Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Сейчас атумы наперебой пели свои обычные дифирамбы теплицам.

– Ну, меня это не убеждает, – тихо заметил Саймон.

Наоми засмеялась:

– О боже, почему нет? – Ее голос звучал покровительственно.

– Свод никого бы не спас. В конечном счете это ничего не изменило бы.

Наоми просто не могла не оспорить это заявление.

– Но такой свод помог бы нам более эффективно контролировать погоду. Количество солнечного света, химические процессы в верхних слоях атмосферы. Нам все было бы подвластно.

– Только не геологические особенности, которым уже четыре с половиной миллиарда лет, – возразил он.

– Геологические особенности, – пробормотала она, словно не совсем понимая, о чем речь.

Именно в этот момент главный атум решил, что Наоми тоже надо принять участие в обсуждении. Громко и весело девушка озвучила обе позиции. Затем изложила собственное мнение, густо уснащая речь профессиональным жаргоном, и добавила:

– С Марсом слишком многое зависело от биологических средств. Вот в чем была ошибка. Не верьте жизни: ей до вас нет дела. Материальные объекты – вот что важно, и теплицы – это замечательный инструмент. Безусловно, они станут решающим словом в нашем деле.

Присутствующие согласно кивали – все, кроме одного. Вопрос был решен.

И все же, вопреки этой безупречной уверенности, пока что к завершению была близка только одна теплица, укрывающая целый мир; и то это был особый случай. Из всех миров именно Луну было проще всего заключить внутрь полупрозрачного пузыря. Этому способствовали слабая гравитация, соседство с Землей, бурно развивающаяся местная промышленность, а также отсутствие погодных и политических проблем. Свод теплицы был способен удерживать любую атмосферу. Двойные прозрачные алмазные стекла, усиленные нановолокнами, могли успешно противостоять воздействию космоса. Чрезвычайно простой и незамысловатый проект: строительство также не должно было вызвать проблем. Однако «должно быть» на поверку зачастую оказывается иллюзией. Проект «Луна» уже на сорок процентов превысил бюджет, вода, которую получали из астероидов и ледяных комет, требовалась другим проектам терраформирования, включая «Венеру», и даже при наиболее благоприятном сценарии понадобилось бы не менее двадцати лет, для того чтобы в кислородно-неоновой атмосфере на Видимой стороне задули первые ласковые ветра.

Может, Саймон и был не прав в своих сомнениях. Он и сам надеялся, что ошибается. Однако же его, бывшего марсианина, не покидало неприятное ноющее, но знакомое чувство, будто он вновь стоит на самом краю пропасти.

Прочие атумы благополучно забыли о Саймоне. Основной темой в настоящий момент, их профессиональной страстью была Венера. Обсуждались небольшие проекты. Основные виды работ включали в себя создание атмосферы и рассеяние тепла; очевидные решения предлагались, обсуждались и отвергались, а вскоре их сменяли не менее адекватные ответы, устраивавшие всех. Когда Саймон давал себе труд прислушаться к обсуждению, он понимал, что без усилий может сказать, кто из атумов уже спит с Наоми, а кто ищет способы этого добиться. Это было бы смешно, если бы не серьезные последствия, к которым могла привести животная страсть. Саймон не верил в Великих Богов, но если бы боги наблюдали за ними, они бы наверняка посмеялись над тем, что будущее целых миров зависит от капельки гормонов и от желез, любая из которых без труда уместилась бы в ладони.

Председательствовала на этом рабочем обеде главный атум Третьего Округа, руководитель Отдела Высших слоев атмосферы и Климата будущего. Эта женщина была моложе Саймона на десять лет, но добилась гораздо больших успехов; когда она начинала говорить, все присутствующие разом замолкали. Впрочем, это совсем не означало, что ее слушали. Эта группа была не слишком многочисленной и довольно однородной, однако в ее рядах хватало и различных мнений, и необузданных амбиций, неподвластных приказам начальства. Еще сложнее оказалось скоординировать усилия столь неординарных личностей, при том что каждый из них сосредоточивался на собственной цели. Главной темой служила Венера – но сама планета существовала только в виде чисел и единственной удивительно сложной модели. Если бы не сила гравитации и не специфика подсчетов, можно было бы предположить, что эта встреча атумов в закрытом помещении без окон проходит на Луне, или на Каллисто, или на Палладе, или в любой другой точке Солнечной системы, подвергшейся безжалостной и полной трансформации.

Когда служебное совещание наконец-то завершилось, начальница с тоской посмотрела на Наоми.

– Хорошо поработали, большое спасибо, – сказала она собравшимся.

Все поднялись и направились к дверям. И тут внезапно начальница произнесла полное имя Саймона и, поймав его взгляд, сказала с полуулыбкой:

– У вас новое назначение. На данный момент вы покидаете гидрологическую команду.

Должно быть, кто-то из коллег пожаловался на его неуступчивость или некомпетентность. Возможно, на то и другое. Такое случалось и раньше. Хотя Саймону и было сто двадцать восемь лет, когда его ставили в неудобное положение или стыдили, он всегда ощущал себя маленьким мальчиком.

Но на этот раз ничего плохого не произошло.

– Это потому, что к нам скоро прибудет гость, – с улыбкой призналась начальница. – Представитель от… – она замешкалась, – от Зоопроекта.

– Очередная миссия по сбору материалов? – поинтересовался Саймон.

– О, у этих милых людей всегда найдется очередная миссия, – пожаловалась начальница.

Саймон кивнул, ожидая продолжения.

– Мне нужно, чтобы вы помогли ей в поисках и вели учет всего, что она найдет. – Начальница смотрела на него в упор, в ее улыбке появилась тень сомнения. – Вы знаете женщину по имени Лилли?

– Нет, – сказал Саймон – возможно, слишком поспешно.

– Это странно, – заметила начальница. – Она запрашивала именно вас.

Существовало великое множество способов продлить жизнь и сохранить здоровье. Саймон предпочитал небольшие изменения, которые нельзя было заметить модифицированным глазом. Однако стоявшую рядом с ним женщину традиционные способы не вдохновляли. Живая плоть всегда будет недолговечной, а синтетические материалы, дающие заметный косметический эффект, как правило, слишком хрупки, их хватает всего на несколько лет. Наиболее долговечными оказались колонии генетически сконструированных микроорганизмов, метаболически эффективных и способных к быстрому самовосстановлению: бактерии, обеспечивавшие вечно обновляющуюся кожу чувствительными, высокоадаптивными нейронными связями. Этим средством охотно пользовалась как молодежь, так и решительно настроенные люди преклонного возраста. Однако Саймон впервые в жизни видел человека, который наделил бы себя такой яркой, тщательно продуманной внешностью.

– Мне жаль, – начала эта весьма колоритная особа.

Чего ей было жаль, Саймон не знал. Однако он вежливо кивнул, подавив желание задать вопрос.

Следующие несколько минут они просидели в тишине. Пилот-водитель продолжал двигаться по запрограммированному маршруту, смотреть пока было не на что, да и делать нечего. Под ними простирался океан атмосферы. Солнце висело слева: единственный объект в почти черном небе, оно медленно клонилось к закату. Далеко внизу под ними была теплица – серо-зеленая равнина, совершенно гладкая и умиротворяюще обыденная. Венера – это не Луна; проект был гораздо более сложным, чем просто возведение высокого свода над слоем податливой разреженной атмосферы. Полностью завершено было всего несколько секций, около девяти процентов от запланированного; но даже и они были всего лишь лесами, несшими на себе комплекты оборудования на солнечных батареях, всевозможные фильтры, космопорты, а также города, населенные роботами, чьим предназначением были ремонт и отладка этого гигантского образчика незатейливой архитектуры. Интересно, много ли вопросов у гостьи? Большинство посетителей интересовалось нанобашнями, пустившими корни в твердую кору Венеры, удерживавшими тысячи мегатонн дорогостоящего оборудования над плотной атмосферой, представлявшей немалую угрозу. Пусть людям даже известны факты, но рассказы о чудесах техники их умиротворяют. Каждый считал себя чем-то исключительно важным. Каждый втайне боялся, что, если теплица начнет разрушаться, это случится как раз под его бесценными, прискорбно уязвимыми ногами.

Наконец молчание прервалось. Лилли впервые дотронулась до Саймона. Горячие оранжевые кончики пальцев пробежали по его руке.

– Мне очень жаль, – повторила она. – Я знаю, он был хорошим отцом. Уверена, тебе его очень не хватает.

Реакция Саймона удивила их обоих. Повернувшись к кричаще-яркой женщине, он резко ответил:

– Это моя мать была хорошей матерью. Отец всю жизнь коллекционировал любовниц, и мне нисколько не нравились его девицы.

Фиолетовое лицо было живым и жарким, под кожей струились жидкости, гораздо более сложные по составу, чем простая кровь. Возможно, женщина чувствовала себя оскорбленной. Возможно, ей хотелось развернуть пилота-водителя, вернуться назад, поменять этого атума на другого, более покладистого. Однако ничто в ее облике не выдавало ни обиды, ни даже удивления. Несколько мгновений она просто улыбалась. Молча вбирала прозрачными темными глазами каждую черточку сидевшего рядом старика. Потом сжала его запястье – волна жара едва не обожгла бледную, сухую кожу Саймона.

– И тем не менее мне жаль, – сказала она.

Саймон высвободил руку.

– Я нечестно поступила с вами обоими. Там, на озере… когда я бурила… мне тогда нужно было лишь одно – спасти аборигенов, любой ценой…

Вот в чем была проблема, понял Саймон. Дело вовсе не в том, что у этой женщины был роман с его отцом, и даже не в том, что они, возможно, любили друг друга. Больше всего его возмущало то, что она сознательно использовала отца как свое орудие.

– Ну и как там марсиане? – поинтересовался он.

– Спят себе безмятежно в сотнях лабораторий, разбросанных по всей системе.

– Это грустно, – вслух подумал Саймон.

– Грустно? Почему же?

– Жизнь должна быть деятельной, – высказался Саймон. – Она не должна проходить в спячке в недрах холодильника.

На этот раз Лилли обиделась. Она ничего не ответила, только выпрямилась и погрузилась в молчание, давая понять, что не приемлет никаких претензий в отношении работы всей ее жизни. Они приближались к месту назначения. Когда пилот-водитель начат снижение, Саймон решился заметить:

– Возможно, я ошибаюсь, но, мне казалось, Зоопроект уже собрал все виды аэропланктона.

У местных венерианцев была крепкая экосистема, но в сравнении с марсианами они были весьма простыми организмами.

– В наших пробирках есть все местные виды, – сухо ответила она, все еще лелея обиду.

– А здесь местные популяции потерпели крах, – отметил он. – Сюда не проникает свет, кроме инфракрасного, да и то в небольших количествах, серные облака развеяны, к тому же, по местным меркам, здесь слишком холодно.

– Это верно, – согласилась она.

Она коснулась себя, ее лицо, согретое энтузиазмом, стало ярче.

– Однако новые виды возникают каждый день, и это волнующая новость, не правда ли?

Новость была так себе, но они заключили перемирие. Пожилой мужчина и женщина, которой было еще больше, перестали вспоминать о своих разногласиях и о прошлом. Они были профессионалами, каждый из них без лишнего шума выполнял сложную оперативную миссию. Пилот-водитель совершил посадку и открыл переход в огромный купол, где было множество спящих машин и разнообразных лифтов. Надев скафандры, они зашли в небольшой лифт и спустились на десять километров. Саймон наблюдал за Венерой на мониторах. Лилли занималась настройкой аппарата размером с чемоданчик, которому предстояло втягивать и фильтровать углекислотную атмосферу, а также вылавливать каждый жизнеспособный микроб в хаосе пыли и промышленных отходов. Нанобашня была ажурной – сложенная из паутинных восьмиугольников, на мощных ногах-опорах, уходящих в склоны Земли Афродиты; каждая сторона башни тянулась почти на километр в длину. Их конечным пунктом назначения была платформа, которую планировалось использовать в качестве накопителя для роботов, ожидающих приказа ремонтировать то. что ломалось нечасто. Источников света нигде не было видно, зато здесь были ветер и тяжелая атмосфера, которой предстоит обрушиться вниз и возродиться океаном из минеральной воды – правда, лишь столетия спустя. Очевидно, Лилли уже выполняла подобную работу и в других башнях. Двигалась она целенаправленно. Аппарат, следовавший за ней, терпеливо ждал, пока она исследовала одну рабочую площадку за другой. Опыт или, возможно, интуиция подсказали ей, где можно достичь наилучшего результата.

– Приступай, – приказала она; аппарат охотно схватился за поручни тремя руками и, перекинувшись через край, развернулся как клубок из лент, воронок и других прихотливых форм, служивших определенной цели.

– Как долго? – поинтересовался Саймон.

– Как долго ждать? – Лилли взглянула на него, подняв лицо, озаренное отраженным светом от шлема. – По меньшей мере час. Может, больше.

Перед ними лежала Венера – бескрайняя, окутанная тьмой.

– И какие же существа здесь водятся?

– Естественно, хемоавтотрофы[4].

Вглядываясь в венерианскую ночь, она поясняла:

– Конечно, фотосинтезаторы ультрафиолета тоже здесь. Им нравится находить трещины в башнях, места, где можно затаиться и ждать часа, когда рухнут наши своды.

Он не стал возражать против такого очеловечивания.

– Эти аборигены относятся к необычным видам, легко адаптирующимся к изменяющимся условиям; все они произошли от планктона из выкипевших морей. То, что они сохранили в своей уникальной ДНК, просто поразительно. Сейчас некоторые из них утилизируют промышленные растворители и продукты нанореакций. Они могут получать энергию везде, где есть тепло.

Лилли обернулась, и Саймон снова увидел ее лицо.

– Пока нет причин для беспокойства; может, их и не будет. Но некоторые организмы нашли способы проникать внутрь наших роботов, используя их в качестве убежища. Если хоть один из них научится воровать электрический ток, все изменится. Возможно, это вопрос одного или двух месяцев.

– Так быстро?

– Венерианцы плодовиты и неизбирательны. С такими ветрами любой продуктивный штамм в считаные дни расселится повсюду.

Саймон никогда не изучал живые организмы. Может, стоило уделять хотя бы один час в неделю изучению существующей литературы?

– Но возможно, этого никогда и не произойдет, – признала собеседница. – Я очень люблю этих крошек. Однако жизнь, даже самая восхитительная, имеет свои пределы.

– Да, у нее есть пределы, – вежливо согласился он.

Лицо Лилли было хорошеньким и уже не человеческим; должно быть, в этом были виноваты непрямое освещение и гложущее Саймона чувство бесконечного одиночества во Вселенной, где человечество становилось все более странным и чуждым.

– А тебя это вообще беспокоит? – спросила она.

Он ждал продолжения.

– Терраформирование – ужасающе разрушительное действие, – заявила Лилли. – Оно стирает один порядок вещей, чтобы заменить его другим. Или, как в печальном случае с Марсом, уничтожает спокойный и стабильный мир, чтобы его место занял обреченный слабак… И после всех этих несчастий люди все равно не понимают, что надо отказаться от борьбы.

– О борьбе и речи не шло, – заявил он.

Конечно, это не было правдой. Наверное, впервые в жизни Саймон со всей ясностью осознал, что они стоят на бастионах огромной крепости, а вокруг них идет бесконечная война. Он прислушивался к ветру, ощущал его порывы, наслаждался неустанным стуком сердца, которое никогда не признает себя старым. Саймон улыбался, сознавая, что даже такой человек, как он, несущий в душе тихое разочарование, может испытывать острое, ничем не замутненное удовольствие от сражений, больших и малых, в которых он помог одержать победу.

Япет

– Я знаю, что ты беспокоишься. Я тоже беспокоюсь, Саймон. Никто из нас двоих не силен в политических играх, и даже если бы я была гением в заключении союзов и знача, как обращаться с оппонентами, все равно мне было бы очень трудно в этом месте. На этой Земле. Но, как говорят знающие люди, и не без причины, есть только один Стэнфорд. Возможно, Академия Невидимой стороны ни в чем ему не уступает, по крайней мере когда дело касается подготовки выдающихся астрономов. Но в моей области знаний Стэнфорд держит первенство уже полтысячелетия, на мой диплом обязательно обратят внимание компетентные организации и недоверчивые коллеги во всех уголках Солнечной системы. А поскольку мое бесхитростное обаяние не поможет завоевывать сердца, работа в этом университете станет большим подспорьем.

Саймон остановил трансляцию – это был уже не первый просмотр – и на несколько минут погрузился в созерцание лица, заполнившего весь экран. Что изменилось? Рот, яркие желтые глаза. Стильный плюмаж из зеленых перьев: на вид изящная шляпка, на самом деле – одно из последних и очевидных звеньев, связывающих Джеки с миром ее предков. Нет, она выглядела совершенно так же, как прежде. Сторонний наблюдатель мог решить, что это представитель человеческого вида с модифицированной генетикой. Она выглядела немногим больше, чем в те времена, когда Саймон в последний раз видел эту птицу-попугая: это позволило ей вписаться в ограничения, существовавшие для студентов-стажеров. Законы о бионалогах были вполне разумными: Земля всегда была перенаселенным местом. Даже шестьсот лет назад, когда Саймон был тощим марсианином и дышал пылью, колыбель человечества страдала от слишком большого количества жителей на единицу территории, от того, что слишком большое количество тел приходилось на слишком малую площадь территории, фермы трудились без отдыха, производя пищу для населения, которое не собиралось стареть и в большинстве случаев упрямо отказывалось умирать. Бессмертие стало повсеместной нормой – а кому не захочется иметь детей, чтобы разделить это блаженство? Вот почему тела и умы продолжали уменьшаться, обходя природные ограничения и хитроумно переосмысляя правила.

Земля мало изменила Джеки внешне. Пожалуй, разве что ее голос казался слишком правильным, слишком хорошо поставленным – но, с другой стороны, камеры всегда смущали Джеки. Он достаточно хорошо знал это существо, а потому понимал, что она ничего не скрывает. Хватило бы одной капли лукавства, чтобы все кончилось, думал он со страхом. Их длительная разлука едва началась, а она уже тут как тут, нашла время, чтобы позвонить домой. Саймон уверил себя, что ни интриги, ни честолюбие, ни искушение не отнимут у него эту любовь, которой он не осознавал долгие века и которая так внезапно настигла его.

Он снова включил видеосообщение. Джеки перечисляла названия предметов и рассказывала о крохотных помещениях, которые она делила с тремя другими счастливыми аспирантками, и о том, что в ясные ночи можно видеть звезды, но что это, конечно, всего лишь иллюзия. Сфера теплицы, окружавшая Землю, была завершена лет двести тому назад – изумительная полупроницаемая мембрана, которая строго регулировала все, что попадало снаружи и утекало обратно в космос. На сегодня мать-Земля была чем-то вроде огромного помещения, находившегося под неусыпным контролем, где повсюду – на поверхности и под поверхностью старых континентов, а также на всех водных пространствах – жило около триллиона разумных существ. Это был прекрасный, стабильный мир. И при этом он был совершенно чуждым государством, где все беспрестанно менялось, а некоторые его уголки были печально знамениты разгулом преступности и вспышками психопатической ярости.

Да, Саймон беспокоился.

Безусловно, он жалел, что Джеки не осталась с ним после неожиданных перемен в ее карьере. На главных спутниках Сатурна имелись солидные университеты, и даже кичливый титулованный Стэнфорд предлагал виртуальные занятия за деньги. Почему бы не выбрать чуть более долгий, но зато безопасный путь к диплому? Ведь времени у них в избытке, доказывал Саймон. А там, где они жили, Джеки не подвергалась бы опасностям, которые неизбежно возникают при таком скоплении народа.

Передача продолжилась.

– Я уверена, ты это знаешь, – сказала Джеки. – Думаю, я уже говорила об этом раньше. Представь себе, на весь кампус тут нет ни одного работающего телескопа! У нас есть один объект в сорока километрах над нами, громоздится на своде теплицы, но там полно музейных экспонатов и любопытствующих туристов.

Она была взволнована, ее подвижный рот выговаривал каждое слово с особенным, только ей присущим акцентом:

– Стэнфордские телескопы – мои телескопы – находятся повсюду, кроме этой яркой, шумной, деловой Земли. На Луне и на троянских астероидах Юпитера; еще есть прекрасное новое зеркало, которое только что вступило в действие в точке Лагранжа на орбите Нептуна. А поскольку я здесь, то это и мое зеркало. Мои лучшие глаза. Ты только подумай, какая честь! Если бы я осталась дома с тобой, я была бы в лучшем случае техником и наводила бы эти аппараты на объекты, а смотреть на них могли бы лишь настоящие студенты Стэнфорда.

Да, она приняла верное решение. Саймон всегда это знал – впрочем, такие небольшие умственные упражнения помогали ему снова и снова убеждать в этом себя самого.

Глупая маленькая обезьянка, вот кто он такой.

– Но я тебе еще не сообщила самую невероятную новость, – сказала Джеки под конец. – Я это только что узнала. Давным-давно у Стэнфорда был талисман, и это была птица! Представляешь, какое совпадение?!

Саймон остановил изображение и поцеловал его в губы. Затем он сохранил видеозапись там, где она могла храниться целую вечность, и, чувствуя себя растроганным до слез, перешел к привычным повседневным делам.

Даже на орбите Сатурна, где пространство стоило дешево и легко добывалась еда, люди обзаводились современными телами малых размеров. Саймон не был таким крохотным с тех пор, как ему исполнился один год. Новый метаболизм оказался эффективным и надежным; к тому же человеческий мозг в конечном счете угасал, но кора головного мозга, созданная из кристаллических белков, была более стойкой и плотной; мыслительные процессы протекали так быстро, что природные способности атума усиливались вдвое, а объем памяти увеличивался в двадцать раз.

Впрочем, подобным трансформациям подвергался каждый атум, а это значит, что в их профессиональной жизни, как ни странно, мало что менялось. Саймон и его коллеги сохраняли свои прежние звания и квалификацию: росли только объемы работ и мера ответственности. Существенное инвестирование в медицину мало что меняло. Саймон говорил, что его работа – толочь воду в ступе; неловкий каламбур, поскольку он управлял потоками питательных веществ в новорожденных морях. На самом деле у него не было причин жаловаться; если он и задумывался о том, что его жизнь могла бы сложиться по-другому, то тратил на это не больше пары минут в год.