Имитируя визг

Я только рот успела раскрыть, как за меня ответила мама:

— Серж, не ругайся, Дима — очень положительный парень. Он даже за билет заплатил. — И почему мама все вопросы неизменно сводит к меркантилизму?

— Между прочим, — влезла я, — этот твой сверхположительный Дима бросил меня сразу после фильма, отправившись с одноклассниками в бар!

Получи, скунс, противогаз! А то хороший Дима, хороший… Вот Ромка действительно хороший! Столько ерунды от меня наслушался и имел мужество довести свою миссию до конца. В смысле, свою пассию — до квартиры.

— Да? Не может быть! Кто же тебя проводил?

— Да парень один…

— Ка-кой это парень?! — Папа поднялся во весь свой рост, продемонстрировав нам еще не забытую военную выправку, разом напомнив мне одну фразу из любимого советского фильма: «Ка-кая это собака?! Не позволю про царя такие песни петь!» — Ты пошла в переулок с незнакомым парнем?! Ноги выдерну!

— Совсем не так, — спокойно возразила я. — Я повела эту собаку… ой, то есть этого парня в обход, по освещенной и людной улице.

— Молодец дочь! — тут же сменил гнев на милость отец. — Я тобой горжусь! Возьму с собой на рыбалку! Самое святое доверю!

Напросилась, называется! Только не рыбалка, только не это!

— Папа, я еще не заслужила такого дара, — пошла я на хитрый ход, поглощая ужин и запивая его зеленым чаем. — Может, в другой раз?

— Правда, чего это я? — понял он, что погорячился. — Ты мало добрых дел сделала, чтобы я взял тебя с собой. Вот будешь каждый день готовить и мыть посуду, я еще подумаю!

Я послушно закивала головой, думая про себя, как же все удачно складывается: и готовить не надо, и посуду мыть, и от наказания в виде двенадцатичасового тупого хождения вдоль ветреного берега с непонятной палкой в руке, с внешним видом, близким к облику запойного тифозника, я также избавлена.

— Тебя тоже перестану скоро пускать, — высказала мама недовольство. — Сейчас так опасно стало жить! А ты один ездишь. Надька с работы рассказала, как их соседям бомбу подложили. И она взорвалась!

— Ха! — обрадовался папа этой печальной новости. — Если б бомба взорвалась, тебе б об этом не Надька рассказала, а какая-нибудь часть ее тела, скажем, рука или нога! Ха-ха! — загоготал он в голос, чуть не подавившись на радостях макаронами.

Мама обиделась.

— Ничего смешного! Бомбы разные бывают. Хозяйка квартиры принесла красивую коробочку на кухню, дай, думает, открою и погляжу, что там. Вскрыла — коробка взорвалась, опалив ей руку. И стены теперь на кухне все черные!

— В следующий раз думать будет, — рационально заметил папа.

Поужинав, мы забрели в комнату и расфасовались по своим лежбищам. Примерно через час позвонила Катька — та самая лучшая подруга, совместно с которой я и люблю влезать во всякие преступления — с предложением пойти с ней на вечеринку, устраиваемую ее однокурсницей у себя дома.

— Я-то там зачем нужна? — взбунтовались во мне некоммуникабельность и, как следствие, нелюбовь к большому скоплению людей.

— У меня на это две причины. Первая — там будет Женька. Вторая — там будет Паша. — Ее лаконичный ответ на самом деле многое для меня прояснил. Женька с Катей питали друг к другу взаимное большое чувство, но в результате какой-то непонятной истории, о которой мне мало что известно, моя любимая подруга вдруг решила, что она недостойна Женьки, короче, спятила. Отказом пойти на тусовку она боится обидеть сокурсницу, но встречаться с экс-бойфрендом в свободной обстановке — выше ее сил, ей нужна опора в виде меня. Паша же — Женькин лучший друг — питает то же большое чувство ко мне, но это только по словам Кати, и она мечтает нас свести. Впрочем, Павел — парень добрый, но не совсем в моем вкусе. Меня тянет на эрудированных, образованных парней да желательно намного старше, тогда как Пашка перегнал меня всего лишь на год по паспорту и отстал лет на десять по уму. И это притом, что я сама не шибко мудра от природы! То есть в учении — я всегда первая, всегда отличница, а в быту, чего скрывать, — дура дурой. Короче, все это длительное объяснение, что я сейчас разжевала, подруга уместила в паре слов.

В своем ответе я тоже решила быть лапидарной:

— Уволь.

— Что так? — захотела Катька пояснений.

— Уже девять, меня отец все равно не отпустит.

— Понятно, — обиделась она и бросила трубку. Я тоже бросила, хотя понимала, что она-то не узнает об этом. Но бросить до ужаса хотелось.

Стоило это сделать, как снова раздался звонок, на сей раз в дверь. Мама была в ванной, папа уютно похрапывал под документальную передачу о животных, которые всегда действуют на него успокаивающе, так что открывать пришлось мне.

— Кто там? — спросила я, никого не заметив в дверном глазке. В ответ — тишина. — Кто там? — повысила я голос, но по ту сторону продолжали хранить упорное молчание. Что за ерунда?

Тут мне совсем не к месту (а может быть, и к месту) вспомнилась история о бомбе, подложенной соседке тети Нади. Во что это все вылилось? Она, по-моему, лишилась руки? Или не совсем лишилась, но что-то там с рукой точно было.

Я посмотрела на свою кисть, на длинные и тонкие красивые пальцы с рослыми здоровыми ногтями, не знавшими никогда вредных для них лака и ацетона; затем — на изящные худенькие локти и нетатуированные предплечья и поняла: я не хочу этого всего лишаться!

Сделав шаг по направлению к комнате, я перевела дыхание. Вот возьму и не открою, и ничего мне за это не будет! Нет никого дома, и все тут.

Я отступила еще на шаг, и вновь раздался заливистый звонок.

— Да что ж это такое! — пожаловалась я высшим силам и осторожно приблизилась к глазку. По-прежнему никого и ничего. Однако данный результат меня не слишком-то ошеломил, как раз этого я и ожидала. Неожиданно рука, которую я только что заранее оплакивала, сама потянулась к замку. Сперва ужаснувшись, я после справедливо рассудила, что коли на лестничной клетке ничего нет, следовательно, некому причинить мне вред, и уже решительнее отворила дверь.

У порога меня караулила бомба, упакованная в симпатичную лиловую с серебристыми звездами коробку размером с диванную подушечку. Я коротко вскрикнула и лишилась сознания.

Глава 2

Вода потекла по лицу и забежала за ворот халата, заставив меня поежиться от столь неприятного ощущения и открыть глаза.

Надо мной склонилась мама.

— Живая! Это были грабители, да? Они ударили тебя по голове?

— Н… нет, — со второй попытки и не слишком внятно произнесла я. — Там… — и пальцем указала на притворенную дверь, таившую за собой множество грозящих потерей руки, а то и жизни опасностей.

Мать высунула нос за порог.

— Боже, неужто бомба?

Господь ей не ответил, и она перевела свой вопрошающий взор с потолка коридора на меня.

— Не знаю, — пожала я плечами, все еще лежа на полу. — Зови отца.

Папа помог мне подняться, затем устремил заспанные глаза на коробку.

— Да ладно. Фигня это. — И почесал затылок.

Тут уж и соседи всех трех квартир повыскакивали на площадку.

Баба Клава прижала руки к обширной груди.

— Это все фашисты! Они, окаянные, мину подложили! Вот гитлеровцы, вот злодеи!

Да, неспроста я вспоминала сегодня Адольфа недобрым словом. Неужто решил отомстить мне таким способом? Как это жестоко, из-за одной меня взрывать целый подъезд!

— Так и знала, что они вернутся, — убивалась соседка, едва не плача.

— Ага, а с ними ахтун минен! — хмыкнул дядя Саша, папин приятель, и скрылся в недрах своей квартиры, потеряв интерес к происходящему. Однако с других этажей жильцы, напротив, стали подтягиваться.

— Да не, — вторил отец сам себе, не переставая чесать затылок. — Фигня это всё.

— Разойдись! — рявкнула мать и, встав на корточки, приложила к коробке свое чуткое ухо. — Ах! Тикает!

— Ах! — раздалось со всех концов. — Тикает!

— Срочно саперов вызывайте, — посоветовал нам мужик с первого этажа и, быстро смекнув, что к чему, незамедлительно убег восвояси.

— Да ну, — отмахнулся папаня. — Фигня это всё.

Однако мама, вняв совету, полетела кому-то звонить, а соседи по очереди наклонялись, прислоняя ухо к страшной посылке, и убежденно заявляли:

— И вправду тикает!

Я от них решила не отставать и сделала то же самое. Действительно тикает! Повторив фразу вслух и отметив, что все вокруг удовлетворенно кивнули, я подумала про себя: «Кошмар какой-то!» В то же время мне как-то до конца не верилось в то, что это на самом деле взрывное устройство.

Когда последний обитатель подъезда совершил обряд посвящения путем слушания таинственной коробочки, мы обездвижились и призадумались.

Вскоре наши ряды пополнил живущий неподалеку участковый, которому мама, оказывается, и звонила.

— Здравья желаю, — непонятной национальности именем представился он и козырнул. — Что у вас здесь, товарищи проживающие?

— Гитлер капут, вот что! — высказалась с болью за все отечество, понесшее много людских потерь от проклятых немцев, баба Клава.

— Не понял?

— Бомба, — заговорщицким шепотом оповестила участкового мама, кивнув на упаковку под ногами.

— Да какая бомба?! Фигня! — раздраженно отозвался отец и вернулся в квартиру.

Честно говоря, я была с ним солидарна, поменяв свое недавнишнее мнение, повергшее меня в обморок, но уходить не спешила: так недолго самое интересное пропустить.

— С чего взяли, что бомба? — усомнился мужчина в форме, на что получил довольно интригующий ответ:

— А вы наклонитесь! Тогда узнаете.

— Не понял! — возмутился участковый: сегодня он явно сообразительностью не отличался.

Мать смиренно повторила:

— Наклонитесь, говорю, и послушайте!

Выполнив требование, участковый убедился, что «и впрямь тикает». Не мудрствуя лукаво он вызвал подкрепление.

Новоприбывшие менты, выполнив по очереди ставший уже знаменитым обряд, решили, что коробку следует вскрыть.

— Только не на моей кухне! — отрезала мать. Ей очень нравились наши светлые обои.

— Вскрывать будем здесь. Всех просим пройти на свои жилплощади и поплотнее закрыть двери.

Пройти-то мы, конечно, прошли, но за спектаклем все ж таки наблюдали через глазки.

Один бойкий капитан вспорол лиловую упаковку перочинным ножиком и заглянул внутрь. Взрыва не последовало. Затем он достал какой-то цветной прямоугольник и крикнул:

— Кто здесь Юлия?

Я тут же выползла на площадку и получила в руки свою законную коробку со всем ее содержимым.

— Это вам, — не скрывая улыбки, обрадовал он и загоготал. Следом за ним — все остальные. — В следующий раз, — вытерев выступившие не то от смеха, не то от напряжение слезы, погрозил он мне пальцем, — накажем.

— За что? — возмутилась я тем, что на меня пытаются повесить террористический акт. — Это не я ее подложила! Зачем мне взрывать дом, в котором я живу? У меня другого нет. И потом, я не умею их готовить!

— Готовить? — переспросил капитан, и тут же в его животе что-то громко заурчало. — Кого?

— Бомбы!

Они захохотали еще пуще, а я додумалась наконец заглянуть в свой трофей.

Настенные часы в форме сердечка и розовая с белыми цветами открытка. «За твои красивые серые глаза и милую улыбку, — значилось в ней. — С 8 Марта!» И подпись: «Роман».

* * *

Темная, беззвездная ночь. Она шла неосвещенным двором к дороге, кутаясь в коротенькую, едва достающую до пояса, курточку и думая о матери. В последнее время они часто ругались, мать настаивала на том, что надо ежедневно посещать школу, тем более в одиннадцатом классе, когда предстоят решающие экзамены. Плюс к тому — допоздна не гуляй, музыку громко не слушай, бросай курить, не пей на вечеринках… Господи, какая она зануда! Если бы мать только узнала, что она и марихуаной иногда развлекается, да и с парнями давно уже не только целуется, что бы было? У нее, наверно, случился бы инфаркт!

Девушка хихикнула, продолжая идти и не отрывая прищуренных глаз от земли: она старалась разглядеть то, что находилось под ногами, так как двор по своей чистоте приближался к свалке, а света молодой, зарождающейся луны было явно недостаточно для того, чтобы не напрягать орган зрения. Так немудрено и ноги переломать.

Какой-то шорох достиг ее ушей, и она наконец оторвала глаза от почвы, припорошенной кое-где снегом и усыпанной мусором.

Ха, он ждет ее! Она даже не смела надеяться на такой подарок.

«Как же мне сегодня подфартило! — думала она, подходя ближе. — Господи, ты любишь меня! Аллилуйя!»

* * *

В десять утра вышел специальный выпуск новостей по нашему местному каналу.

— Жуткое преступление совершилось в четыре утра во дворе Дворца культуры «Гигант», где проходила премьера кровавого ужастика о серийном маньяке-убийце «Визг 4», — заупокойным голосом вещала диктор — серьезная женщина лет тридцати в строгом синем костюме. — Была зверски истерзана шестнадцатилетняя ученица одиннадцатого класса средней общеобразовательной школы № 5 Алена Звеньева. — На экране высветилась крупным планом фотография убитой школьницы. Явно крашеные иссиня-черные волосы стильно подстрижены, черная подводка и килограмм туши вокруг небольших карих глаз, лицо бледное не то из-за самой кожи, не то из-за пудры, ее покрывающей, на губах — темно-бордовая помада. Но в целом, лицо производило приятное впечатление, девушка, несмотря на боевую раскраску, была симпатичной.

В голове что-то щелкнуло, заставив извилины активно шевелиться. Так бывает, когда, увидев человека, осознаешь, что раньше где-то уже с ним сталкивался, но не можешь вспомнить когда и при каких обстоятельствах.

— Свидетели утверждают, — продолжала тетка, — что за несколько минут до обнаружения трупа Звеньевой из-за угла Дворца культуры выбегал человек в костюме маньяка из фильма «Визг». Свидетели рассмотрели, как с ножа, что он держал в руках, стекала свежая кровь. Их фамилии в интересах следствия не разглашаются.

Тетка-ведущая исчезла, появился мужик, повернутый к камере затылком, и надпись «Голос изменен».

— Мы сначала решили, что это маскарад, и нож не настоящий, ну, тот, что к костюму прилагается. Я думал, окунул картонный нож в кетчуп и бегает всех пугает, ну вроде шутки.

— Какого он был роста? — осведомился голос за кадром.