Все было не так

Так вот почему она подвергалась нападкам. Вот почему Эшли не включила ее в наше окружение.

Вот почему нас было пятеро вместо шестерых.

– Понимаю, – сказала Эшли, неверно истолковав выражение моего лица. – Это смешно. Поверить не могу, чтобы кто-то настолько ужасный попытался забрать славу у Сары. Но ей хотя бы никто не верит. В смысле, кто бы ей поверил?.. Ли?

Я оказалась на ногах, хотя не помнила, как встала. Откашлялась. Затем еще раз. Но ком в горле никуда не делся. Я была удивлена и озадачена. Надо было тогда ее поправить, но пришлось бы выложить всю правду о Саре, а я даже не знала, с чего начать.

– Час уже прошел, – выдавила я. – Мама, наверное, уже ждет. Мне пора.

– Ох, ладно, – сказала Эшли. – Как раз вовремя, скоро должны прийти мои родители. Они обещали принести мне на обед еду из «Лонг Джон Сильверс».

Я подняла бровь.

– Что? – спросила она. – Моя сестра тоже этого не понимает, но, клянусь, у них очень вкусная рыба. Особенно если смазать уксусом. Уф. – Она покачала головой. – Черт, теперь я хочу есть. Надеюсь, они скоро придут.

Я подошла к ней и наклонилась, чтобы обнять. Она крепко обхватила меня за плечи. В следующие годы я считала объятия Эшли лучшими в мире. Но в тот день они не согрели меня. Я ощущала холод. Онемение.

Если оглянуться назад, кажется, что я должна была расстроиться. Или разозлиться. Или почувствовать вину. Эта информация о Келли должна была больше сказаться на мне. Но я думаю, мое тело и разум к тому моменту так истощились, что эти новости толкнули меня в пустоту.

– Эй, – сказала Эшли, когда я отстранилась и пошла на выход. – Береги себя, хорошо? Если что-то понадобится, звони.

Я кивнула. Эти слова произносили многие, но Эшли действительно имела это в виду. Она поддерживала всех нас.

Многих из нас.

Не знаю, что она думает обо мне сейчас, после всего произошедшего. Не знаю, станем ли мы снова такими друзьями, какими были до этого письма. И господи, если она когда-нибудь это прочитает…

Но есть то, что я знаю наверняка. Несмотря на проблемы с Сарой и Келли, я благодарна Эшли. Я буду всегда ценить ее заботу, искренность и отдачу. Даже если существует шанс, что сейчас она возненавидит меня.

Оставив под дворниками моего грузовика еще две записки и отправив мне в «Фейсбуке» запрос на добавление в друзья, брат Ллойд наконец-то настиг меня. Я знала, что в итоге это произойдет. У нас маленький городок, и если хочешь кого-то загнать в угол, его можно легко выследить.

В субботу утром я выполняла мамины поручения. Заскочила в аптеку, расположенную на улице, идущей от баптистской церкви округа Вирджил. Похоже, брат Ллойд заметил, как я проезжала мимо, и поспешил увидеться со мной. А возможно, у меня паранойя. Может, он действительно просто оказался у аптеки, когда я вышла оттуда с пакетом тампонов и маминой любимой дешевой косметикой.

– Лиэнн, – сказал он, широко улыбаясь мне. Брат Ллойд – невысокий худой мужчина со светлыми волосами и залысиной. И отсутствие волос он компенсирует одеждой. По крайней мере, так было в тот день. Он надел симпатичную голубую рубашку с полосатым галстуком и черными слаксами. В городе, где чистая пара порванных джинсов уже считается нарядом, это граничит с роскошью. – Как хорошо, что мы с тобой столкнулись.

– Здравствуйте, брат Ллойд, – поздоровалась я и обошла его, направляясь к грузовику.

Он, конечно же, последовал за мной.

– Я пытался с тобой связаться. Хотел узнать, как дела.

– Да, я получила ваши записки. – Ключи уже находились в моей руке, и я пыталась понять, как свалить и при этом не показаться грубой.

– Хорошо, хорошо. Рад, что ты их видела. Когда ты не вышла на связь, я уже начал беспокоиться, но ты занята в школе и все такое. – Его улыбка стала решительной, он прочистил горло. – Слушай, Лиэнн, ко мне приходили поговорить Макхейлы.

Я отперла водительскую дверь и открыла ее. Затем, не глядя на брата Ллойда, закинула на другое сиденье пакет с покупками.

– Я так и подумала.

– Они волнуются за тебя, – сказал он. – И я, должен сказать, тоже. Кое-что из того, что ты в последнее время говорила… меня обеспокоило.

– Обеспокоило, – повторила я, устраиваясь в грузовике.

Священник быстро встал у двери, чтобы я не смогла ее закрыть. Он улыбался, на лице отражалась неестественная доброта. Словно после такого эта ситуация должна меня меньше беспокоить.

– Да, обеспокоило, – сказал он. – Кажется, в последнее время ты сама не своя.

– Сэр, при всем уважении, вы едва меня знаете, – отметила я.

– Ты права, – признался он. – Но я отлично знал Сару.

Я заскрежетала зубами. Меня бесило, когда другие говорили, что отлично знали Сару. Они не знали. Никто из них не знал ее так, как я. Они знали тот образ, что нарисовали в своей голове. Карикатуру набожной девушки, лишенной изъянов. Может, брат Ллойд и видел лицо Сары в церкви каждое воскресенье. Может, именно он крестил ее. Но она не делилась с ним тем, чем делилась со мной. Помню его речь на ее похоронах, как он ее описывал. Он не очень хорошо ее знал.

Мне даже казалось, он сам не очень в это верил.

– Те истории, что ты про нее в последнее время рассказываешь, – продолжил он. – Знаю, если бы у тебя все было хорошо, ты бы не выдумывала такие вещи. Поэтому почему бы тебе не рассказать мне, что происходит на самом деле, вместо того чтобы врать про Сару?

– Я не вру про Сару, – сказала я. – Я рассказала ее родителям правду.

– Да ладно тебе, Ли. – Он скрестил руки на груди. – Мы оба все понимаем.

– Брат Ллойд, мне пора ехать.

Он вел себя так, словно не слышал.

– Ты знаешь, что Сара Макхейл для многих героиня. Не только здесь, но и по всей стране. Многих подростков она вдохновила на веру. Про нее даже написали христианскую рок-песню. Кажется, называется «Ее цепочка с крестиком». Слышала?

Я сжала руль.

– Да.

– Хорошая песня, да? Не совсем мой жанр. Я в основном слушаю госпел, потому что не настолько крут, как вы, молодежь… – Он пожал плечами. – Так вот. Ее история многое значит для людей. Ты это знаешь. Зачем отбирать ее у них? У Сары?

– Потому что цепочка принадлежала не ей, – сказала я. – И она ничего не говорила…

Брат Ллойд махнул рукой, чтобы я замолчала.

– Успокойся. Успокойся. Я понимаю, что ты через многое прошла, Лиэнн, но это не повод вымещать гнев на других. И особенно не повод говорить такое про Сару, которая даже не может защититься.

– Мне пора, – в этот раз тверже сказала я.

– Хорошо, – сказал он. – Но, пожалуйста, выслушай меня, пока не уехала. Я действительно обеспокоен. Если откроется, что ты говоришь такие вещи… люди не воспримут это по-доброму.

– Вы имеете в виду, если вы или Макхейлы кому-нибудь расскажете, что это говорю я.

– Я не вижу причин снова говорить на эту тему, если ты пообещаешь больше не распространяться об этом. Если не планируешь делиться этой ложью с кем-то другим, тогда…

– Это не ложь. И я не буду этого обещать. Я хочу, чтобы люди знали правду.

Брат Ллойд вздохнул и склонил голову.

– Мне жаль такое слышать. Надеюсь, ты передумаешь, но при этом мои прихожане будут за тебя молиться.

Минуту спустя я ехала по улице мимо его церкви и не могла не думать о том, что его последнее предложение походило на угрозу.

Сара Макхейл

Знаю, я говорила, что уделяю больше внимания Саре, чем остальным жертвам, но начинаю понимать – я много рассказала о том, кем она не была, и почти ничего о том, кем была.

Сара всегда была экстравертом. Она любила людей, внимание, любила быть той, кто всех смешит и влюбляет в себя. В шестом классе она целый месяц бредила астрологией и гордилась, что родилась Львом. Я была Раком.

– Вот почему ты такая отшельница, – дразнила она. – Если бы не я, ты бы никогда не выходила из дома.

Она не ошибалась. Когда мы никуда не выходили, я отлично проводила время – обычно мы отсиживались в ее комнате, смотрели фильмы или играли в настольные игры. Мне нравилось, когда, кроме нас, никого больше не было. Но Сара всегда хотела куда-то сходить, что-то сделать, показаться на глаза. И я всегда тащилась за ней.

Наверное, «тащилась» – грубое слово. Я ходила туда же, куда и она, потому что времяпровождение без нее приносило много боли. Ее родители всегда шутили, что мы как сиамские близнецы, а бывали ситуации, когда мне в буквальном смысле хотелось этого. Сара была моей единственной близкой подругой, единственным человеком, с которым мне было легко, а бывали времена – особенно в средней школе, – когда я жила в постоянном страхе, что Сара найдет другую подругу, более общительную, увлеченную, и она понравится ей больше меня.

Поэтому, куда бы она ни шла, я следовала за ней.

Когда я оглядываюсь назад, то понимаю, что наша дружба не всегда была здоровой. Сара была властной личностью. Например, в девять лет она настояла на том, чтобы я сделала челку.

– Не знаю, – сказала я ей. – Мама может разозлиться.

– Не разозлится, когда увидит, как хорошо получилось, – настаивала Сара. – С челкой тебе будет намного лучше. И я знаю, что делаю. Видела в Интернете, как это делают.

– Не знаю, Сара.

– Доверься мне, – сказала она, уже вооружившись ножницами.

С прямой челкой мне не стало лучше, и, да, мама разозлилась. Я месяцами ходила с заколками-бабочками и ждала, когда она отрастет. Сара же утверждала, что для нас это было достойным приключением.

– Мы как минимум чему-то научились, – отметила она. – Ты узнала, что тебе не идет челка, а я узнала, что стричь волосы не так уж просто.

Иногда ее властный характер доставлял нам неприятности, но бывало, я была ей благодарна. Например, в седьмом классе меня начали задирать мальчишки.

Я выглядела нескладной. Слишком высокая. Кожа да кости. Тело угловатое, никаких изгибов. С тех пор я, наверное, не особо изменилась, только волосы. Тогда они были длинными и прямыми, без малейшего намека на объем. Сара же всегда была красивой, даже без косметики, спрятанной в том году в шкафчике. Ходили шутки, что Сара только из жалости хорошо относилась к «уродине».

– Ли повезло, что Сара – добрая христианка, – услышали мы во время обеда слова Эвана Самюэля. – Потому что ясно – это из жалости.

«Это» – наша дружба.

Вроде бы просто дурацкое оскорбление от двенадцатилетнего парня, но было больно.

Сара, которая никогда не стеснялась конфликтовать, подошла и довольно громко сказала ему:

– Возможно, это тебе повезло, что я – добрая христианка. Потому что только это мешает мне сейчас надрать тебе зад.

Эван так оторопел (сомневаюсь, что когда-нибудь он слышал, как девушка угрожает надрать ему зад), что ни слова не произнес. А Сара вернулась ко мне, подхватила под руку и сказала мне:

– Сходи со мной за еще одним куском пиццы.

Словно ничего не произошло.

Пусть она всегда пыталась что-то изменить в моей внешности – начиная от неудачных попыток завить мои волосы и заканчивая копанием в моем шкафу и словами, что там ничего не «подчеркивало мою фигуру», – но если кто-то негативно отзывался о моей внешности, Сара тут же все пресекала.

Мне до сих пор плевать на одежду и макияж. Чаще всего я даже забываю провести расческой по волосам. Но иногда, собираясь в школу, я достаю свой единственный блеск. Он легкий, розового оттенка, и я знаю, что понравился бы Саре, хоть и смотрится на мне чуть глуповато.

Я так и слышу сейчас ее слова.

– Видишь, Ли! Ты такая красивая! А если ты позволишь что-то сделать с этими бровями…

Господи, я так по ней скучаю.

Если выбираешься из округа Вирджил хотя бы на день или два, всегда чувствуешь облегчение. И после неприятной встречи с братом Ллойдом – и моего побега – я не могла дождаться выходных. В декабре я пообещала Иден, что приеду к ней в университет до начала экзаменов.

Поездка занимала несколько часов, и я закинула в грузовик сменную одежду, закуски в дорогу и старые мамины диски.

Я уехала в пятницу днем, и мама еще не вернулась с работы, но написала мне. Будь осторожна. И лучше бы тебе не читать это сообщение, если едешь за рулем! Я ответила, что пока не выехала, и обещала позвонить, когда доберусь до общежития Иден. В другой ситуации она тревожилась бы больше, отправляя меня одну в дорогу, но мне кажется, она совсем не скрывала надежды на то, что я влюблюсь в кампус Иден и передумаю насчет переезда в Лос-Анджелес.

Я оставила грузовик на парковке, координаты которой несколько дней назад скинула мне Иден, и направилась к большому кирпичному зданию с названием общежития на двери.

Я достала телефон и написала Иден, что нахожусь внизу. Время перевалило за восемь, и уже потемнело. По двору гуляли студенты в толстовках с логотипом университета. Парни смеялись, а девчонки перекрикивались, расходясь в разные стороны и направляясь в ночные клубы.

Я смущенно стояла у здания общежития Иден и беспокоилась, что кто-то из проходящих посчитает меня подозрительной личностью, стоящей у запертой двери. Пусть я была одета в широкую серую толстовку и искусственно состаренные джинсы, как и все остальные, но мне казалось, кто-то должен был заметить гуляющую без дела незнакомку. Никто не обращал на меня внимания, но я не могла отделаться от мысли, что обратят.

Возможно, я выглядела нормальной, но нормальным выглядел и парень, который принес в мою школу оружие.

Не успела я спуститься вниз по этой мысленной спирали, как из здания вышла невысокая девушка с ярко-розовыми по плечи волосами. Она осмотрелась, и ее взгляд остановился на мне.

– Ли? – спросила она.

Я присмотрелась к ней. Это явно не Иден, но я знала, кто она, и была рада ее видеть.

– Дженни? – спросила я.

– Да! – Она оттолкнула дверь и побежала ко мне, вытянув руки для объятий.

Где-то между ее слишком быстрыми движениями и хлопком двери за ее спиной я вскрикнула и отпрянула.

Дженни резко затормозила, на ее круглом лице отразилось сожаление.

– Ох, черт. Прости. Я должна была догадаться. Иден тоже не нравилось, когда люди… Знаешь что? Давай начну с начала и нормально представлюсь. – Она выпрямилась, улыбнулась и протянула руку. – Привет. Я девушка Иден, Дженни.

– Дженни Стюарт-Гу, – сказала я и пожала руку.

– Просто Дженни, – отметила она. – Я так понимаю, Иден рассказывает обо мне.

– Всегда только хорошее, – заверила я ее.

– И про тебя тоже, – сказала она. – Идем. Иден отправила меня за тобой. Она работает над презентацией. Но скоро должна закончить.

Дженни достала из заднего кармана джинсов что-то похожее на студенческий. Помахала им у квадратного сенсора возле двери, который пропищал и сообщил, что дверь открылась. Когда она убирала студенческий, я быстро взглянула на фото с лицом Иден.

– Сюда, – сказала она и повела меня к лестнице. – К сожалению, она живет на верхнем этаже и здесь нет лифта.

Меня это не расстроило, так я могла подольше пообщаться с Дженни.

– Значит, Дэвид Гу – твой отец?

Когда мы поднялись на первый лестничный пролет, она оглянулась на меня и удивленно вскинула темные брови.

– Ты знаешь, кто мой папа?

– Вообще, я его фанатка, – призналась я. – Читала четыре его пьесы.

Дэвид Гу – корейско-американский драматург, живущий в Лос-Анджелесе. В прошлом году я увидела его пьесу в программе одной из театральных школ и была изумлена. В его персонажах можно потеряться. Такие герои обладают слоями, которые можно снимать, мотивами поведения, предысториями и отношениями, в которые может погрузиться актер, чтобы стать кем-то совершенно новым, но одинаково реальным. Именно благодаря его пьесам я хочу играть в театре.

А еще я была слегка одержима мамой Дженни, Ириной Стюарт – преподавателем актерского мастерства из Лос-Анджелеса. Но решила этого не говорить, вдруг она подумает, что я какой-то сталкер.

– Ого, – сказала она. – Ты первый в Индиане человек, который знает о нем. Но Иден мне говорила, что ты этой осенью переезжаешь в Лос-Анджелес, да?

Я кивнула.

– Я вернусь туда, как закончу учебу. Поэтому, если что-то понадобится или захочешь кому-то пожаловаться на пробки, свяжись со мной. Возможно, я познакомлю тебя с папой.

Я улыбнулась ей и постаралась не размыкать губы, чтобы не завизжать от радости.

Минуту спустя мы оказались на верхнем этаже, и Дженни, пройдя по короткому коридору, остановилась у двери в самом конце. Побарабанила по ней пальцами вместо того, чтобы постучать, и повернула ручку.

Я слышала, что комнаты в общежитиях маленькие, но все равно не была к этому готова. Мы с мамой жили в небольшом доме, но моя спальня была размером с комнату, в которой жили Иден и ее соседка. На стене не осталось и сантиметра свободного места. Различные плакаты с изображением исполнителей кантри, свитки с изображением аниме-персонажей, похожие на старые плакаты с протестами, и картины, в которых я узнала работу Иден.

Здесь стояли две кровати – обе заправлены, – два шкафа и два стола. За одним из них, сосредоточившись на экране ноутбука, сидела высокая девушка с русыми волосами. За ней стояла Иден и кусала ногти.

Когда мы вошли, они даже не подняли головы. Я вспомнила, Дженни говорила, что Иден над чем-то работает, поэтому не стала им мешать. Просто стояла у двери и не знала, куда пойти. Декор, который я все пыталась соотнести с одной из соседок (Иден несколько раз рассказывала в имейлах о Мисти, любительнице кантри и активистке), был настолько равномерно распределен по квадратному помещению, что оказалось невозможным понять, где чья сторона.

Изначально я планировала последовать подсказкам Дженни, но не дождалась от нее помощи. Она встала рядом с Иден и через плечо другой девушки смотрела на экран ноутбука.

Через секунду блондинка, наверное, это была Мисти, откинулась на спинку стула.

– Неплохо.

– Да? – спросила Иден. – Не знаю…

– А я знаю, – отметила Мисти. – Сильная презентация. Внесем несколько изменений, в основном в порядок повествования. И недавно вышло новое исследование о насилии с применением оружия, ты могла бы включить его. Если хочешь, я могу внести эти правки сегодня. Так что мне кажется, что это даже лучше твоих обычных презентаций. Действительно мощно.

По Иден нельзя было сказать, что она была этому рада.

– Спасибо, Мисти.