Павел говорил с иудео–христианами, и было вполне уместно называть их «наследниками Бога» для управления творением. Но является ли эта молитва только христианской или она говорит со всем человечеством? Я полагаю, что это единственный мощный месседж из сердцевины библейской традиции состоит в том, что она адресована всему миру. Поэтому я прочитываю эту молитву в контексте Бытия 1: 26-28:
Этот мандат ответственности повторяется дважды, чтобы сформулировать и интерпретировать то, что означает, что люди созданы по образу и подобию Бога. Люди («мужчины и женщины») созданы, чтобы управлять Божьим миром. Мы, как люди, являемся ответственными от лица Домовладельца за порядок домашнего хозяйства мира. Христиане являются «наследниками Бога» у Павла, но все люди являются «образами Бога» в Бытии.
Я перехожу к красноречивому изображению значимости человека в Псалме 8 и, когда вы читаете, заметьте ее неотразимый поэтический параллелизм:
И снова наша человеческая слава должна быть «немного ниже Бога» и при этом отвечать за всех существ, сотворенных Богом, земли и неба.
Павел интерпретирует Молитву Господню о том, что христиане являются «наследниками Бога» с ответственностью за «стоны» творения. Мое предложение состоит в том, что
Открывающие и закрывающие стихи Псалма 8 являются дословно одинаковы: «О, Господь, Бог наш, как величественно Твое имя на всей земле!» (8: 1, 9). Итак, наконец, как мы должны узнать далее, почему обращение «Отец наш Небесный» продолжается словами «да святится имя Твое»? Почему молитва акцентируется на имени Бога в этом контексте божественной и человеческой ответственности за творение?
Слово «имя» может означать идентичность или репутацию. Имя как идентичность — это то, что есть на наших кредитных карточках, водительских удостоверениях и паспортах. Это то, что мы имеем в виду, когда говорим о краже личных данных, как о краже имени. Имя как репутация — это то, что мы имеем в виду, когда говорим, что у кого–то доброе имя. Ваша личность является внутренней для вас; ваша репутация — это то, как вас видят другие, судят, оценивают. Это то, о чем говорит библейская книга Притчей в этом фрагменте с поэтическим параллелизмом:
Ваше доброе имя — это благоприятный взгляд, который у других есть в отношении к вам. Имя — это ваша репутация, или, в других культурах, ваш облик, ваша честь.
Имя Бога означает как Божью идентичность, так и Божью репутацию, известную внешне людям в Божьем мире. Но почему «святиться имя Твое» употребляется сразу после вступления молитвы Господней?
Вспомните, начиная с предыдущей главы, что происходит, когда вы ходите в домохозяйство другого человека в древнем библейском мире. Как он оценивается вами? Поля и стада, слуги и воспитанники, рабы и иноплеменники, женатые и незамужние члены семьи в хорошей форме? У него все получилось? Если все хорошо, вы хвалите имя этого человека, вы хвалите добрую репутацию домовладельца.
Если тогда вы смотрите на землю, видя Бога как божественного Владельца мира, вы хвалите Бога за хорошо выполненную работу? Вы «освящаете» имя (репутацию) этого Бога? Или вы хотели бы прямо спросить у Бога, Отца/ Домовладельца Мира: «Как это получается у Тебя?»
ГЛАВА 3. ДА СВЯТИТСЯ ТВОЕ ИМЯ
С 1965 по 1967 год я учился во французской библейской и археологической школе к северу от Дамасских ворот и Старого города Иерусалима, затем в Иордании. Это была небольшая École Biblique, но мы назвали ее «Cold and Bleak», потому что ее толстые каменные стены делали наши комнаты совершенно холодными летом и зимой. Мы использовали деревянные подножки и перчатки без пальцев, чтобы наши конечности функционировали, когда мы работали за нашими столами. И мы готовили крепкий арабский кофе, чтобы сохранить теплым кофе чувствительность наших рук.
Во время нашей первой ознакомительной поездки мы отправились в Египет сразу после Рождества в 1965 году. Наша группа осталась ночевать в Суэце и отправилась дальше в караване из девяти автомобилей на следующее утро. Мы пересекли канал на автомобильном пароме около трех утра, до того, ка первым кораблям было разрешено проходить, и направились на юг к горе Синай. Наши автомобили, названные как «пустынные», были старыми американскими авто, оставшимися с 1950‑х годов, но их мобильность поддерживалась превосходными механиками. Большая часть «дороги» на гору Синай была утрамбованным песком, и наш караван остановливался каждые полчаса, чтобы убедиться, что последний автомобиль все еще следовал за нами в облаке пыли.
У нас было разрешение остаться на ночь в общежитии в греческом православном монастыре Св. Екатерины шестого века у подножия горы Синай. Наш лидер был Zorba, похожий на греков, который привез и приготовил всю нашу еду во время пребывания в монастыре. Я помню, как спал той ночью со всей моей одеждой под одеялами и все еще сильно дрожал.
Мы прибыли к монастырю между третьим и четвертым днями, после двенадцатичасовой поездки из Суэца. Солнце уже исчезало за горами, а жаркий день пустыни становился холодным вечером пустыни. Когда мы ждали, пока все машины прибудут, некоторые из нас решили проверить горящий куст, ккак и «Моисей … повел свое стадо за пустыню и пришел к Хориву [или Синаю], гору Бога» (Исх.3: 1). Мы подожгли ближайший куст. Он горел и был сгорел дотла. И теперь я перехожу от смешного к возвышенному.
Во–первых, когда Моисей впервые пришел на гору Синай, он пришел один. И то, что он увидел, было визуальным парадоксом, чудесным противоречием в терминах, которые для акцентирования упоминаются дважды в этой истории:
Там Ангел Господень явился ему в пламени огня из куста; он смотрел, и куст пылал, но он не сгорал. Затем Моисей сказал: «Я должен оставить свое стадо и посмотреть на это великое зрелище, и посмотреть, почему куст не сгорал» (Исх.3: 2-3)
И это, конечно, очень необычно. Это был не просто сгорающий куст, как мы могли бы представить. Это был горящий, но не сгорающий куст. Это был визуальный парадокс или противоречие привычных законов природы. Если куст горит, то он сгорает, если куст не горит, он не сгорает. Но как куст может гореть и не сгорать в одно и то же время? Это похоже на квадратный круг.
Затем Бог говорит Моисею: «Не приближайся! Сними сандалии с ног, ибо место, на котором ты стоишь, является святой землей» (3: 5). Это предупреждение дается между предыдущим визуальным парадоксом таинственного куста и последующим словесным таинственным выражением имени Бога.
Далее Бог определяет Себя тремя способами. Во–первых, касаетельно прошлого израильтян, Бог есть Бог их предков, Господь Авраама, Исаака и Иакова (3: 6, 15, 16). Во–вторых, в отношении настоящего Бог — это Бог, который избавляет их от «нищеты» и «страданий», взяв их «из Египта» (3: 7-10). Наконец, что касается будущего, Бог обещает привести их «в землю, текущую молоком и медом» (3: 8, 17). Но интересно, что Моисей не удовлетворен, и Моисей сказал Богу: «Если я приду к израильтянам и скажу им: «Бог ваших предков послал меня к вам! и они спросят меня: «Как его зовут?» что я им скажу? Бог сказал Моисею: «Я ЕСМЬ, КОТОРЫЙ Я ЕСМЬ».
Однако всегда существует напряжение между собственным именем — Непознаваемого Единого Бога и всеми другими именами, которые относятся к Богу, даже как к Освободителю и Спасителю Божьего народа. Даже как Отца или Домохозяина. С одной стороны, мы никогда не можем назвать каким–то именем Святого и думать, что мы это исчерпывающе совершили. С другой стороны, мы никогда не можем назвать Святого одним именем. Этот таинственный парадокс божественного имени Бога производит некую напряженность со всеми многочисленными Божьими именами. И именно поэтому мы, подобно Моисею, должны стоя на святой земле снять наши сандалии. Ни один акт, ни другой, но оба вместе.
От этого визита на Синай в качестве предварительного вступления я снова вернусь к
Это очень продуманное единство далее подчеркивается — по–гречески — одинаковой формой:
В греческом тексте каждая строка начинается глаголом и заканчивается -thou (твое) в рифмованном формате. Это заставляет триаду звучать как преднамеренное пение. Далее, эти три глагола находятся на греческом языке в императивном наклоении, используемом для приказов и призывов, а не в его опциональном наклонении, используемом для пожеланий и прошений. Кроме того, «святится» и «будет» в голосе вопрошающего заставляют Того, к кому обращаются «прийти», и акцент во всех трех случаях сделан на действие Бога.
Это, безусловно, необычно. И императивное настроение продолжается во второй половине молитвы. Императивы снова появляются в «дай нам», «прости нас» и «избавь нас». Не лучше ли было составить вежливые просьбы с формулировкой «может быть» или, по крайней мере, «пусть это произойдет»? Но «да святится» и «да приидет» и «да будет» — это приказы, призывы. Так кто же командует здесь? Мы приказываем Богу Отцу / Хозяину или Бог–Отец / Хозяин приказывает нам? Или мы как бы приказываем друг другу — совместно?
Я задамся одним важнейшим вопросом по этой триаде, прежде чем сосредоточиться в этой главе на первой ее части, «да святится имя Твоё». Если все три воззвания находятся в одинаковом формате, все ли они имеют одинаковое содержание? Или есть какая–то преднамеренная прогрессия от первого ко второму, и третьему обращению?
Глагол «to hallow» напоминает нам некое архаичное значение, связанное со средневековьем. Он связан с нашим праздником тыквы, гоблинов и призраков 31 октября под названием Хэллоуин. Это термин для праздника Хэллоуин или Дня Всех Святых. В христианском календаре, это был канун Дня Всех Святых 1 ноября. Другими словами, «святые» означают «освященные» и «святить» означает «выделять» или «освящать».
Но вот вопрос. Люди, места и вещи, например, святые храмы и писания, называются святыми из–за их отношения к Богу. Как же тогда Бог мог не быть святым? Разве Его имя как идентичность, или имя как репутация, не всегда святое? (Разве Папа не всегда римо–католик?) Когда имя Бога отделено, что именно является содержанием этой божественной святости?
Псалмы неоднократно говорят о «святом имени Бога», но, как мы читаем в следующих примерах, является ли точный смысл этой святости, очевидным для нас?
Если имя Бога свято, как эти молитвы постоянно провозглашают, в чем именно состоит содержание этой святости?
Я начинаю поиск смысла и содержания Божьей «святости» или «освященности» с книги Левита 19. Почему? Потому что она открывается словами Бога Моисею: «Обратись ко всему собранию народа Израиля и скажи им: «Будьте святы, потому что я Господь, ваш Бог, свят» (19: 2). Остальная часть этой главы приводит многие примеры того, что мы должны делать, чтобы быть святыми, но, поскольку (из этого вступительного стиха) Бог является нашей моделью святости, они должны также указать — со всем уважением — как сам Бог свят. Как мы видели в последней главе, божественный Домохозяин является образцом для земного домохозяина или, как говорится в Молитве Господней, «на земле, как на небесах».
Отмечу один предварительный комментарий о Левит 19, прежде чем я сосредоточусь на Божьей святости, как она отражается в нас самих, и на том, как это помогает нам понять «святое имя» в Молитве Господней. Эта глава из священиического Кодекса Святости народа Израиля. Поэтому неудивительно, что в отличие от пророческой традиции, описанной в главе 1, эта священническая традиция решительно отказывается отделять ритуальные действия от распределительного правосудия. Ритуальное общение с Богом справедливости создает и действует посредством интерактивного завета — народ справедливости. Как же тогда божественная и человеческая святость интерпретируется в Левит 19?
Во–первых, продолжая с этого вступления, чтобы быть святыми, поскольку Бог свят, эта глава неоднократно напоминает нам об одной божественной модели — с тремя формулировками:
Нам постоянно напоминается о божественной святости, как о модели, или лучше, распространении Его прав и возможностей — касательно человеческой святости. Но обратите особое внимание на то, что кульминационная идентификация Бога это «выведший вас из земли Египетской» (19:36). Бог есть Избавитель, Искупитель и Спаситель угнетенных. Освобождение от египетского рабства, кстати, является постоянным мотивирующим повторяющимся мотивом во всей книге Левита — с 11:45 и с 19:34 по 22:33, 43 и 25:38, 42, 55, 26:13, 45. Это потому что Бог действует так, и Израиль должен действовать аналогичным образом, и быть избавителем своих собственных угнетенных членов сообщества.
Во–вторых, вот несколько примеров из Левит 19 о том, как Божье избавление Израиля из Египта продолжаться в освобождении Израилем своих собственных угнетенных:
Когда будете жать хлеб на вашей земле, то до самого края поля не доходи и колоски после жатвы не подбирай. В винограднике своем не собирай все до последней ягоды и не подбирай упавших виноградин. Оставь это беднякам и переселенцам. Я—Господь, ваш Бог. (19. 9-10)
Не притесняй ближнего, не грабь его. Плату наемного работника не задерживай до утра. Не глумись над глухим и не ставь подножку слепому. Бойся Бога своего. Я — Господь. Будь справедлив в суде. Не будь пристрастен к бедному, не оказывай предпочтения богатому; суди ближнего по справедливости. (19. 13-15)
Не притесняйте переселенцев, которые будут жить на вашей земле. Относитесь к переселенцу, который живет у вас, как к коренному жителю. Люби его, как самого себя. Ведь и вы были переселенцами в Египте. Я — Господь, ваш Бог. (19. 33-34)
До этих пор мой вывод состоит в том, что для Левит 19 божественная святость моделирует человеческую святость в той мере, в которой люди соблюдают распределительную справедливость, особенно путем предоставления помощи тем, кто находится под угрозой исчезновения, для освобождения угнетаемых и защиты обедневших. Это, безусловно, относится к Израилю внутри народа, поскольку Бог говорит шесть раз: «Я Господь, ваш Бог». Но Бог также говорит восемь раз: «Я Господь» без какого–либо качества или ограничения. Значит ли, что это применимо ко всему миру? Ответ возвращает нас от Левит 19 к Книге Бытия 1, но все по той же траектории божественной святости, проявляемой в распределительной справедливости.
Связь от Левит 19 к Бытию 1 происходит от Божьего повеления, которое сделано вначале, а затем повторяется к концу Левит 19: «Соблюдайте субботы Мои» (19: 3, 30). Что означают «субботы» (обратите внимание на множественное число) по отношению к святости имени Бога? Как субботний покой Божий относится к распределительной справедливости Бога?
Этот вопрос также возникает из другого момента. Глагол «освященный», «посвященный» или «святой» появляется на самой первой странице нашей Библии на фоне нескольких акцентов, относящихся к седьмому дню, касательно отдыха и работы:
В седьмой день Бог завершил работу Свою. В седьмой день, окончив Свой труд, Он пребывал в покое. Бог благословил седьмой день и сделал его священным, ибо в этот день, окончив труд творения, Он пребывал в покое. (Быт. 2. 2-3)
Неудивительно, что и в Книге Бытия 1, и в Левит 19 происходят из того же источника в Торе, а именно из священнической традиции Израиля. Итак, вот наш вопрос: Какова связь между Божьей святостью, святостью субботы и нашей святостью? Ответ затягивает нас глубже в эту великолепную притчу о начале творения в Бытие 1: 1-2: 4а.
Сотворение субботы. «В начале» — как мы понимаем — это метафора. Вторая притча о сотворении, в Бытие 2: 4b-3: 24, представляет Бога как божественного Гончара, который создает первого человека (адам на иврите), взяв землю (адаму), формируя из нее форму, вдыхая в нее жизнь, и создавая «живое существо» (2: 7). Но в первой притче творения в Бытие 1: 1-2: 4а метафора совсем другая. Там Бог предстает как божественный Архитектор.
Этот божественный Архитектор, создавая «дом», рампределяет работу между первой половиной и подготовкой стен и комнат, а затем во второй половине украшает и заполняет эти области «мебелью» и людьми. Баланс этих двух половин, первой в 1: 3-13 и последней в 1: 14-31, формирует структуру содержания творения, которое берет начало в Библейской картине мира.
В рамках этой сбалансированной структуры автор использует одни и те же выражения для каждого «этапа» творения:
Повторение одних и тех же слов и фраз делает первую главу Бытия относительно легкой, когда вы впервые изучаете ее на иврите, но это просто отвлекает вас ложным чувством беспечности простоты повествования, которая вскоре нарушается, когда вы переходите к остальной части Библии.
Когда же мы уделяем пристальное внимание этим повторяющимся выражениям, мы незамедлительно замечаем возникающую проблему. Это осознание постепенно вырисовывается в нашем разуме. И оно подтверждает, что мы имеем дело с художественной конструкцией — иными словами, притчей. Авторы точно знают, что они делают. Они знают, что им не известно, как Бог сотворил мир, но они точно уверены, что знают цель и смысл сотворения мира Богом.
Мы знаем их намерение, потому что есть восемь наборов этих фиксированных формул, восемь наборов, которые начинаются с «И Бог сказал: «да будет …» Существуют, другими словами, восемь частей творения, которые будут созданы. И есть проблема. Похоже, мы собираемся получить неделю из восьми дней и субботу, как девятый день. И именно здесь мы видим, как авторы отклоняются — открыто и явно — и тем самым раскрывают — совершенно открыто и очевидно — сознательно искусственную и преднамеренно параболическую цель сотворения, с которой начинается Тора и Библия.
То, что они делают, — «сжимают» восемь частей сотворения и восемь наборов повторяющихся формулировок в шесть дней, употребляя одну из частей творения в 1 и 4, 2 и 5 дни, но по две части творения в 3 и 6 днях, как вы можете легко увидеть в процессе сотворения, в первой половине «разделения и подготовки» (сотворение растений, деревьев) там «сжимается», хотя его более правильно отнести ко второй части сотворения, «украшению и заполнению».
В этом показана сознательная божественная интуиция. Творение для священнической традиции — прекрасно сбалансированный божественный шедевр.
Разделение и подготовка Украшение и наполнение
День 1.
(1) И сказал Бог: «Пусть будет свет». И появился свет. Настал вечер, настало утро — первый день.
День 2.
(2) И сказал Бог «Пусть будет «свод (небесный)». И стало так. Настал вечер, настало утро–второй день.
День 3.
(3) И сказал Бог «Пусть будет «суша». И стало так.
(4) И сказал Бог «Пусть будут растения и деревья».
Настал вечер, настало утро–третий день.
День 4.
(5) И сказал Бог «Пусть будет солнце, луна и звезды». И стало так.
Настал вечер, настало утро–четвертый день.