Истинная пара дракона (СИ)

Она готовила меня к замужней жизни. Изводила наставлениями, заставляла шить и вышивать, что я хоть и любила, но при таком давлении почти возненавидела, и говорила, говорила, говорила…

Утро, когда я стала совершеннолетней, было судным. И я уже знала, что решением суда будет отправка меня в ад замужней жизни.

— Чудесно выглядите, моя дорогая. Сегодня ваш важный день. — Он улыбнулся почти привычной, почти той теплой улыбкой, но она не коснулась холодных глаз — оттого поверить в ее искренность было невозможно. Пронзительный взгляд едва ощутимой щекоткой прошелся от высокой пышной прически, в которую уложили тяжелый шелк моих волос, по требованию дракона отращенных до кошмарной длины — мне вообще запрещалось стричь их за исключением кончиков — до подола длинного багрового платья, им же и присланного мне вчера посылкой. Вкрадчивый баритон мужчины мог свести с ума томным шепотом в ночи свою женщину, а мог заставить одним лишь повышенным тоном дрожать в ужасе, пасть на колени и умолять пощадить. Я не испытывала ни первого, ни второго. Со мной он говорил как сейчас, так и раньше относительно ровно, даже добавлял капельки теплоты для обманчивого образа добродушия.

— По человеческим меркам вы достигли своего взросления, Мариа. — Зачем-то посчитал он нужным напомнить. Мое имя в этих устах раздражающе задело слух. Дракон странно его тянул, с нотками смущающего наслаждения и оттенком насмешки. Внутренне скривившись, внешне я ничем, разумеется, не подвела маминого воспитания — скромно опустила глазки в пол, покрытый бежевым пушистым ворсом, и кивнула. Руки, сложенные на сведенных коленях, мелко дрожали. Улыбнуться ему в эту гадкую дату было выше моих возможностей.

Сегодняшние посиделки у нас проходили в малой гостиной, возле разожженного камина. Климат в Валерсии прохладный почти равносильно и зимой, и летом. У нас почти не бывало сугробов по колено или палящего солнце, но были унылые дожди с пробирающим насквозь ветром или скупые лучики тепла поздней весною. По этой причине стопка дров горела в этом очаге постоянно. Оранжевые блики гуляли по благородному дереву, в котором была отделана комната, заставляя танцевать на стенах тени и причудливо вспыхивать отражением света яркую разноцветную роспись на противоположном окне, едва прикрытом чуть колыхающейся коричневой занавесью. Диван, на котором скромно сидела я, был обшит дорогим бархатом и приятной мягкостью ощущался под тканью моего нарядного одеяния. Платье было идеально, но мне постоянно хотелось взять и прикрыть чем-нибудь непривычно глубокое декольте, одернуть свободные подвязки на плечах. Периодически я вновь кидала взгляд на сделавшего паузу мужчину, расслабленно устроившегося в кресле. Впрочем, насчет расслабленности я благоразумно не обольщалась. Его лицо в полумраке помещения очень даже гармонировало с темнотой своей хищной, мрачной, неизвестной опасностью.

Я не нашла ничего лучше, чем кивнуть. Вот уже с полуночи мне было восемнадцать, и вот уже с этого мгновения я должна была перейти в новый этап своей жизни. Для кого-то это прекрасный, долгожданные миг, когда перед тобой свобода, перспективы, планы, мечты, а я…

Он говорил, что подождет меня. Дождался. И я, и мои родители понимали, что с огромной долей вероятности теперь я получу официальное предложение руки и сердца. Отец в последние дни выглядел все более опечаленным, а мама взвинченной, но больше, наоборот, радостной.

Граф Аймит не желал этого брака. Я знала это с самого начала, но… Но что он мог сделать? Я не винила его, хотя последнее время ловила все чаще виноватые взгляды.

Я смирилась с тем, что у меня нет выбора. Есть забота окружающих, деньги, титул, защита. Даже подруги появились, еще с того проклятого бала. Только выбора, свободы и… Чувств я не имела. А ведь последнее, по идее, обязано было идти в комплекте под названием «Истинная пара». Наверное, мне просто бракованный попался. Или я сама бракованная?

— Как вы, Мариабелла? — Треск пламени нарушил осторожный вопрос. Я неволей посмотрела в черные глаза перед собой и подавила желание недоверчиво выгнуть бровь. Он не улыбался больше, посерьезнел и вообще выглядел так, словно больше всего на свете его и правда волновало мое самочувствие. Хотя в соотношении с «праздничной» атмосферой и радостном звучании слова «совершеннолетие» тон вопроса выбивался из общего настроя.

Я рассматривала мужчину все дольше, замечая чуть сжатые губы, четко очерченные, и легкую хмурость резких линий бровей. Он красив, по-звериному хищно привлекателен, если не распускает свою пугающую силу вокруг. Теперь, созрев полноценно как девушка, я могла это оценить, но… Я все так же ненавидела его.

Я отыскала больше информации еще тогда, два года назад, когда рана еще была свежа и новость разлетелась по журналам и газетам. Рин. Его звали Ринталион Эльдашс. Он был представителем Верады — небольшой по размерам страны с демократическим уклоном, подавляющее большинство жителей которой составляли вампиры. Пресса уклончиво назвала его лордом-загадкой, на утро исчезнувшего из тщательно охраняемых покоев принявшего гостя особняка герцога. Оставив все вещи, миссию, что, полускрытая государственной тайной, была ему поручена, и младшую сестру, которую потом отправили одной домой.

«Вам понравилось целоваться, Мариабелла?»

И меньше всего мне хотелось отвечать сейчас на вопрос о том, как себя чувствую. Как минимум потому, что не хочу отвечать неприятную правду, а ложь дракон чувствует и, мягко говоря, недолюбливает.

В моей голове, вообще, пронеслись десятки вариантов ответов, но кулон на шее ощутимо нагрелся, как не раз до этого, отрезвляя хозяйку и обрывая цепочку изящных ругательств. В нем, казалось, и правда было сознание, хотя артефакты с вживленным разумом возможны до сих пор лишь в сказках и мечтах ученых. Мой же рубин часто вел себя, словно живой. Поддерживал незримым теплом, когда я лила слезы ночью, пожирая себя чувством груза и тяжести, ощущением невидимых оков, ключ от которого сожрал дракон. Прибавлял энергии в моменты, когда от переживаний хотелось взвыть, останавливал от эмоциональных порывов и, честно сказать, я как-то нездорово к нему привязалась.

— Я хорошо себя чувствую. Спасибо, — сухо ответила я, наконец взяв себя в руки. Что-то меня дернуло добавить еще ироничное: — Я в предвкушении.

И прежде, чем я успела извиниться в страхе наткнуться на обиду дракона, — а она, как уже известно мне, чревата — раздался тихий смешок. Но когда вскинула на него взгляд, выражение лица лорда было абсолютно невозмутимым.

— В предвкушении чего? — вежливо поинтересовался он. — Подарка?

Я подтвердила. Я ведь меркантильная и мелочная, как же иначе. Если бы мне предложили делать ставки, то я бы, не сомневаясь, поставила бы все свое имущество на кольцо. Кольцо на безымянный палец.

— А чего бы вы хотели, Мар-риа? — рокочущие вкрадчивые нотки вызвали толпу мурашек по телу… Я вздрогнула.

«Он… соблазняет меня? — внезапная мысль вызвала невольный румянец. Я стрельнула растерянно взглядом на него и поняла, что… Да. Этот тон, это выражение, улыбка — как еще можно расшифровать?»

— Я не знаю. — Нервно повела плечом и, поджав губы, заметила, что его подарки всегда предугадывают мои желания безошибочно. На это он довольно хмыкнул и кивнул.

Хотя в глубине души я точно знала, чего хочу.

На самом деле, мне вообще было бы сложно угодить, ведь к этому дню у меня было все. Меня холили и лелеяли, заботились и охраняли так, что я совершенно небезосновательно называла себя своеобразным «сокровищем дракона». Красивым, искрящимся золотом и совершенно бездушным. Любой мой каприз исполняли, не на шутку избаловав тем самым в скучной вседозволенности растущую леди. Любовь родителей была не наигранной. Оба несчастные в общем браке, они нашли во мне, к счастью, не козла отпущения, как порой это бывает, а наоборот, утешение, если можно так выразиться. Во мне все души не чаяли, мою жизнь назвали бы идеальной. Роскошная сказка, где есть и дракон, и принц в одном лице.

Единственное, что изначально было недоступно, как я уже упомянула не раз — свобода. Ее не было ни в чем. Любое «мое» решение оказывалось практически не влияющим на результат, мне никогда не давали делать ошибки, а малейшие проблемы исчезали, едва только появлялись на них намеки. Если я теперь куда-то шла «одна», то все равно чувствовала — ОНИ рядом. Невидимые и неуловимые, оберегают и не дают даже споткнуться. Стражи, приставленные после прошлого побега. Мифическая «свобода» для меня была уже навязчивой мечтой. И на вопрос «чего бы хотела» меня тянуло ответить именно: свободы! Переживать неудачи, чтобы научиться ценить победы, тяжести жизненных испытаний, острых ощущений и пьянящего осознания властности над собственной жизнью. Забыть о принадлежности дракону по праву истинности. Больше всего я хотела знать, что передо мной много тропинок вольного будущего, выбирать которое мне только самой — в том числе и мужа. Звучало сказочно.

Но, разумеется, этого я сказать не могла.

— Что насчет уйти из родительского дома, Мариабелла? — Обрывая короткую паузу разговора, он вопросительно на меня уставился. Я едва заметно вздохнула.

«Вот так и выходят замуж», — ударило в виски болезненным уколом невеселое замечание, и я напряглась в ожидании того самого момента. Значит, я все же угадала. Мой подарок — помолвка… Что ж, это был худший подарок дракона мне за все время. Даже несмотря на предыдущий, в виде издевки — комплект для путешествий вместе с рюкзаком, имеющим целый пространственный карман. После этого сбегать я больше не пыталась.

— Рано или поздно я должна была бы, — уклончиво ответила я, рассеянно теребя ткань платья.

«Давай, не тяни».

Мир от волнения внезапно стал казаться меньше, сдавливал болезненно голову в тисках и мешал мне выдерживать черный, как ночное полотно неба без звезд, взгляд мужчины. Едва утихнувшая дрожь рук возобновилась. Так и должно было случиться. Я знала об этом дне изначально, сотни раз прокручивала варианты того, каким же образом он назовет меня официально своей невестой. А я не смогу отказать.

— В таком случае… — протянул он низко, проникновенно, и я не удержалась — зажмурилась, слыша, что он встал и шагнул ко мне. Он наклонился к лицу, не столь близко, как если бы хотел поцеловать, но я чувствовала, что ухо пощекотало чужое дыхание, прежде чем я услышала: — Это ваш подарок, Мари.

Мою ладонь аккуратно, трепетно обхватила ладонь побольше, оторвав от платья, нежно сжала на секунду и вложила… бумажку?

— Что это?! — резко распахнув глаза, пораженно выдохнула я, вперившись взглядом в нечто невероятное.

В моих руках находилась вещь, лелеемая каждым хоть мало-мальски способным магом королевства. Да и ближайших государств тоже. Керкинская академия магии высшего порядка — место, где учатся фактически будущие архимаги и магистры, лучшие боевые специалисты и целители, способные вернуть с того света. Письмо о зачислении леди Мариабеллы Аймит.

— Но я не маг, — растерянно сказала я, поднимая обратно на мужчину округлившиеся глаза. — Зачем это вам?

Он выпрямился, но так и не вернулся на место, все еще зачем-то возвышался над мной — как будто просто разницы в наших социальных положениях, личностном росте и в принципе весовых категориях ему недостаточно. Задумчиво смотрел, не отрываясь, и мне становилось от этого все больше не по себе. Наконец медленно, подбирая слова, произнес:

— Вы поверите, если я отвечу, что для меня делать хорошие подарки вам стало просто делом принципа? А я уверен, что другой подарок, — тут он вставил многозначительный смешок, — вас бы не порадовал… Так.

Я только кивнула в ступоре.

— Что насчет магии, — продолжил дракон как ни в чем ни бывало и неожиданно ухмыльнулся, снижая тон снова до обескураживающе томного: — вы ошибаетесь, Мариа.

Не успела я испугаться, как меня уже снесло… я бы назвала это ураганом. Безжалостным, могущественным, заставившим в ужасе вскрикнуть, пока он же и не заткнул меня. Он целовал меня, властно, яростно, заставляя выгнуть шею до боли, целовал, как будто мстил — неистово, требовательно, жгуче. Я задохнулась криком, но рука дракона крепко перехватила мои запястья, другая полезла вниз, скользнула по талии, коснулась бедер в боковом разрезе.

Это уже было за моей гранью, и трусливое сознание нашло способ справиться — резко ухнуло в темноту спасительного небытия, но что-то все равно с силой вытащило меня оттуда. И не успела я начать умолять от безвыходности положения, как, открывая глаза, заволоченные слезами, поняла, что уже одна. Когда я, отходя от шока, пришла в себя, в воздухе таяли остатки красных магических искр, а кулон, оставивший на ложбинке между ключицами болезненный ожог, медленно остывал.

Магия — много магии, во мне, в окружающем меня материальном и нематериальном, сначала почти оглушила. Я чувствовала себя переполненной и в то же время опустошенной, в ушах раздавался ужасный звон, как после сильного удара. Голова шла кругом, и я с трудом сфокусировала взгляд, судорожно дыша.

Дракон сделал мне потрясающий во всех смыслах подарок.

Часть шестая

Немного об учебе и о боевой форме драконов

Керкинская академия магических наук брала свое начало в темных тысяча двухсот двадцатых годах, когда разразилась война между белыми и черными магами. Этого, пожалуй, можно было ожидать, если судить по тому, как раньше из года в год передавались предубеждения и неприятия, подкрепляющиеся периодически возникающими на этой же почве инцидентами, между двумя группами адептов разных магий. Довольно короткая, но кровопролитная стычка длилась четыре года, пока маги не поняли, что силы слишком равны, чтобы победила одна сторона. Более того, маги были друг другу нужны. В двадцать пятом году между лидерами и организаторами войны был заключен мирный договор, а на месте сего события, чтобы подтвердить его и повлиять как-то на остающиеся противоречия, построено первое учебное заведение, обучающее магов, способных использовать и светлый, и темный источник. Это было хорошим решением, ведь изначально, по идее, четких ограничений в выборе узкого направление никогда и не было — это выдумали сами маги, возгордившись «своим». Конечно, у всех свои наклонности, и таланты были неравномерны в обеих областях. Поэтому было не так-то просто обучить каждого, однако за прошедшую половину тысячелетия разделений и противоречий не осталось вовсе. Темных и светлых больше нет — есть целители, боевики, некроманты, предсказатели, ведьмы, алхимики, артефакторы, использующие попеременно оба источника.

Всемирно известная элитная академия представляла из себя не просто огромный замок и историческое достояние — все в радиусе пяти миль входило в ее состав. Магазины, дома, четыре музея, мини-библиотеки, корпуса, стадионы, две больницы, морг, поле, озеро, лес. Не показушность это, просто ни один псих не согласится жить рядом с обиталищем сильных, да еще и в процессе обучения, магов. Это был самый настоящий процветающий академический городок. И мы подъезжали к его центру, величественному зданию, объединяющему теоретические занятия адептов, который в данный момент сверкал в лучах полуденного солнца энергонакопительными кристаллами верхушек шпилей башен. Карета — впрочем, можно ли таковой ее считать, если новинка прошлого года полностью лишена лошадей и кучера и ездит на чистой магии? — начала тормозить, и тонкий свистящий звук заставил вздрогнуть. Дверь со стороны мамы открылась, и прохладный воздух месяца сентября ударил в теплый салон порывом ветра с дождливым запахом осени.

После нее пришлось выйти и мне, ежась и кутаясь в шерстяную накидку, надетую поверх строгого темного платья. Раннее утро было темным: неудачно в этот день тучи заволокли небо, грозя хлынуть топящим потоком воды.

Папа молча остановил от уже было сделанного мной шага вперед, кивая на стражников. Ворота были распахнуты, но родителей не пускали. Нам надлежало попрощаться здесь.

Я перевела взгляд на хмурую леди Аймит, до сих пор недовольную тем, что вместо свадьбы дракон принял глупое решение позаботиться о моем высшем, да еще и магическом образовании и, незаметно сглотнув возникший в горле ком, неожиданно обняла ее. Она заметно смягчилась и крепко обняла в ответ.

— Ты переросла меня, — тихонько посмеялась она, отстраняясь. Я натянуто улыбнулась и то же самое проделала с папой, ощущая просящие наружу слезы. На языке был пугающий горький привкус нехорошего предчувствия.

— Учись хорошо, Мариша, — выдохнул банальное отец, и я, уже отстраняясь, почувствовала, как мне в руку аккуратно вложили маленькую коробочку.

Удивленная, я кивнула, спешно пряча ее в карман.

Прощание было коротким и неловким. Мои чемоданы уже унесли, и пришлось под выжидающими взглядами свидетелей нашей, наверняка им надоевшей за много лет одного и того же, бытовой сцены идти вперед. Ворота быстро закрылись за мной, и я видела, как уезжали родные уже сквозь замысловатый узор стальных прутьев.

Так началась новая глава в моей жизни.

Первый семестр, как известно, самый трудный. В моем случае более того — чтобы не отстать от Керкинской программы обучения (выбирать специальность, как оказалось, можно было только со второго года, на первом же акцент ставился на обобщенное развитие и управление темного и светлого источником), я спала две-три ночи в неделе, а в остальное время держалась сплошь на зельях. В нашей группе насчитывалось семьдесят два студента, половина из которых были бюджетниками. Эта же половина практически полностью и отсеялась к празднику леди Зимы. Да, им, поступившим бесплатно, за счет только способностей — сколь бы велики таковые ни были — приходилось сложнее всего, и помимо ума от них требовалась и огромная сила воли. Предвзятость, повышенные требования и тяжелейшие задания, особое отношение к ним как преподавателей, так и согруппников-платников к несчастным видно было невооруженным взглядом, и я даже могла бы посочувствовать, если бы… Если бы по неведомым причинам на меня это не распространялось ровно так же, хотя оплату за меня не просто произвели — вместе с «поощрением» внесли наперед круглую сумму за все семь лет. По итогу вместо того, чтобы наслаждаться студенческими буднями и ходить на пятничные собрания, я, бывало, рыдала над конспектами и дополнительными домашними. Несправедливо…

В коллектив «своего уровня» я не вошла. Не только потому, что вынуждена была прославиться редким ботаником, но и по другой причине. Причина обладала чешуей и преследовала меня много лет, продолжая, незримо, но своими действиями, даже здесь. Инцидент произошел на второй месяц после того, как началась активная учеба и студенты немного освоились.

— Эй, Аймит!

Я, полудремлющая над своим завтраком, вздрогнула и резко подняла голову. На кончике носа осталась частичка каши, но убрать ее я не успела — обладатель нагловатого мужского тенора не менее нагло стер его пальцем, и, честно говоря, я едва удержалась от того, чтобы брезгливо поморщиться, прежде чем самостоятельно салфеткой протереть уже больше след от его прикосновения, чем каши.

Парня звали Маркус. На год меня старше, он являлся старшим отпрыском графства Рейдерского, а по совместительству, что, в общем-то, отнюдь не редкость в нашей среде, обладателем непомерного самомнения. Пару раз мы уже пересекались на светских раутах, но не общались. Встретив мой укоризненный вопрос, он усмехнулся, изогнув толстую бровь, и коротко констатировал:

— Сегодня мой день рождения. Ты приглашена.

Я вежливо улыбнулась, про себя удивившись оказанной чести быть лично приглашенной. Конечно, не то, чтобы я совсем отшельничала — я знала в группе всех хотя бы по имени и фамилии, просто для галочки, и иногда обращалась за помощью с бытовыми вопросами. Или ко мне. Но все привыкли, что я совершенно «негуляющая». Иными словами, скучная. А уж этот активист и вовсе до этого не смотрел даже в мою сторону.

— Прими мои поздравления. Извини, прийти не могу, я…

Но Маркус, грозно скрестив руки на груди и сев рядом, буравя меня раздраженным взглядом, договорить не дал:

— Хватит строить недотрогу, Аймит! — Процедил он раздраженно. — Ты все сильнее смахиваешь на них.

Не скрывая презрения, он кивнул на дальний столик, где сидела объединившаяся компания шестерки оставшихся бюджетников.

— Не унизительно ли для леди твоего положения?

Я задумчиво перевела взгляд с бледного высокомерного лица молодого аристократа на устало улыбающихся чему-то в углу ребятам. Присмотрелась с любопытством. Вон тот, который ближе всех сидит, явно перебарщивает с бодрелкой — энерговосстанавливающим зельем, которое после третьего дня беспрерывного использования дает коже очень желтый оттенок. А та девушка, у которой короткие волосы не влезают ни в один хвост и торчат, словно наэлектризованные — с заклятьем «неморгайка», вызывающим соответственные симптомы. Брюнетка в плаще, надетым навыворот, почти уснула так же, как и я, носом в каше.

Вдруг поняла, что все, что к ним могу испытывать, это солидарность, сочувствие и уважение. А то, что «смахиваю» как-то не унижает вообще. Хотя нельзя было отрицать, что пару недель назад я ходила к ректору за возмущаться такому неподходящему по статусу здесь преподавательскому отношения к Своему Величеству, на что была послана учиться усерднее, если не желаю вылететь, подобно большинству бедных бюджетников. Думаю, он блефовал, но уже неважно. В последнее время со всем этим я смирилась и практически вошла во вкус. Знания, вкладываемые Керкинской программой, и те, что дополнительно входили в зазубриваемые мной, должны были того стоить.

Так что я вернулась к Маркусу, терпеливо ожидавшему моей заторможенной реакции, пожала плечами и сказала, что ответ ему все же окончательный. Это ж надо, парень готовился, пафосно решил поднять заезженную тему социального превосходства.

— Проклятье! — Выругался адепт и мне было показалось, что он теперь уйдет, но вместо этого была огорошена: — Ты нравишься мне, понятно? Давно нравилась. Поэтому мне важно, чтобы ты пришла, я хочу начать наши с тобой отношения.

И он серьезно заглянул мне прямо глаза, не моргая. Выглядело все это настолько натянуто и по-детски, что я не выдержала, невежливо прыснув.

— Кто-то проиграет спор, верно? — примирительно улыбнулась я, подперев для удобства подбородок рукой. Теперь стало ясно, с чего внезапное внимание.

Маркус, явно ожидавший другого, замер и стремительно покраснел, подтверждая догадку. Затем разозлился, наклонился резко ко мне, неволей заставив отшатнуться, и прошипел:

— Я даю тебе шанс еще влиться в нормальное общество! А раз ты не против относить себя к подобному ничтожеству, — это было про все тот же злосчастный стол, — то оставайся!

На этом разговор и кончился. Проходя мимо бюджетников, Маркус зачем-то — вероятно, чтобы меня показать наглядно свои слова о ничтожестве (или попросту выплескивая свой гнев на тех, кто заведомо ничего не противопоставит, что еще вероятнее) — проходя, грохнул стул с дремлющей девушкой и, не останавливаясь, направился к выходу из столовой. На шум вскочила ошарашенно я. Бросилась было догнать гада, но самодовольная спина уже скрылась за проходом.

— Вот сволочь, а? — буркнула себе под нос недовольное, инстинктивно оборачиваясь к пострадавшей, растерянно оставшейся сидеть на полу. Ей спешно помогли встать.

— Ага, — глухо согласилась со мной девушка, усаживаясь аккуратно на стул обратно. — Чего он на этот раз?

— Обиделся, — честно ответила я, хмыкнув. — А что, не первый раз отыгрывается?

— Естественно, — ответил за нее желтый паренек, сверкнув раздраженно к удивительному совпадению желтыми же глазами. — Не он первый, не он последний. Твари голубой крови.

Последнее он выплюнул с такой ненавистью, что я аж вздрогнула, вспомнив, что как бы тоже отношусь к упомянутой группе.

— Кирс, — укорила его брюнетка, имя которой я с трудом, но все же вспомнила — Мира Морковская. Выразительное прозвище «Морковская», или, хуже того, «Морковка» прилипло к ней намертво. Она выразительно указала взглядом на меня.

— Я уже ухожу, — спешно сообщила я, неловко качнув головой. Навряд ли мое присутствие было здесь приятно. Забавно же получается — ни туда, к «своим», из-за хронической усталости, не позволяющей присоединиться к обязательным в жизни золотой молодежи увеселительным мероприятиям, ни сюда, к товарищам по учительской несправедливости, из-за собственно же происхождения.

Снова я ощутила укол обидного одиночества.

Я поспешно закинула мрачные мысли подальше и решила отвлечься другим. Доедать, естественно, уже не стала и просто покинула столовую, задумчиво глядя себе под ноги, в шахматный кафель. Мою скучную ботанскую головку впервые за все время посетили бунтарские мысли, и в уме стремительно формировался план мести. Не то, чтобы меня лично так задело поведение Маркуса, но как-то уж очень было обидно за несчастных бюджетников.

Назавтра адепта Рейдерского я ждала больше, чем вообще, кажется, кого-либо в своей жизни. Мое сердце замирало в радостном трепете предвкушения, стоило дернуться ручке одной из двойных дверей аудитории, зачарованной отреагировать заклятьем чесотки на слепок ауры Маркуса (мною благополучно выкраденный из архива путем обмана нашего архивариуса, с которым я поддерживала доверительные отношения), а облаку заклятья «Эверниас», вызывающему приступ нездоровой прямоты и честности речи, опасно накрениться. Но каждый раз это оказывался не он, и ни одно из заготовленных сюрпризов — в том числе стул, где сидел аристократ и часть его парты — не понадобилось. Я разочаровалась ровно девятнадцать раз новоприбывшим. Остальные двадцать два студента уже были со мной в аудитории, и лишь один он так и не пришел, хотя ждала я всю пару. Потом вторую пару, где спешно соорудила еще «сюрпризов». Третью ждать не стала. Он не пришел в тот день вообще. Я мысленно пошутила, что парень испугался, почувствовав мой шальной настрой.

Лишь спустя неделю он вернулся. Еще бледнее, чем был, с оттенком болезненного зеленой кожи, странно хромая. С тех пор всегда зачем-то носил на шее шарф и меня шугался как огня. Заодно вместе с ним прекратилось и любое другое со мной контактирование его друзей, причем это фактически были все в группе, кроме бюджетников. Расстроиться этому я не успела как раз из-за исключения в виде последних. То, что произошло с бедным лордом, Кирс, Эля, Мира, Арина, Лерис и Тай — та самая шестерка того стола, приписали (увы, сказать, что необоснованно, я не могу) мне. И подошли поблагодарить. Не буду говорить, что так я обрела верных друзей-не-разлей-вода, но как минимум неплохую компанию — да.

А кто на самом деле виноват в злоключениях пострадавшего я, конечно, знала. Злорадства не ощутила. Горький привкус совести пошел в копилку поводов для ненависти к тому, кто продолжал портить мою жизнь, даже лично не присутствуя, не позволяя ни в коем случае забыть о себе.

Студенческие будни текли все быстрее. Стали привычнее, роднее, легче. После зимней сессии, получив все свои заслуженные пятерки, я, счастливо прижимая к себе одной рукой зачетку, а в другой держа сумку с вещами для поездки домой на праздничные каникулы, вдруг осознала, что частично дракон выполнил мое желание: он устроил мне месяцы учебы с бешеной нагрузкой. Те самые жизненные трудности, которых так хотелось почувствовать на своей шкуре, и сладкий-сладкий вкус облегчения, когда я справилась. Сама.

Полуденное солнце лениво сверкнуло из-за громоздкой тучи и вновь за ней скрылось. Тепла оно не давало уже совсем, и промозглый ветер бесснежной зимы заставлял даже возбужденных адептов, переживших кошмарные дни сессии, дрожать от холода, кутаясь в пальто, плащи и меховые накидки.

Красиво вымощенная благородным желтым камнем площадка, окружавшая замок главного здания академии, была специально сооружена для автокарет — или, как их сокращали теперь, автокаров, которые постепенно все прибывали и благополучно уезжали, забирая адептов на отдых. Я, как и все, стояла у ворот в радостном предвкушении, вглядываясь в пасмурный горизонт в ожидании родных. От академического городка до столицы — час езды, около сорока миль. За время, что тут провела, особенно в последние недели выбираясь в выходные погулять с друзьями, я всем сердцем успела полюбить это удивительно чистое, полное знаний и магии, место, застроенное самых разных сфер деятельности зданиями чудной формы. Каждый раз приходила в восторг из-за светящихся зачарованных дорожек под ногами и почти живых статуй, коих здесь почему-то было до абсурдного много. А, и статуи «почти живые», потому что душа у статуй была мертвая — призраки, проще говоря, вселены в каждое каменное изваяние. Тут любили все украшать цветами, и таковые яркими красками росли прямо на стенах, пышными бутонами раскрывались по утрам вместе с окнами домов. Зеленые деревья странных видов, чаще, правда, небольшие, садили по бокам дорог и тротуаров. Автокаров использование в городке было мало распространено, адепты предпочитали ходить пешком или ездить по старинке, на лошадях… метлах, крыльях, коврах, подушках… Есть легенда, что однажды один особо ленивый, но ужасно талантливый в предмете левитации, студент прилетел прямиком на кровати. Восхищенный магистр Летан поставил за этот случай потом зачет автоматом, однако другие преподаватели — особенно магистр флороведения, Авессия Цветис, на чьи клумбы приземлился полуспящий летчик — были не очень положительно впечатлены. Говорят, зачет у мстительной Авессии он сдал с шестой попытки, и в наказание на целый месяц из комнаты провинившегося изъяли эту самую кровать, так что спал несчастный еще долго на полу, что, естественно, плохо влияло на способность высыпаться и учиться.

— Ты уверена, что не хочешь съездить со мной? — Опять спросила я, отрываясь от прострации и поворачиваясь к Арине.

Девушка, с которой мы сблизились настолько, что я смело называла ее своей первой лучшей подругой, являлась круглой сиротой и на эти две недели каникул, в том числе Приход Леди Зимы и Снежный карнавал — ежегодное событие, во время которого объединенными силами маги вызывают во всей стране снегопад — оставалась здесь, в академии, что по моему мнению было скверным решением изначально. Но она упрямо отказывалась от моего предложения.

Симпатичная кучерявая блондинка едва доставала мне со своим миниатюрным телосложением до подбородка, хотя я высоким ростом не обладала. Она, в силу скромности, робости и женской очаровательной хрупкости, не раз привлекала внимание адептов с курса. Однажды я застала ее плачущей, в буквальном смысле прижатой к стенке одним из таких, особо настойчивых. Мое «эй» было воспринято ровно лишь в тот момент, когда идиот узнал во мне «ту самую», знаменитую благодаря Маркусу и его трагичному состоянию. Кто знает, какие слухи выдуманы были касательно моей опасности, однако глаза насильника стремительно округлились и спустя миг я осталась наедине в темном и пустом коридоре с рыдающей Ариной. Запас печенек и чая в тот вечер у меня существенно пострадал, но девушку я успокоила и даже развеселила, поклявшись заняться ее воспитанием — ну, нельзя же быть настолько тряпкой? Процесс воспитания начался с совместной мести тому самому адепту, и все свои неиспользованные сюрпризы я потом все же воздействовала. Арина постепенно стала увереннее в себе, оказалась очень интересной собеседницей и верным товарищем.

— В следующий раз, — все так же непоколебимо ответили мне. Блондинка мягко улыбнулась и в этот момент кивнула мне за спину.

Негромкий звук тормозов был долгожданным. Оборачиваясь в радостном трепете, я ни секунду не сомневалась, что это мои, это за мной!

Автокар замер аккурат в метре от меня, и задняя дверь транспорта распахнулась. Это действительно было… за мной.

Сердце ухнуло куда-то в желудок, моя улыбка погасла.

— Вы?! — Вырвалось у меня глухое. Я инстинктивно отшатнулась, как от чумы. Впрочем, дракон, невозмутимо вышедший на свет из мрака салона, в какой-то мере и являлся для меня олицетворением чумы.

С последней нашей встречи прошло девять с половиной месяца. Я считала, что как минимум до следующего «свидания» еще имела время подготовиться морально, а, будучи честна с собой, в идеале надеялась, что он вообще не станет беспокоить меня в годы обучения. Но дракон, видимо, соскучился. Какой весь радостный, как добродушно смотрит…