— Небо было голубым, — сказал я, доев помидор.
— Так говорит дедушка.
Дедушка. Я не видел своих дедушку с бабушкой, не знал их имен. Родители отца умерли задолго до моего рождения. Родители матери жили в Америке, я не хотел их знать.
— Он его видел? — я старался сохранить голос ровным. — Своими глазами?
— Он так думает. Но он был очень мал, — она провела кончиками пальцев по поверхности оранжевого помидора. — Он говорит, что эти воспоминания похожи на сон.
Пот блестел на ее висках, был над ее верхней губой. Я провел рукой по лбу.
— Поверить не могу, что тут так жарко, — сказал она, облизнув губы.
Я, не подумав, повторил за ней, ощутил соль на языке.
— Так ощущается лето в Тайване без костюма с кондиционером, — ответил я и схватил плетеную корзинку.
— Я помогу, — сказала она.
Мы двадцать минут провели в тишине, наполняли корзинку кривыми помидорами и огурцами. Горные ветерок шелестел листьями вокруг нас, птицы пели в глубине зарослей. Когда мы закончили, губы ю-девушки были белыми, пряди черных волос, выбившихся из ее хвостика, прилипли к ее влажной шее.
Ее дыхание было быстрее, чем у испуганного зайца.
— Думаю, нам пора внутрь, — сказал я, поднимая корзинку.
Она встала со мной.
— Я хочу попробовать.
Я склонил корзинку, ее ладонь коснулась помидоров и огурцов, словно они были драгоценными камнями, а не жалкими овощами. Она выбрала продолговатый помидор, краснее остальных, потерла большим пальцем кожицу и откусила. Она тут же скривилась и поежилась.
Я рассмеялся.
— Не вкусно?
— Он кислее, чем все, что я пробовала.
Я ухмыльнулся. Конечно, она ела идеально выращенное. Мы вернулись к дому, и она доела плод.
— Мне нравится этот вкус… земной, — сказала она. Я увидел, как она озирается, пока мы приближались к двери лаборатории.
Дверь открылась от моего голоса, мы прошли в относительную прохладу здания. Я опустил корзинку на обеденный стол и кивнул на ее шлем рядом.
— Тебе стоит надеть его.
— Позже, — пробормотала она и прошла к окнам, глядя наружу.
Я сел на стул и ввел пару команд в ноутбуке. Деньги были переведены. Я выдохнул, выпуская напряжение, что копилось во мне после похищения девушки. Триста миллионов были риском, но дело стоило риска. Этого хватило бы, чтобы Виктор оделся как ю-парень и притворился одним из них, влился в их закрытое элитное общество. Мы уничтожим их изнутри.
Мы хотели вернуть синее небо.
— Что ты собираешься сделать с деньгами? — она развернулась, ладони были сцеплены перед ней.
Я вздрогнул от звука ее голоса и закрыл МакПлюс.
— Не знаю. Ремонт?
Она смерила меня взглядом, я отвернулся первым и посмотрел на комнату, которую уже год считал домом. Нужно уходить отсюда. Я буду скучать по этому месту.
— Сначала смени гардероб, Темный конь.
Я невольно рассмеялся.
— Как тогда тебя зовут?
— Серьезно? — она насмешливо вскинула брови.
Я пожал плечами.
— Какая разница? — она мне нравилась. Я хотел знать.
— Дайю, — ответила она.
— Из романа?
Она удивленно улыбнулась и стала очень красивой.
— Ты читал?
Я много читал, чаще из андернета, но нашел «Сон в красном тереме» забытый в ящике стола в магазине мелочей. Владелец отдал мне ее даром, отмахнувшись и не взглянув. Книги не стоили бумаги, на которой были напечатаны.
— Цветы вокруг меня, птичья песнь в моих ушах, — пробормотала она под нос.
Я читал книгу достаточно раз, чтобы узнать строку из стихотворения, которое герой Баою использовал, когда думал о героине, тезке Дайю.
— Смягчат мою потерю, я забуду о слезах, — ответил я.
Она взглянула на меня, глаза сияли из-за грязного воздуха или страха.
— Ты читал.
Эта книга была моей любимой. Но ей не нужно было знать это. Вместо этого я сказал:
— Ты не выглядишь как трагическая героиня.
— Да? — она прислонилась к стеклу и выпрямилась, расправив плечи. Я успел заметить тоску в ее глазах. Сильное желание. Что ю-девушка могла хотеть, если уже все имела?
— Нам лучше идти, — сказал я. — Мне нужно вернуть тебя твоей семье, скоро стемнеет.
Дайю подняла шлем и поправила воротник, потом надела шлем. И она сразу стала другой, менее человечной. Было сложно поверить, что за стеклом была почти нормальная девушка. Умная и с чувством юмора.
— Мне придется снова дать тебе сон-чары, — виновато сказал я.
— Нет. Завяжи мне глаза, если нужно.
— Я не могу так рисковать. Я добавил кое-что, чтобы ты забыла, — я видел, как ее глаза расширились от паники, даже в шлеме. — Не все. Последние сутки.
Она покачала головой.
— Прошу, не надо.
Но я взял ее за руку и уже тащил к двери.
— Нам обоим будет безопаснее, если ты не будешь ничего помнить. Поверь, — я ощущал себя глупо, произнося последние слова.
Мы вышли в грязную влажность вечера. По горе спускаться несколько часов, к тому времени стемнеет. Даже если я заброшу лабораторию, нельзя рисковать и позволять ей помнить это место, помнить меня.
Солнечный свет блестел на ее шлеме, и я был рад, что не вижу четко ее лицо, пока тащил ее. Она боролась, но я был сильнее. Она зашла вперед и смяла ладонью ткань моей рубашки.
— Но я хочу помнить, — сказала она.
Я схватил ее за запястье. Вонзил иглу в ее раскрытую ладонь. Шипение показалось слишком громким.
— Все мы хотим, — прошептал я и поймал ее, когда она обмякла.
Глава вторая
Приближалась буря, первая большая этой весной, и я ощущал ее приближение в напряжении вокруг меня, в неподвижности темных туч над головой. Я шел в толпе в Симэньдин. Сумерки, воздух в Тайпее был холодным. Три девушки прошли мимо, общаясь, бурля нервной энергией, глаза над их масками были яркими. Одна сжимала зонт цвета фуксии, его верхушка задела мой подбородок, когда я отошел с их пути.
Я оглянулся несколько раз, чтобы убедиться, что меня не преследуют. После пяти лет жизни практически на улицах в одиночку я привык оглядываться. Но Арун предупреждал нас, что его мама, доктор Натарай, была под наблюдением. Она не знала, кто следил за ней.
Я натянул ниже потрепанную голубую кепку, радуясь, что меня не преследуют. Рабочие начинали выходить из офисов, спешили к метро, чтобы добраться домой к семье или в рестораны и кафе к друзьям. Было еще слишком светло для неоновых вывесок, окна магазинов и бутиков казались не готовыми для толп модных подростков и ребят постарше, которые приходили туда, когда темнело. Торговцы на улицах раскладывали товары: украшения, кошельки, обувь, я видел, как двое с опаской поглядывали на небо. Один торговец принес разноцветные зонты со специальным покрытием против наших ядовитых дождей.
Я знал, что ночь будет шумной, все старались оставаться снаружи как можно дольше, пока не ударили ветер и дождь. Если бы не встреча с друзьями, я бы вернулся в свой самодельный дом на Янминьшань, читал, лазал по андернету или работал над чем-нибудь скверным с Линь И. Арун созвал на экстренное собрание, и он бы не поступил так без серьезной причины.
Серебряный лимузин ехал по узкой улице, вычурный и неуместный. Не нужно быть гением, чтобы понять, что какие-то ю-подростки получили разрешения папочек поехать среди масс в один из эксклюзивных клубов или ресторанов, где регулировался воздух, они были открыты только для богатых клиентов.
Прижав подбородок к воротнику черной джинсовой куртки, я оскалился, проходя мимо лимузина. Изнутри машины пульсировала музыка, сильный ритм баса. На окнах было видно рекламу лимузина, красивая женщина в черном показывала роскошный салон машины, тонкие руки изящно двигались, она нажимала кнопки, и автомат наливал шампанское. Когда я проходил мимо заднего окна, стекло вдруг стало прозрачным, открывая сам салон с белыми сидениями и голубоватым светом. Ю-девушка постукивала по выступу у окна, сгибая пальцы, в другой руке был хрустальный бокал с жидкостью, что сияла розовым, пузырьки поднимались, как яркие звезды.
Лимузин остановился, пытаясь миновать давку людей, и я замер, глядя, как ю-девушка прижимается к окну. Она была в серебряном платье, украшенном хрусталем, верх подчеркивал ее полную грудь. Хотя черты ее были азиатскими, ее тонкие волосы были алыми, как ее помада. Она подняла бокал, глядя на меня. Другая девушка обхватила плечи рыжеволосой, хихикая. Их вид был нереальным, я словно смотрел еще одну рекламу в окне лимузина. Они оживленно склонили головы, смеясь. Им было не больше шестнадцати на вид.
Прохожие указывали, и я слышал их жалобы на фоне: богатые бесполезные ю-девчонки уже были пьяными. Лимузин не должен был стоять на улице, они могли подняться в небо и избежать пробки. Воздушные машины были роскошью даже среди ультрабогачей, они могли летать над людьми, прибывать на вечеринку раньше, чем были допиты коктейли. Девушки хотели быть в толпе. Они хотели внимания.
— Прочь отсюда! — закричал старик и ударил по шине лимузина. Серебряный лимузин поехал вперед, вырываясь из пробки. Девушки внутри завопили. Я видел, как они раскрыли рты, как пошатнулись от резкого движения машины. Рыжеволосая прижалась губами к окну, оставила на чистом стекле след своего рта. Она подмигнула мне, я не успел отреагировать, окно помутнело, и на нем появилась реклама лимузина.
Я поднял кулак, готовый ударить по стеклу с силой, чтобы испугать девчонку, чтобы она вышла из приятного состояния. Но лимузин умчался вперед и застрял у светофора на красном свете.
Забудь. Не в этот раз.
— Э! — мужчина, что бил шину лимузина, прервал мои мысли. — Она хотела сделать тебя своей игрушкой.
Он рассмеялся, летела слюна. Я был рад, что стоял в стороне от него. Никто не знал, что можно было подхватить в эти дни. Скрюченный, с выпирающими вперед плечами, он выглядел как дедушка. Но ему было около сорока. Он был в лохмотьях, пошел ко мне, грозя пальцем, но тут закашлялся. Он согнулся, прижал ладони к бедрам, сотрясаясь от приступа. Минуту спустя кашель унялся, но он не выпрямлялся, хрипел и переводил дыхание.
Люди обходили его, вокруг нас словно был невидимый барьер. Я с тревогой сделал два шага в его сторону, подавляя свой страх получить его болезнь. Но он вскинул ладонь и посмотрел на меня проницательными черными глазами. Они слезились от сильного кашля.
— Если бы я был юн и хорош собой, как ты, я бы это сделал, — прохрипел он. — Хорошие деньги, хорошая еда, веселье.
Я рассмеялся. Недолго и без юмора.
— И слушаться ю-девчонку? Быть ей собачкой на поводке? Нет, спасибо, — я шагнул вперед, вытянув руку. — Дядя, я могу купить вам горячий напиток. Вам стоит сесть…
— Не подходи! — закричал он, его слова булькали от мокроты. — Глупый? Я заразен. Хочешь быть таким же? — он провел грязным рукавом по рту, ворча под нос, а потом сказал. — Просто быть идеалистом, когда ты молод и красив, парень.
Я развернулся и пошел прочь. Ему не нужна была моя помощь. И что я мог ему сделать, кроме покупки горячего чая? Ему нужно было в больницу, нужны были лекарства, как было и с моей мамой. Я проглотил горечь, горе вдруг оказалось резким, как свежая колотая рана. Я больше ничего не мог предложить, ведь сам этого не имел.
Еще один лимузин пронесся мимо, этот был наверху, за ним следовали три мускулистых мэй-парня на воздушных мопедах — телохранители или игрушки, а то и оба варианта сразу. Но они хотя бы не усиливали суету внизу.
— Реальность всегда разрушает идеалы, — кричал мужчина за моей спиной. — Подожди, сам увидишь.
Клерк в прихожей захудалого караоке не посмотрел на меня, когда я прошел. Место было построено в девяностые, когда караоке было популярным, а теперь это место было старым и потертым, как и автоматы, которые они еще использовали. Тусклый свет люстры едва освещал темное фойе, от старого ковра воняло жиром и плесенью.
— У меня встреча с друзьями, — сказал я.
Клерк вонзил окурок в пепельницу.
— Высокий филиппинец? — сказал он, не поднимая голову. — Красотка в пышной юбке?
Я кивнул, не зная, как он догадался, а потом понял, что в этом жалком месте было не так и много занятых комнат.
— Наверху, — сказал клерк. — Номер два-ноль-три, — он зажег еще одну сигарету, затянулся, а потом закашлялся, выдыхая дым, взгляд был прикован к старому телевизору на стойке перед ним. У этого телевизора нужно было крутить ручку, чтобы сменить канал, он был бы античным, если бы не был таким мерзким. У многих мэй в эти дни остались сплошные мерзкие вещи.
Перешагивая по две скрипящие ступеньки, я оказался у темно-коричневой двери с тусклыми медными цифрами 203 на ней, из-за нее доносились приглушенные ноты баллады Джея Чоу. Я стукнул и повернул липкую ручку, толкнул дверь раньше, чем получил ответ.
На меня посмотрели четыре пары глаз, я пришел последним, как обычно.
Доктор Натарай сидела в центре потертого черного дивана, его искусственная кожа была в давних пятнах. Арун был слева от нее, его ярко-оранжевые, обычно торчащие, волосы были деловито стянуты в хвост. Линь И сидела справа от Натарай, она была в зеленой футболке и белой пышной мини-юбке с яркими тюльпанами на ней. Виктор сидел в красном бархатном кресле рядом с Линь И, его длинные ноги были вытянуты перед ним, он был ленивый как кот. И такой же спокойный.
— Рад, что ты пришел к нам, Чжоу, — протяжно сказал он.
Увидев, что доктор Натарай отвернулась и шепчется с Аруном, я показал Виктору грубый жест, и он расширил глаза в притворном шоке, едва слышно смеясь.
Линь И вскинула бровь, поджала губы, прося меня вести себя прилично. Я очаровательно улыбнулся и закрыл за собой дверь. Айрис стояла за ней, и я вздрогнул.
— Блин, Айрис! — сказал я.
— Привет, Чжоу, — она была в черном, как и всегда, и спрятала шприц, что держала в руке в скрытый карман на бедре. Быстрый удар в руку сон-чар, и я бы упал за секунды.
Поделиться книгой: