Помоги проекту - поделись книгой:
Анастасия Александровна Волк
Безумие на двоих
Часть 1
Вместо пролога
Жизнь любой девушки — это попытка сделать из себя принцессу. Принцессу из сказки. Эта тема часто поднимается разными людьми, куда умнее меня, но, как почти в любой ситуации — их слова входят в одно ухо и вылетают через другое. Ну, или через рот. Это я про те моменты, когда стоит перед тобой девушка, «золотая рыбка», и, обнимая томик Шопенгауэра (это к примеру — автора выберите любого), который подходит по цвету к ее платью, выдает тебе цитаты. Явно заученные для таких моментов. Иногда даже к этому самому автору отношение не имеющие, а взятые с популярного сайта.
И кажется себе гением мысли.
А ты спроси ее о собственном мнении и получишь перегруз системы. Так и видишь в ее глазах, как мозг пытается пропустить информацию через зацикленную программу.
Затем перезагрузка и тема меняется.
Но я отошла от сути.
Ну, так вот — каждая девушка в душе «Принцесса». Именно так — с большой буквы «П» (слово допишите сами). И желает выйти за «Принца». И все бы было нормально, ведь мужчин, чье название так же начинается с большой буквы «П» — не меньше, чем этих самых девушек. И вместе они весьма гармонично сосуществуют.
Только всем девушкам нужна сказка, а не «бытовуха» из цикла — встретились, поженились, умерли. А где подвиг? Где момент, когда любовь преодолевает горести?
Если нет — надо взять все в свои руки и устроить так, чтобы было.
Нет башни? Выстроим ее из «недоступности». А еще из дорогих шмоток. Собственно это строительство — самое простое, что есть в плане. Ее, башню, даже из замкнутости и показушного одиночества можно сотворить.
А вот с драконом — это сложнее.
Почему обязательно нужен дракон? Потому что принцу будет не интересно спасать какую-то «П» из какой-то башни. Ну, вот честно — он ей дверь выбьет (на случай, если девица просто забыла, как та открывается) и пойдет дальше. А тут — дракон! Интересно же. Если не убить — то посмотреть, чтобы было потом, что друзьям рассказать.
Но, бывает так, что в жизни нет ни дракона, ни даже захудалого монстра. Даже мачехи! Даже злой сестры. И вообще — в семье все Принцессу любят.
Тогда надо взять… ммм трагическую историю детства? Нет? Злобного бывшего, разбившего сердце. Как, и его нет? Ладно, тогда берем «непонятость», опять-таки «одиночество» и смешиваем в одном котле. Получим мы трагический образ девушки, которая и рада была бы выйти из башни, но там ее не ждет никто.
И мы тактично умолчим, что не ждут ее потому, что личность она в общем-то гаденькая.
А потом начинается моя любимая часть. Та, в которой, находится глупец, который попадается в «любовно» сплетенные сети, спасает девицу-красавицу, и отводит ее домой. Только не в замок — а в обычную такую квартиру (причем зачастую не свою). И осыпает ее не золотом, а обязанностями (вполне нормальными для любой девушки, но ведь это не просто девушка а «Принцесса»!!!).
В итоге, как правило, крЫсавица с криком убегает, но не с целью измениться и пересмотреть взгляды на жизнь, а чтобы на руинах старой башни выстроить новую. Выше и крепче (в нее ведь вплетается уже реальный монстр — бывший муж, а клеем становятся обманутые чувства).
Таким образом, планка для принцев поднята — остается ждать.
Развлекаясь с изредка проезжающими рыцарями.
Ох, какая я злая. Но, в свое оправдание хочу сказать, что сама себя всегда относила все к тому же образу «Принцесс». И была моя башня из глубоко въевшегося одиночества, любви к свободе и приличного количества шрамов на теле и лице. Драконом стали тараканы в голове, слова «друзей» и пара предательств, после которых я вообще перестала общаться с людьми.
Но, даже крича о том, что мне хорошо одной, я не могла избавиться от надежды, что появится однажды некто, кто полюбит меня такой, какая я есть. Не умеющую говорить с людьми, боящуюся больших компаний, с отметками глупых травм на теле и далеко не красивым лицом.
Ругала саму себя за это.
И надеялась.
Хотя давайте, я буду последовательна, чтобы у вас лучше получилось понять, кто я и почему все случилось именно со мной. Как взять ребенка и сделать из него «меня».
Я родилась в хорошей семье. Правда — самой лучшей. Я всегда любила, и буду любить своих родителей. Той глупой, слепой любовью, которая оправдывает все.
Когда я была маленькая, у нас были проблемы с деньгами и, чтобы пережить зиму, мы проводили все лето за посадками, осень — за сборами. Я с семи лет знала, какие грибы и ягоды можно есть, какими травами лечиться. Чуть позже узнала, как снимать шкуру с овцы и рубить головы курам.
И, несмотря ни на что, я считала свое детство счастливым.
Потом у нас появились деньги. Родители окунулись в новый, недоступный ранее мир, а я не смогла. Меня не интересовали магазины — ведь меня всегда учили, что у нас нет средств на то, что мне нравится, и эта мысль глубоко въелась в мозг. Еда в ресторанах казалась слишком невкусной и дорогой, новый дом — большим и холодным.
Возможно, я бы привыкла, но оказалось, что в жарких странах мне становится очень плохо, а папе — наоборот. Он успел заработать себе несколько серьезных заболеваний, которые уходили «в спящий режим» на море. Да и мама, ненавидящая долгую зиму, мечтала переехать туда, где солнце светит одинаково жарко весь год.
А я не могла.
Потому моя жизнь не сильно изменилась — лето я проводила у бабушки в деревне, где практически не было детей моего возраста, а те, что были — пили все что горит. Зиму — иногда у все той же бабушки (она переезжала в свою квартиру), иногда у маминой сестры, которой было не особо интересно, что делает ребенок. Лишь бы оценки были хорошими и деньги исправно приходили на счет.
Но я их всех любила. И люблю. И никому не дам и слово плохого сказать.
Некоторые говорили.
И я дралась.
Тогда открылось то, что в состоянии ярости я теряю контроль над собой. Первый раз меня оттащили, когда я просто допинывала своего одноклассника, которого минуту назад огрела по голове учебником. Сил у меня было много — поживите в деревне, где водокачка только одна и у самого леса, не накачав мышц. А я ведь еще и дрова рубила.
Второй раз я вогнала циркуль в руку того, кто тыкал ради забавы меня в спину, повторяя «кукушонок!».
Третий — сломала указку о спину девочки, которая говорила, что даже моим родителям на меня плевать.
Меня не выгоняли — деньги решают многое, но начали бояться.
Зато перестали трогать.
Сами понимаете — так друзей не заведешь. Но ведь все раньше началось. Как я уже сказала — в деревне общаться было не с кем. Да и не любили там «городских» — я не обижалась, ведь прекрасно понимала, что местные такие потому, что никакой другой жизни не знали. Завидовали и злились, пытаясь показать, что им и так отлично. В результате у меня были только бабушка, книги (единственное, на что я тратила деньги) и я сама. Как итог — я просто не умела общаться с людьми.
Лес мне стал родным домом. Сначала я просто там гуляла, потом даже построила маленький шалаш на дереве (целое лето на это потратила), и начала пропадать уже целыми сутками. Бабушка сначала нервничала, но потом махнула рукой. Сказала что-то о том, что зверю место в лесу — как бы его домом не манили и по морде не гладили.
Но она говорила не по злому. А словно знала что-то. Да о чем это я — бабушка меня и учила по лесу ходить. И здороваться с хозяином и задабривать его. И что нельзя просто так ломать дерево или пинать поганку — все на своем месте растет, если берешь что-то, то для настоящей нужды, не для потехи.
Как вы сами понимаете, когда после лета радостные одноклассники собирались вместе, мне одной было не о чем рассказать. Да и не хотела я говорить — лес любит тишину, а вместе с ним полюбила ее и я. Громкие звуки города всегда безумно раздражали, после возвращения «в цивилизацию».
Потом, правда, перестали. Лес любит спокойных и терпеливых.
Чем больше проходило времени, тем меньше меня замечали мои одноклассники. Правда, потом все же попытались «пнуть слабого», но ничем хорошим для них подобное не закончилось. Как раз об этом я и рассказывала выше — сломанные указки, воткнутый в руку циркуль и т. д. После такого мне дали несколько прозвищ: «псих», «безумная Саша» ну и все в таком духе. Я на это внимание не обращала, искреннее радуясь тому, что от меня отстали раз и навсегда.
Одно омрачало мое существование — надежда.
Надежда, что однажды я найду того, кто меня полюбит.
Об нее я обожглась дважды. Но эта гадость оказалась такой живучей, что, сколько бы я не пыталась ее извести, она продолжала по ночам гаденько петь о лучшем. Просто «лучшем» — без поправок на конкретные моменты.
В ночь, за неделю до основных событий, я поддалась ее уговорам и, подойдя к окну, зажгла свечу.
— Найди меня, — тихо, одними губами произнесла я.
И легла спать, забыв обо всем. А в небе светил серебристый шарик луны. Она знала куда больше глупых людей и даже больше солнца. Ведь все самое интересное происходило под покровом ночи.
И самое страшное — тоже.
Глава 1. Предчувствие охоты
Утром я проснулась с улыбкой. Я всегда улыбалась после того, как сон отпускал меня из своих сладких объятий. Где-то прочитала, что если так делать — день будет лучше. Может быть, это было простое самовнушение, но мне действительно помогало.
Итак, план действий на сегодня: проверить ловушки, сеть, развести костер, покушать и отправиться собирать чернику. Она тут крупная, сладкая — полянки ведь все солнцу открыты. Это та, что в тени растет, обладает водянистым вкусом. Вообще пора нормально заняться подготовкой — бабушка очень любила брусничный морс, варенье из морошки. Последнюю я терпеть не могла — она быстро давала сок в бидоне и оседала. К тому же собиралась на болоте, а в жаркую погоду (осень в этом году выдалась непривычно теплой) там очень сложно было находиться — голова мгновенно мутнела, а еще была туча комаров, что вечно не давала покоя.
Но с этим я что-нибудь сделаю.
Ладно — север не любит тех, кто долго лежит без дела. Это позволительно зимой — на горячей печке, когда баки с водой полные, коровы подоены и вся живность покормлена и напоена.
Хотя я говорю чисто теоретически — прозимовать тут не получалось. Бабушка говорила, что дом у нас старый и уже не пригоден для такого, но, кажется, она просто боялась, что я окончательно замкнусь в своем мире. Надеялась еще, что привыкну к нормальной жизни в городе. Только я знала, что ей самой тесно в кирпичной коробке, которую она называла своей квартирой. А мне — в том доме, что купили родители.
Я быстро оделась и спустилась по веревочной лестнице вниз — на холодную землю, ждущую прихода зимы. Деревья тихо шелестели еще зеленой листвой, в которой едва заметно угадывались золотые листья, громко чирикали невидимые для глаз птички. Было практически так же хорошо, как летом, только ветер заметно похолодел, не давая забыть о том, какое сейчас время года.
Огрубевшими пальцами с неровно обкусанными ногтями я собрала в кучку угли и пепел, подбросила сухих веток и достала из кармана коробок со спичками. Было у меня и огниво, но его я берегла. Не знаю почему — просто берегла и все. Вдруг потеряюсь?
Это был просто еще один день в тишине и спокойствие. Я была дома и ничего не боялась.
А зря.
Опасность я заметила уже через десять минут после того как направилась к первым силкам. Точнее сначала я ее только почувствовала, а заметила после, потому, что разглядеть крупного волка, лежащего на земле без движения, было тяжело. Густой еловый лес давал слишком много тени.
Зверь меня тоже заметил и поднял морду.
Не совсем волчью.
Знаете, эти хищники отличаются от собак, как кабан от обычной свиньи. Один раз увидишь и уже никогда не перепутаешь. Я видела — правда маленькая была. К нам в деревню часто эти существа выходили, и даже не всегда зимой.
От обычных своих сородичей этот зверь отличался совсем чуть-чуть. Более широкой мордой.
Однако и такой незначительной мелочи, в сочетании с тем, как он завилял при виде меня хвостом, хватило, чтобы сделать вывод: передо мной смесок. Еще одной каплей в чашу доверия, как ни странно, стала черная шкура, которая невольно напомнила о герое книги Кервуда — «Казан».
— Ты мой хороший, ты что здесь делаешь? — я переместила руку ближе к ручке топора, начав плавно двигаться к зверю.
Пес лежал неподвижно. Он вновь опустил свою огромную голову с грустными золотыми глазами на мощные лапы, и лишь виляние хвоста выдавало то, что зверь меня видит и ждет.
Обойдя его по кругу, я увидела то, от чего сердце сжалось, а глаза предательски начало щипать. Глупая я — людские беды меня никогда не трогали, ведь обычно люди сами себе несчастья создают. Но если речь шла о животных и, тем более, собаках — становилось так больно, словно это со мной все происходило.
На худом, с четко проступающими ребрами боку виднелись свежие ранки от дроби. Увернулся видимо, но не совсем. Задняя лапа была зажата капканом — благо он был рассчитан не на медведей, держал крепко, но кость мог и не сломать.
Где-то вдалеке внезапно раздался радостный лай собак, гнавших дичь. Они четко ощущали кровь на земле и траве. Если я просто оставлю пса здесь — его найдут и застрелят, даже если поймут, что он — не волк. Точнее не чистый.
Они решат, что помогут ему, добив.
— Так, малыш, я тебе помогу, только ты мне руку не откуси — ладно?
Я скинула с плеч плащ-палатку и накинула на пса. Животное никак не отреагировало на это, лишь еще раз ударило хвостом по земле, засыпанной прошлогодней хвоей. Я решила, что это хороший знак и потянулась к чуть поржавевшему капкану.
Сталь с глухим скрежетом распахнула зубастую пасть.
Пес, кажется, потерял сознание, если такое возможно у животных. Он окончательно затих, и только тяжело поднимающийся на вдохе и опускающийся на выдохе бок показывал мне, что волкособ еще жив.
Времени было совсем мало. Судя по звукам откуда-то с севера леса, охотники были уже близко. Они едва ли послушают странную девочку, пытающуюся защитить раненое животное. Тем более, что на вид мне было лет четырнадцать — невысокая, худая, с торчащими во все стороны светлыми волосами и серыми глазами на загорелом лице.
Хорошо хоть при такой внешности, я обладала не малой физической силой, благодаря которой бабушка звала меня муравьем.
Закутав пса в плащ, я с трудом подняла его с земли. С такой ношей тяжело будет быстро передвигаться, хорошо хоть я ушла не далеко от своего домика.
Плохо, что мне придется потратить не мало времени, чтобы подвесить обратно «лифт» который я сделала, когда только занималась строительством. Без него было практически невозможно поднимать доски, особенно в одиночку. Сейчас же все это добро в разобранном виде хранилось под деревом — в тайнике.
Времени нет. Значит поспешим.
Я скрипнула зубами и поплелась в сторону своего лагеря. Едва я оказалась под нужным деревом, аккуратно опустила пса на траву и начала судорожно рыться в тайнике, который представлял собой зарытый в землю сундук.
Чуть позже, уже привязывая веревку и закрепляя на дереве блок, я в очередной раз порадовалась тому, что, по сути — псих, который практически не ощущает эмоций. Иначе сейчас руки бы у меня тряслись так, что я бы не успела спрятать пса.
Собственно даже действуя полностью спокойно и четко, я закончила буквально за минуту до того, как появились охотники с пятеркой гончих псов.
Странные охотники. Пусть я не слишком хорошо общалась с местными, в лицо я знала практически каждого. Не говоря уже о том, что ни один деревенский не мог похвастаться таким вооружением и одеждой. Новой, качественной. Итак — если это не деревенские, то кто? Наша дыра не то место, куда приезжают снять домик для отдыха.
Я старательно делала вид, что охотники меня не заинтересовали. Раздула заново огонь, подвесила над ним котелок с водой и изобразила приготовление завтрака.
— Доброго дня, девушка.
Я подняла голову. Теперь главное смотреть не слишком оценивающе или пристально.
— Доброго.
С расстояния в пару шагов охотники понравились мне еще меньше. Было в них что-то такое, что почти пугало. Ощущение, как будто нечто холодное пробежалось вдоль позвоночника, вызывая легкую дрожь в теле. И самое главное — не понятно почему. На вид это были самые обычные люди среднего роста, в одинаковых кепках, одинаковой одежде военного типа и в черных сапогах. У того, что говорил со мной, были глубоко посаженные серые глаза, нос «картошкой», резкие скулы и ямочка на подбородке. Однако с таким же успехом передо мной мог стоять медведь, еще не решивший, нападать ему на жертву или нет.
— Мы гоним раненного волка. Зверь очень опасный — ничего не слышала?
— Только ваших собак, — я пожала плечами и снова склонилась над котелком.
Кстати, на домик животные не лаяли, хотя я этого ждала. Они замерли и только внимательно смотрели на меня, словно оценивая, как лучше напасть, если хозяева отдадут такую команду.
— Черт. Ладно, иди домой — подранный зверь опаснее здорового.
Поделиться книгой: