Побег в пустоту

— Я пытаюсь. Спасибо вам, — ответил он, провожая ее до двери.

Спускалась Ира без лифта, пешком. Как будто хотела растянуть их расставание, хотя мужчина уже скрылся за дверью. Симпатичный. Очень. Счастлива та, которой выпало назваться его подружкой… Только уже выходя из подъезда, Ира спохватилась, что даже имен их не знает! Он так и не назвал ей ни одного. Ни своего, ни подружкиного. Ни той погибшей женщины, за которую Ира и в самом деле решила пойти помолиться. Но возвращаться и спрашивать было уже неловко. Оставалось попытать счастья у старушки возле подъезда. Если только та еще домой не ушла. Впрочем, вроде собиралась дождаться Ириного возвращения…

* * *

Ну вот, наконец все было позади! Тяжкие поездки по бездорожью в те места, где давно скончалась Анжелкина тетка. Вопросы, вопросы и мучительные объяснения. Просьбы, мелкие взятки-«благодарности». Взятки покрупнее, когда дело доходило до очередного разрешения вопроса. Влад ворчал, дожидаясь Лику дома. Не только из-за того, что она на весь день угоняла машину — тут, наоборот, иногда ей было проще съездить на электричке, учитывая дороги. Нет, он просто не понимал, зачем вообще Лика занялась этими поисками. Зачем, ну зачем ей нужен какой-то ребенок?! Ведь ребенок — это пуп земли, перечеркивающий личную жизнь. Пуп же, по мнению Влада, мог быть в доме всего лишь один — это он сам. Лике так и хотелось порой его куда подальше послать! Но рассориться и расстаться с этим совершенством в ее планы пока не входило. Влад ей тоже был нужен, ведь она была молодой женщиной, со всеми потребностями души и бренного тела. И превращаться только в мать семейства пока была не готова. Поэтому, гася в себе нарастающее раздражение, она, как могла, задабривала своего «обиженного ангелочка». И одновременно продолжала делать все, чтобы другой — тоже наверняка не настоящий ангелочек! — но уже реально обиженный этой несправедливой жизнью, смог бы появиться в ее доме как можно быстрее. Она теперь точно знала, что это мальчик. Федя Говорков. Это ее позабавило: в детдоме она была Молчановой. Молчанова — Говорков. В этом что-то было. Но явно не знак судьбы. Мальчишка был трудным, все так отзывались о нем. Удивлялись, как это Лике в голову могло прийти — заняться его усыновлением, требующим такую кучу бумаг, что становилось испытанием на прочность. К счастью, теперь Лика могла безбоязненно затребовать любые справки — Юрий все-таки прислал ей обещанное сообщение. Правда, не такое безоблачное, как хотелось бы. Виной всему была приписка: «Все ОК, но он слышал больше». Значит, Влад был все-таки в курсе того, что ее беспокоили «собственные» отпечатки пальцев, забитые в электронную базу данных. И наверняка заинтересовался этим, потому что принялся расспрашивать Юрия в пути — иначе откуда бы тому было узнать, слышал что Влад или нет? В ответ на эти вопросы Юрий ничего бы не смог ему рассказать, даже если бы захотел, потому что и сам знал немного. Но Лику насторожил сам интерес, проявленный к ее тайне Владом. Что это было? Праздное любопытство? Или нечто большее? Например, информация в копилку на будущее? Сейчас об этом оставалось только гадать. А она была захвачена гораздо более важным делом. Пока нанятый Ликой юрист оформлял Феде Говоркову «гостевой режим», по упрощенной схеме, она решила, что надо бы наконец познакомиться со своим пусть не сыном, но единственным кровным родственником. Влад, услышав об этом, психанул, почти на весь день куда-то уехав. Но Лика не стала ему звонить и требовать машину. Наоборот, если ей предстояло ехать на такую волнительную встречу одной, то даже лучше, если она сейчас будет не за рулем. Рассудив так, она вызвала такси.

Детдом, куда попал рожденный Анжелкой ребенок, был расположен не слишком далеко, в полутора-двух часах езды, в ближайшем областном городе. Другой регион, совершенно другое учреждение, а Лика вошла в его ворота с таким чувством, как будто никогда из них и не выходила. Лавочки. Качели. Газоны, колкие от начавшихся заморозков. И такая же ребятня, искоса изучающая незнакомку. Это только малыши, еще не битые разочарованиями, способны выбежать навстречу пришедшему. Старшие — уже нет. Пройдя мимо них, Лика вошла в кабинет к заведующей, видной женщине лет сорока. Та уже знала о цели ее визита. Поздоровавшись, недоуменно оглядела Лику с ног до головы. Выдала:

— Я вас представляла совершенно другой. Узнала, что вы собираете на Федю документы, даже ни разу на него не взглянув. А вы в курсе, что он очень трудный ребенок? Даже здесь, в детдоме, где собрались весьма непростые дети? И что если с чиновничьим аппаратом вы сумели… договориться, то здесь ваши методы вряд ли помогут? Хотелось бы знать, зачем вам потребовался именно этот мальчик?

— Я бы не хотела пока озвучивать своих личных причин. Вы их узнаете, конечно, но позже. А пока я за тем и приехала, чтобы познакомиться с Федором. Могу я с ним встретиться? Поговорить? Желательно одной, без свидетелей, в неофициальной обстановке.

— Боюсь, что в такой он вас просто пошлет. Как я вам уже сказала, он очень трудный ребенок. Как некоторые любят выражаться, полный отморозок.

Естественно! Иначе не может и быть! Он сын своей мамы, внук своей бабушки, племянник своей тети! А гены никто еще не отменял! Полный комплект!

— Но жить-то мне с ним придется тоже самой, без сопровождения воспитателей. Так что будет все-таки лучше, если мы с ним встретимся наедине. Я готова к этому разговору, — заверила Лика. Спокойно, уверенно, в кои-то веки даже не пытаясь сутулиться. Она видела, что отчего-то не слишком нравится директрисе. Но, все взвесив, та все же согласилась выполнить Ликину просьбу. Вышла с ней на крыльцо. Показала в дальний угол парка, где стояла открытая беседка:

— Вот он, там, как всегда! Тот, что в куртке с красными полосами. Идите, если вы так решили. Но потом не говорите, что я вас не предупреждала. Обо всем: и о его характере, и об итогах вашей беседы.

— Хорошо. Спасибо, — не теряя мальчишку из виду, Лика пошла к нему через парк. Все думала, как ей начать разговор, если рядом крутятся еще три приятеля. Но, к ее облегчению, они отошли куда-то, прежде чем Лика приблизилась. Федя остался один. Лика ускорила шаги, опасаясь, что такой расклад может в любой момент измениться. Ей очень хотелось оказаться с ним именно с глазу на глаз. С этим светловолосым худощавым мальчишкой, невысоким для своих лет. Он заметил ее, понял, что она идет именно к нему, и теперь нарочито внимательно наблюдал за ее приближением.

— Федя? — Лика остановилась перед беседкой.

— И что? — он с вызовом уставился на нее своими очень темными глазами, создающими контраст со светлой челкой. Ох, как знаком был Лике этот взгляд! Не «отъявленного отморозка», а затравленного волчонка, пытающегося восстановить статус-кво с этим миром.

— Во-первых, здравствуйте.

— Привет! — он прикусил зубами жвачку, тем самым, в сочетании с нарочито нахальным взглядом, вдруг остро напомнив Лике Анжелку в тот единственный страшный день, когда им довелось повстречаться. — Закурить не найдется?

— А не рановато ли здоровье гробить начал?

— Я на него пока не жалуюсь. Хватит даже на то, чтоб трахнуть тебя.

Эти слова, прозвучавшие из уст ребенка, стеганули по ушам, словно хлыстом. Порядочный человек после этого, наверное, развернулся бы и ушел, чтобы никогда больше к этому малолетнему отморозку не возвращаться, а найти ребенка поадекватнее. Но у Лики не было выбора. Да и подобные выпады ее не шокировали так, как многих других. Поэтому она лишь усмехнулась:

— Вначале инструмент отрасти.

— И так хорош.

— Да? — картинно оживилась Лика. — А ну, покажи!

— Че?! — судя по его глазам, ей удалось-таки выбить мальчишку из колеи.

— А я на слово мужикам не верю. Так что, показываешь или будем считать, что не отрастил? Или, — добавила она, выдержав паузу, — для начала лучше пойдем и, фиг с тобой, все-таки покурим?

— Ладно, пошли, — вроде как он решил проявить снисхождение. Проводил ее от просматриваемой со всех сторон беседки через парк, мимо служебного входа, судя по запахам, ведущего на кухню, в укромный уголок между двумя глухими стенами. Развернулся к ней: — Ну, давай, раз сама предложила.

Не торопясь снимать с плеча сумочку, Лика поправила ремешок. Вроде как мальчишка готов на мировую пойти, но что-то в его поведении ее смущало. И, внимательно оглядевшись, она поняла, в чем подвох: камеры! Обжитая «курилка» была разоблачена и взята под контроль руководством. Так вот для чего этот малолетний засранец ее сюда привел! Чтобы она сама себя скомпрометировала, под носом у воспитателей сунув ему сигаретку! Поняв это, Лика чуть было не ляпнула ему сгоряча: «Не на ту ты напал, голубчик! Я ведь и сама детдомовская!» — да вовремя прикусила язык.

— Хорошая подстава! — оценила она вслух. — Давай, дальше валяй! Посмотрим, на что ты еще способен.

— На что? Ну, могу все-таки показать, только давай отойдем в местечко поуютнее, — осклабился он.

— Как хочешь, — Лика пожала плечами. — Только имей в виду, что у меня глаз дурной. Вдруг сглажу твою пипирку?

Он опять немного «завис». Для него сегодня все явно шло как-то не по сценарию. И Лика решила, что пора уже брать быка за рога. Встала перед мальчишкой, поймав его взгляд:

— Федька! Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать твои глупости. Верю, что у тебя еще много в запасе. Но лучше отложи их все на потом. А пока подумай над такой информацией: через неделю у меня на руках будут документы, по которым я смогу забрать тебя к себе. Пока как гостя — только потому, что такой букет бумаг было легче оформить. Так вот, хочешь ты через неделю переехать в свой дом? Погостить, осмотреться? Или так и будешь понты здесь гнуть?

— А у меня такая привычка, — оскалился он в усмешке. — Не могу без понтов!

— Так да или нет?

Опять этот взгляд! Нахальный, вызывающий. Перемещение жвачки от одной щеки к другой. А следом небрежный вопрос:

— А с чего это ты вдруг решила именно меня к себе взять?

— С чего, с чего… — проворчала Лика. — Ну, и что ты в ответ на это хотел бы услышать? О гуманности? О благотворительности? О своих достоинствах неземных, которых нет и в помине? Нет, милок. Просто мне сказали, что ты самая большая сволочь в этом детдоме. Вот я и заинтересовалась, потому что сама из таких. Знаешь, как оно? «Рыбак рыбака…»

Лика сделала паузу, ожидая, не скажет ли он ей что-нибудь. Но он молчал, сразу не сумев подыскать подходящего ответа. И она продолжила:

— В общем, так. Через неделю я за тобой приеду. Последнее слово, естественно, за тобой, потому что тащить тебя отсюда на веревке никто не станет. Поэтому ты мозгами тут пораскинь, поедешь или нет. И если согласишься, то обратно стартанем уже вместе. А пока тебе больше не буду надоедать. Если хочешь, можешь меня проводить.

— Больно надо! — фыркнул он, отворачиваясь.

— Ну, как хочешь. Тогда до свидания, — приобняв, Лика быстро чмокнула его куда-то в челку. Он, естественно, отшатнулся, как от чумы, да не успел. И уже ей в спину крикнул:

— Дура ты!

Не оборачиваясь, Лика на ходу вскинула руку, изобразив ему пальцами «О’КЕЙ!». Были времена, когда она полжизни бы, наверное, согласилась отдать за возможность вот так же от кого-нибудь отшатнуться. Да не судьба, оказалось. Были у них более милые, более располагающие к себе девочки, вот им и везло. А диковатой Агафье Молчановой — нет. Вздохнув, Лика пошла дальше, через директрису: попрощаться и заверить, что ее решение неизменно, потом — на выход. Не видя, но четко зная, что Федька сейчас внимательно наблюдает за ней откуда-нибудь из кустов.

Всю обратную дорогу Лика только и думала о мальчишке. Попеременно то хмурилась, то светлела лицом. Было от чего: ее мысли, а точнее, скорее даже чувства, были весьма противоречивы. С одной стороны, она понимала, что мальчик сумеет усложнить ей жизнь не на шутку. Если захочет, конечно. С другой стороны, надеялась, что они все-таки сумеют найти общий язык. И она справится, несмотря на все возникшие трудности. Другого пути у нее не было. Ее племянник не должен был повторять до конца ее собственный путь, а должен, хоть и запоздало, обрести настоящий дом. А еще… После того как Лика увидела сегодня Федю, с этой его жвачкой и наглой улыбочкой, у нее возникло стойкое ощущение, что Анжелка все-таки сумела тогда спастись. Или воскресла. Или переродилась — неважно. Главное, что она не была мертва. И те угрызения совести, что страшным зверем рвали Лике душу с того момента, когда она решила пойти на попятный, вытащить Анжелку из ванны, но поняла, что уже слишком поздно, как будто вдруг отступили. От одного только вида мальчишки, который на Анжелку был внешне вроде как и не похож, но в то же время имел с ней сильное неуловимое сходство. Оно проявлялось в его манере усмехаться, смотреть, как-то по-особому голову наклонять. Наследственность, родная кровь. Хотелось верить, что в Феденьке не проснутся все прочие гены, доставшиеся ему по материнской линии, и у него однажды не возникнет желания избавиться от Лики, тоже подстроив ей несчастный случай, очередной в их семье. Тут Лике оставалось только вздохнуть: если он когда-нибудь задумает что-то подобное, то она воспримет это как справедливое возмездие за собственные грехи. Но все же надеялась, что парень не пойдет по стопам мамы и тети. Просто потому, что окажется лучше их обеих. Вырастет таким, что Лика сможет им только гордиться. Но что бы ни готовило будущее, а сейчас главным было забрать его и суметь подобрать к нему ключик.

Влад, до последнего надеявшийся, что Лика все же одумается, только увидев с порога ее лицо, сразу понял, что обратного хода уже не будет. Помрачнел, словно туча:

— Нет, скажи мне, и чего тебе только не хватало в этой жизни? Ребенка? Но ты что, своего не можешь родить? Когда к этому реально будешь готова. А не как сейчас, с бухты-барахты, после какого-то увиденного сна. Что за бред?

— Это не бред, — именно сном Лика объяснила Владу начатые поиски Феди.

Просто не нашла, что ему еще сказать в тот момент. Да и сейчас еще не готова была признаться, что в детдоме все эти годы рос Анжелкин… нет, теперь ее родной сын. Нелегко было брать на себя чужой грех. Тем более такой, слишком тяжкий по мнению девчонки, которая сама выросла в детдоме, нахлебавшись там жизненных реалий по самые уши. Особенно начиная с подросткового возраста. Так что — прочь оттуда Феденьку, прочь! Домой, пока и он в те же помои с головой не окунулся! Лика не знала, какие у них там воспитатели. Знала одно: даже если с воспитателями повезет и они окажутся очень хорошими, это все равно положения полностью не спасет. Потому что даже в многодетных семьях за родными детьми родители не всегда успевают уследить. А тут, при казенном соотношении детей и взрослых…

— Анж! — окликнул ее Влад. — Да что с тобой, а? Может, тебе в санаторий какой-нибудь стоит съездить? Нервы там подлечить.

— И не надейся, — желая смягчить новость, Лика положила ладони Владу на грудь. На его мощную, рельефную грудь, которую он так старательно качал в спортзале. — Последняя справка будет готова через неделю, и я сразу поеду, чтобы его забрать.

— Через неделю? — Влад окончательно скис. Взял Ликины руки за запястья. Наверное, ему бы очень хотелось сейчас ее отшвырнуть, наорать. Да только для него это было равносильно тому, чтобы выбросить свой кошелек. А Влад знал, что новый найти будет не так-то просто, особенно после того, как предыдущая любовница ославила его среди обеспеченных женщин этого города. И не исключено, что за его пределами — тоже. Так что он поднес Ликины руки к губам: — Анж! У тебя есть еще неделя на то, чтобы не сделать ошибки. Я знаю, что творческих людей иногда клинит, но не настолько же!

— Влад, это решено!

— А мое мнение тебя, значит, совсем не интересует?

— Ну почему же, — высвободив руки, она обвила его ими за шею. — Я тут подумала. Ты ведь давно хотел съездить на море?

— Хотел бы. Только не втроем с твоим пацаном. Да и паспорта у него нет, это сколько времени уйдет на оформление?

— Его сейчас никто и не выпустит, пока он еще официально не усыновлен. Зато у тебя паспорт есть. И пока у нас тут будет сыр-бор, не съездить ли тебе отдохнуть? («И под ногами у меня не путаться с этим твоим настроением».) Я верю, что ты там не будешь мне изменять, поэтому готова тебя отпустить одного. («Наверняка будешь отрываться по полной, но все равно никуда не денешься, приедешь обратно, потому что, судя по слухам, там и без тебя хватает таких, местных».) Ты все обдумаешь в комфортной обстановке, успокоишься. А я тем временем попытаюсь тут наладить нормальный быт.

— Он и так у нас был нормальным, Анж, пока тебе в голову блажь не взбрела.

— И дальше будет совсем неплох, просто чуть-чуть изменится.

— Чуть-чуть… — он картинно возвел к небу глаза. Но Лика видела, что идея с поездкой ему понравилась. Оживился, лицом посветлел. А потом еще подхватил ее на руки и снова унес на кровать. То ли желая отблагодарить за такой подарок, как поездка к теплому морю, то ли чтобы продемонстрировать, как им хорошо и вольно вдвоем и чего она лишается, приводя в свой дом пацана. Да, с Фединым появлением кое-чего они себе позволить точно уже не смогут. В частности, такого вот зрелищного стриптиза под музыку, который сейчас устроил ей Влад. Он танцевал перед ней, в качестве шеста используя один из прикроватных столбиков, поддерживающих стильный полог. То соскакивая на пол, то запрыгивая на кровать с грацией дикого зверя, так что матрас почти не колыхался под его немаленьким весом. Красуясь перед Ликой своим телом, которое, как он и сам прекрасно знал, было великолепно. Лика не раз заставала его, когда он украдкой любовался собой, стоя перед зеркалом. Что ж, тут действительно было на что посмотреть! И потрогать, и обнять — это даже не оспаривалось. Но Лика не была готова возводить Влада на пьедестал, ради него забывая обо всем остальном в этой жизни. Даже несмотря на то незабываемое, волшебное удовольствие, которое он со своим совершенным телом дарил ей в постели.

Позже, в очередной раз вознеся Лику к самому куполу неба в алмазах, Влад вытянулся на постели. Он всегда делал это так, как на Ликиной памяти никто другой не умел: без всякой ложной скромности, умудряясь при этом выглядеть не голым мужиком, а царем зверей. Приподнявшись на локте, Лика невольно залюбовалась им. И при этом не могла себя не спросить: а сколько же женщин будут вот так же разглядывать его в ближайшее время там, на море? Ох, немало! Но как ни странно, а ревности Лика при мысли о них не испытывала. Сама себе удивлялась: вроде как этот прекрасный мужчина должен принадлежать только ей? Но что-то циничное в душе холодно подсказывало ей, что с них обоих не убудет, что бы он там, на отдыхе, без нее ни творил. Она об этом все равно не узнает, если только не поставит перед собой такую цель. А он, вернувшись, снова переключится на нее. Может быть, даже с еще большим жаром, чем прежде. Но ведь перед этим-то что-то у него все-таки будет? Так почему же она его не ревнует? Нисколечки? Лилька, старая детдомовская подруга, говорила в таких случаях: «Оно меня не греет». Вот и ее «не грело», несмотря на то, что Влад по мере сил о ней заботился и услаждал ее взор, и даже помог ей наконец-то побороть свои страхи в этом доме. Он был ей нужен, ее к нему тянуло, но при этом Лика была вынуждена признаться самой себе, что совершенно его не любит. Может быть, Ванька напрочь выжег в ней эту способность любить? Тогда хорошо бы, если она лишилась ее только в отношении мужчин. Потому что Федьку, сына, она должна полюбить! Им обоим без этого будет никак, иначе, не чувствуя ее искренности, он не сможет ответить ей тем же. А для Лики очень важно было, чтобы он смог.

* * *

Влад уехал на шестой день, сумев оперативно оформить путевку. Целовал Лику, прощаясь с ней в аэропорту, а у нее было такое чувство, как будто он мысленно уже выбирает себе девок на пляже. Мысленно же она пожелала этому великолепному самцу удачной охоты. Главное, заразы бы какой не привез. Но Влад в этом отношении точно был не дурак, так что особо можно было не беспокоиться. И вообще забыть о нем на некоторое время, полностью настроившись на Федьку.

Лика готова была поклясться, что он ждал ее приезда, высматривал откуда-то из укрытия. Она бы так точно ждала, с самого рассвета, сама себе в этом не признаваясь. Ну а он якобы случайно попался ей навстречу, когда она шла от автостоянки через ворота и парк.

«Вот они, мои проблемы идут!» — завидев его, подумала Лика. Он, будто лишь сейчас ее заметив, остановился, окинул своим фирменным взглядом, который наверняка безумно раздражал воспитателей, помусолил жвачку во рту и после недолгой паузы небрежно бросил:

— Привет! Ты опять здесь? Что, так и не передумала?

— Привет! А что, должна была?

— Не знаю, тебе виднее.

— А ты как на это смотришь? Что решил? Поедешь со мной или нет?

— А что я от этого теряю-то? — он ухмыльнулся. — Хоть прокачусь на халяву.

— Ну так иди тогда, вещи пакуй. Встретимся в коридоре.

Встретились. Когда Лика вышла от директрисы, он стоял недалеко от ее дверей, небрежно привалившись к стенке и перекинув рюкзак с вещами через плечо. Типа, сам по себе. Так же независимо пошел вслед за Ликой, чуть от нее поотстав. Другие ребята крейсировали по парку, украдкой глядя во все глаза. Лика их понимала, как никто другой, и горячо им сочувствовала, но — увы! — всем помочь все равно не могла. На нее в свое время тоже не хватило приемных родителей.

В пути Федька молчал, искоса поглядывая на Лику, словно ждал, что она его высадит на полдороге.

— О чем задумался? — поинтересовалась Лика.

— Да так… А ты точно сволочь? Или просто на себя наговаривала?

— Поживешь — сам увидишь.

Снова замолчали. Лика глядела на дорогу, Федька — по сторонам. Изредка украдкой принимался рассматривать ее, потом отводил взгляд, снова устремляя его за окно.

Дома Лика решила устроить праздничный ужин. Сделала заказ в ресторане, в ответ на вопрос про утку по-пекински услышав от Федьки снисходительное: «покатит». И действительно, покатило так, что только хруст за ушами стоял. Лика вначале подкладывала ему то одного, то другого, потом не выдержала:

— Мне, конечно, ни разу не жалко, но только все равно, ты давай осторожнее пробы делай, а то потом с горшка не слезешь всю ночь. Здесь это, конечно, не проблема, и никто тебя не потревожит, но согласись, что в кровати гораздо мягче ночь проводить.

Смущенно усмехнувшись, он забрал с тарелки последний ролл, отправил его в рот двумя пальцами, так и не приспособившись к палочкам, затем откинулся на спинку стула:

— А ничего тут у тебя хавчик.

— Рада, что тебе понравилось. Если чего захочешь, только свистни, закажем в любой момент. А пока давай уже по койкам. Завтра хочу с тобой съездить в магаз, обновок тебе подобрать, так что встанем пораньше. Твою комнату я тебе показала, осматривайся, обживайся, мешать не буду. А если на какие-нибудь гадости потянет, то твори все, что хочешь, только вон то дерево, прошу, не трогай, — она указала на большой колючий суккулент, стоявший за стеклянной дверью столовой.

Федька внимательно на нее посмотрел: правда, что ли? Заметив этот взгляд, Лика даже не сомневалась, что к утру от дерева останутся рожки да ножки. Но она на то и рассчитывала, что, занявшись колючкой, мальчишка оставит в покое все остальное, что есть в этом доме.

Утром Лика обнаружила, что не ошиблась в своих прогнозах: от первоначального вида у дерева остался только вазон. Все остальное было изрезано, скручено, разрисовано. И Федька уже стоял наготове, собираясь наблюдать за ее реакцией. Лика обошла вокруг вазона, отошла на пару шагов назад, оценивая его труды со стороны, потом изрекла:

— Я никогда не любила эту колючку: вечно на нее натыкалась, когда поливала. Теперь могу ее с чистой совестью выбросить.

— То есть? — оторопел он, ожидая услышать совсем другое. — Ты же просила ее не трогать.

— А ты и повелся. Я же специально тебе это сказала, чтобы от нее избавиться, а остальные вещи от твоего вредительства уберечь. Или что, думаешь, я не знала, что этой ночью ты станешь искать, на чем бы тебе оторваться? Будешь провоцировать меня своими выходками. Чтобы, если уж возвращаться обратно в свой детдом, так поскорее. Тебе же ведь не верится, что ты попал сюда насовсем? А раз так, то чем быстрее назад, тем лучше: не так больно. Не успеешь привязаться, привыкнуть. По живому рвать потом не придется.

Он распахнул глаза шире, глядя на нее, потом хрипло спросил:

— Ты-то откуда это знаешь? Ты вообще кто?!

Ах, как Лика хотела сейчас признаться ему, откуда она это знает и кто она есть! Никому другому, кроме как этому вот мальчишке! Чтобы он знал, чтобы понял: они из одной стаи. Но отважилась лишь на вопрос совсем о другом:

— А если бы я тебе сейчас сказала, что я твоя поздно одумавшаяся мамашка, ты смог бы мне простить те годы, которые в детдоме провел?

— Врешь!

— Возможно. Но вот точно скажу, что обратной дороги у тебя нет. Если будешь вести себя как гад, то я разговаривать с тобой не буду, денег не дам, по шее могу навалять. Ты, конечно, можешь на меня за это в соцопеку нажаловаться, и тогда тебя у меня отберут, но в этом ты будешь уже сам виноват. Это будет твой личный выбор. А с моей стороны — только озвученные варианты. Возвращение даже не рассматривается, это исключено. Не за тем я тебя разыскивала. Так что, если ты этой ночью не устал выкаблучиваться, то… — Лика демонстративно огляделась, ткнула пальцем в этажерку, — вот тебе работа на следующую. Я как раз от нее хотела избавиться, но надо перед тем ее разобрать. А пока, если ты не выспался, то сам виноват. Но в любом случае сейчас нам надо съездить, приличных прикидов тебе подобрать. Так что иди, собирайся. Садовод, блин, фигов.

Он лишь ухмыльнулся, ничего не ответив. Но собрался быстро, без подвохов. И в магазинах нервы не дергал, а если высказывал свое мнение, то по существу, прислушиваясь при этом к Ликиным советам, за что в конце вояжа получил хороший телефон и ноутбук. Потом они заехали в найденное Владом и полюбившееся Лике уютное домашнее кафе, перекусить.

— Сама я паршивая хозяйка, — призналась Лика Феде за столом, отдавая должное мясу в горшочке. — Умею готовить, но часто бываю занята с утра и до ночи, так что даже на кухню выйти некогда. В такие дни будем заказывать еду в ресторанах. Ты что вообще любишь?

— Не знаю, — Федя подумал, потом выдал: — Картошку жареную, с салом.

— С этим печально. То есть я ее буду готовить, но не так уж часто. Потому что и сама ее люблю, а мне такое фигура не позволяет.

— Да ты вообще не толстая, стройная наоборот, — он оглядел ее, подумал, потом добавил: — И красивая. А ты что, одна живешь?

— Нет, не одна. У меня есть… друг. Сейчас он в отъезде. Приедет — познакомитесь.

— А почему он тебе не муж?

— Слушай, моралист, а не все ли равно? Впрочем, ни мне в мужья, ни тебе в отцы он, думаю, не годится. Просто неплохой человек, с которым мне пока не одиноко.

Он хмыкнул себе под нос, потом заметил: