Между нами [СИ]

Марина Буторина

МЕЖДУ НАМИ

Оставались считанные дни до нового года, и начались снегопады. Пушистый и невесомый, снег оседал вокруг дома, превращая все, чего касался, в волшебное белое царство, созданное для того, чтобы заблудиться в нем и повстречать сам дух зимы.

Елка стояла посреди зала на первом этаже; большая, до самого потолка. Живая и загадочная. На ночь гирлянды оставляли включенными, и их теплый свет, рассеянный игольной листвой, мягко освещал просторную комнату.

Девочка не спала, хоть ей и велели лечь вовремя. Она спустилась по лестнице на кухню под предлогом попить воды, но на самом деле все это было затеяно ради рождественского дерева.

Несмотря на морозы, крепкий деревянный пол в доме оставался теплым; она легла на спину прямо на него в одной фланелевой пижаме и подлезла под раскинутые зеленые ветви.

Таким было настоящее волшебство. Огоньки то мигали, то светили ровно, а среди иголок сверкали тут и там, как всамделишные сокровища, елочные игрушки. Фантазия витала в воздухе, перемешанная с запахом свежесрубленного дерева: вот бы стать крошечной и пуститься в путешествие по веткам, и все бы игрушки тоже ожили, и она бы научилась летать.

На одной из веток взгляд вдруг обнаружил что-то — свидетельство чуда, не иначе, — и она в попытке приподнять голову ударилась лбом о толстое основание ветки, не поверив поначалу своим глазам.

Там была шоколадка! Целая и настоящая, скрытая от посторонних глаз, привязанная к разлапистой ветви тоненькой бечевкой.

Девочка немедленно выползла наружу, елозя спиной по полу, подскочила и принялась шарить рукой среди колючих иголок, освобождая от пут внезапную находку.

Родители не разрешали ей много сладкого, говорили, от этого портятся зубы и расстраивается пищеварение. Но вот, здесь, перед ней, была целая плитка шоколада в бумажной обертке, и она — единственная полноценная его обладательница. И если не ей он был уготован, тихо притаившийся меж огней и игрушек, то кому?

Девочка несколько раз подпрыгнула, прижимая сладость к груди, и быстрым тихим шагом поспешила наверх, чтобы скрыться в своей комнате не застуканной взрослыми.

Поднявшись, она окинула коридор взглядом в одну, а затем в другую сторону, особенно тщательно присмотревшись к родительской спальне, и заметила, что одна дверь, та, что в конце коридора, приоткрыта и проливает наружу узкую полоску света прикроватного светильника.

Бабушка не спала.

Девочка остановилась.

В последнее время та была плоха. Так говорили родители. А сама бабушка редко появлялась внизу и чаще смотрела в окно, чем говорила с ними. Но эта открытая дверь…

Она крадучись подошла и заглянула внутрь, стараясь не выдать своего присутствия.

— Заходи. Не стой в дверях, — позвал знакомый голос; он всегда казался ей удивительно твердым и молодым для такой глубокой старости.

Совсем несмело, она все же открыла дверь шире и вошла. Уже очень поздно, а она не спит, бродит по дому, и в руках у нее по-прежнему плитка шоколада. Но… ведь бабушка никогда не была поборницей строгих правил.

В этой комнате царил дух иного времени: несовременная, громоздкая мебель заполняла собой небольшое пространство, выделяясь темными массивами на фоне светлых стен, совсем не похожая на те изящные, модные предметы мебели, что покупали родители. Зато здесь всегда было очень чисто и опрятно.

Бабушка лежала, чуть приподнявшись на подушках, с книгой в руках. На ее носу примостились очки-половинки в тонкой, почти невидимой оправе, а седые волосы покоились на плече короткой, убранной на ночь косой. Бабушка всегда нравилась ей больше прочих стариков: ее многочисленные морщинки расходились аккуратными лучиками по лицу, а кожа никогда не выглядела дряблой, да и пахло от нее всегда приятно: апельсиновой цедрой и чистотой.

— Спускалась посмотреть на елку? — спросила та, улыбаясь так, будто заранее знала ответ.

Девочка кивнула, зардевшись.

— Богатый улов, — довольно заметила бабушка, взглядом указав на шоколадку.

— Ты ведь не расскажешь маме с папой?

— Будь во мне уверена.

Бабушка отложила книжку на тумбочку, но очки не сняла.

— Когда мне было шесть, как тебе сейчас, я так мечтала о шоколаде! А ведь родителям его было не достать. Представляешь, я до шести лет его не пробовала.

Это звучало выше ее понимания — она бестолково кивнула и, подойдя ближе и сев в изножье кровати, спросила все же изумленно:

— Ни разу?

Бабушка покачала головой, глядя на нее поверх стеклянных половинок сползших на кончик носа очков.

— А ту зиму, когда мне довелось его попробовать, я хорошо запомнила и помню по сей день, хоть многое другое уже не так крепко в моей памяти, — она задержала на ее лице долгий взгляд, словно хотела разгадать как ребус. — Скажи, ты веришь в чудеса?

* * *

Бесснежная зима принесла с собой лишь ветра, порывистые и злые, как сияющее в полдень синее морозное небо. Днем было хорошо, тревожнее становилось ночью. Сидя в нише у окна и поджав под себя ножки, Рей прислонилась лбом к обжигающе холодному стеклу и всматривалась в беспроглядную темень между елей. Ветхий особняк, построенный вдали от шума городских улиц, примыкал к огромному парку, плавно переходящему в лес.

Высокий забор не огораживал их владение надежной стеной, чтобы можно было спрятаться за ним от заглядывающих в окна теней. Ни электрические, ни газовые фонари не освещали их двор или хотя бы дорогу к дому. Они жили практически в диком краю.

Рей поднесла руки ко рту и подышала на них. Зимой дома всегда было холодно. Согреться можно было только в постели, под одеялом. Вот бы еще она могла не засыпать. Ведь самым страшным ее кошмаром было проснуться однажды посреди ночи и обнаружить, что взрослые покинули дом.

— Рей, солнышко, — ласковый голос мамы не заставил отвести взгляд от окна. — Пора спать.

… И ее увели вверх по скрипящей деревянной лестнице. Она крепко держалась за мягкую и теплую материнскую руку. Отец тоже пришел пожелать ей доброго сна. Родители сидели по разные стороны кровати, пока она копошилась под тяжелым толстым одеялом, устраиваясь на сон.

— Скоро Рождество, — отец склонился ниже, так что она могла потрогать щетку его пышных усов. Взгляд его добрых глаз согревал. — Уже подумала о подарке?

Но ей не нужно было думать. Ответ давно был готов.

— Шоколад, — тихо от неуверенности произнесла Рей. Да, ей говорили, что это дорого, но вдруг случится чудо. Ведь это ее мама и папа: они могут все.

Родители осторожно и неуверенно переглянулись, не спуская с лиц виноватых улыбок.

— Скажи, а тебе понравилось бы новое платье? — пытаясь заразить ее своей восторженностью, спросила мама.

Рей посмотрела на свои руки, теребящие край одеяла. Да, все ее платья давно ей малы, ей не нравятся их короткие рукава. Но ведь она никогда еще не пробовала настоящий шоколад.

— Хотя бы немного, — повторила она свою просьбу, изо всех сил веря, что, если чего-то сильно захотеть, это произойдет.

Ей ничего не ответили. Взрослые ободряюще улыбнулись, поцеловали ее по очереди, поднялись и, пожелав спокойной ночи, вышли, унеся с собой лампу.

Рей натянула одеяло повыше, укрыв половину лица, но не решалась закрыть глаза. Взглядом она проследила путь от двери до окна. Резное темное дерево, из которого было сделано все в доме, нагоняло мрачности. Полы, двери, мебель и даже балки на потолке — со всех сторон обступала тяжесть. Но оно же и обещало защиту и опору.

Легкие ситцевые занавески шевелил сквозняк, будто призрак игрался с ними.

Раздался скрип.

Рей уставилась на дверь большого, массивного шкафа, стоящего напротив ее кровати, и перестала дышать.

Звук повторился. К нему добавились отчетливо различимые шорохи и постукивания, будто кому-то было тесно внутри.

Дух покинул Рей, но она села в постели; страх пробирал до костей, но она спустила ноги и съехала по боку кровати на пол.

А потом послышался глухой удар и бормотание. Тихое и жалобное…

Рей сделала шаг, другой, и так, потихоньку, замирая и пугаясь, очутилась перед деревянными створками. Сердечко билось часто, но она все же крепко взялась за дверную ручку и потянула на себя.

Дверца открывалась медленно, со старушечьим скрипом.

— Кто здесь? — испуганно закричали из темноты.

Рей отпрянула назад, но тут же подалась вперед, заглядывая в темное нутро шкафа. Куда-то пропали вдруг все хранившиеся в нем вещи.

Оттуда на нее смотрело бледное лицо взрослого мальчишки, высокого и черноволосого. Широко распахнутыми глазами он оглядел ее с головы до ног.

— Кто ты? — спросил хрипло — осторожно, но требовательно.

— Рей.

— Что ты делаешь здесь?

— Живу.

Мальчишка огляделся, чуть высунув голову наружу.

— Я ничего не вижу.

— Ты живешь там? — Рей указала пальцем в темноту за его спиной.

— А? — он оглянулся. — Это моя комната. Видишь ее?

Рей помотала головой. Ей не было больше страшно, однако что, теперь ей — делить с ним свою комнату?

— Меня зовут Рей, — поторопилась представиться она. Это казалось правильным, будто если первой назвать свое имя, то и право собственности на дом будет за ней и ее семьей.

— Я Бен, — растерянно заметил он, продолжая то оглядываться назад, то смотреть по сторонам ее комнаты. — Как вы себя называете?

— Англичане.

— А ваш мир?

— Англия.

— Первый раз слышу, — вытянувшееся лицо сделалось слегка подозрительным. — Что вы умеете?

— Не знаю, — Рей растерялась, чувствуя себя беспомощной перед лицом его требовательных вопросов.

— У тебя есть родители?

Она кивнула. Ноги так и примерзали к полу, и она поставила одну на другую, чтобы греть их по очереди.

— И чем они занимаются?

Бен спросил об этом с таким интересом, что Рей не задумываясь выложила:

— Мама готовит и шьет платья.

Он хмыкнул.

— А отец?

— Папа работает.

— Где?

— В городе.

— И что он там делает?

Рей так четко и ловко отвечала на все предыдущие вопросы, что совсем сникла, когда поняла, что не знает, чем именно занимается папа.

Однако Бен не рассердился; он не обратил на заминку внимания, вытянув руку вперед и поводя ею, будто гладя воздух.

— Тут ведь есть твердая поверхность?

Рей посмотрела себе под ноги: о чем он говорит?

Бен сделал шаг и вышел наружу, так что Рей, напуганной его решимостью, пришлось попятиться.

— Я вижу! — радостно воскликнул он. — Вот окно и кровать, вот там дверь… Это твоя комната?

Он медленно шагал, осматриваясь и по кругу обходя помещение, а Рей, замерев, наблюдала за чужаком, вторгшимся так беззастенчиво в ее дом. А вдруг мама или папа зайдут к ней? Что она скажет? Как объяснит его присутствие?

— Сколько тебе лет? — спросила она, чтобы напомнить, что он не у себя дома.

— Пятнадцать.

— И… много вас там? — поинтересовалась она недружелюбно.

Бен наконец-то обратил на нее внимание.

— Где «там»?

Рей подняла руку и показала.

— В шкафу.

Бен рассмеялся, но его смех был добрым.

— Я не живу в шкафу. Просто… это, наверное… пространство между нами. — Он прижал ладонь к груди и склонил голову. — Мне плохо, — прошептал он. — Я не могу находиться… здесь.