Помоги проекту - поделись книгой:
Даже с напальчниками было больно. Если посмотреть на мой средний палец, то можно увидеть небольшую шишку на кончике. Сразу под ней - кость. Приходится быть осторожным, потому что, если напальчник спадет и я сильно прижму струну, кожа может просто рассечься. Поначалу так случалось постоянно. И это была проблема; один из роуди часто ползал по сцене с воскликами: “Куда, блин, эта штука запропастилась-то?”
Когда я выхожу на сцену, я обвязываю пальцы киперной лентой, капаю немного супер-клея и прижимаю все. Затем, в конце вечера, приходится всё это отдирать.
Пару раз я терял напальчники. Фигурально, на гастролях я живу с этими проклятыми штуками. Я постоянно держу их при себе. У меня всегда есть запасные, и мой гитарный техник тоже держит у себя дополнительный набор.
Прохождение таможни - это отдельная история. Я держу напальчники в коробочке, и когда осматривают мою сумку, я постоянно слышу: “Ага, что это тут у нас? Наркотики?”
И тут шок такой, это пальцы. Несколько раз пришлось разъяснять таможенникам, что к чему. И они отвечали: “Ого”.
И с отвращением отодвигали от себя мои искусственные пальцы.
Сейчас напальчники мне делают в одной больнице. Вообще-то они делают протез, всю руку, но всё, что я использую, это две подушечки пальцев, которые срезаю оттуда. Я спрашивал: “Почему бы вам не сделать мне только пальцы?”
“Нет, нам проще изготовить всю руку.”
Можете себе представить, что думает уборщик, находя в мусорной корзине руку. Напальчники, которые я срезаю, выглядят, как настоящие пальцы; на том, что для безымянного пальца, нет никакой кожи, я могу играть с помощью материала, из которого он сделан. Иногда они слишком мягкие, и тогда я ненадолго оставляю их на воздухе, чтобы они стали тверже, или я добавляю чуточку супер-клея, чтобы они правильно ощущались. Иначе они будут цеплять струны. Этот процесс может длиться вечность.
Самодельные напальчники я еще ношу, но для них уже заканчивается покрытие; кожа стирается. Каждый напальчник служит месяц, может пол-турне, и когда они изнашиваются, все возня с подгонкой начинается снова. У меня еще остался тот кусок кожи, который я использовал более сорока лет назад. Не так много от него осталось, но еще на несколько лет хватит.
Это примитивно, но оно работает. Тебе нужно или завязать, или бороться и постоянно делать это. Приходится много работать. Изготовление - это только одна сторона, а игра с напальчниками - совсем другая. Потому что ты ничего не чувствуешь на ощупь. Ты знаешь, что у тебя на пальцах насадки, и для того, чтобы все получалось, приходится много заниматься.
Частью моего звукоизвлечения стало преимущественное использование двух здоровых пальцев, указательного и мизинца. Ими я беру аккорды и выполняю вибрато. Обрубленные пальцы я в основном использую в соло. Когда я делаю подтяжки, то делаю их указательным пальцем, еще я научился делать это мизинцем. Другими пальцами я могу делать только слабые подтяжки. До несчастного случая я вообще не использовал мизинец, так что мне пришлось научиться. Для меня существуют пределы, потому что даже с применением напальчников я никогда не смогу взять некоторые аккорды. Там, где я раньше использовал полные аккорды, теперь я этого сделать не могу и компенсирую это более жирным звуком. К примеру я беру аккорд Ми и на ноте Ми выполняю вибрато, чтобы звучало всё более полно, так что так я маскирую недостаток звучания по сравнению с тем, что могло бы получиться, будь у меня в порядке все пальцы. Так я и разработал стиль игры, который восполняет мои физические недостатки. Может это и нетрадиционный стиль, но он мне подходит.
7. Карьера подвисла на тонкой струне
С тех пор, как произошел несчастный случай, мне пришлось всё заново переосмыслить, от напальчников до непосредственной игры на гитаре. Я был не в состоянии взять любую попавшуюся гитару и играть на ней; на ней должны стоять специфические струны, и струны должны быть подходящей толщины. Все эти проблемы стоят передо мной с первого же дня. Хуже того, в то время не было компаний, производящих струны меньшего диаметра. Не было и компаний, которые могли бы усовершенствовать гитару, так что приходилось всё делать самому.
Тогда я еще играл на Fender Stratocaster. Я разбирал его бесчисленное множество раз в попытках сделать более удобным, стачивая порожки, подгоняя толщину струн. В отличие от обычных людей, у которых все в порядке с кончиками пальцев, я почти не чувствую, как сильно надавливаю на струну, поэтому я склонен пережимать, так как в противном случае струна будет дребезжать. И мне нужны струны потоньше, так как подтягивать толстые струны для меня тяжеловато.
Самые тонкие струны, которые тогда выпускались были одиннадцать или двенадцать. Они были очень жесткие; в соответствии с модным тогда гитарным самоучителем Берта Уидона (Bert Weedon) “Play In A Day”. Который был у каждого. Производили лишь один набор струн, стандартного диаметра. Мне первому пришла в голову идея утончить струны, просто потому, что мне нужно было найти способ сделать игру на гитаре более удобной для меня. Жесткие струны просто раздирали кожу на накладках, у меня не было сил подтягивать эти струны, это было больно. Продавцы в магазинах говорили: “Тебе не достать более тонких. Эти - все, что есть.”
И я спросил: “А есть хоть какие-то струны, которые тоньше этих?”
“Нет, разве что от банджо.”
“Давайте тогда их.”
Две самые тонкие струны от банджо я использовал как Си и верхнюю Ми на гитаре, что позволяло заменить и остальные струны, переместив их ниже, и сделать их менее жесткими. Двигаясь таким путем, я избавился от толстой струны Ми, заменив ее струной Ля. И все у меня срослось. Из-за своей нужды я изобрел более тонкие струны, комбинируя струны от гитары и банджо.
Это был путь проб и ошибок в плане настройки, потому что когда ты опускаешь струну Ля до Ми, она запросто начинает дребезжать на разных ладах. Настройка стала целым искусством, и тем ещё искусством стало ещё играть на этом.
Позже, когда у нас уже вышел первый альбом, и дела у группы шли хорошо, я ходил по компаниям, производящим струны, пытаясь подвигнуть их на выпуск струн уменьшенных диаметров. Мышление их было невероятно консервативным: “О, вы не можете этого сделать. Это никогда не сработает. Они никогда не будут правильно сочетаться гармонически.”
Я говорил: “Чушь! Будут! Мне ли этого не знать, я ведь пользуюсь такими!”
На это они отвечали: “Никто никогда не захочет их покупать! С чего бы им это захотеть?”
Все они так единогласно твердили об этом, что даже я начал сомневаться: может и не захотят, может, это только я хочу такие, чтобы иметь возможность делать подтяжки. В конце концов в Уэльской компании Picato мне ответили: “Хорошо, мы даем зеленый свет.”
Был 1970-й год, может 1971-й.
Первый комплект тонких струн они изготовили для меня. Струны делали свое дело, они отлично получились, и я много лет их использовал. Конечно же, все остальные компании подхватили моду, гитаристы по всему миру начали использовать их, и струны уменьшенного диаметра стали популярными. Но до сего дня есть люди, которые говорят: «Ты не получишь так жирный звук.»
Мне даже случалось работать с продюсерами, которые говорили, что я должен поставить струны потолще, чтобы получить объемный звук.
На это у меня был один ответ: «Никогда не пользовался толстыми струнами, но у меня был объемный звук.»
8. Встреча с Биллом Уордом и The Rest
После того, как я повредил себе пальцы, понадобилось по меньшей мере шесть месяцев, чтобы справиться с болью и начать двигаться дальше. Я постоянно ощущал дискомфорт и пытался скрыть свою руку. Также и с музицированием: я терпеть не мог, если кто-то смотрел на это.
“Что это у тебя на пальцах?”
Позже я слышал, что некоторым казалось, что это круто. Был один преподаватель гитары в Нью-Йорке, который показывал людям, как играть мои вещи, так у него была пара напальчников. У него с пальцами было все в порядке, но он был уверен, что это помогает при игре.
Мое возвращение к игре в группе состоялось, когда я встретил Билла Уорда (Bill Ward). Он играл тогда в The Rest и все они пришли в наш магазинчик. Они пытались уговорить меня присоединиться к ним, пока я обслуживал людей. Я ответил: “Да, попробуем.”
Они звучали по-настоящему профессионально, так как у них было два усилителя Vox AC 30. У меня тоже был AC 30, так что, когда я посмотрел на это, три AC 30, Фендера - черт возьми, это должна быть офигенная команда!
Это было где-то в 1966-м году или в 1967-м. Билл Уорд играл на барабанах, Вик Редфорд (Vic Redford) - на гитаре и Майкл Паунтни (Michael Pountney) - на басу. Вокалист Крис Смит (Chris Smith) пришел позже, так как в начале пел Билл, и у него это неплохо получалось.
У нас тогда вообще не было денег. Билл рыскал по округе, выискивая детали барабанной установки, сломанные барабанщиками других групп. Он не мог купить себе что-то новое, так что играл обломками палочек. У Вика Редфорда тоже был отрезан палец. Мне кажется, его средний палец застрял в проеме двери, и ему оторвало часть. То, что у него тоже не было пальца, стало для меня большой поддержкой, до этого я еще не встречал никого с такой же проблемой. Я думал, черт побери, оба попали в одну и ту же группу! Он даже попытался использовать мои напальчники, но это то, к чему надо реально приспособиться. Это просто другой мир, абсолютно другая манера игры, ты должен просто поменять все правила. И я это сделал.
Я не соблюдал никаких правил. Я создал новые, собственные.
Мы играли много каверов: немного The Shadows, немного The Beatles, может Stones еще, все, что более менее подходило под музыку из Топ 20. The Rest набирали популярность, мы начали делать себе имя, пока только в местном масштабе. Мы выступали в Мидланд Ред Клаб (Midland Red Club), находившемся на автобусной станции Мидланд Ред (Midland Red Bus Depot). Это был общественный клуб, куда ходил работавший там народ. Там каждую неделю играла какая-нибудь группа. Мы играли раз в две недели, а Джон Бонэм (John Bonham) обычно играл в другой команде, которая там выступала. Выступление его длилось примерно пять минут, потому что он играл слишком громко, и они его выгоняли. Потом он появлялся со следующей группой и все продолжалось до тех пор, пока они не избавлялись от него по той же причине. У него был чехол для барабана с названиями всех этих групп, в которых он играл, исписанный вдоль и поперёк. Названия всё уменьшались и уменьшались, так, чтобы уместиться. Все это было еще до появления систем озвучки залов, когда звук барабанов стали усиливать. Но он дубасил по пластикам настолько сильно, провалиться мне на этом месте, этого невозможно представить. Он был чертовски громким!
The Rockin’ Chevrolets уже давно развалились, а я все еще был с сестрой Алана Меридита, Маргарет. Глядя в прошлое, я был очень ревнивым и чересчур опекал Маргарет. Как-то вечером я был на сцене с The Rest и увидел, как к ней кто-то пристает. Я положил свою гитару, спрыгнул со сцены, пробрался туда, вырубил этого чувака, вернулся на сцену и продолжил играть.
Фигня, которую ты совершаешь...
Как-то мы шли по Астону. Я зашел в туалет, а она ждала меня снаружи. Когда я вышел, ее уже донимала кучка парней. У меня глаза кровью налились. Я пошел прямо на того, который стоял к ней ближе всего, сграбастал его, и бам! К счастью, остальные отступились. Я часто так делал в те дни. Постоянно дрался где-нибудь. Теперь я успокоился. Наконец-то.
Отношения с Маргарет пережили даже The Rest. Все накрылось, когда басист женился и решил уйти. The Rest были просто скромной группкой, которая делала все правильно для того, чтоб играть по пабам. Мы не понимали, но это была та закваска, из которой выросли Mythology...
Позже, в ранние дни Sabbath, я сошёлся с младшей сестрой Маргарет, Линдой (Linda). Было достаточно странно появляться у того же самого дома, чтобы заехать за кем-то другим. Вот он я, сижу в своей машине в ожидании Линды, а какой-то другой парень тормозит свою машину, чтобы забрать Маргарет.
С Линдой мы порвали, когда я вернулся из первого тура по Европе. Я пришел и сказал ей, что хочу расстаться, так как Европа открыла мне глаза на совершенно другую жизнь, какую я никогда не видел раньше, живя в Бирмингеме.
9. Перепрыгивания от работы к работе и в никуда
Предполагалось, что по окончании школы я вольюсь в ряды рабочего класса. Первую работу я получил через отцовского приятеля, у которого была водопроводческая фирма. Все происходило на стройплощадке, и особенно долго я там не задержался. Я не мог этим заниматься, потому что не люблю высоту.
Моим следующим крупным карьерным шагом стало место чернорабочего, мы делали эти кольца с винтами, ты оборачиваешь ими резиновые трубы и сжимаешь, стягивая их. Работа была сдельная, так что ты имел столько, сколько сделал, но при этом изрезывал себе руки об эти штуки в процессе изготовления. Я подумал: и с этим мне еще играть! Так что и оттуда я вскорости ушел.
Затем я трудился в большом музыкальном магазине “У Ярдли” (“Yardley’s”) в центре города. Все музыканты встречались там друг с другом, а люди, которые их обслуживали, играли, чтобы показать, как всё работает. Я прикинул, что буду делать: “Вот так подключается эта гитара, а вот так она звучит.”
Но вместо этого меня заставили выгребать весь товар из витрин, вычищать все барабанные установки, устанавливать их опять, протирать гитары, ставить их обратно, и я сказал себе: погоди-ка, когда же мне удастся присесть и поиграть? А потом было ограбление, и меня заподозрили в причастности, так как я там был новеньким. Они меня допросили и смотрели косо до тех пор, пока не разобрались, кто это сделал на самом деле. Мне не понравилось, как со мной обращались, я там был за прислугу, к тому же меня покоробило то, что произошло. В общем я свалил и нашел себе другую работу.
Мои уходы из всех этих мест не вызывали одобрения у предков. Они оба донимали меня: “Когда ты уже найдешь себе нормальную работу вместо того, чтобы бринькать на своих гитарах?”
После “Ярдли” получил работу сварщика, стоившую мне пальцев. А после того, как рука зажила, я устроился в “Печатающие машинки B&D” (“B&D Typewriters”). Там меня научили водить и дали мне вэн. Я должен был носить костюм, ездить по офисам и обслуживать пишущие машинки там же, на местах. После починки повсюду валялись винтики: где винтики под это дело? и где эта штука? о, нет, малюсенькие винтики отсюда и отсюда, о, боже мой!
Но мне это действительно нравилось, потому что таким способом я встречал кучу девушек. Пока я занимался ремонтом их машинок, они не могли работать и просто сидели и болтали, так что у меня не было другого выхода, как участвовать в беседах. На самом деле это играло со мною злую шутку, так как девчонки звонили в наш офис и заявляли, что их машинка снова сломалась. Начальник тогда мне выговаривал: “Ты был там всего пару дней назад. Я думал, ты починил эту машинку!”
“Я и починил!”
“Да? А они требуют, чтобы ты пришел снова, потому что там что-то в ней не работает, так что отправляйся.”
Выяснялось, что ничего не происходило с печатающей машинкой, но, так как я болтал с девушками, им казалось, что я был бы не против навестить их. Было прикольно. Закончилось все, когда у нас с The Rest стало слишком много выступлений, и я стал чересчур часто опаздывать, так что больше мне это не подходило.
После чего у меня уже никогда не было другой работы.
10. Как три ангела спасли heavy metal
После сдачи экзамена по вождению я купил себе спортивную машину MGB. Мне было восемнадцать или девятнадцать, я работал и каждую неделю вносил за нее крупную сумму. Моя мать не хотела, чтобы я заводил ее себе, так как у меня слегка срывало крышу в этой штуке. И, на самом деле, я попал на ней в серьезную аварию.
Ведя по двухполосной дороге, я обошёл одну машину. Обернулся, так как за рулем была девушка. И вдруг... ба-бам! Я на что-то наехал и две покрышки слетели, а меня бросило через обочину. Я летел в какие-то деревья и видел, как отваливаются крылья тачки, я ещё сидел внутри. Я это помню, все происходило как в замедленном кино. Звучит безумно, но я увидел три опускающиеся фигуры, одна слева и две справа, словно ангелы. И мне подумалось: все, это конец.
Я врезался в дерево, машину развернуло, а я вылетел из нее. Когда я пришёл в себя, я почувствовал запах бензина и подумал: бля, надеюсь не взорвётся. Тачка была с откидным верхом без трубчатого каркаса, она валялась вверх тормашками, но мне удалось выбраться наружу, так как я приземлился на мягкую почву. Там был большой проем, и я вылез на дорогу. Я был контужен и не понимал, что происходит. Какой-то парень подхватил меня и я тут же начал взывать к нему: “Только не говори моим предкам, не говори им!”
Следующее, что я помню, это орущую над моей больничной койкой матушку: “Ты чокнутый ублюдок, как ты только мог такое натворить. Не стоило тебе покупать эту машину!”
Чёрт возьми.
Все, кто видел тачку, говорили: ”Ты уже должен быть мертв.” Обломки приволокли ко мне домой, на трейлере. Мама увидела их и залилась в плаче. Даже люди, которые её отбуксировали, удивились: “Как ты, к чёрту, оттуда выбрался?”
Я ответил: “Понятия не имею.”
Поделиться книгой: