Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

– Вот почему я последовала за шахтерами, – сообщила птица.

– Ты же сказала, что они не были шахтерами.

– Они просто были очень сильными. Два чрезвычайно мускулистых человеческих существа.

Только военные и недавние переселенцы держали мышцы в тонусе. Минимальная гравитация и ограничения в калориях сделали Саймона тонким, как ивовый прутик.

– Что еще они говорили?

– Они молчали и заговорили только один раз, – сказала птица. – Как раз перед тем как покинуть ферму, мужчина обернулся к женщине и сказал ей, чтобы она улыбнулась. Сказал – Маккол знает, что делает, и попросил, чтобы она была так добра, черт побери, и перестала попусту тратить энергию, воображая самое худшее.

Саймон ничего не сказал.

– Ты же знаешь Маккола, не так ли? – спросила Джеки.

– Да, – признал он. – Сказать по правде, он тот самый атум, кто дал мне это место.

Два темных красноватых астероида плотно соединялись друг с другом, образуя Гектор‑624. Этот маленький мир двигался по орбите вокруг Солнца на шестьдесят градусов впереди Юпитера, в уютной зоне Лагранжа, где уже много миллионов лет плавало множество троянских астероидов. Гектор был небесным телом удлиненной формы с периодом обращения в семь часов. Саймон считал этот мир уродливым. То, что он жил на самой окраине заселенного пространства и служил властям и корпорациям, как обычный фермер, дела не меняло. В школе он всегда получал высшие баллы за контрольные работы; окончил учебу как квалифицированный, возможно, даже одаренный атум – профессия была названа по имени египетского бога, в чью задачу входило завершать незавершенные миры. Но, несмотря на все свои способности, Саймон смог получить работу только в этом маленьком мире. Более престижного положения можно было добиться только благодаря полезным знакомствам и влиятельным наставникам, а к настоящему времени карьера Саймона доказала отсутствие у него и первых, и вторых. В любом другом месте Солнечной системы судьба его сложилась бы гораздо счастливее: Марс был недостижимой мечтой, астероиды, обращенные к Солнцу, и спутники Юпитера – важными мирами с кипучей жизнью. Ко всему прочему теперь была еще и Луна, а группы предварительной оценки уже строили планы по терраформированию Венеры. Гектор же, напротив, был изолированной бурильной базой, и то не до конца оснащенной. Когда установка оборудования завершится, Гектор будет поставлять воду и чистый углерод во внутреннюю систему. Но ему не суждено было стать по-настоящему важным местом, тем более базой для масштабной колонизации. На поверхности и в недрах этого сумрачного небесного тела жило не более пятидесяти тысяч разумных существ, причем люди были в меньшинстве и в основном считались неудачниками и потерянными душами.

У главного поселения было, конечно, и официальное название, но местные именовали его Бумтауном[3]; это грязный, сугубо бестолковый молодой город, расположенный в зоне соприкосновения, там, где два астероида класса «Д» соединялись в единое целое. Саймон ехат в Бумтаун вместе с грузом свежесобранных бананов и свежевыловленных бескостных гольянов. Он не был до конца уверен в своих намерениях, думал и передумывал, пока внезапно полицейский робот не осведомился о его пункте назначения.

– Дом Эрнста Маккола, – словно со стороны услышал Саймон собственный ответ.

Но этого оказалось недостаточно. Похоже, без очевидных причин протоколы безопасности ужесточили. Робот высокомерно осведомился о цели предполагаемого визита.

– Я нашел его потерявшегося пса, – заявил молодой атум.

Никакого пса поблизости не наблюдалось, но ответ, похоже, удовлетворил спрашивающего. Саймон продолжил свой путь в туннель с ограниченным доступом, мимо пышных садов, греющихся светом таким же ярким, как на Земле, мимо бесконечной вереницы цветов и искусственно выращенного животного мяса. Потраченная на их создание немалая энергия преобразовывалась в радужные цвета и сложные ароматы.

«А что, если Маккола нет дома?» – спрашивал сам себя Саймон.

Но Маккол был дома. Пожилой атум обрадовался, увидев у своих дверей нежданного гостя.

– Входи, мой мальчик. Я как раз собирался пропустить стаканчик на ночь.

– Не хотелось бы вас беспокоить, – солгал Саймон.

– Никакого беспокойства. Прошу в дом! – Маккол всегда был костлявым. Как-то раз Саймон нашел его снимок девяностолетней давности: худой лохматый мальчишка лет восьми, блестящие глаза смотрят прямо в камеру, а губы сжаты и слегка припухли, словно он съел что-то, вызвавшее отек. Взрослая версия этого мальчика сохранила юношескую живость, только волосы стали мягкими и на удивление черными. Большую часть своей жизни Маккол провел в крошечных мирах и благодаря недостатку гравитации, а также мафусаиловой диете сохранил сухопарое изящество прежнего мальчишки.

– Вина? – предложил Маккол.

– Нет, благодарю, – отказался Саймон.

Главный атум Гектора стоял рядом с изысканным баром: это сооружение, отделанное редкими металлами, располагалось в центре огромной комнаты, спроектированной исключительно для развлечений. Однако же Маккол так и не удосужился достать пустые бутылки, а уж тем более наполнить их. Он только пристально разглядывал Саймона и улыбался. Что-то в его облике и молчании подсказывало гостю, что его появление здесь не является неожиданностью.

– Мой пес, значит? – спросил Маккол.

Саймон вздрогнул.

Улыбка стала заметнее. Мужчина шагнул ближе, заговорил ровно, неторопливо и спокойно:

– Что тебе известно, мальчик мой?

Саймону было почти пятьдесят, его собственное детство осталось далеко позади.

– До тебя дошли кое-какие новости, верно?

– О псах, – отрапортовал Саймон.

Маккол пожал плечами:

– А еще что?

– Что-то должно произойти.

– Происшествия неизбежны. Что-то конкретное?

– Двадцать восемь часов назад…

– Стоп. – Маленькая рука поднялась, едва не коснувшись груди Саймона. – Ты ничего не знаешь. Совершенно ничего.

– Ваши псы спят, – продолжил Саймон.

Хозяин дома промолчал. Он ждал.

– И есть еще кое-что, об огне.

Улыбка померкла, но голос стал дружелюбнее. Теперь в нем звучало любопытство. Может, даже удивление.

– Так что же насчет огня?

– Я изучал ваши работы, сэр. – Саймон по привычке слегка склонил голову, признавая более высокий статус собеседника. – Вам нравится сравнивать метаболическую активность с огнем.

– Другие тоже используют эту аллюзию.

– Но в бытность молодым атумом вы потратили массу времени и сил, жалуясь на ограничения в нашей работе. Вы говорили, что каждый атум связан по рукам и ногам драконовскими законами. Говорили, что жизнь, которую мы создаем, похожа на едва тлеющий огонь. Вы надеялись высвободить энергию органического вещества. Принципиально новые биохимические процессы, уникальная генетика, сверхэффективная утилизация мертвого и отработанного материала… Вы были одним из самых ярых поборников отмены устаревших Нормативов: только тогда наша молодая профессия смогла бы породить огненную бурю жизни, свободно распространяющуюся по Вселенной.

– Понятно, – тихонько засмеялся Маккол. И повторил: – Понятно.

– Так что же не смогут остановить власти?

Атум не ответил; вместо этого он спросил:

– Как по-твоему, почему высококвалифицированный исследователь, человек, успевший добиться столь многого, с такой охотой отправился в столь отдаленное место? Ради чего Эрнест Маккол, отказавшись от всех выгодных предложений, отправился в долгий путь к этой ничтожной глыбе изо льда и космического мусора?

Саймон промолчал.

– Псы существуют, – признался Маккол. – Кстати, они скоро должны проснуться. Десятилетия исследований и целый ряд тайных лабораторий позволили совершить несколько революций в области продуктивности и приспособляемости организмов.

– Это сделали вы?

– Не я один. – Атум тряхнул густыми черными волосами. – Еще десяток блестящих соратников, работающих вместе со мной, и союзники в двадцати других мирах. Конечно, ум у меня тонкий и смелый, но гордыней я не страдаю.

– Но ведь один из ваших соратников – я, – заметил Саймон.

– О нет, нет. Я бы тебя привлек на свою сторону, молодой человек. На самом деле именно поэтому я отговорил нескольких вероятных работодателей брать выпускников из твоего класса. Я был уверен, что смогу использовать твои таланты здесь, рядом.

– Но я же ничего не сделал.

– Именно так, – согласился Маккол. – Признаюсь, для меня это стало сюрпризом. Я следил за тобой с тех пор, как ты сюда прибыл, – за твоей работой и в особенности за тем, как ты реагируешь на давление сверху. По чести сказать, я был разочарован. Мне нужна отвага, гениальность. Способности без вдохновения хороши для мира коммерции, но не для тех, кто мечтает о великих свершениях.

Лицо у Саймона вспыхнуло, словно ему дали пощечину. У него сдавило горло, стало трудно дышать, а затем, несмотря на отчаянные попытки взять себя в руки, он заплакал, и слезы потекли по его покрасневшим щекам.

– Но тем не менее ты мне нравишься, – продолжал Маккол. – А поскольку ты не посвящен в детали моего плана и остановить то, что вскоре должно произойти, невозможно, я решил сделать тебе подарок. Воспользуйся этим шансом, чтобы незаметно ускользнуть. Через четыре часа от Гектора отходит транспорт. Там будут свободные места; советую тебе занять одно из них.

Саймон развернулся, чтобы уйти, но замешкался.

– Вы планируете захватить Гектор? – пробормотал он.

Маккол засмеялся:

– Похоже, ты невнимательно меня слушал. Мои цели простираются гораздо дальше этого двухголового булыжника.

Предполагая, что его могут остановить, с применением смертоносного оружия или без оного, Саймон тем не менее поспешил в административную канцелярию Бумтауна. Самый высокопоставленный чиновник, похоже, ожидал его появления. Он пожал руку Саймону и провел его в крошечный кабинет. Прежде чем Саймон успел произнести хоть слово, чиновник сказал:

– Не волнуйтесь. И разумеется, не бойтесь. Я знаю все об их планах.

– Знаете? И давно?

– Уже несколько дней, – пожал плечами чиновник и прибавил с уверенностью, которой не испытывал: – Мы держим Маккола в поле зрения, как и всех его помощников. А наши группы безопасности с минуты на минуту уничтожат обе его частные лаборатории.

– Хорошо, – с готовностью откликнулся Саймон.

И тут чиновник перестал улыбаться.

– Но вот что мне интересно. Почему вы сначала направились в дом атума и только потом появились у нас? – помрачнев, спросил он у фермера.

– Я вообще ничего не знал, – сказал Саймон.

– Выуживали информацию?

Стараясь говорить как можно более убедительно, Саймон произнес:

– Да. Если уж сообщать о еще не совершенном преступлении, то необходимы детали. Нужно было представить доказательства, чтобы вы мне поверили.

– Ответ хорош, – сказал чиновник. – По крайней мере, сейчас он меня устраивает.

Саймону стало холодно; он почувствовал слабость. Для него сейчас было важно только одно: вернуться на свою ферму, к Джеки. Если беда минует, он снова сможет играть важную роль в обеспечении пищей этого маленького мирка. Его буквально трясло от волнения.

– Я могу идти? – решился спросить он.

– Нет, пока мы не будем уверены.

Саймон судорожно сглотнул:

– Уверены в чем?

В ответ он услышал смешок, а затем зловещее:

– Во всем, разумеется. Во всем.

Все атаки на лаборатории угодили в обстоятельно расставленные ловушки. Застать наемников Маккола врасплох не удалось, а попытка схватить всех главарей разом закончилась ничем; все, что удалось заполучить властям, – несколько голографических изображений и роботизированных имитаторов. Затем мятежники захватили местную систему коммуникации. Их ответная атака должна была пройти точно по расписанию: элементарная порядочность требовала предупредить гражданских и дать им возможность бежать, воспользовавшись любыми доступными средствами. Но власти запретили все перемещения. Спешно собрав уцелевшие силы, они занялись разработкой новых планов, пока не появились пресловутые «псы». Секретные туннели уходили вглубь меньшей части Гектора, и именно оттуда появились чудовища с горячей кровью; невероятно быстрые, они бесконтрольно перемещались по Бумтауну, с одинаковой легкостью поглощая плоть и лазерные разряды.

Саймону удалось воспользоваться возникшим вслед за этим хаосом и совершить побег. На ферме он обнаружил трех роботов гражданского назначения, которые поспешно устанавливали небольшую термоядерную бомбу.

– Мы не можем оставить эти ресурсы врагу, – доложила одна из машин.

Саймону было уже все равно. Он забрал Джеки и кое-какие пожитки, после чего помчатся во временный порт. Почва под его ногами содрогалась и шла трещинами, а тысячи людей в панике покидали Гектор на любом транспорте, хоть мало-мальски годившемся для полетов в космосе, и шли на любой риск, только бы улететь отсюда в сторону Солнца.

В следующие несколько недель Саймона допрашивали голоса издалека – военные стратеги и политики хотели получить информацию о личности Маккола, как можно больше информации. Саймон делился своими догадками и предположениями, стараясь ничем не выдать собственного замешательства. Едва транспорт Саймона вышел на марсианскую орбиту, беженцы были отправлены в карантин на Новый Фобос. Кто знает, какими неизвестными болезнями мог отравить их кровь Маккол? В промежутках между тестами и новыми собеседованиями Саймон смотрел на мир своего детства, манивший его видениями синих холодных морей и плотной, в основном искусственной, атмосферы. Суровый пустынный ландшафт исчез; стремительная трансформация мира вызывала одновременно чувство гордости и печаль утраты. Однако, несмотря на все блестящие планы и триллионы вложенных евро, процесс терраформирования был далек от идеального. С высоты в сорок тысяч километров Саймон распознавал озера, наполненные кислотой, и мертвые сухостойные леса. К тому же ходили слухи, что новая экосистема оказалась гораздо менее стабильной, чем утверждалось официально.

Спустя пятнадцать месяцев Саймона выпустили из карантина. Он смотрел новости о том, как целая флотилия мощных военных судов штурмовала Гектор‑624. Роботы и ударные части высадились в безжизненном кратере, где прежде была ферма Саймона. Грозные псы были расплавлены или заморожены. Каждая битва завершалась победоносно, не за горами была окончательная победа. Однако внезапно война приняла совершенно иной оборот. Сине-белая вспышка взрыва расколола астероид. Со времени начала мятежа меньшая часть Гектора подверглась полной трансформации. Под красноватой корой скрывался транспортный корабль невероятных размеров. Взрыв расколол более крупную часть Гектора на огромные куски, неся смерть наступающим войскам. Половина астероида сошла со своей прежней орбиты, нефтяные двигатели заработали; курс корабля пролегал в опасной близости от Юпитера, но именно близость гигантской планеты помогла кораблю набрать ускорение. Не встретив сопротивления, корабль направился во внешнюю Солнечную систему, пройдя достаточно близко к Сатурну, чтобы получить дополнительный разгон.

Через пять лет были изобретены более совершенные звездные двигатели. К тому времени о планах Маккола уже было известно всем. Никто и не думал преследовать его, тем более – продолжать войну. К чему? Постоянно меняющееся, становящееся все более странным небесное тело из органического углерода, кремния и воды, подогреваемой термоядерной реакцией, стремительно уносилось прочь от Солнца, прочь от человечества. Новорожденное дитя революции направлялось к тройной звезде в созвездии Центавра…

Венера

Со временем история Саймона стала достоянием общественности. Незнакомые люди вдруг обращались к нему по имени, они улыбались ему особой, печальной улыбкой, как это обычно делают в неловких обстоятельствах. Знакомые стали относиться к нему так, будто он для них очень важен, они охотно смеялись над его редкими шутками, желали ему хорошего дня, доброго вечера или сладких, приятных снов. Его коллеги-атумы неизменно выбирали одну из двух линий неадекватного поведения: либо торопились выразить свои соболезнования и спрашивали, могут ли они для него что-нибудь сделать, хоть что-нибудь, либо обижатись на то, что Саймон не доверился им раньше.

– Боже мой, ты же потерял почти всех своих близких! – воскликнул кто-то из них бестактно, зато весьма эмоционально. – Если бы я только знал! Чувствую себя идиотом. Я‑то думал, что мы с тобой друзья…

У Саймона и правда было несколько близких друзей, разбросанных по разным мирам, но те хорошо понимали, что можно, а что нельзя делать и говорить. Если он не хотел вспоминать о катастрофе, разворачивавшейся на Марсе, они не расспрашивали ни о чем, проявляя уважение к его личной жизни. Ситуация ухудшалась; он начал принимать транквилизаторы и другие лекарства. Это позволяло хоть как-то держать себя в руках. Он плакал, но только когда оставался один. Когда становилось совсем невмоготу, он добровольно брался за те задания, что выполнялись в одиночку, и старательно избегал профессиональных разговоров о прошлых ошибках и о растущих потерях. Он думал, что ему удалось справиться с собой, и испытывал мрачное удовлетворение от того, что сумел вынести личные невзгоды. Однако позднее, когда ситуация окончательно стабилизировалась, Саймон случайно встретил одного знакомого своих детских лет. Не страдая от излишней тактичности, этот тип спросил напрямик:

– А как твои родные, Саймон? Им ведь удалось вовремя выбраться из этого кошмара?

Его родители и не пытались выбраться. Два старика, живущие в разных концах непоправимо ущербного мира, не разговаривали друг с другом почти сорок лет. Но когда разразились снежные бури и воздух превратился в яд, они покинули свои жилища – сперва ехали на роверах, потом шли пешком через хаос и резню, пока не добрались до уединенной обители с видом на Элладу. Здесь они и провели вместе последние свои восемь дней и восемь ночей.

Что же касается сестры Саймона и их сводных родственников, все, кроме двоих, спаслись еще до того, как рухнула экосистема. Но где жить завтра, было неразрешимой проблемой не только для них, но и для Солнечной системы в целом. Миллионы беженцев заполнили все десять «Новых Лун» и целую флотилию спасательных судов; из наполненных воздухом резервуаров и устаревших систем жизнеобеспечения создавались временные жилища. Это была тяжелая, грязная, сложная жизнь – но всё лучше, чем судьба пятидесяти миллионов, оставшихся на лишенной кислорода, изъеденной кислотой поверхности Марса. Где же всем этим людям жить завтра? В этой сложной ситуации атумы выбрали готовое решение: заново терраформировать Марс и сделать это как можно быстрее, используя все инструменты из их стремительно разрастающегося арсенала.

– На этот раз мы построим теплицу, – провозгласил молодой атум. – Так и следовало поступить с самого начала. И да, Саймон, – я глубоко соболезную твоим потерям.

Наоми была прелестной девушкой, которая умело использовала свою красоту и очаровательную непосредственность, чтобы добиваться успеха и получать комплименты. Она любила поговорить. Она любила слушать свой дерзкий, настойчивый голос. Ходили слухи, что ее тело оснащено искусственными полостями и съемными датчиками, вырабатывавшими дурманящие запахи и разряды электричества. Саймона интересовало ее тело, но у него не было ни соответствующего положения, ни подлинной страсти, чтобы добиваться удовлетворения своих низменных желаний. Ему вполне достаточно было наблюдать представления Наоми со стороны. Большинство коллег воспринимали ее потенциал как угрозу. Но даже когда девушка дерзко заявляла о своем ослепительном будущем, Саймона это нисколько не задевало. Второе столетие жизни одарило его простым и весьма полезным озарением: каждый рано или поздно терпит неудачу; и если эти неудачи носят затяжной характер, то последующие провалы будут еще драматичнее.