Помоги проекту - поделись книгой:
Татуировщик выталкивает себя из-за стола и выпрямляется. Слегка покачиваясь, он из-за всех сил пытается казаться трезвым.
– И чем могу помочь?
Энтони снова закатывает рукав, открывая татуировку с именем Майи:
– Я хочу скрыть ее.
Мастер свешивается с прилавка, чтобы лучше рассмотреть татуировку:
– Но, чувак, она же офигенна.
– Верно, – соглашается Энтони. – Но я все равно хочу ее скрыть.
– Тебе же ее Филомена делала? – Татуировщик задумчиво гладит свой подбородок, как напыщенный сноб в художественной галерее. – Я точно могу сказать по тому, как закручивается буква «Й», словно она сама себя пытается съесть. Тут проблема, чувак… Она убьет меня, если узнает, что я осквернил одну из ее работ…
Энтони смотрит на меня и закатывает глаза, поэтому я делаю шаг вперед и говорю с мастером так, как мне иногда приходится разговаривать со своей подругой Хизер, когда она выпивает слишком много.
– Мой друг не говорил, что ему не нравится работа, – объясняю я мастеру тем же тоном, который использовала бы, беседуя с ребенком, только что проснувшимся после кошмарного сна. – Филомена – прирожденная художница. Татуировка просто замечательная, а… – я указываю на имя Майи, – она – нет.
Парень кивает, бросая на Энтони сочувствующий взгляд:
– Понял тебя, мужик.
– Значит, ты сможешь мне помочь? – спрашивает Энтони. – У тебя получится, ну, например, нарисовать что-то поверх этой татуировки?
– Даже не парься. – Мастер берет Энтони за руку и ведет его к одному из кресел. Когда Энтони садится, парень смотрит на меня. – Я знаю, как это бывает. В твоей жизни новая дама, и ты хочешь притвориться, что прошлого никогда не существовало. Романтическая перезагрузка!
Татуировщик смеется не меньше минуты. И я только сейчас начинаю задаваться вопросом: а стоит ли вообще Энтони доверяться мастеру, «подрумяненному» даже сильнее, чем пицца, которую мы ели у «Джона»?
– Мы не вместе, – говорит ему Энтони. На мой взгляд, чересчур решительно. – Я просто хочу, чтобы татуировка исчезла. Что ты можешь с этим сделать?
Мастер снова задумчиво поглаживает свой подбородок:
– Как ты относишься к русалкам?
Татуировка Энтони почти готова. Он не наблюдает за тем, как татуировщик – мы выяснили, что его зовут Джо, – рисует на его руке. Вместо этого Эн-тони смотрит на меня, а я делаю все возможное, чтобы скрыть охвативший меня ужас. Джо сделал из имени Майи огромный бесформенный русалочий хвост. Щечки русалки скорее похожи на звезды.
Кажется, это первая попытка Джо нарисовать русалку. Но это же была
Минут пять назад Энтони спросил меня, стиснув зубы от боли:
– Ну и как оно?
Я в ответ лишь покивала ему головой. Собственному голосу я в тот момент не доверяла: боялась, что он будет звучать так же испуганно, как я себя чувствовала. И я до последнего надеялась, что Джо собирается сделать что-то по-настоящему стоящее со всем этим своим «дизайном», что меня, в итоге, приятно удивит. Но нет, это все как началось ужасно, так ужасным и осталось. А когда я поняла, насколько татуировка будет уродливой, было уже слишком поздно.
Возможно, пару месяцев спустя Энтони сможет пойти в другой тату-салон и попросить просто закрасить это «произведение искусства». Большим черным прямоугольником с ручкой. Будет всем говорить, что он захлопнул дверь перед ее именем.
– Ну, все готово, мужик. – Джо кладет иглу на столик из нержавеющей стали (с поразительной осторожностью для парня, который явно все еще под кайфом и видит вокруг единорогов и переливающиеся радуги) и, откидываясь на спинку кресла, любуется своей работой. – Может, нескромно с моей стороны так говорить, но получилось реально круто.
Энтони садится. Я изо всех сил стараюсь не съежиться и улыбаться как можно более ободряюще, но, судя по тому, как напряжены мои щеки, я могу изобразить в лучшем случае
Энтони опускает взгляд на руку. Его взору предстает кривобокая, чересчур румяная, танцующая под джаз русалка. Его губы дергаются, и он подносит руку ближе к лицу. Я инстинктивно бросаю взгляд на инструменты Джо, надеясь, что Энтони при всем желании не сможет до них дотянуться. Я уже жду, что он вот-вот сорвется… Не знаю, как… Может, возьмет иглу и сам наколет Джо тату в отместку. Но Энтони не делает этого. Вместо этого он спокойно сидит, пока Джо перевязывает его руку, платит ему за работу и благодарит его. Затем он выводит меня из салона обратно на улицу.
Не может же ему на самом деле нравиться эта татуировка?
Несколько минут спустя мы сидим в закусочной на Восьмой улице. Мы прошли по меньшей мере мимо пяти тату-салонов, прежде чем добраться сюда. И каждый раз я задавалась вопросом, думает ли Энтони о том же, о чем и я: возможно, нам стоило зайти в какое-нибудь другое место, чтобы избавить его руку от Майи?
Теперь мы сидим за столом друг напротив друга, и между нами стоит тарелка с картофелем фри, покрытым сыром. Я не думала, что так скоро проголодаюсь после пиццы, но картошка очень вкусная. Может, я так надышалась дымом от травки, что во мне проснулся зверский аппетит? Я смотрю на руку Энтони и понимаю, что больше не могу сдерживаться – мне нужно знать правду.
– Как она тебе… нормально? – спрашиваю я тихо.
Энтони опускает взгляд на повязку. Мне кажется, что та уродливая татуировка просвечивает сквозь нее.
Парень пожимает плечами.
– Это всего лишь моя рука, – отвечает он, прежде чем засунуть картошку себе в рот.
Я внимательно рассматриваю лицо Энтони, пытаясь понять, шутит он или нет. Нет, похоже, не шутит. Энтони кажется совершенно серьезным.
Но сейчас я вспоминаю, чему научил меня целый семестр, проведенный здесь. Дома у нас сложилось превратное впечатление об американцах. Мы уверены, что у них нет чувства юмора. А это, совершенно точно, неверно. Так же как неправильно мнение о том, что мы, британцы, не слишком эмоциональны. Если бы это было так, я бы не рыдала денно и нощно, когда Колин заявил, что у нас ничего не выйдет… И сейчас бы не упала на стол от смеха.
Вскоре я ощущаю, как меня уже мутит от хохота. Я смотрю на Энтони, вытирая слезы с глаз:
– Прости. Я не должна была тащить тебя…
– Не извиняйся, – отвечает парень, скрестив руки на груди. Он улыбается и качает головой… Думаю, в большей степени он осуждает самого себя. – В смысле, как бы я ни старался скрыть ее имя, мне все равно жить с этим. Оно не исчезло, просто… спрятано.
После этих слов улыбка пропадает с лица Энтони. Наверное, он подумал о том же, о чем и я: так можно сказать не только о татуировке.
Его улыбка возвращается так внезапно, что я, можно сказать, удивлена смене его настроения.
– Ну, что дальше? – спрашивает Энтони. Когда я непонимающе смотрю на него в ответ, он указывает на мою сумку, которую я повесила на спинку стула: – Книга.
– Ах да. Точно! Нам надо взглянуть, каков третий шаг… Иначе я опять застряну в своих мыслях.
Я снова не могу остановить льющийся из меня поток слов.
– Это было так ужасно? – спрашивает Энтони. Я не хочу отвечать на этот вопрос, потому что не знаю, что сказать. Наверное, надумав поделиться с Энтони своими проблемами, я бы рассказала о том, как Колин не только разбил мое сердце, но и уничтожил мою любовь к этому прекрасному месту. Как всего пятью словами – «
Не знаю почему, но я не хочу, чтобы Энтони знал, как много времени у меня уходит на мысли о Колине. Поэтому я в буквальном смысле прячусь за книгой, отыскивая третий шаг. Прочитав заголовок, я хмурюсь… Это будет непросто.
Глава 4. Энтони
Никто из нас этого не признает, но первое, от чего мы отказываемся, когда начинаем с кем-то встречаться, – это общение со старыми друзьями.
Но, отпуская старых друзей, разве мы также не прощаемся с частичкой нашего старого «я»? Нашего
Шарлотта поворачивает ко мне книгу, чтобы я мог прочитать, что там написано.
Заголовок третьей главы гласит: «
– Н-да, этот шаг – полный отстой, – говорю я. – Полагаю, все твои старые друзья сейчас в Лондоне.
Шарлотта кивает:
– И там уже полночь, так что «Скайп» – тоже не вариант. К тому же, если бы у меня были их контакты в «Скайпе», они бы считались не старыми, а вполне себе новыми друзьями. Точнее, не новыми, а настоящими… Ну, ты понял.
Затем Шарлотта ведет себя точно так же, как уже несколько раз за сегодня, когда она не могла остановить рвущийся из нее поток слов. И это чертовски мило. Шарлотта ловит себя на том, что слишком много и бессвязно болтает, закрывает глаза и морщит носик, словно давая себе команду замолчать. Я хочу сказать, чтобы она не волновалась, мне нравится ее болтовня. Все, что говорила Майя, всегда казалось тщательно продуманным, даже отрепетированным. А болтовня Шарлотты кажется такой искренней. И тогда я снова напоминаю себе: «
– Но ты-то сможешь разыскать своего старого друга, – говорит Шарлотта, убирая книгу обратно в сумку.
Она не собирается – мы оба не собираемся – читать целую главу, объясняющую, зачем нам связываться со старыми друзьями. Точно так же, как мы не читали, зачем нам делать то, от чего мы отказались, или как на самом деле новый образ может нам помочь. А ведь эта книга, скорее всего, стоила девушке не меньше доллара за каждую главу.
Мне не очень-то хочется связываться с кем-то из старых друзей, но Шарлотта смотрит на меня с надеждой во взгляде, а я по-прежнему рад заняться чем угодно, только бы не возвращаться домой… И по какой-то причине я чувствую, что совсем не хочу ее подводить. Поэтому я вынимаю телефон из кармана и сразу предупреждаю Шарлотту:
– Ты сама напросилась. Думаю, это будут совсем не такие американцы, к которым ты привыкла.
– Если они не хипстеры, уверена, они отличные ребята.
Я пожимаю плечами:
– Понятия не имею. Возможно, теперь они стали хипстерами.
Я смотрю на экран телефона, и мой палец зависает над значком Facebook в левом верхнем углу основной страницы. Красный значок сообщает о том, что у меня семь непросмотренны уведомлений. Мне надо отписаться от оповещения обо всех действиях Майи. Это было не так уж круто, даже когда мы встречались. Я игнорирую уведомления и захожу в сообщения на Facebook, чтобы найти группу «Нью Ютрит Хай Скул», в которой никто ничего не писал с конца августа. Скорее всего, все сейчас заняты предстоящей учебой в колледже и больше не проверяют школьное сообщество, но Шарлотте об этом знать не нужно… Ей нужно знать, что я пытался. Я публикую пост, состоящий из двух строчек, сообщающий о том, что я в городе, и спрашиваю, есть ли кто-нибудь еще поблизости. Я закрываю приложение и на мгновение вновь бросаю взгляд на главный экран, из последних сил останавливая себя от нажатия на иконку Facebook, на которой теперь видна цифра «девять». Какие же два события могли произойти в жизни Майи за последние сорок пять секунд?
Я засовываю телефон обратно в карман брюк и смотрю на Шарлотту:
– Хочешь, уйдем отсюда?
Десять минут спустя мы прогуливаемся мимо триумфальной арки в Вашингтон-Сквер-парке. Не знаю, кто из нас решает, куда идти… Наверное, все-таки я, раз уж я здесь живу.
Бликер-стрит была поразительно пустынна, когда мы гуляли по ней раньше, но эта часть Гринвич-Виллидж полна народа. Туристы фотографируются перед аркой, а местные жители, сгорбившись и засунув руки в карманы, спешат мимо них, прорываясь сквозь уже начавший оседать на тротуаре снег. В отличие от меня, многие из них на самом деле хотят сегодня поскорее вернуться домой.
Шарлотта останавливается, уставившись на арку. Я очень надеюсь, что она не попросит меня сфотографировать ее. Или, что еще хуже, не сделает селфи… Но она, похоже, не из зацикленных на себе девушек. И мне это нравится.
– Пенни за твои мысли, – говорю я, потому что мне больше ничего не приходит в голову.
Шарлотта улыбается мне в ответ:
– Разве вы, американцы, не говорите: «
Я показываю девушке язык.
– Ага, потому что это конечно же звучит намного лучше, – усмехаюсь я.
Шарлотта снова переводит взгляд на арку, все еще улыбаясь:
– Цент за твои… мысли… чувства… Нет, ты прав, пенни звучит лучше. – Улыбка мгновенно исчезает с лица девушки. – Я думала о том, как этим прохожим повезло… Они
– Ты на самом деле никого не знаешь в Нью-Йорке? – спрашиваю я. – Ну, естественно, кроме меня. Разве ты не провела целый семестр в школе? Наверняка ты завела каких-то друзей.
– Ну да, завела. – Шарлотта засовывает руки в карманы, поднимая плечи и переминаясь с ноги на ногу от холода. – То есть не то чтобы прямо друзей, но были девушки, с которыми я сидела вместе за обеденным столом…
Я наклоняюсь к Шарлотте, чтобы встретиться с ней взглядом:
– И дай угадаю… Объявился Колин, и все изменилось? – Девушка кивает. – Ну, думаю, твои соседки за обеденным столом смогут сойти за старых друзей. В конце концов, они для тебя здесь самые близкие.
– Думаешь, мне стоит им написать? – неуверенно спрашивает Шарлотта.
О, я в этом не сомневаюсь. Потому что ее старые-новые друзья должны быть явно лучше, чем кто угодно из моей школы… Из тех, кто может ответить на мое дурацкое сообщение.
Но я стараюсь не казаться слишком возбужденным, когда говорю:
– А почему бы и нет?
Шарлотта пожимает плечами, достает телефон и отправляет несколько сообщений.
Закончив, она кладет телефон обратно в карман своей куртки и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Так мы и стоим, смущенно уставившись друг на друга, потому что впервые за три часа – или сколько мы там знакомы – нам нечего сказать друг другу.
Мне давно следовало к такому привыкнуть, потому что с Майей это происходило довольно часто. И только сегодня я задумался о том, не было ли это явным признаком того, что мы не подходили друг другу?
Или, может, мне просто плохо даются разговоры с девушками?
Но с Шарлоттой я не паникую, как паниковал, когда такое случалось с Майей. Тишина, конечно, неловкая, но не кажется такой уж страшной: Шарлотта скоро уедет и, скорее всего, забудет обо мне даже раньше, чем выпьет дома свою первую чашку чаю.
И затем она наконец нарушает тишину:
– Итак…
Я понимаю, что девушке так же неловко, как и мне, и я наконец выдавливаю из себя хоть что-то:
Поделиться книгой: