Епископ (умоляюще). Только одну минуту.
Ирма. Вы здесь уже два часа двадцать минут. То есть двадцать минут лишних…
Епископ (внезапно впадая в гнев). Оставьте меня одного. Подслушивайте под дверью, если хотите – я знаю, вы это делаете – и войдете, когда я закончу. (Обе женщины выходят вздыхая, с измученным видом. Епископ остается один; с видимым усилием успокаивается, встает перед зеркалом, держа стихарь.) Ответь мне, зеркало, ответь мне. Что я пришел здесь найти – зло или невинность? И, отраженный в твоем позолоченном стекле, кто я? Я никогда не желал, клянусь перед Богом, который меня видит, я никогда не желал трона епископа. Стать епископом, возвыситься – в силу добродетели или порока – если бы даже это отдалило меня от окончательного достоинства епископа. Я объяснюсь. (Епископ говорит очень отчетливо, как если бы следовал логическому рассуждению). Чтобы стать епископом, нужно пристраститься не быть им, но совершить то, что привело бы меня к этому. Став епископом – став им, конечно, для себя, – я должен был непрестанно познавать бытие, дабы выполнять свои функции. (Он хватает полы стихаря и целует его.) О, кружева, кружева, работа тысячи маленьких ручек, созданные, чтобы прикрывать множество задыхающихся женских грудей, груди грудей, и лиц, и волос, вы украшаете меня ветвями и цветами! Начнем сначала.
Но вот в чем суть! (Смеется). А! Я говорю – по латыни! – должность есть должность. Она не есть способ существования. Между тем, епископ – это способ существования. Это ноша. Бремя. Митра, кружева, золотая ткань и бусы, подхалимство… Собачья работа!
(Треск пулемета.)
Ирма (просовывая голову в приоткрытую дверь). Вы закончили?
Епископ. Оставьте меня, ради Бога. Убирайтесь прочь! Я думаю. (Ирма закрывает дверь.) Величие, достоинство, озаряющие мою персону, не имеют источника в атрибутах моей должности – не более, о небо! чем в моих личных достоинствах. Величие, достоинство, которые меня озаряют, исходят от таинственного сияния: епископ предшествует мне. Я сказал тебе, зеркало, позолоченное изображение, украшенное, как коробка из-под мексиканских сигар? Я хочу быть епископом в одиночестве, для одной видимости… И чтобы разрушить все должности, я хочу устроить скандал и задрать тебе юбку, шлюха, распутница, проститутка…
Ирма (входя). Достаточно на сегодня. Надо уходить.
Епископ. Вы сумасшедшие, я не закончил. (Обе женщины входят.)
Ирма. Я не ищу ссоры с вами ради удовольствия, и вы это знаете, но вам нельзя терять ни минуты, я вам повторяю, что задерживаться на улицах опасно. (Вдалеке слышна стрельба.)
Епископ (горько). Вам наплевать на мою безопасность. Когда все закончится, вы растворитесь в толпе!
Ирма (Женщине). Не слушай его больше, а раздевай. (Епископу, который, сняв котурны, стал нормальных размеров: самый банальный из актеров.) Помогите же, непреклонный.
Епископ (с идиотским видом). Непреклонный? Я непреклонен? Торжественная непреклонность! Окончательная неподвижность…
Ирма (Женщине). Подай ему пиджак…
Епископ (глядя на одежду, валяющуюся на полу). Украшения, кружева, с вами я возвращаюсь к самому себе. Я снова завоевываю свое владение. Я окружил себя очень старой крепостью, откуда теперь изгнан. Я расположусь на поляне, где, наконец, станет возможным самоубийство. Суд зависит от меня и моей встречи лицом к лицу со смертью.
Ирма. Хорошо, но надо уходить. Вы оставили вашу машину при въезде на улицу, недалеко от пилона…
(Быстрым движением Епископ набрасывает золоченую мантию на свою гражданскую одежду.)
Епископ (Ирме). Ибо наш Шеф полиции, эта бездарь, оставляет нас на произвол судьбы, чтобы какие-то сволочи зарезали нас! (Поворачивается к зеркалу и декламирует.) Украшения! Митра! Кружева! Особенно золотая мантия, ты, ты хранишь меня от мира. Где мои ноги, где мои руки? Что делают мои руки под твоими сверкающими муаровыми покровами? Не способные ни к чему другому, кроме того, чтобы сделать едва уловимый порхающий жест, они стали обрубками крыльев – не ангела, а цесарки – суровое облачение, ты позволяешь зародиться в тепле и темноте, самой нежной, самой святейшей нежности. Мое милосердие, панцирь которого я уже приоткрыл, идет покорять мир. Порой моя рука, как нож, поднималась для благословения? Или для того, чтобы резать, косить? Словно голова черепахи, моя рука раздвигала покров. Черепаха или осторожная гадюка? И возвращалась в свой панцирь. Там, внутри, моя рука мечтала… Украшения, золотая мантия…
(Сцена перемещается слева направо, как будто она уходит за кулисы. Появляется следующая декорация.)
ВТОРАЯ КАРТИНА
Декорации
Та же люстра. Три ширмы коричневого цвета. Голые стены. Справа то же зеркало, в котором отражается та же смятая постель, что и в первой картине.
Женщина, молодая и красивая, со связанными руками.
Ее муслиновое платье разорвано. Видна грудь.
Перед ней стоит палач. Это гигант, обнаженный до пояса. Очень мускулистый. Его плетка заткнута за пояс за спиной, кажется, что это его хвост.
Судья, когда поднимется, тоже покажется огромным, неестественных размеров, за счет котурн, которые не видны под его платьем, его лицо загримировано, он пошло ползет на животе по направлению к женщине, которая постепенно пятится.
Воровка (вытягивая ногу). Нет еще! Лизни! Сначала лизни…
(Судья пытается подползти поближе, затем медленно, тяжело, кажется, целую вечность, поднимается, садится на скамеечку. Воровка (это женщина, описанная выше) меняет позу, из властной она становится смиренной.)
Судья (сердито). Ты же воровка! Ты удивлена… Кем? Полицией… Ты забыла, что неуловимая и прочная сеть, мои медные сыщики сковывают ваши движения? Насекомые с бегающим взглядом, насаженые на булавку, выслеживают вас. Всех! Всех арестованных они доставят во Дворец… Что ты ответишь? Ты удивлена… Под твоей юбкой… (Палачу.) Сунь руку ей под юбку, ты найдешь там карман, знаменитый карман Кенгуру. (Воровке.) Который ты наполняешь всем тем, что ты награбила без разбора. Потому что ты ненасытная и нерассудительная. Больше того, ты идиотка. (Палачу.) Что там, в этом знаменитом кармане Кенгуру? В этом огромном брюхе?
Палач. Духи, месье Судья, фонарик, бутылка fly-tox, апельсины, несколько пар носков, морские ежи, махровое полотенце, шарф. (Судье.) Вы слышите? Я говорю: шарф.
Судья (подпрыгивая). Шарф? Ага, мы у цели. Для чего нужен шарф? А, для чего? Кого задушить? Отвечай. Кого задушить? Ты воровка или душительница? (Очень нежно, умоляюще.) Скажи мне, моя маленькая, я тебя умоляю, что ты воровка.
Воровка. Да, месье Судья.
Палач. Нет!
Воровка (удивленно на него смотрит). Нет?
Палач. Позже.
Воровка. Что?
Палач. Я сказал: признание будет в свое время. Отрицай.
Воровка. Чтобы он меня бил!
Судья (слащаво). Правильно, моя маленькая: чтобы он тебя бил. Сначала ты должна отрицать, чтобы потом признаться и покаяться. Я хочу видеть, как из твоих глаз брызнет водичка. О! Я хочу, чтобы ты промокла насквозь. Власть слез!.. Где мой кодекс? (Он шарит под своей мантией и достает книгу.)
Воровка. Я уже плакала…
Судья (делает вид, будто читает). Под ударами. Я хочу слез покаяния. Когда я увижу, что ты намокла, как луг под дождем, я буду доволен.
Воровка. Это нелегко. Я старалась…
Судья (уже не читает, полутеатральным, почти фамильярным тоном). Ты удивительно молода. Ты новенькая? (Беспокойно.) Ты часом не малолетка?
Воровка. Нет, нет, месье…
Судья. Зови меня месье Судья. Когда ты приехала?
Палач. Позавчера, месье Судья.
Судья (театральным тоном, снова принимаясь за чтение). Дай ей говорить. Я люблю этот дрожащий, растерянный голос… Слушай: надо, чтобы ты была образцовой воровкой, если ты хочешь, чтобы я был образцовым судьей. Фальшивая воровка – фальшивый судья. Ясно?
Воровка. О, да, месье Судья.
Судья (продолжая читать). Хорошо. До настоящей минуты все шло хорошо. Мой палач бил сильно… так как он тоже выполняет свою работу. Мы связаны: ты, он, я. Например, если бы он не бил, как я смог бы его остановить? Он должен бить, чтобы я вмешался и доказал свою власть. А ты должна отрицать, чтобы он тебя бил. (Слышен шум: кто-то упал в комнате рядом. Нормальным тоном.) Что это? Все двери хорошо закрыты? Никто не может нас услышать или увидеть?
Палач. Нет, нет, будьте спокойны. Я закрыл на задвижку. (Проверяя огромный засов на дверях в глубине сцены.) И коридор охраняется.
Судья (естественным тоном). Ты уверен?
Палач. Я же вам говорю. (Засовывая руку в карман.) Я покурю?
Судья (естественным тоном). Запах табака меня успокаивает, кури. (Слышится тот же шум.) О, но что же это? Что это такое? Меня оставят в покое? (Встает.) Что происходит?
Палач (сухо). Ничего. Что-то упало. Просто вы слишком нервничаете.
Судья (естественным тоном). Возможно, но моя нервозность мне помогает. Она придает мне бодрости. (Встает и идет к перегородке.) Я могу посмотреть?
Палач. Только одним глазком, так как поздно.
(Палач пожимает плечами и перемигивается с Воровкой.)
Судья (после того, как посмотрел). Свет горит. Яркий… но никого не видно.
Палач (пожимая плечами). Никого нет!
Судья (еще более фамильярным тоном). Ты, кажется, беспокоишься. Что-то новенькое?
Палач. После обеда, как раз перед вашим приходом, в руки восставших попали три главных пункта. Они их подожгли: ни один из пожарников даже не вышел. Все сгорело. Дворец…
Судья. А Шеф Полиции? Он их, как всегда, обманул?
Воровка. Уже четыре часа как о нем ничего не известно. Если он смог ускользнуть, он обязательно придет сюда. Его ждут с минуты на минуту.
Судья (Воровке, присаживаясь). Во всяком случае, пусть не надеется перейти через мост Руайад, он был взорван сегодня ночью.
Воровка. Это известно. Взрыв был слышен отсюда.
Судья (театральным тоном читает в Кодексе). Итак. Начнем сначала. Пользуясь тем, что праведники спят, пользуясь их минутным сном, ты их грабишь, ты их обираешь, ты их обкрадываешь и ты их обворовываешь…
Воровка. Нет, месье Судья, никогда…
Палач. Я исполосую ее?
Воровка (крича). Артур!
Палач. Что ты несешь? Не обращайся ко мне. Отвечай месье Судье. А меня зови месье Палач.
Воровка. Да, месье Палач.
Судья (читая). Я спрашиваю: ты воровала?
Воровка. Да. Да, месье Судья.
Судья. Хорошо. Теперь отвечай быстро и четко: что ты украла еще?
Воровка. Хлеб, потому что я была голодна.
Судья (вставая и кладя книгу). Возвышенный! Возвышенный поступок! Я буду судить все это. О, милая, ты примиряешь меня с миром. Судья! Я буду судьей твоих поступков! От меня зависит, куда склонится чаша весов. Мир – это яблоко, я режу его на две половинки: хорошие, плохие. И ты согласна, благодарю, ты согласна быть плохой. (Лицом к публике.) На ваших глазах: ничего в руках, ничего в карманах, снять гниль и выбросить. Но это болезненная операция. Если приговаривать серьезно, каждый приговор стоил бы мне жизни. Вот почему я умер. Я живу в сфере жесткой свободы. Король Ада, те, кого я кладу на весы правосудия – покойники, как я. Эта женщина – покойница, как и я.
Воровка. Вы меня пугаете, месье Судья.
Судья (с большим пафосом). Замолчи. В глубине Ада я разделяю людей, которые сюда попадают. Часть в огонь, другая – в грусть полей асфоделей. Ты, воровка, шпионка, сучка, Минос обращается к тебе, Минос тебя судит. (Палачу) Цербер?
Палач (изображая собаку). Гав, гав!
Судья. Ты прекрасен! К тому же вид новой жертвы тебя украшает. (Выворачивает ему губы.) Покажи свои клыки? Страшные. Белые. (Вдруг он становится беспокойным. Воровке.) Но по крайней мере ты не лжешь, эти кражи, ты их действительно совершила?
Палач. Будьте спокойны. Не может быть, чтобы она вздумала этого не делать. Я ее ударю.
Судья. Я почти счастлив. Продолжай. Что ты украла? (Неожиданно раздается треск пулеметной стрельбы.) Это закончится когда-нибудь!? Ни минуты покоя.
Воровка. Я вам говорила: восстание захватило все северные кварталы…
Палач. Замолчи.
Судья (раздраженно). Ты будешь мне отвечать, да или нет? Что ты украла еще? Где? Когда? Как? Сколько? Для чего? Для кого? Отвечай.
Воровка. Как правило, я проникала в дома в отсутствие слуг, поднималась по черной лестнице… Я рылась в ящиках, ломала копилки детей. (Она подыскивает слова.) Однажды я переоделась в честную женщину. Я надела костюм красно-бурого цвета, черную соломенную шляпу с вишнями, вуаль, черные ботинки на каблуках, затем я вошла…
Судья (быстро). Куда? Куда? Куда? Куда? – куда – куда? Куда ты вошла? (В конце реплики слово "КУДА" должно звучать как звук "А-А-А", чтобы запугать.)
Воровка. Я больше ничего не знаю, извините меня.
Палач. Я ударю?
Судья. Пока нет. (Женщине) Куда ты вошла? Скажи мне – куда? Куда? Куда? Куда? Уа! Уа! Уа!..
Воровка (обезумевшая). Но я вас уверяю, я больше ничего не знаю.
Палач. Я бью? Месье Судья, я бью?
Судья (Палачу, медленно к нему приближаясь). Ах! Ах! Твое удовольствие зависит от меня. Ты любишь бить, не так ли? Это похвально, Палач! Превосходная груда мяса, кусок мяса двигается только по моему решению! (Рассматривая Палача.) Зеркало, которое меня прославляет. Образ, к которому я могу прикоснуться. Я люблю тебя. Никогда я не имел ни силы, ни ловкости для того, чтобы оставить на его спине полосатые узоры. К тому же, что я мог бы сделать из такой силы и ловкости? (Дотрагиваясь до него.) Ты здесь? Ты здесь, моя огромная рука, слишком тяжелая для меня, слишком большая, слишком жирная для моего плеча и всегда идущая рядом со мной! Рука, центнер мяса, без тебя я пустое место… (Воровке.) Без тебя не больше, малышка. Вы мои два совершенных дополнения. Мы составляем прелестное трио! (Воровке.) Но у тебя есть преимущество перед ним, а также и передо мной, это – предшествование! Мое бытие судьи произошло от твоего бытия воровки. Если ты откажешься – но не вздумай это делать! – откажешься быть тем, кто ты есть – или что ты есть – ладно, кто ты есть – я тоже перестану быть… я исчезну, испарюсь. Сдохну. Улетучусь. Отрекусь. Отсюда следует: Добро исходит из… Ну так как? Как? Ты не откажешься, правда? Ты не откажешься быть воровкой? Это было бы скверно. Это было бы преступно. Ты меня лишишь существования! (Всхлипывая.) Говори, моя малышка, моя любовь, ты не откажешься?
Воровка (кокетливо). Кто знает?
Судья. Как? Что ты сказала? Ты мне откажешь?.. Отвечай, куда? И отвечай: что ты украла?
Воровка (сухо, вставая). Нет.
Судья. Скажи мне, где? Не будь жестокой…
Воровка. Не тыкайте мне.
Судья. Мадмуазель… Мадам. Я вас прошу. (Падая на колени.) Смотрите, я вас умоляю. Не оставите же вы меня в подобном положении, в ожидании своего бытия? Если бы не было судей, к кому бы мы обращались, но если бы не было воров?
