Помоги проекту - поделись книгой:
Пять дней мы провели в удивительном маленьком мире людей. За это время, признаюсь, мы успели полюбить этих, неуклюжих на первый взгляд, существ. Казалось бы, при столь разительных отличиях между нашими видами, было бы неудивительно, если бы мы попросту не поняли друг друга, не нашли бы общих тем для обсуждения. Но нет! Ничего подобного! То, что они — «гоминиды», а мы — «арахниды» (выражение биолога Елены) не стало преградой для общения между двумя нашими видами. При всех их возможностях, при всем могуществе и величии их цивилизации, люди были просты и дружелюбны.
Все, с кем мы встречались, были к нам доброжелательны. С нами заговаривали, прибегая к помощи сопровождающих, которые иногда любезно переводили речь людей и нашу, а иногда передавали желавшим поговорить свои устройства-переводчики. Каждый день, вечером, когда стержень на оси маленького мира «Потёмкина» становился тускнее и мир погружался в сумерки, с нами устраивались встречи в публичных местах, вроде амфитеатров в парках и на берегах озер и рек, где собиралось по нескольку тысяч желавших видеть нас. Ведущими на таких встречах были друзья Иуды и некоторые авторитетные люди, кому это поручили крупные людские сообщества путем голосования. При этом на встречах работали множество камер и мониторов, делавших аудиторию намного больше той, что собиралась непосредственно.
В последний вечер нашего пребывания на «Потёмкине», когда встреча закончилась, Аша спросила Леона — известного на корабле и за его пределами поэта — о том, сколько людей обычно смотрят такие встречи и тот сообщил, что аудитория прямой передачи — не менее трети жителей корабля-обители.
— Но запись посмотрят все, — добавил человек, — в этом можно не сомневаться.
— Неужели всем им интересно, что скажут какие-то дикари с варварской планеты? — спросила тогда его Аша.
Мы — Аша, Леон, его близкая подруга Джейн и я — стояли в тени раскидистого дерева в стороне от амфитеатра, где перед тем проходила последняя встреча. Зихт с Иудой и остальными собрали вокруг себя группку людей у входа в амфитеатр и что-то оживленно обсуждали. Леон помолчал, глядя на Ашу как-то неопределенно, и медленно произнес:
— Прошу вас, никогда больше так не говорите, — поэт посмотрел на меня и снова перевел взгляд на Ашу. — Народ, в котором есть такие, как вы, готовые бороться до конца за лучшее будущее, за справедливость, за мир без угнетения, за равенство… готовые пройти через тюрьмы, пытки и быть убитыми… такой народ — не дикари, не варвары. Да, политическое устройство вашего мира — ужасно. Это — тот, увы,
Повисло молчание. Джейн взяла Леона за руку и посмотрела на него, как мне показалось, желая утешить, успокоить. Мы с Ашей минуту наблюдали эту трогательную сцену, после чего Аша сказала:
— Обещаю вам, Леон, что больше никогда не повторю сказанного в присутствии вас или кого-либо другого из людей. — Она говорила серьезно, так, словно это была клятва. Думаю, так это и было. Такая уж она, Аша.
— Дикари, — сказал, наконец, поэт, — это капиталисты. Вот, кто — дикари.
— Леон прав… — это сказал Иуда. Они с Зихтом только что подошли и услышали последние слова поэта. — Капиталисты это и есть самые настоящие неодикари. Если чванливые феодалы, обычно правящие в докапиталистический период, несмотря на всю их надменность и жестокость, являют собой отрицание варварства, порой доведенное до абсурда… тем не менее, у них есть твердая, пусть и примитивная, мораль, понятие «чести», рыцарские кодексы и обеты… то буржуазия олицетворяет отрицание всей этой романтики. Хотя… — Иуда запнулся, — пожалуй, «олицетворяет» — не самое удачное слово… Оно, все же, производное от «лицо»… — он сделал жест рукой, щелкнув «кисточкой», и закончил: — буржуазия, это — морда дикаря, получившего образование, хорошо одетого, сытого, имеющего власть.
— Точное определение, — заметила тогда Джейн, и подошедшие следом за Иудой Елена с Гаем поддержали ее согласными кивками (жест согласия и одобрения у людей).
— А как же наемные работники? — задал вопрос Зихт.
Взгляды собравшихся обратились к нему.
— Если буржуазия нравственно как бы отрицает знать феодалов, а те, надо полагать, исторически выступают противоположностью рабовладельцев, то и наемные рабочие должны, в нравственном смысле, быть отрицанием буржуазии…
— …но они не отрицают… — закончил за него Иуда.
— Да.
— И не должны. Пока не станут правящим классом. — Зихт вопросительно посмотрел на человека и тот объяснил: — Все дело в гегемонии. В том, какой класс является классом-гегемоном. Общество, в котором правят уроды — уродливое общество… и оно будет оставаться таковым до тех пор, пока уроды будут оставаться у руля. Крепостные крестьяне вряд ли были нравственнее своих феодалов, как и рабы вряд ли превосходили в благочестии своих господ…
— Некоторые даже мечтали сами стать рабовладельцами и иметь своих рабов…
— Так и есть, Елена… — согласился с замечанием женщины Иуда. — Так и есть. А крепостные и слуги мечтали о дворянстве… И история Земли, насколько мне известно, знает такие примеры, когда становились… — он посмотрел на Гая и тот согласно кивнул. — Так что, — продолжил Иуда, — ничего нет удивительного в том, что наиболее слабые, полностью подчинившиеся гегемонии буржуазии наемные рабочие мечтают стать капиталистами, чтобы самим эксплуатировать других. В этом и состоит суть гегемонии — в подчинении образа мысли. Раб должен считать себя рабом и втайне мечтать о господстве. Наемный раб должен усвоить принятую в капиталистическом обществе — в обществе гегемонии капиталистов — парадигму: нанимай или нанимайся.
В тот вечер я мало говорил и больше слушал. Мое сердце разрывалось от грусти. Мне не хотелось покидать корабль-обитель людей, и одновременно я чувствовал сильное желание вернуться на Шхакабб. Мне хотелось поскорее увидеть Щелистый Хребет сверху. После тюрьмы я быстро привык к нашему лагерю в горах, — руины старой шахты стали мне домом. Думаю, это потому, что дом — это место, где ты не один, где рядом с тобой твоя семья, твои близкие. Зихт, Аша и пришелец Иуда — стали моей семьей, как и другие, что присоединились к нам позже… Что же до «Потемкина», то и это удивительное место, за те немногие дни, что мы провели в нем, стало как бы домом всем нам… Не «новым домом», нет (ни я, ни Зихт с Ашей, в них я уверен, ни за что не остались бы там, не покинули наш Шхакабб, даже если бы нам это предложили), но «домом»
Было уже поздно, когда мы вернулись под купол. Аша с Зихтом разошлись по комнатам, а я вышел из дома, чтобы посмотреть на скопления огней на другой стороне мира, где были поселения. Это не было похоже на привычное звездное небо; ничто на планете не могло походить на это удивительное зрелище. Представьте себе изогнутое аркой море у вас над головой… Не получается? Вот и у меня тоже. Это можно видеть, но представлять это… для этого нужно быть художником. А я — не художник; я лишь бывший школьный учитель. И партизан. Я могу сражаться… и немного писать. Но описание корабля-мира дается мне тяжело. Это нужно видеть своими глазами. И, поверьте мне, это впечатляет.
Постояв немного снаружи, я вернулся в дом за дыхательным аппаратом и, надев его, вышел обратно и, пройдя через шлюз, оказался снаружи. Мне захотелось прогуляться в окрестностях, пройтись по устеленным брусчаткой улицам Лондона.
Наш купол располагался на окраине городка. От него до ближайшей улицы было около двух стадиев, если идти напрямик через небольшую рощу, и я пошел, выбрав одну из тропинок.
Оказавшись на улице, я двинулся по тротуару вдоль причудливых каменных зданий. Одинокие прохожие приветствовали меня вежливыми жестами и проходили мимо. Никто не пытался со мной заговаривать или как-то докучать мне. Рядом летела машина, вроде тех, что использовал Иуда при моем побеге из тюрьмы. (Как нам объяснили наши сопровождающие, машины эти нужны были вовсе не для слежки за нами и, тем более, не для охраны (мир людей абсолютно безопасен; в их обществе нет полиции или спецслужб); они служили для коммуникации; точно такие же устройства имелись и у некоторых людей, — тех, кто, по каким-то соображениям не использовали импланты — вживляемые в тела людей устройства). Я прошел до конца улицы и свернул на перекресте на другую, когда устройство подлетело ближе и сообщило о вызове. Я подтвердил, что готов ответить и рядом появилось полупрозрачное изображение лица Иуды.
Я остановился в тени ажурного навеса над входом в одно из зданий.
— Я не помешал? — спросил Иуда.
— Нет, конечно. Я тут гуляю по ночным улицам.
— Знаю, — Иуда улыбнулся. — Видел тебя только что, вот и решил спросить: ты не против компании?
— Нет, конечно.
— Отлично. Только я не один…
Я сказал ему, что с радостью познакомлюсь с его товарищем и он, улыбнувшись еще шире, отключился. Вскоре, буквально через минуту, из-за поворота показалось странное транспортное средство: архаичная кабинка на больших тонких колесах со спицами, чем-то отдаленно похожее на тот самый навес, под которым я все еще оставался стоять.
— Что это? — спросил я, едва кабинка подъехала и открылась дверь, из которой выглянул Иуда, облаченный в какие-то, как мне показалось, архаичные одежды.
— «Карета», — ответил человек. — Раньше такие штуки запрягали «лошадьми»… это такие животные… На каретах разъезжала всякая знать: титулованные особы, богачи и ранняя буржуазия.
Он спрыгнул на тротуар и помог спуститься товарищу, оказавшейся женщиной.
— Здравствуй! — сказала женщина. На ней был обруч-переводчик, как у Иуды.
— Здравствуй! — ответил я. Женщина была одета подстать Иуде. Причем, если обычно одежды людей мужского и женского полов мало отличались, то, сейчас разница, несмотря на похожесть стиля, была очевидна.
— Шиаб, это Таня, — представил Иуда женщину. — Таня — одна из тех товарищей, о которых я тебе говорил… Она час назад вернулась из Южного Фехля.
— Рад знакомству с тобой, товарищ Таня, — я протянул малую руку, и она осторожно коснулась ее своей.
— И я рада, — ответила женщина. — Иуда обещал мне нас познакомить… О тебе и твоих товарищах на Востоке ходят легенды… а теперь еще и этот шум с побегом…
— Для нас с товарищами — высокая честь, то, что мы стали для кого-то примером, — ответил я тогда. — Сражающимся с империей нужны примеры. Но легенды часто превращаются в мифы… Думаю, мало из того, что нам приписывают — действительно наша заслуга…
— И тем не менее… я рада встрече с Шиабом.
— А с кем вы работаете в Южном Фехле, Таня? — спросил я, чтобы сменить тему. Уж поверьте, я вовсе не считаю себя главным героем… Я знал многих достойных партизан, с кого брал пример и на кого продолжаю равняться и теперь.
— С комиссарами Армии Освобождения Крестьян — Хоссом, Кижем, Шежжелем и другими, а также с товарищем Кубидом — командиром Бригады имени Шекхана Мвеха… — сказала Таня.
— В таком случае, — сказал я, — вы уже видели настоящих героев. Я почел бы за честь драться в числе их солдат… В особенности это относится к народному майору Кубиду. Вот, кто — легенда!
— Что ж, — улыбнулась мне женщина, — товарищ Кубид говорит о вас примерно то же самое…
— Думаю, вам двоим нужно встретиться, — сказал тогда Иуда. — Это можно устроить…
Мы втроем прошлись немного улицам Лондона (в это время карета послушно катилась позади нас), после чего попрощались до утра. Забравшись в карету, мои друзья уехали, оставив меня в сквере, недалеко от купола. Думаю, Иуде и Тане хотелось побыть вдвоем в ту ночь.
Когда я вернулся в купол, в доме стояла тишина, Аша и Зихт давно спали.
Такова моя история.
Сегодня со мной мои верные товарищи Зихт, Аша и некоторые из тех, кому восемь лет назад удалось избежать ареста и кто не отступились от своих убеждений.
Наш небольшой отряд насчитывает почти сорок бойцов. Большую часть времени мы проводим в обучении и тренировках. Прежде чем начать действовать, нам нужно восстановить форму. На это у нас остается не так уж и много времени… Теперь мы не сами по себе; мы — малая часть огромной интернациональной армии и у нас важная, ответственная миссия, которую мы обязательно выполним наилучшим образом.
Место, выбранное Иудой, оказалось отличной тренировочной базой и, что тоже важно, неплохим «санаторием»… Все-таки, пребывание в тюрьме не пошло ни кому из нас троих на пользу… Мы постоянно отрабатываем различные сценарии городского боя, используя для учений заброшенные здания административного корпуса шахты, котельную, энергоподстанцию, руины обогатительного комбината, станции погрузки и шахтные стволы.
Для наших друзей не составило труда обеспечить отряд всем необходимым: оружием, боеприпасами, медикаментами, провиантом… а также полицейским и военным обмундированием. Последнее мы используем во время учебных боев, разделяясь условно на «своих», «вояк» и «полицаев». Такое разделение положительно сказывается на боевых качествах отряда и в будущем поможет лучше понимать врага и предугадывать его действия.
Восьмилетнее заключение вырвало нас троих из политической жизни, но товарищи, бывшие все это время на свободе, помогают нам восполнить этот недостаток. Кроме того, благодаря нашим союзникам на «Потёмкине», у нас есть надежная связь и доступ к любой информации. Иуда обеспечил каждого из нас мобильным компьютером, связанным с кораблем и собранными людьми базами данных.
Как он объяснил, «машины», подобные тем, что воздействовали на тюремную охрану при моем освобождении, и более сложные и миниатюрные устройства, второй малый месяц контролировали Штаты — абсолютно все потоки информации, все каналы связи, все СМИ — и все колонии, весь Шхакабб — всю планету, включая спутники на ее орбите. Устройства-шпионы пробрались во все правительственные, военные и полицейские узлы связи… все без исключения средства пропаганды (и контрпропаганды, кстати, тоже) оказались под наблюдением. Непрерывно извлекаемая информация направляется по неведомым каналам на «Потёмкин», который невидим для известных в нашем мире средств обнаружения, и там анализируется. У нас лучшая на планете информационная поддержка.
С каждым днем, проведенным на нашей базе в Щелистых Горах, я и мои товарищи все больше и больше убеждаемся в том, что с помощью Иуды и его товарищей мы одержим победу. Мы свергнем правительство Штатов и марионеточные правительства колоний. Так считает и наш товарищ народный майор Кубид, недавно побывавший у нас на базе.
Выше я писал, что Таня упомянула некий «шум» по поводу нашего побега. Так вот, шум этот возник не сразу. Поначалу правительство пыталось скрыть факт нашего освобождения, но наши друзья легко слили информацию в СМИ, спровоцировав тем информационную волну. И тогда в дело включилась пропаганда: дескать, «известные террористы», члены запрещенной в ОДШЗП организации «Прямое Действие» бежали из тюрьмы, все семеро(!), вместе со своим главарем Шиабом, перебив охрану (наглая ложь, разумеется!), и теперь следует снова ждать «кровавых расправ»… и далее в таком духе…
Что ж, в последнем они правы.
Мы уже связались с товарищами из других организаций «Прямого Действия» и теперь налаживаем связи с боевыми бригадами анархистов и революционных социалистов по всей метрополии. Благодаря технологиям людей, подонки из политической полиции
И еще раз возвращаюсь к тем, кто, возможно, станет обвинять нас в «измене»…
Среди читающих эти строки найдутся те, кто сочтут опрометчивым наше доверие к пришельцам. Что если, многократно превосходящие нас в технологиях инопланетяне преследуют корыстные цели? Что если они желают нам зла? Что если они захотят поработить нас?
Во-первых, вы уже порабощены. Порабощены не пришельцами, а вашими же собратьями, шхакаббитами. Порабощены капиталом. И, во-вторых, лично я не думаю, чтобы людям — этим существам, которые, судя по тому, что мне о них известно, суть боги, в гораздо большей степени, чем порождения поповской фантазии, — чтобы людям могло бы понадобиться от нас что-то такое, чего нет в мирах необитаемых, каковых во Вселенной великое множество.
Уверяю вас, товарищи, людям незачем причинять вред шхакаббитам. Оставьте ваши опасения! Тем более, что опасения эти — вовсе не ваши. Они исходят от ваших врагов — от собственников, от богачей, от лавочников, от олигархов — от тех, кто привык захватывать и грести под себя, говоря: «это мое!!!». Таков образ мысли мещанина, стремящегося захапать все, до чего дотягиваются его руки, ставящего ограду там, куда он первым поставил ногу. Не верьте им, не будьте как они!
Подходит к завершению время нашего пребывания в лагере в Щелисты Горах. Пора заканчивать и мой рассказ. Или главу… — все же, мне бы хотелось написать продолжение… Но это потом. Сейчас у меня на это нет времени. Пришло время действовать!
Надеюсь, я еще вернусь к тебе, мой Читатель.
В качестве первого объекта нашего прямого действия, мы выбрали фигуру, более чем достойную возмездия — генерала Хашина, именитого и почетного имперского пса, причастного к подлому убийству лидера народного восстания на материке Южный Фехль — Шекхана Мвеха. Генерал Хашин как нельзя лучше подходит для того, чтобы быть первым, и его казнь станет нашим политическим заявлением и унизительной пощечиной… нет, ударом ногой в мерзкую харю режима.
Молись, лампасоносный ублюдок, сегодня мы придем за тобой!
Поделиться книгой: