти идеи. Возникло одно из первых, очень странных направлений самопомощи, где женщин побуждали «познать себя» на основании своего френологического профиля22. Одним из весьма неоднозначных результатов было заявление о том, что эта «наука» обеспечила «нам, женщинам» доказательство нашего низшего положения в иерархии – по сравнению с мужчинами, черепа которых были усыпаны другими шишками. «Нам, женщинам», следовало с облегчением признать свое место в сложившейся иерархии.
Постепенно, к середине девятнадцатого столетия, френология приобрела дурную репутацию, отчасти по причине ненадежности измерений и отсутствия систематической проверки ее теорий23. Но представление о том, что определенные психологические процессы можно связать с областями мозга, сохранилось, в некоторой степени благодаря появлению нейропсихологии, которая связала отдельные части мозга со специфическими аспектами поведения. Ученые начали изучать пациентов, пострадавших от серьезных травм тех или иных частей мозга, в надежде, что поведение этих пациентов «до и после» прольет свет на точные функции этих областей.
В середине девятнадцатого столетия французский врач Поль Брока установил связь между локализацией повреждения в левой лобной доле и речью24. Первый ключ Брока получил в результате посмертного исследования мозга пациента по имени Тан, названного так потому, что он больше ничего не мог сказать, хотя явно понимал речь. Та область, где обнаружилось повреждение, в левой части лобной доли, до сих пор называется «центром Брока».
Более существенное доказательство связи между мозгом и поведением было получено в результате зафиксированных изменений поведения некоего Финеаса Гейджа, американского железнодорожного рабочего. В 1848 году он закладывал динамит для взрыва скалы и утрамбовывал взрывчатку железным ломом. Динамит случайно сдетонировал, и лом вошел в череп Гейджа, пройдя через щеку и макушку, вырвав значительную часть лобной доли. Рабочего лечил и наблюдал врач Джон Харлоу, который потом описал свои наблюдения в двух статьях с информативными названиями: «Прохождение железного лома через голову» (1848) и «Восстановление после прохождения железного лома через голову» (1868)25. Описанные изменения поведения Гейджа – здравомыслящего и аккуратного человека до происшествия и угрюмого, импульсивного, и непредсказуемого после – интерпретировались так: лобные доли являются вместилищем «высшего интеллекта» и цивилизованного поведения. Лобные доли составляют примерно 30 % мозга человека и только 17 % у шимпанзе; это позволило предположить, что именно здесь находятся те высшие силы, которые делают нас людьми.
Далее на волне энтузиазма ученые стали строить карты мозга с точным указанием мест,
В поиске половых различий ученые подстраивали свои предположения о том, какие части мозга были самыми важными, к полученным данным о более крупных частях у мужчин, даже если это противоречило более ранним выводам. Например, в статье 1854 года говорится о том, что теменные доли женщин более выражены, чем у мужчин, чей мозг отличается более крупными лобными долями. На этом основании женщины получили родовое название «Homo parietalis», а мужчины – «Homo frontalis»26. Однако мода на определение теменных долей в качестве вместилища интеллекта быстро прошла. Неврологам пришлось «дать задний ход» и сообщить, что эти самые теменные доли у женщин были неправильно измерены и на самом деле у женщин более крупные лобные доли, чем ранее считалось27. Да, эту историю сложно назвать звездным часом научных исследований.
По мере приближения конца столетия заявления о низшей природе уступили место ссылкам на «комплементарную» природу альтернативных свойств женщин (как определяли, естественно, мужчины). Эта концепция происходила из философии восемнадцатого века и тех идей, которые оправдывали неодинаковое распределение прав граждан. Лонда Шибингер писала об этом так:
«Комплементарная роль» предназначалась для женщин и обеспечивала их низшее положение (или, на самом деле, их отсутствие) в большинстве сфер влияния. Классическим примером стало горячее убеждение Жан-Жака Руссо в «одомашнивании» женщины, в ее слабой конституции и уникальных материнских качествах, которые делали ее неподходящей для любого обучения или политических занятий29. Эти взгляды отражаются в высказываниях других интеллектуалов, например антрополога Джеймса Мак-Григора Аллана, который в своем выступлении в Королевском Антропологическом обществе в 1869 году заявил:
Помимо того, что женщина обладала лишь «животным полуразумом», ее низшая биология также оправдывала исключение из коридоров власти. Уязвимость, вызванная особенностями репродуктивной системы, подчеркивалась снова и снова. Мак-Григор Аллан, очевидно большой знаток менструаций, заявлял:
Поделиться книгой: