Охотники за барсами

Стайка диких гусей отдыхала на краю песчаной отмели неоглядно разлившейся реки. В этот яркий весенний вечер солнце село за далекими островами, озарив небо багровыми красками. Над серединой реки неслись табунки диких уток. G криками на ночлег протянули чайки и, как белыми хлопьями снега, усыпали длинную песчаную косу на ближнем острове. Над лугами кричали и кувыркались чибисы, мелькая то белыми брюшками, то черными спинками. Высоко в воздухе дребезжали кулики-бекасы, и, конечно, где-то на далеких лугах закричали журавли, эти весенние «горнисты» утренних и вечерних зорь.

В поздних вечерних сумерках постепенно смолкали голоса птиц и все громче делался шум полноводной реки и шуршащий звон последних мелких льдинок.

Прошло несколько часов. Время близилось к полуночи. Гуси спокойно спали, лежа на песке отмели.

Только старый гусак стоял на одной ноге, то и дело вытягивая шею и опять впадая в дремоту.

Черное ночное небо было все усыпано звездами. Но вот две звездочки тусклыми зеленоватыми огоньками блеснули и погасли на темном фоне берега. Гусак сразу заметил их и настороженно вытянул шею. Сна как не бывало. Старая птица не мигая начала вглядываться в темноту то одним глазом, то другим. Но со стороны берега не доносилось ни одного звука. Гусак успокоился, и дремота опять начала овладевать им.

И вдруг, теперь уже значительно ближе, опять заблестели две зеленоватые тусклые звездочки, совсем не такие, как на небе.

Гонг!! — прозвучал предостерегающий голос.

Вся стая в одно мгновение проснулась и насторожилась.

Га-га-га-га!.. — далеко в тишине ночи разнесся испуганный голос гусака, когда два зеленоватых холодных огонька быстро понеслись прямо на гусей.

Гуси дружно взлетели, а на месте их ночлега запрыгала и завертелась лисица. Она опоздала на несколько прыжков.

Далеко над рекой в темноте замирали испуганные переговоры гусей.

Все это удалось представить себе, когда я утром натолкнулся на следы лисы, ползшей по прибрежному песку. Конечно, я свернул по ним, чтобы посмотреть, к кому она подкрадывалась ночью.

Вскоре я дошел до того места, откуда лиса бешеными прыжками понеслась к воде. На самом берегу хорошо видно, как она затормозила всеми четырьмя лапами, взрыв песок там, где были следы ночевки гусей. Перьев и крови на песке не было. Значит, лисе не удалось поймать гуся. Бдительность старого гусака спасла их.

В нескольких шагах от этих следов в сторону берега резко отпечатался на песке глубокий след одной крупной лапы гуся, словно другой у него не было. Это здесь стоял ночью на одной ноге старый тяжелый гусак, прикрывая стаю от берега — только оттуда могла грозить опасность ночью.

Крылатые убийцы

В июле, долго шли затяжные дожди. Тайга пропиталась влагой: земля размякла, ветви елей опустились под тяжестью капель воды. Под утро дождь перестал, и густой туман окутал тайгу. После восхода солнца горячие лучи погнали клочья тумана, и он пополз над речками и по распадкам сопок,

К полудню ничто уже не напоминало о мрачных днях ненастья. Деревья и травы высохли. Еще влажная почва пахла черноземом, а незатейливые таежные цветы — медом. После длительного ненастья наконец зажужжали пчелы, шмели, запорхали бабочки. Всюду раздались голоса птиц. А солнце поднималось все выше, наполняя тайгу не только теплом, но уже зноем летнего полдня.

Огромная старая лосиха улеглась на день среди обширной гари. Кругом обугленные стволы вековых кедров поднимались частоколом над упавшими друг на друга такими же великанами. Огонь свирепствовал здесь не один десяток лет назад, но яростные осенние ветровалы еще не могли повалить все погибшие деревья.

Лосиха лежала и медленно пережевывала жвачку. Два лосенка мирно спали около ее брюха, свернувшись колечками, как собаки. У старых лосих нередко родится пара телят и непременно самец и самочка.

Но вот то один лосенок, то другой стали вздрагивать, с жалобным скрипучим писком тыкаясь горбоносыми мордочками в свои бока и спину. Чем жарче становилось, тем все больше появлялось слепней, и их жгучие укусы разбудили лосят. Слепней совсем не было во время дождей, но в первый же солнечный день они сразу появились во множестве.

Старая лосиха трясла ушами, мотала головой, но слепни загудели над лосиным семейством, как пчелы над ульем.

Лосята вскакивали, переступали с ноги на ногу, брыкались и жалобно стонали, словно дети. Лосиха тоже поднялась, потовые железы на спине и боках появились у нее с весны. Они смазывали жиром шерсть. Насекомые-кровососы замазывают им свои дыхальца и гибнут. Но брюхо и другие места с короткой шерстью не имеют защиты. Лосиха била ногами, топталась на месте и сердито фыркала. Вдруг она насторожила уши и резко повернула голову в сторону, слегка присев на задние ноги. До ее слуха долетел треск сучка, и слепни больше для нее не существовали — она вся обратилась в слух. Но слабый ветерок успокоил: он принес запах лося. Огромного быка тоже доняли слепни, и он мчался сейчас по горельнику, не разбирая дороги, к реке, чтобы укрыться в воде от кровопийц. Лось ловко перескакивал через поваленные деревья или подныривал под них и бежал все время с одной скоростью, словно перед ним не было никаких препятствий. Вскоре шум затих.

Лосиха успокоилась и встряхнула всем телом. Взлетели только те слепни, которые еще не успели крепко вцепиться. Лосята в ужасе бились около нее.

Вопреки всякой осторожности, старая лосиха среди дня побежала в сторону леса. Лосята помчались за ней. На ходу она продиралась через густые островки осинника и березняка, подминая под себя молодые деревца и сбивая слепней с брюха и боков.

С открытыми ртами и высунутыми языками, животные добежали до леса и долго еще мчались по нему, пока лосиха не наткнулась на островок густой поросли молодого мохнатого ельника в заболоченной низинке. Лосиха ворвалась туда и остановилась, закрывшись, как одеялом, еловыми ветками. Лосята притихли около нее, тяжело дыша. Но запах разгоряченных животных привлек слепней и сюда, в полумрак и прохладу сырого частого ельника. Их было здесь, конечно, значительно меньше, но все же болезненные укусы их ни на минуту не давали лосям покоя.

Характеры у животных даже одной семьи всегда разные, и вот лосенок-самочка после укуса в губу не выдержала и выскочила из густого елового островка. С жалобным стоном она начала валяться в траве, очищая себя от слепней. Но они тотчас же облепили ее брюхо, и лосенок, вскочив как бешеный, начал носиться кругом островка, где спокойно стояли его мать и брат.

Не обращая внимания на призывное мычание лосихи, вытаращив глаза от страха, лосенок кружился по полянке, а слепней собиралось все больше. Они, как шубой, покрыли свою жертву.

Лосенок падал, валялся в траве, в ужасе вскакивал и снова бегал.

Его рот широко открылся, язык вывалился. Он начал спотыкаться и падать.

Ласковым мычанием лосиха старалась успокоить лосенка. Она звала его, но он ошалело продолжал носиться по поляне.

После каждого падения лосенок все с большим трудом вскакивал на трясущиеся ноги, и наступило время, когда он уже не в силах был вскочить. Но он долго еще брыкался, лежа в траве. Потом движения его прекратились. Слепни оставили холодеющий труп и разлетелись.

Лосиха так и не вышла из укрытия. У нее теперь остался один лосенок — бычок.

Всю эту историю удалось прочитать по следам, хорошо заметным на влажной, размягченной после многодневных дождей почве.

Глубокие следы большого животного пересекли лесную поляну. Это пробежала крупная лосиха и с хода ворвалась в густую поросль ельника, сломав несколько веток. Два следа лосят проследовали туда же. Началось первое действие лесной драмы.

А затем множество следов только одного лосенка, кружившего по полянке, закончилось отпечатком последнего шага в его жизни. Его закусали слепни: катаясь по земле, он раздавил многих из них, лопнувших, как пузыри, наполненные кровью.

И, наконец, последнее >из этой печальной истории, что рассказали следы: из укрытия в чаще ельника лосиха вышла спокойными шагами вместе с одним лосенком, вероятно с наступлением сумерек, когда скрылись слепни. Лосиха ушла опять на старую гарь и начала там пастись. Она даже не подошла и не понюхала труп своего непослушного лосенка — он для нее больше не существовал.

Волчий бархан

Кругом безлюдные пространства пустыни Бетпак-Дала. Глинистая почва только кое-где покрыта сизоватой полынкой. Редкие кустики тамариска с нежно-розовыми цветущими веточками далеко видны среди безбрежной равнины. В понижениях на поверхности белеет соль и похрустывают красноватые сочные солянки, немного похожие на наши северные хвощи.

Кажется, что никто не может жить в безводной пустыне.

Но журчание ручейков заменяют здесь жаворонки. Они весело распевают в воздухе за сотни километров от воды. Этим птичкам достаточно влаги в их пище — насекомых. Крупные дрофы-красотки так же не пьют, как и саксаульные сойки, черепахи, тушканчики и другие обитатели пустыни.

Вдали кто-то свистнул. Вот свист ближе, еще ближе, и теперь видно, как перед своими норками встают колышками зверьки, похожие на сусликов. Это песчанки. Они волнуются и пищат не напрасно — мимо них крупной рысью бежит худая волчица с набухшими сосками и с тремя песчанками в пасти.

Громко предупреждая сородичей об опасности, песчанки ныряли под землю перед самым носом волчицы и опять осторожно выглядывали из норой, когда она пробегала дальше. Так они передавали ее «с рук на руки», от одного поселения песчанок до другого, и поэтому больше нигде она уже не застигала зверьков врасплох.

Волчица пробежала дальше. Тревога зверьков прошла, и опять все кругом стало казаться безжизненным. Только стремительные пустынные ящерицы перебегали иногда от одной пустой норки к другой, прячась в спасительной тени. Да крупные жуки-чернотелки не спеша ползали по своим делам, далеко выделяясь на сером фоне черными надкрыльями, которым никогда не суждено раскрыться.

Но вот песчанки опять тревожно запищали: вдали снова показалась волчица. Ровной, быстрой рысцой она пробежала мимо, не обращая внимания на песчанок, и скрылась за небольшими буграми. Конечно, у нее где-то недалеко есть волчата и это для них она ловит и носит песчанок.

За далекими буграми волчица перешла на шаг и поползла. Но и здесь песчанки заметили ее и тревожно запищали. Тогда волчица притаилась без движения за куртинкой полыни.

Прошло немало времени, пока песчанки успокоились и стали отбегать от норок все дальше и дальше. Нежные кончики ветвей саксаула около затаившейся волчицы привлекли двух песчанок. Вдруг легкий шорох — и зверь серой тенью метнулся на песчанок, отрезав им дорогу к норкам. Щелчок зубов, другой — и с двумя песчанками в пасти волчица потрусила опять по равнине, а за ней несся писк песчанок, стихший вдали.

Из-под корявого поваленного саксаула около большого песчаного бархана навстречу волчице с радостным визгом выскочило пять волчат. В пустыне волку не нужна нора — здесь нет дождей и нет врагов, от которых волчатам надо прятаться.

Еще громче «приветствовали» волчицу песчанки. Их было множество у бархана. Но около логова волчица их не ловила, а убегала за добычей подальше, оставляя для подрастающих волчат нетронутыми богатые охотничьи угодья. До позднего вечера волчица бегала за дальние бугры, ловила только там песчанок и носила их волчатам.

Быстрые южные сумерки сменила темная ночь. На черном небе высыпали звезды. Песчанки попрятались до утра в норы. Улеглась и волчица около своих волчат под барханом. Все семейство серых разбойников уснуло до утра в неглубокой ямке — логове. Тихо повизгивают во сне и чмокают волчата. Да время от времени старая волчица приподнимает голову с настороженными ушами и жадно нюхает воздух. В безлюдной пустыне волки ведут дневной образ жизни.

Едва скрылось солнце, как кругом волчьего бархана крошечные пустынные тушканчики стали выталкивать головками песчаные пробки из норок. Зверьки появляются в сумерки там, где днем, казалось, не было ни малейших признаков норок. Под утро тушканчики так же искусно затворят двери в свои норки и весь день будут спать, свернувшись клубочком в гнезде прохладного подземелья.

Едва выскочив из норки, тушканчики мгновенно исчезают, как бы растворяясь в густых сумерках позднего вечера. Но цепочки следов утром могут рассказать о таинственной ночной жизни этих крошечных песчаных эльфов. Только когда полная луна заливает пустыню сказочным голубоватым светом, можно видеть стремительные игры тушканчиков. Они гоняются друг за другом, мелькая белыми кончиками длинных хвостиков, неожиданно бросаются в стороны, перепрыгивают друг через друга, кружатся — и все это в гробовой тишине, как привидения, без малейшего шороха, настолько легки эти удивительные создания.

Посапывая и громко хрустя пойманным жуком-чернотелкой, торопливо бегают по ночам в пустыне колючие ежики. Им некого здесь бояться. Даже пустынные сычи не нападают на них, предпочитая ловить беззащитных тушканчиков. Эти маленькие пернатые разбойники бесшумно, как тени, садятся иногда около нор песчанок в глухую полночь. Что им здесь надо? Ведь зверьки спят глубоко под землей и появятся на поверхности только с первыми лучами солнца, когда сычу давно пора на покой. Но сыч сел здесь не случайно. Пригнувшись и ссутулясь, как профессионал-грабитель, сыч вдруг ныряет в нору. Появится он теперь на поверхности только на рассвете, измазанный кровью песчанки, которой уж не придется увидеть солнце. Сыч убил ее сонную в постели и с набитым зобом тяжело улетел в предрассветных сумерках, чтобы спрятаться в какую-нибудь темную щель и привести там в порядок свои перья, потертые о стенки узких нор. Ночная жизнь в пустыне хотя и не так, как в лесу, но все же наполнена таинственными шорохами и звуками.

Волчата растут не по дням, а по часам. С каждым днем старой волчице все труднее прокормить маленькими песчанками свое ненасытное потомство. Но волчата еще долго беспомощны, хотя уже и гоняются с азартом за песчанками около своего бархана. Но пока они хватают в жадно раскрытые пасти только горсти песка из задних лапок зверьков, нырнувших в нору перед их носами. Немало еще пройдет времени, пока волчата перестанут бестолково гоняться за песчанками и станут незаметно подкрадываться или караулить их, глотая слюну, как старая волчица.

Волчья семья в пустыне живет строго по графику:

не стало хватать песчанок —и меню волчьего обеда изменилось: на смену песчанкам пришли новорожденные джейранята. Всюду начался окот самок джейрана. Волчица переключилась на новую добычу.

Вот она бежит против ветра все дальше и дальше от своего логова около песчаного бархана. То и дело она увлажняет нос языком. Мокрый нос помогает ей держать направление точно против ветра, как радиолокатор ведет самолет в нужном направлении.

Чутье задолго предупреждает волчицу, что впереди, где-то за кустами тамариска, пасется джейран. Волчица неслышно крадется, припадая к земле. Но осторожное животное вовремя замечает врага. Громко простучали ее копытца по сухой почве, и легкими прыжками изящная газель понеслась в сторону. Волчица бросилась за ней. Какая бессмыслица! Разве может волк-тихоход догнать джейрана!

Легконогое животное скачет всего вполсилы, а волчица готова выскочить из шкуры и упорно гонится за недосягаемым изо всех сил, свесив язык и раздувая бока, как кузнечные мехи. У волков нет потовых желез, поэтому гнаться днем за джейраном для них нелегкое дело.

Самка джейрана мчится по огромному кругу, в котором лежат ее джейранята. Испуганным топотом она уложила их, и они послушно распластались на земле, вытянув шеи и даже полузакрыв свои большие черные глаза. О них теперь легче споткнуться, чем заметить среди редкой полынки и почвы, в точности так же окрашенной, как и их шкурки. Затаившийся джейраненок — это удивительный пример защитной окраски, доведенной до совершенства.

Вот уже третий круг делает джейран с волком позади. Если бы самка джейрана бежала прямо, то далеко увела бы врага, а затем могла бы легко оставить его позади и скрыться, как ветерок, припустив изо всех сил. Но так поступили бы мы на ее месте, а самка джейрана делает по-своему и все кружит, рискуя в любую минуту навести волчицу на джейранят.

В конце концов этим и кончается беспроигрышная игра для волчицы. На всем скаку она учуяла по ветерку запах джейраненка. Зверь бросился туда, рванул зубами, и все кончено: у самки джейрана остался теперь только один джейраненок, и только потому, что джейранята притаилирь не рядом и одного из них волчица не заметила.

Долго лежала волчица около своей жертвы, слизывая кровь, пока ее дыхание не пришло в норму, а затем поволокла джейраненка к своему бархану под свист песчанок.

Время идет, волчата быстро растут. Одного джейраненка им уже становится мало, чтобы насытиться, а о песчанках и говорить теперь не приходится. Все дальше надо убегать волчице за джейранятами, да и они подросли, и многие из них уже не ждут, пока их задавят на лежке, а вскакивают и легко убегают от волчицы.

Но график волчьей жизни составлен с поразительной целесообразностью: на смену джейранятам подходят тысячные стада сайги. Они идут к далеким северным степям Сары-Арка с зимовок в песках Маюн-Кумов и с берегов реки Чу. Вместе со взрослыми бегут веселые маленькие сайгачата. Они родились одновременно с джейранятами, но далеко на юге. В то утро десятки степных орлов кружили там над одной низиной. В ней всюду стояли, лежали и ходили безрогие самки сайгаков. Множество новорожденных сайгачат лежало в лощине парочками и в одиночку. Над ними носились орлы и хватали мертворожденных и послед. Живых орлы не трогали: сайгачки отгоняли их ударами передних ног, как копьями. Лощина тянулась на несколько километров, и всюду виднелись сайгачки и ни одного рогатого самца.

Наутро сайгачек не оказалось в низине. Они ушли. Улетели и орлы. Только несколько их кружило в конце низины.

Но где же новорожденные? Ведь они не могли уйти далеко на второй день после рождения.

Оказалось, сайгачата никуда не ушли. Они лежали по всей лощине, плотно прижавшись к земле и даже закрыв глаза. Сайгачата были совершенно неподвижны. Окраска их шкурок была точно такая же, как почва и редкая пустынная растительность вокруг них. Лощина казалась совершенно безжизненной.

Через несколько часов далеко в пустыне показались какие-то желтоватые движущиеся точки. Это были сайгачки. Они торопливо шли, на ходу срывая полынку, по направлению к лощине. Вот они рысцой спускаются с нее, и вся лощина разом оживает: сайгачата вскакивают и бросаются к матерям на еще слабых ножках. Но самки отгоняют их — каждая ищет своих сайгачат и дает сосать только им.

Как только сайгачата пососали, все самки ушли и скрылись за небольшими холмами вдали. Сайгачата улеглись, затаились, и кругом опять расстилалась безжизненная пустыня; казалось, никого живого не было на десятки километров кругом.

Сайгачки уходят пастись далеко от новорожденных, и найти их волкам нелегко.

Теперь, когда подошли стада сайгаков, волчья семья у песчаного бархана сыта по горло. Волчица забегает вперед табунков сайгаков и затаивается. Животные, ничего не подозревая, идут вперед к северу, мелко семеня тонкими ножками и на ходу срывая траву. Горбоносые, несуразные на вид, они стремительны, как ураган, и могут мчаться со скоростью свыше восьмидесяти километров в час, быстрее не только всех наших зверей, но даже и многих птиц. Эта быстрота бега помогла сайгакам перешагнуть через тысячелетия и сохраниться до наших дней со времен мамонтов.

Но эта быстрота бега не спасает сайгака от волчицы, когда она выскакивает в нескольких шагах из-за кустика боялыча. Внезапный ужас охватывает животное, и оно беспомощно топчется на месте несколько мгновений, вполне достаточных для волчицы... Так и мы иногда, неожиданно увидав под ногами мышь или змею, даже раздавленных, непроизвольно топчемся на месте и машем руками.

Вместе с сайгаками уходит к северу и волчья семья. Волчата уже настолько подросли, что по графику их семейного уклада они могут покинуть свое логово у бархана и сделаться «пастухами» сайгачных стад.

А на следующую весну старая волчица в том же логове будет воспитывать новых волчат. И так из года в год, пока кто-нибудь не потревожит ее у песчаного бархана.

На горных вершинах Тянь-шаня

Солнце только что осветило снежные вершины Заилийского хребта. Но пройдет еще не менее получаса, пока теплые солнечные лучи доберутся до холодного камня, мокрого от росы, на котором так долго пришлось сидеть в эти самые холодные часы летнего дня. Но терпение — залог успеха во многих делах, в особенности при наблюдениях за дикими животными высоко в горах.

Заросли арчи зелеными потоками спускаются вниз и вклиниваются в ельники. Вверх они поднимаются к самым облакам и уживаются почти рядом с вечными снегами. Крутом тишина раннего утра. Только где-то около снега на каменистых россыпях свистнула индейка, и опять все стихло.

Рядом, в арчовнике, раздался знакомый синичий писк. Это высокогорная расписная синица. Что может быть замечательней этой крошечной птички! Она совершенно необычного цвета — с фиолетовой окраской оперения. Так не окрашена ни одна из птичек. Но среди арчевых зарослей фиолетовая окраска хорошо скрывает птичку.

Расписная синица всегда дает о себе знать, когда пробираешься по кустарникам или арче. Тонкий синичий писк сейчас же раздается совсем рядом, и маленькая птичка выныривает из арчовой чащи на сухую веточку или вершинку. Она осматривает вас всего несколько мгновений и снова ныряет в заросли. Вот и все. Больше вы ее не увидите. Но она достаточно насмотрелась на вас. Расписная синица ведь не может понять, что натуралисты почти ничего не знают об образе ее жизни. Известно только ее название, и это почти все.

Но что случилось вдруг с этой расписной синицей? Она опять появилась на вершинах арчи и с тревожным писком перепархивает по ним. Несомненно, она кого-то преследует в зарослях. Неужели лисица или барсук забрались сюда, на такую огромную высоту — около двух тысяч пятисот метров над уровнем моря?

На всякий случай надо присесть за кустом и последить. И тотчас же вы невольно пригибаетесь, стараясь сделаться незаметным, — недалеко из зарослей арчовника вышел барс. Его-то и преследовала расписная синица.

Вот зверь мягко вспрыгнул на плоский камень и потянулся, зевая и жмурясь. Он выпустил когти, совсем как огромная серая кошка с черными пятнами на шкуре и длинным хвостом в поперечных черных полосах.

В бинокль хорошо видно, что это самка: на животе у барса соски. Значит, где-то в зарослях арчовника у нее логово с барсятами.

Расписные синицы уже давно затихли и нырнули в заросли, а зверь все еще сидит на камне, облизываясь и приглаживаясь. Наконец мягкий прыжок — и он пошел вверх по склону среди камней. Длинный хвост при этом почти волочится сзади, только черный кончик его взмахивает из стороны в сторону при каждом шаге. У самого перевала барс остановился и сразу сделался незаметным — настолько хорошо цвет его шкуры сливался с окраской камней.

Вскоре зверь перевалил через хребет и скрылся.

Выждав минут десять-пятнадцать, можно попытаться поискать барсят.

Найти их логово в арчовнике оказалось совсем не трудно среди целого кладбища из костей взрослых и молодых горных козлов тау-теке. Однако увидать самих барсят в густых зарослях было невозможно. Они попрятались в арче не хуже расписных синиц. Треск сухих ветвей под ногами вовремя предупредил барсят об опасности, и они разбежались из логова. Только хорошая собака могла бы их отыскать.

А в это время их мать далеко по ту сторону горы то исчезает среди камней, то снова появляется, уже дальше.

Интересно следить издалека за барсом в бинокль, когда он идет к своей засаде по другой стороне ущелья. Ведь ему нужно притаиться в таком месте, где горные козлы будут проходить совсем рядом, в двух-трех прыжках, не более. И барс безошибочно определяет это место. Возвращаясь с выпасов на отдых, горные козлы пройдут именно там, где барс распластался на камне, совсем не прячась за него, как мы с вами. Едва зверь лег, как найти его сделалось невозможно даже в самый лучший бинокль. Хорошо, что удалось увидеть прыжок барса на камень и заметить это место.

Теперь надо вооружиться терпением. Ждать придется, возможно, и долго, но стоит подождать, чтобы посмотреть охоту барса. Такой случай бывает раз в жизни даже у самых опытных натуралистов.

Медленно тянется время. Солнце поднимается все выше. Уже позднее утро, но козлов все нет и нет. Альпийские желтоносые галки кружатся над вершинами гор. Где-то в ущелье пересвистываются горные индейки — улары. Далеко внизу шумит речка.